Сокрушитель

Глава 10. Дежавю нам только снится

Особо про следующий месяц рассказывать нечего, август был, пролетел тот мигом, так до конца сентября и пролежал, из-за рёбер покой требовался, но ничего, постепенно расхаживался. Следователя сменили, всё как и было, та тройка по военным училищам разбежалась, ну а я почитывал книги и строил планы на ближайшее время. А это ближайшее до начала войны. Там как судьба повернётся. Может и не пойду воевать, уйду в леса отшельником. Хе-хе, в прошлый раз отшельником мне понравилось быть, с гаремом. Тот ещё конечно отшельник, не один, да ещё на хуторе жил от силы полгода за весь год. Да и по хозяйству я мало что делал, женщины и дети для этого были. Но вот сыроварню я сделал и сам сыр варил, масло сливочное взбивал, у нас двенадцать коров было, или колбасный цех. Тут немало добытой в лесу дичи на колбасу отправил. Запасы свежего в хранилище есть. Про Беликову ещё скажу. Муж её бросил, восемь лет прожили вместе, и к другой ушёл. Мне запрещал с Аней видится, ревновал жутко, а как исчез с горизонта, я купил Беликовой домик в Ялте, сам там не живу, пусть Аня поживёт с сыном. Кстати, этот паршивец мою старшую дочь соблазнил, ей пятнадцать было, а в шестнадцать дедом меня сделала. Соблазнилась та на белозубого лихого дембеля, мы как раз в Крыму отдыхали, к Ане заехали, а тут сын осенью, в бархатный сезон, пришёл из армии. С Аней у нас ничего не было, та работала в районной поликлинике, всё же терапевт по специальности. На пенсию вышла на момент моей гибели уже пару лет как. Да много о чём рассказать можно. Воры меня искали, а что, я громко, на всю страну сообщил, что богатею на войне, а как они говорили, нужно делится. Ничего, лес десятки могил скрыл. Хотя отметины на теле новые появились, один раз даже заложников из моей семьи взяли. Ничего, отбился. Даже без потерь. Да и большую часть добытого я уже спустил по заграницам, опустошал схроны в Москве и их тратил. В принципе, было что взять. Кстати, когда я говорил про заложников, то тут работали воры при власти. Ну да, власть про меня не забыла. Приехала брать спецгруппа МГБ, но тоже исчезла в этих лесах. Зато выяснил кто послал и, кто знал обо мне, проехался и зачистил. Один из министров так был убит.

Вот сейчас в хранилище чего не было, так это советских денег этого периода. А как-то не нужно, не озаботился. То одно отвлекало, то другое. Поэтому, когда наступил конец сентября, и я покинул здание больницы, то в карманах звенела одна мелочь. Из всего меня только одно озаботило. Нет, про лечение ничего плохого сказать не могу, лечили хорошо, книжки и журналы читал, благо палата одноместная, неплохо время проводил. Честно скажу, всё же не желаю гибели стольким людям, писал я конверты, левой рукой, но написал немало. Восемь плотных конвертов. Надо будет отправить. Повторять прошлый путь я… не против. Только учится не хотел, а так отбыть перед войной в часть в качестве сержанта автобронетанковых войск, был бы не прочь. С Русиными я порвал окончательно, поэтому первым делом покинув больницу, покатил в университет, медиком и тут становится я не желал. Ну не моё. Пробовал уже, не пошло. Фу. Забрал документы, остальную пачку принесла мать Глеба, всунув внутрь несколько совместных фотографий семьи разных годов. Сжёг потом их. Как им объяснить, что убили они сына, собственными руками? А так я пока мало подвижен, боли при резких движениях в рёбрах всё же бывают, но посетил три схрона, в одном были купюры, что как раз сейчас имеют хождение. В двух других золотые монеты, царские червонцы. Снял комнату на две недели. Вообще в столице с жильём проблемы, найти квартиру в центре не смог, всё занято, а вот комнату в коммуналке снял. Первым делом в райотдел милиции. Написал заявление о смене имени, отчества и фамилии в паспорте. Простимулировал шоколадкой. Обещали за три дня сделать. Ну и отправил конверты Сталину. Пришлось постараться, чтобы в этот раз точно получил, а не потеряли два первых как было в прошлой истории. Сделал я это довольно оригинально. То, что один из заместителей наркома лёгкой промышленности немецкий агент, да уже лет пятнадцать, идейный, а его шофёр вообще немец из Абвера, их в сорок четвёртом разоблачили, много бед успели натворить, мне было известно. Так вот, охрана у ворот въезда в Кремль очень удивилась, когда увидели, как на них медленно ехала машина, чёрная «эмка», причём побитая пулями, два пулевых отверстия в лобовом стекле те рассмотрели. Не доехав до них метров десять, машина задёргалась и заглохла. Когда охрана прикрывая друг друга приблизилась, подозревали минирование, то обнаружили убитого шофёра и раненого связанного замнаркома, на груди которого прикоплена булавкой бумажка, описывающая кто он и его действия на данный момент. Плюс список других предателей. Были они, ещё как были, купленные, или идейные. А на перднем сиденье перевязанная бечёвкой пачка конвертов с надписью: «Совершенно секретно. Лично в руки Сталину».

Да, Союз я не простил за ту тюрьму, но всех исполнителей я ликвидировал в прошлой жизни и жажду мщения погасил. Не окончательно, если в этой жизни встречу, точно шлёпну, слишком много плохого от них было, но искать специально не буду. Теперь уже и на надо, я повторюсь, жажду мщения погасил. Поэтому захотел помочь сделать так, чтобы выжило как можно больше, и сделал, на этом умываю руки. Дальше сами. Сам я выпрыгнул из движущейся машины, но та не доехала, наблюдал со стороны, так что видя, что бумаги приняли, с языком, вернулся на место проживания, душ и продолжил заниматься своими делами. Информацию отправил, снял с себя эту проблему, не то чтобы обязанность, я не считал себя кому-либо обязанным, но помочь желал. Хотя бы детям блокадного Ленинграда. Там всё, от сорокового года до сорок пятого, очень матерно в язвительных нотках описал как замирились с финнами и румынами, дав информацию о зверствах этих армий на оккупированных территориях. Прямо проклял за это советское правительство, пусть и письменно. От имени всех советских граждан, особенно пострадавших и замеченных этими нелюдями. Я сам свидетель их работы, знаю о чём говорю. Да, неужели вы думали, что если я оглох, то всё, меня списали? Нет парни, до окончания войны, а это превзошло Первого Мая Сорок Пятого года, я не покидал тылы финских войск, и румынских. Понятно, что те в сорок четвёртом союзниками стали, только меня это не остановило, пусть я уже солдат «союзников» мало убивал, но работал по внутренним территориям этих двух стран. Больше тысячи тонн взрывчатки использовал, рвал мосты, дамбы, железнодорожные пути, когда по ним эшелоны проходили. Вёл свою незаметную тайную войну. Нанёс этим странам колоссальные убытки, и ничуть не расстраивался по этому поводу. Больше расстроился решению правительства Советского Союза помочь этим странам, и наши советские специалисты всё восстановили, за наш счёт. Да что расстроился, я был в бешенстве, и изрядно проредил эту правящую верхушку. За предательство. Надеюсь в этот раз Сталин одумается. В отдельный конверт, где были описания только по этим двум странам, я вложил и фотографии, где финские и румынские военные позировали на фоне пытаемых ими советских граждан и военнослужащих с начала войны и до сорок четвёртого. Толстая пачка, хранил и пересматривал, чтобы помнить, злость не погасла. Пригодилась. На обратной стороне фотографий было написано, кто, где и когда. Если снова простят, шлёпну Сталина. Ну достал. Вот клянусь шлёпну. Кстати, это в описании, под конец, тоже указал.

Ладно, дело сделано, пусть теперь сами думают, а я со стороны погляжу. Документы, а это паспорт, мне изменили, теперь я снова Ростислав Бард. Получил шофёрское удостоверение на новые данные, изменил и школьный аттестат, комсомольский билет. Кондитерская взятка везде помогала сделать это быстро и без особых потерь во времени. То есть, мне хватило двух недель, чтобы всё сделать, посетив множество разных организаций и служб. Теперь можно заняться тем, что и спланировал. Звание сержанта-танкиста я получить не передумал, и как это сделать, не учась в специализированном учебном заведении города Москвы, тоже придумал. Это будет стоить, но возможно. А тратить на это время, на обучение, я не желал, у меня других планов хватает. Через три дня уходил поезд на Владивосток, где в вагон СВ у меня куплен билет. Я на Камчатку ехал. В прошлой жизни я там был за два года до гибели, и все запасы, сделанные мной, икра разных рыб, сама рыба, балыки, всё это я с семьёй подъел. Думал съездить, уже время подобрал, а тут убили. Ещё и не понятно кто там на заимке прятался. Судя по вспышке, что-то боевое. Карабин или автомат на одиночном. Может беглые какие? В лесу я пару раз их встречал, одного отпустил и семерых закопал. Воров не любил, а тот что отпустил, был безвинно осужден. Я в людях разбираюсь. Да и сидел из-за меня. Технику своровал я, а сел он. Он кстати на заимке неделю жил, пока не отъелся и не ушёл. Это было за семнадцать лет до моей гибели. А икорку я любил, да и мясо красной рыбы, слабосолёную, сёмги, ох как любил. Только не обжирался до такого, что возненавидишь, нет, понемногу, малыми партиями, растягивал удовольствие. Икорку на домашнее масло и самостоятельно испечённый белый хлеб, рыба, уха, или в печке испечена, тушёная или жаренная. В общем, разнообразие радовало. Поэтому хочу сделать запас. А когда ещё? В войну где время найдёшь? Путь-то не близкий. И всего сто кило свободного места. Надо будет от чего-то освободить, потому как я собирался тонны две закупить, тут до конца войны мне точно хватит. Ну а что? Сам не буду заготавливать, закуплюсь у местных, что на этом руку набил. Я и раньше так делал. Тем более дегустировать мне ничего не помешает и куплю лучшее, что для себя люди заготавливали. Вот такие планы.

А сейчас я нагонял военного, техник-интенданта первого ранга.

— Товарищ военный! — кликнул я того.

Интендант из нашей академии автобронетанковых войск, остановился и полуобернулся. Я знал к кому нужно обратится, чтобы решить вопрос.

— Вы мне, юноша?

— Да. Доброго утра. Вы же из академии вышли? Там слышал набрали курсантов, учат на командиров танков.

— Откуда узнал? Это же государственная тайна?! — надвинулся тот на меня с грозным видом.

— Тоже мне тайна, — хмыкнул я, ничуть не испугавшись. — У меня есть царские червонцы, килограмм, нашёл тайник, они будут ваши если вы поможете мне.

— Что ты хочешь? — прямо спросил тот.

Общались мы пусть и на улице, но вблизи никого, свидетелей нет нашего разговора, хотя мы и приглушили тон, негромко говорили.

— Меня учил лейтенант-танкист, так что программу я знаю и не хочу тратить время. У меня дела на Дальнем Востоке, вернусь весной и хочу устроится в академию. На командира танка, где-то в мае, и со всеми закончить курсы, сдав экзамены и получив звание сержанта, дальше по распределению. В этом и требуется ваша помощь. В этом случае монеты ваши.

— Аванс?

— Двадцать монет.

— Хм, идём, пообщаемся предметно. Тут недалеко неплохая столовая, ты угощаешь, и пока идём, поговорим…

1941 год. 22 июня, 3 часа ночи. Железнодорожная станция города Брест.

Поправив на плече ремень винтовки, я вздохнул. Не получилось у меня стать танкистом. Ну там так сложилось. По поездке на Дальний Восток, то тут всё нормально, закупил пять тонн. А что, освободил хранилище. В московских катакомбах чёрт ногу сломит, я знал сухое место, где никого не было, до современной России и появления диггерства, там и сложил часть снарядов, вооружения, топливо не тронул. Вот и набралось пять тонн. Там они будут в сохранности. Поезд отправился по расписанию, дальше Владивосток ожидал, сам перебрался на Камчатку, своим ходом, и стал закупать в поселениях то что люди заготавливали для себя. Вернувшись во Владивосток, тут ещё закупил. Те же омары, приготовленные по местным рецептам. Очень вкусно. Специи взял из Кореи. Оттуда отправился, вскоре после Нового Года, на Чёрное море, и там проживал, восстанавливаясь до мая месяца. Хорошо смог восстановится, зубы выбитые заменил на протез, тут мастер отличный по ним был. Это я про Севастополь. Вернулся в Москву, а интенданта арестовали за растрату. Это странно, в прошлый раз вполне себе служил. Видимо получил от меня аванс и пустился во все тяжкие, за что его и прихватили. Жаль. Пытался в академию сунутся, но тут меня военкомат перехватил, сунул в сапоги и иди служи боец. Ладно бы в стрелки, но я боец Третьей роты Сто Тридцать Второго отдельного батальона конвойных войск НКВД СССР. Сейчас охранял вагон с задержанными, которых должны утром отправить в тыл. Почем они тут? А камеры полны. Шушера разная повылазила. Немало перестреляли или вот арестовали, так что в вагоне не криминал, скорее бандиты и шушера разная, что пользуясь моментом, многие знали о скорой войне, вносили дисбаланс в жизнь в приграничной зоне. Вообще, я уже полтора месяца как служу, месяц дали на курс молодого бойца, он ещё не закончен, и в ближайшее пять месяцев будут меня гонять дальше, но вот уже как неделю к настоящему делу приставили. Заинтсруктировали до слёз. Сопровождение заключённых, этапирование. Гоняют молодого. Теперь вот охраняю вагон. Вообще нас двое должно быть, но у второго прихватило живот, разводящий увёл его к медику, дежурному в госпитале. Похоже что-то серьёзное.

Задержанных мне не жаль, я их ликвидирую как война начнётся. Сейчас же посмотрев на часы, вагон мной охраняемый стоял далековато от центра станции, и достав пульт, присев, открыв рот, нажал на кнопку. Там целый эшелон, путь и без паровоза, десяток вагонов, просто разлетелся в щепки. Полтонны пластиковой взрывчатки, что вы хотели? Ну да, уходил с поста на час, снял охрану этого эшелона, в нашей форме были, использовал тихое оружие, «АПБ», и заложил мины. Причём, взрывная волна пойдёт внутрь, превращая в фарш содержимое. В этих вагонах были диверсанты в форме бойцов НКВД. Те самые, что блокировали управление нашей службы. Я ещё тогда им помог, деблокировал. У меня было несколько десятков приборов ночного виденья, советского производства и из США. Так что прежде чем нажать на пуск, я изучил окрестности. Не подбирается ли кто к моему вагону снова, и убрав очки, чтобы не засветить, нажал на кнопку. Хорошо так тряхнуло, пожары у эшелона, мины были усилены баллонами с горючей смесью, чтобы точно никто не выжил из диверсантов, а сам встав, снова достав очки, и осмотревшись, довольно кивнул. Опыт мой в минировании был огромен, во Вьетнаме, когда веселился, наработал опыта о-го-го. Я тогда на первой «Шилке» учился работать. К слову, та что сейчас в хранилище, третья. Две, что ранее имел, потерял, обе во Вьетнаме. Одну мне разбили авиаударом, другую сам сжёг, вышла из строя. Зато как зенитчик стал очень неплох, двадцать четыре сбитых вертолёта разных систем, двенадцать разных самолётов, от винтовых, они палубного базирования, до реактивных. Тут кто как. Две тысячи солдат, когда бил по ним прямой наводкой. Около полусотни наземной техники. И отсутствие слуха мне не мешало. А нанимал местных мальчонок, они и предупреждали. Хорошо на мне заработали. А тут после взрыва точно никто не выжил. Ещё час назад, я как раз вернулся к несению службы, ко мне двое в гражданском подбирались. Снял их из «АПБ». Шуметь тогда из винтовки нельзя было. А сейчас, дважды выстрелил из своей «СВТ» в лежащие тела, тишина стояла, так что выстрелы отчётливо прозвучали, фоновый шум, от огня, вскоре сплёлся с разрывами патронов в огне. Специально нашумел, чтобы показать — я на часах. Задержанные в вагоне, тот тут один стоял на запасной ветке, заволновались, заколотили в стены, но я рявкнул на них и те затихли. Их там восемнадцать было. Да и вагон простейший, теплушка обычная. Параша внутри в виде ведра с крышкой. Ещё ведро питьевой воды с кружкой.

Пока сюда стягивали подразделения, поднятые по тревоге, до начала войны чуть больше часа осталось, я размышлял. Было несколько причин чтобы заинтересовать меня. Память местного Глеба Русина так и не проявилась, помнится, когда меня закинули портальщики в тело комдива, также было. Может тоже тут они виноваты? Однако никаких следов не обнаружил их влияния. Может просто я и так уже Глебом был, зачем забивать память повторно его воспоминаниями? Без понятия. Также я заметил, что конверты изучены, но без каких-либо сильных изменений. Или я их не вижу со своего места. Войск нагнали сюда больше, есть такое, вон вчера зачитали приказ, быть готовым к военной провокации. О войне ни слова. И что, и всё? Обидно как-то. Нет, эвакуация некоторых заводов, оборонного комплекса, шла, с зимы ещё, что-то и кого-то эвакуировали, но в общей массе это осталось незамеченным. Я и об этом-то узнал потому что некоторые эшелоны нашим батальоном охранялись. Тут грузовые поезда один за другим ходили. Те же склады с оружием для дивизий ополчения, их вывезли? И завезли ли вообще? Не знаю, как-то не мой уровень. И так во многом. В общем, есть о чём подумать. Конверты изучены, но как я понял, не выстрелили. Ну и ещё одно. Я снова в Бресте, наша рота стоит в крепости. Почему опять сюда? Других мест нет? Это чей-то замысел или просто ирония Судьбы, с моим везением? И почему эта война? Других не было?

Тут появился разводящий с отделением бойцов, у горевшего эшелона работали пожарные и ещё кто-то суетился, осматривали тела убитых мной диверсантов, что охраняли эшелон. Их там с десяток. Часть из автомата «Вал» снял, часть из бесшумного пистолета Стечкина. Гильзы не подбирал. Да как-то пофиг. Всё равно на немцев подумают.

— Стой! Кто идёт?!

Разводящий представился, и я разрешил ему подойти. Доложив, что была попытка освободить заключённых, двое подбирались, застрелены мной. Указал где.

— Остыли уже, — сообщил сержант, осматривая эту парочку. У одного был обнаружен «Наган», у другого ломик и два ножа. Для чего те тут появились, было ясно как день. Как рассветёт тела вывезут, а пока пусть полежат.

Сержант всё оформлял, к нам подходил лейтенант из управления НКВД, узнавал, что у нас произошло, так что меня сняли с поста, там теперь двое охраняют, мне не интересны, подсыпать порошок не нужно, как напарнику, и мы направились было в крепость, как загудело множество моторов и вскоре над головами пронеслись германские самолёты. А крепость оказалась под обстрелом артиллерии.

— Ну вот и провокация! — громко сообщил я, чтобы сержант слышал. — Масштабно провоцируют.

Тот только покосился на меня, но сразу скомандовал:

— За мной, бегом!

Всё отделение ботая сапогами, хотя в такой какофонии — это плохо было слышно, рвануло к крепости. Я держал свою «СВТ» в правой руке, бежав в общем строю. Не добежали, нас перехватил знакомый старлей из комендатуры. Срочно направил в город, бороться с распоясавшимися бандитами. Кто если не мы? А бандитов хватало, мы усиленные пушечным броневиком зачищали те дома, откуда вёлся огонь, эвакуировали семьи комсостава и советских специалистов. Кстати, уничтожили и того инвалида-поляка, он и тут диверсанта в нашей форме убил. Правда, ещё двоих, уже наших, но тут ничего не поделаешь. Управление НКВД города Брест эвакуировалось, мы прикрывали, нам приказа пока не было. Сержант так и командовал отделением, нас усилили ещё пятью парнями их нашего батальона, мы неплохо прошлись по городу, только я уничтожил порядка восьми десятков бандитов и другого криминального элемента. Хотя записать мне официально могли вряд ли больше тридцати. Просто не знали о всех, а я не сообщал. По городу били орудия, артиллерия, редкие разрывы вставали то тут, то там. В крепости шёл бой, войска из неё так и не вывели. Я как раз занял второй этаж кирпичного особняка, окно выбитое, стекло под сапогами хрустит, и вот из спальни бил по перебегающим бандитам. Не мазал, семерых свалил. Броневик у нас горел чуть в стороне. Достали всё-таки, кинули бутылку с бензином с верхних этажей, хорошо экипаж вытащили, пусть слегка обожжены, но живы. Мы отходили к окраине, где дорога на Кобрин, всё-таки бандитов было немало, больше чем нас, и с каждой минутой те всё лучше были вооружены, подбирая оружие на местах боёв. Пулемётов много появилось. Массированным огнём не давали выглянуть, приходилось часто менять позиции. Вот и тут выпустив магазин, собрался сменить дом. Парни в основном в соседних домах, в моём я и Антон Свёрлов, он на первом этаже. Слышу, как его карабин редко и точно работает. Свист и грохот разорвавшегося на улице снаряда меня напугал, я рванул к лестнице, и новый грохот. Лестничная площадка буквально ворвалась обломками кирпичей и пылью. И темнота. Накрыли, всё же. Хана дому, гаубица крупного калибра работала. Я не печалился, и не боялся гибели, чему быть тому не миновать. Для меня это лишь новые приключения. Интересно, я погиб или нет? Это была последняя мысль, пока не потерял сознание. Да, такая быстрая мысля, успела мелькнуть.

Когда я очнулся, болели ноги, в принципе всё тело, но ноги больше. Опасаюсь, как бы они не поломаны. Похоже я в развалинах дома, что сложился как карточный домик от разрыва снаряда. Дышать можно, видимо имелся доступ воздуха, хотя весь рот и носоглотка забиты грязью и пылью, надышался, пока без сознания был. Одно радует, то что дом не горел, зажарило бы заживо. За время боёв немало домом полыхало, мы не стеснялись использовать пушку броневика и ручные гранаты. А хорошо бои у нас шли, пусть троих убитыми потерли и четверых ранеными, проредили банды изрядно. Многое, что я переживал в других жизнях, тоже было. С напарником спас ту семью командира от насилия, забили тройку поляков прикладами, помогли уехать им. Машины батальонного комиссар, где он был расстрелян с шофёром, на той улице не видел. Скорее всего они попались на глаза диверсантам в нашей форме, что прятались в вагонах сожжённого мной в этот раз эшелона. Надеюсь живы. Хотя конечно жаль, что гранат не получил. Зато нам их выдали ящиками с кузова машины, я там незаметно три ящика стырил. Это не трудно, машину разгрузили и ящики убрали в сад, сделали небольшой охраняемый склад боеприпасов, бегали пополнять запасы. Так что прибрать было не сложно. На тот момент почти восемьсот килограмм свободного места было, после взрывчатки и баллонов с огненной семью, было куда убирать. Про инвалида-поляка я говорил, в остальном также, уничтожали банды, помогли людям эвакуироваться. А тут банд стало больше… Хм, нет, вру, там солдаты в форме Вермахта мелькали, пятерых точными выстрелами снял, так что уже с регулярной армией мы дрались. Это они артиллерию на нас навели.

Повреждения мои конечно серьёзные, но почему-то вспомнилась одинокая могилка на деревенском кладбище. Знаете, в прошлой жизни, когда был Батовым, я после госпиталя, весной сорок второго, всё же посетил деревню, где жил тёзка. Там и стало ясно почему его бабушка не писала. А она умерла на третий день с начала войны. Мне писали, чтобы сообщить, трижды, но видимо письма где-то задержались или были утеряны. В доме моём, я же наследник, уже жили другие люди, председатель колхоза, всё тот же, заселил там беженцев. Возражать не стал, места мне эти не нравились, и убыл в сторону Горького. Был я перед отъездом и на кладбище, поправил могилку, как наследника это мой долг, попросил заботится семью, что жила в нашем доме, и уехал. Больше я в той деревне не появлялся ни разу. Почему вспомнилось, не знаю. Хотя нет, понял почему. Искривлённая железка торчит среди битых кирпичей, очень похожа на украшение на кресте у могилы бабушки. Местный плотник сваял. Я потом его отблагодарил, красивый крест. Вообще осматривался я сквозь слёзы, что вымывали грязь, забившуюся в них. Поэтому первым делом освободив руки, на ощупь очистил грудь от обломков, и также на ощупь определил, что торс и руки особо не пострадали. Было пару мест, вызывали боль, но это гематомы, не переломы, так что достал кружку с чистой колодезной водой и начал аккуратно промывать глаза, не обращая внимания на то, что вода стекает на грудь, пачкая гимнастёрку. Она итак уделана, поэтому не страшно. Вот так промыв глаза, заодно умывшись и прополоскав рот, пол фляжки выхлебал, в кружке вода уже закончилась, пить очень хотелось, я почистил глаза краем полотенца, ну и лицо вытер. Только после этого уже с новыми силами осмотрелся. В проём я увидел звёздное небо. Понятно, уже ночь наступила.

Достав фонарик, поставив на минимум, осветил себя. Под головой нашёл каску, мятую. Значит и по голове прилетело, но досталось ей. Я знаю, что у бойцов НКВД касок нет, я её нашёл лежавшей на брусчатке, хозяина рядом не обнаружил, так что фуражку в хранилище, а каску на голову. Из всех бойцов один с ней бегал. Надо же, не зря, спасла. Ноги зажаты кирпичами, оттекли, нужно откапывать, на паху галифе видно пятно. Засохло с грязной коркой. Ну это понятно, без сознания не смог сдержать позывы организма. Часто такое видел. Да и со мной бывало. Правда в туалет хотелось, по большому, и скоро это станет проблемой. Я положил фонарик так, чтобы тот светил на обломки, и взяв кусок кирпичей — тут штук шесть раствором скреплены и со стоном отставил в стороны, освободив часть левой ноги. Пыль немного поднялась, я на лицо платок повязал, и переждав немного, стал убирать мелкие обломки. Минут десять и два крупных обломка осталось. С одним хватило толкнуть его в сторону и освободить левую ногу. Колено работало, и я смог, согнув его, подтащить ногу, потому как руками держал обломок. Вот так согнутую поставил рядом, начав ощупывать, и чуть не взвыл. Перелом, да ещё со смещением. У меня есть лубки, но тут гипс нужен и профессиональный врач по травмам. Так что оставив ногу в покое, стал возится со вторым обломком. Этот с трудом сдвинул, подложив под него кирпич. Его хватило, чтобы руками вытащить вторую ногу. И тут прелом, вдавленный, точно врач нужен. Дальше погасив фонарик, я начал выбираться из развалин, через пролом, где видел небо, волоча за собой ноги, старясь не заорать от боли. Винтовку свою нашёл, приклад разбит, сама вроде целая. Магазина нет, я как раз его вынул, хотел свежий вставить. Последний снаряжённый остался, и тут такое. Полчаса убил, дважды передышку давал себе, литр воды выхлебал, но выбрался наружу и отполз от развалин. Что сделал первым делом. Разделся до нага, с сапогами сложнее всего, пришлось голенища резать, чтобы снять, и сразу облегчился, терпеть мочи нет. Уж извините за такие подробности, но я живой человек. Форму и обрезки сапог убрал, и дальше волоча ноги, отполз, ну и достав исподнее, с германскими штемпелями на белье, смог надеть, сверху комбинезон танкиста, застегнул ремень с кобурой, и достав из него «Вальтер», дважды выстрелил в небо. Это взымало действие, засуетились в стороне, свет фонариков замелькал, а когда ещё пару раз выстрелил, прибежал патруль солдат в форме Вермахта. Сориентировались по звукам.

— Помогите… — прохрипел я, и сделал вид что потерял сознание.

Впрочем, я его действительно потерял, когда один из солдат неловко ударил моей ногой о землю. Те под меня накидку постелили, подняли её со мной и вчетвером понесли куда-то, надеюсь к врачам.