В нашем лагере на каждой смене бывает день самоуправления. Кто пионер, тот знает, что это значит. В такой день все ребята заменяют взрослых: становятся вожатыми, педагогами, врачами, поварами и даже начальниками лагеря. А все взрослые становятся пионерами — нулевым отрядом. Это очень важное и полезное мероприятие. В такой день видно, кто на что способен, а кроме того, очень весело.
Я хочу рассказать о нашем дне самоуправления и о том, какая должность была мне поручена.
Произошло всё так. По специальному приказу были распределены должности. Коля Шибуков из первого отряда назначен начальником лагеря, Валя Сомова, наш председатель совета дружины — старшей пионервожатой, Женя Куц — дворником, Майя Сахарова — биологом, а все председатели советов отрядов стали вожатыми. В нулевом отряде, у взрослых, председателем стал Иван Филиппович, начальник лагеря, а Рая, старшая вожатая, просто звеньевой. Вчера на вечерней линейке был зачитан приказ, а сегодня чуть свет началось самоуправление.
Но самое смешное то, что нашего музвоспитателя Абрама Соломоновича назначили Ваней Уховым. А Ваня
Ухов — это никто, просто пионер, причём самый отъявленный бузотёр в лагере.
Абрам Соломонович маленький, толстый и лысый. Он с самого утра начал бегать в трусиках по лагерю и мешать дворнику Жене Куцу подметать дорожки. Точно как Ваня…
И всё-таки это тоже не самое смешное. Самое смешное произошло тогда, когда пришёл я на распределение должностей. Я опоздал на вечернюю линейку, потому что мне в санчасти перевязывали ногу, которую я ещё утром разбил. Навстречу мне выбежала Нинка Глаз и ехидно объявила: «Вовка, поздравляю, тебя назначили шефом!» Я сначала обрадовался, думал — начальником лагеря; оказывается, меня назначили шеф-поваром. Я никогда не мечтал о такой работе. Девчонки начали хихикать, шушукаться и пальцами на меня указывать. Я бы уже лучше согласился стать главврачом. Тогда бы я назначил в этот день уколы и Нинке Глаз велел бы сделать сразу три: в руку, в ешь ну и ещё в одно место, чтобы не ехидничала…
Ну, назначили, так назначили. Я от поручений никогда не отказывался, поэтому решил делать всё добросовестно.
Прямо с линейки пришлось идти в бухгалтерию составлять на завтрак меню. Прихожу, а там уже Толька Брикин и Зина Гладышева. Кроме них, никого нет. Оказывается, Толька назначен главным бухгалтером, а Зина кладовщицей. Толик сидит с важным видом за бухгалтерским столом и на счётах костяшки перебирает; щёлкнет и кричит: «дебет», «кредит», «сальдо, але оп». Орёт сам не знает что, потому что «сальдо» это вовсе не «сальто» и нечего «але оп» кричать. Вообще у Брикина с арифметикой никогда не ладилось, всегда на троечках выезжал, а тут вам пожалуйста — главный бухгалтер!… Зина подходит ко мне, заламывает, как артистка, руки и говорит:
— Ой, Вовочка, что я буду делать, в складе замки не исправны, а я материально ответственное лицо за все продукты!
«Ну и артистка! Знает же, что это игра и ни за что она не отвечает, а строит из себя какое-то чучело»
Я хотел ей это сказать, но тут как раз Настоящий кладовщик, Захар Петрович, явился. Толька Брикин вскочил из-за стола и кричит:
— Захар Петрович, вы уже больше не кладовщик!…
Захар Петрович сперва побледнел, а когда Зина сказала, что кладовщицей назначили её,- успокоился.
Потом пришли главный бухгалтер и повар.
Нас попросили подождать, пока они всё обсудят, а потом нам доложат.
Ничего особенного на день самоуправления готовить не собирались, только к обеду на третье решили впервые дать клубнику, потому что Захар Петрович сказал, что она у него больше лежать не может. Если клубнику не впишут в меню, то он должен будет составить акт и выбросить её. Вписали. Потом предупредили, чтобы мы к шести утра были на местах, иначе завтрак и обед запоздают.
Я пошёл проводить немного шеф-повара, Павла Васильевича. По дороге он мне сказал, что за завтрашний день очень волнуется.
— Питание — это не шутка! А когда под руками лишние люди вертятся, то можно такое наварить, что сам есть не будешь. Меня же каждые полчаса будут таскать на всякие лекции и массовки, которые вы там будете проводить… Ах, как будто не понимают, что всё держится на питании… Родители чего требуют? — спросил он и сам ответил; — Килограммы!…
Я хотел ему сказать, что питание не самое главное, а важней всего воспитание и закалка, но промолчал, чтобы не обидеть его. Потом вежливо попрощался и сказал:
— Вы, Павел Васильевич, не волнуйтесь, я не опоздаю и буду вам очень помогать.
Когда я прибежал к своей палатке, то меня там ожидало человек пять лагерных обжор.
— Вовка,- требовали они.-Ты гляди, чтобы у нас полные порции были. И чтобы на добавки не скупились… по два раза давали!
— Ладно,- сказал я.- По три порции Каждому дам. Что мне, жалко, что ли.
Потом я долго не мог заснуть, вертелся и думал о том, какая тяжёлая работа у шеф-повара Павла Васильевича и вообще у всех, кто на кухне трудится. Каждый день в шесть утра поднимаются и целый день у горячей плиты стоят… И мама тоже. Она, прежде чем на работу пойти, завтрак мне готовит, после работы обеды варит, сразу на два дня. А в выходной день на рынок идет и полные авоськи оттуда тащит… Как я раньше этого не понимал?! Очень тяжело маме. Вот завтра посмотрю, как всё варится, научусь, а приеду домой, буду матери помогать…
Больше, кажется, я ни о чём не думал, потому что, когда Зина меня утром разбудила, я снова о маме вспомнил.
— Как тебе не стыдно?! — кричала Зина.- Из-за тебя вся работа на пищеблоке стоит! Ты что, забыл, что ты шеф?… Я уже два часа продукты выдаю, а принимать некому…
Сначала я не понял, чего она от меня хочет, про какой-то пищеблок орёт. Я ведь ещё не знал, что это кухню в лагере так называют. Потом, когда увидал, что вокруг меня ребят нет, а из столовой шум доносится — сразу понял, что проспал. Оказывается, уже все с линейки на завтрак пошли, а про меня забыли, думали, что я давно на кухне работаю. Побежал я за палатками на хозяйственный двор, чтоб меня никто не видел, а оттуда уже на кухню пробрался. Прихожу, а Павел Васильевич смотрит на меня с удивлением и спрашивает:
— Ты кто такой? Тебе что здесь нужно?
Ну, я ему, конечно, напомнил, кто я и зачем пришёл.
— А-а-а! — припомнил Павел Васильевич и забеспокоился.- Ох ты, беда моя, тебя-то здесь не хватало! И что за день такой?! — А потом махнул рукой и говорит.- Ладно, иди получай халат, колпак и приходи сюда — к делу пристрою.
Получил я халат, колпак и пришёл на кухню. Пришёл, а Павел Васильевич снова меня не узнал. Потом вспомнил и говорит:
— Ты всё равно опоздал, так пойди погуляй, пока обед закладывать не начнём.
Вышел я в столовую. Ребята завтракают. Увидели меня и давай кричать:.
— Молодец, Вовка! Ух и макароны вкусные у тебя получились! И творог сегодня не кислый…
Я хотел им сказать, что завтрак без меня варился, да не успел — меня позвали к столу, где нулевой отряд сидел, то есть все взрослые.
— Товарищ шеф-повар, надо бы нашему отряду добавки дать: видите, какие у нас пионеры большие,- сказал физрук и протянул свою пустую тарелку. Вожатые тоже стали требовать добавки. А Абрам Соломонович, тот, который теперь Ваней Уховым стал, начал по столу ложкой колотить и согнул её. Подошла к нему Валя Сомова и, как старшая вожатая, потребовала, чтобы он вышел из-за стола. Все за него заступились, говорят: «Ваня» не виноват, ложки такие, что сами от ветра гнутся». Это они как раз правду сказали: ложки у нас в лагере никудышные, тонкие, как бумага, а вилок вообще не дают, боятся, чтобы мы не покололись…
В общем, пошёл я на кухню и говорю Павлу Васильевичу:
— Нулевой отряд добавки просит.
Павел Васильевич сердито на меня посмотрел, а его помощница, тётя Феня, говорит:
— Пусть понесёт им добавку, ему для авторитета это нужно.- И навалила мне целую миску макарон с сыром.
Увидели ребята, что я вожатым добавку несу, и давай орать:
— А нам чего не несёшь?!
— Ты же обещал.
— Даёшь добавку!…
Что же вы думаете, я им макарон не раздобыл? Четыре миски добавочных слопали! Сам не знаю, что на ребят нашло. В другой день так от одной порции остаётся, а сегодня — всё подчистую подъели.
Не помню, кто первый крикнул: «Качать нашего Шефа!» Ну, и начали меня ребята швырять под самый потолок. Бросают и выкрикивают:
— Благодарность ему вынести!
— На линейке отметить.
— Вызвать к спуску флага!…
Еле живого отпустили. Один рукав у халата наполовину оторвали, на колпак ногой кто-то наступил. Наконец, разбежались. Тут я почувствовал, что сам есть хочу. Я ведь еще ничего не ел, только другим носил. Пришёл на кухню и спрашиваю у тёти Фени:
— Мне завтракать полагается?
— А разве ты не завтракал? — спрашивает.
— Нет ещё,- говорю,- не успел.
— Господи, дитя-то голодное! — засуетилась тётя Феня.- А ведь в кастрюлях-то ничего варёного не осталось, всё на добавки роздали. Ты хоть хлебушка перекуси. Вот ведь работа у нас с тобой какая! Других кормишь, а самому перехватить некогда…
Поел я хлеба с чаем и жду, что мне делать прикажут. Вдруг вижу — Зинка тащит корзину с клубникой.
— Скорей,- кричит.- Надо её чистить, а то она вся раскисла!
Помог я ей корзину к зеленщикам дотащить. Заходим в зеленную, а там — много корзин с клубникой. Ребята сидят и чистят её. Хвостиков целую гору нащипали, а клубники почти не видно. Догадаться не трудно, куда она девалась,- всё у них на лице написано.
— Бессовестные! Бессовестные! — закричала Зинка.- У меня на складе больше ни одной корзины не осталось! Вы всю поели!
А краснолицые ей отвечают:
— Мы только гнилую едим. Её же к столу подавать нельзя. Можешь сама попробовать…
В это время раздался голос Павла Васильевича:
— Всем по местам закладываем обед!
Я, конечно, немедленно побежал в кухню. Павел Васильевич посмотрел на меня и спрашивает:
— Чего тебе надо?
Я снова напомнил ему, что я шеф-повар.
— Ох, извини, забыл, видишь, сколько тут мороки? -
сказал раскрасневшийся от жары Павел Васильевич.- Ты стой в сторонке и смотри, учись. Если бы раньше пришёл* я бы тебе всё подробно рассказал, а теперь сам наблюдай… Вот это — борщ…
Повар начал бросать в большой котёл нарезанную капусту, свёклу и картошку.
— Борщ — главное блюдо в обеде! Гляди, сколько витаминов! — Он поднял черпаком целую гору нарезанных, овощей.
Но на этом лекция неожиданно закончилась. В кухонное окно заглянула Валя Сомова и обратилась к Павлу Васильевичу:
— Пионер Бирюков, почему вы не на беседе? Весь нулевой отряд в сборе, только вас нет. Сегодня Владимир Говорков шеф-повар, а не вы.
— Что ещё там за беседа? — спросил Павел Васильевич, вытирая передником руки,
— Как раз по вашей части. Пионерка Света Гусакова будет рассказывать о болгарской кулинарии; Она с отцом целый год в Болгарии прожила,, её отец тоже повар.
Павел Васильевич широко раскрыл глаза, потом посмотрел на будильник, который стоял на полочке, и сказал:
— Как же, как же, обязательно надо послушать!… Ну, раз ты шеф-повар,- обратился он ко мне,- то вот тебе соль и через полчасика бросишь её в борщ.- При этом он всыпал в белую кастрюльку почти целую пачку соли.- Гляди же не забудь! — бросил он на ходу и уже с улицы снова крикнул: — Феня, поглядите за борщом!
Возле плиты стоять было жарко. Плита на пищеблоке большая, напоминает машинное отделение на пароходе, а шипение шкварок похоже на шум поршней. Я поставил кастрюльку с солью возле будильника, а сам отошёл в сторонку, подальше от плиты.
Вдруг подошла повариха тётя Феня. В руках она держала тарелку, а на ней лежали большие кости, и от них шёл очень вкусный пар.
— Вот это тебе за усердие*- сказала она.- Гляди, какие мослы! Здесь одних мозгов на нас двоих хватит. Идя в столовую погрызи, а я уж сама за всем присмотрю.
Я глянул на часы и спокойно пошёл в столовую. Целых двадцать пять минут надо было ждать, чтобы сыпать соль в борщ.
На костях было много мяса. Ко мне присоединился Пашка Снегирёв, и мы вдвоём обработали кости снаружи и внутри. Тётя Феня была права: мозга было много, и был он очень вкусный.
— Знаешь, как эти кости называются? — спросил я у Пашки.
— Кости и всё тут.
— Эх ты! Это ж — мослы! Понимаешь?
— Нет,- сказал Пашка.
А я и сам до сегодняшнего дня всё забываю спросить, почему они мослами называются.
Долго мы с Пашкой болтали. Я ему рассказывал, как пищеблок устроен и почему пища вкусная бывает. Больше, конечно, врал и выдумывал, потому что сам ничему не успел ещё научиться.
О соли я вспомнил только тогда, когда протрубил горн и отряды двинулись в столовую. Вскочил я, побежал на кухню, схватил с полочки соль и бросил её в борщ. Хотел я еще черпаком помешать, да пока искал его, кастрюлю унесли к окошку, где выдача происходит, и стали разливать по тарелкам.
Тут как раз Павел Васильевич пришёл.
— Ну, молодец докладчик! — говорит.- Очень интересно про болгарскую кухню рассказала. Девочка дело знает. Я бы ещё слушал, да регламент у неё кончился… Ну, а у тебя как дела, шеф-повар?
— Всё в порядке! — говорю.
— Тогда гуляй,- сказал Павел Васильевич и выпроводил меня в столовую.
Дежурные уже борщ по столам разнесли, и разговоры утихли. Заработали ложки. Пошёл я между столами и смотрю, как ребята едят. Хожу и думаю: «Сейчас опять хвалить начнут. Тут уж я им скажу, что борщ сам варил». Только ребята почему-то сопят и косо на меня смотрят, а кое-кто ложки бросил. За столами младших отрядов шум начался. Я подошёл к Пашке Снегирёву и спрашиваю:
— Ты чего борщ не ешь, мослов объелся, что ли?
— Сам ты объелся. Ты лучше свой борщ попробуй, а тогда спрашивай.
— Ну и попробую…
— Попробуй, попробуй! — раздалось со всех сторон.
Взял я у Пашки ложку и хлебнул борща из его тарелки.
Проглотил и чувствую, что всего меня внутри обожгло — чистая соль. Я хотел улыбнуться, но меня, видно, здорово перекосило, потому что ребята смеяться начали.
— Ну, что, вкусно?
— Лезь в тарелку — соль добывай!
— Знаменитый шеф-повар!
А настоящий Ваня Ухов подошёл, хлопнул меня ладонью по затылку и крикнул:
— Пересол на спине!
Тут все заорали «пересол на спине» и давай меня дубасить. В это время в столовой появились Павел Васильевич и тётя Феня.
— Что случилось, за что они тебя? — спрашивает Павел Васильевич.
— За то, что борщ солёный! — говорю.
— Как?! — возмутился Павел Васильевич.- А где вы были, Феня?
— Как это «где»? — обиделась тётя Феня.- Вы же мне велели за борщом присмотреть. Я солила и пробовала…
Тут мне всё ясно стало. Выходит, пока я с Пашкой эти самые мослы грыз, тётя Феня борщ варила. Она же не знала, что Павел Васильевич это мне поручил. Вот мы вдвоём борщ и посолили.
А ребятам что, они знают, что я сегодня шеф-повар, ну и давай за пересол благодарить по спине.
С третьим блюдом тоже чепуха вышла. Ребята на кухне так клубнику почистили, что её только на три младших отряда хватило.
Павел Васильевич положение исправил. Он срочно из кладовой яблок выписал. И по две штуки тем дал, кому клубники не хватило.
После обеда время быстро к вечеру катится. В играх и массовках принимали участие все «пионеры» нулевого отряда, а на лагерном стадионе состоялась футбольная встреча: нулевой отряд с десятым играл — с самыми маленькими. Ну и смеху было.
На всех участках всё благополучно прошло. В палатках и домиках чистота была образцовая, на территорию ни один родитель не проник, и все ребята проявили себя как отличные вожатые, педагоги и хозяйственники. Вот только со мной эта неприятность случилась. Хотел мне за это Коля Шибуков, как начальник лагеря, на вечерней линейке выговор закатить, но слово попросил Павел Васильевич и сказал, что Владимир Говорков не виноват, что вся вина на него одного ложится.
К торжественному спуску флага вызвали пионера нулевого отряда Ваню Ухова, то есть Абрама Соломоновича. Это всех удивило, потому что настоящего Ухова не за что было к мачте вызывать. Оказывается, Абрам Соломонович не смог долго бузить. Он по натуре человек спокойный и вежливый, без дела сидеть не мог, поэтому за время мёртвого часа сочинил новую походную песню для нашего лагеря. И слова, и музыку сам написал. За это его и вызвали к спуску флага. Нулевой отряд, уходя с линейки, пел эту песню. Там в припеве такие слова были:
Цвети, как весной,
Наш лагерь «Лесной»…
Ребятам очень понравилась новая песня, и вообще все остались днём самоуправления довольны. Даже я.