– Не передумаешь?
– Ни за что! – заверила Филиппа.
Хью потянулся к окну и прикрыл ставни. Потом бережно повернул девушку к себе, как будто она могла сломаться в его руках. Филиппа положила голову ему на плечо, вдыхая запах горячей кожи, наслаждаясь силой его рук и всем происходящим. Только он, только Хью Уэксфорд мог быть ее первым мужчиной. «Первым и единственным…» – мелькнула мысль, но это было слишком прекрасно, чтобы сбыться.
– А ты не пожалеешь? – спросила Филиппа робко.
– Глупышка! Я этого хотел, чуть ли не с первой нашей встречи!
– Да, но после того как стало ясно, что я еще девушка…
– Не верь всему, что говорит мужчина, когда он рассержен, – сказал Хью со смешком.
Его губы легонько коснулись лба, век, висков, кончика носа. Хью отстранился и приподнял лицо Филиппы за подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Боишься?
– Немножко.
Он склонился к ее губам. Поцелуй был осторожным, ласковым. Филиппа не ожидала такого после всего, что случилось между ними в саду и на конюшне. Казалось, в страсти Хью может быть только необузданным, неукротимым, а на самом деле он готов был держать себя в узде ради нее. Девушка была глубоко тронута.
– Дай мне щетку, – произнес он тихо. – Я хочу знать, каково это – расчесывать такие чудесные волосы.
Несколько удивленная, Филиппа молча протянула ему щетку из жесткой свиной щетины. Хью усадил ее на край кровати – на стеганое, расшитое незабудками шелковое покрывало, присел рядом и принялся расплетать косы девушки одну за другой. Потом он взялся за щетку. Прикосновение к волосам подействовало на Филиппу каким-то волшебным образом. Веки ее дремотно опустились, и к моменту, когда Хью отложил щетку, она больше не ощущала ни страхов, ни сомнений, одно лишь восхитительное томление во всем теле.
Забрав волосы руками, Хью перебросил всю их массу вперед, на грудь девушки и прижался губами к ее шее ниже последних завитков, еще и еще раз. Чувствуя приятное оцепенение, Филиппа наслаждалась этими легкими прикосновениями. Они несли в себе обещание неведомых прежде ощущений, что-то будили в глубине ее существа. Девушка вдруг подумала, что до этого дня она словно испытывала какой-то голод, который, наконец, будет утолен.
И все же ее сердце екнуло, когда Хью развязал тонкий крученый шнур и вытянул его из петелек. Корсаж платья перестал туго сжимать ребра, девушка впервые с самого утра сумела вдохнуть полной грудью. Когда Хью потянулся к ленте, пропущенной вдоль выреза сорочки, чтобы развязать и ее, она удержала его руку.
– Можно, я останусь в сорочке?
Филиппа ждала протестов или насмешек над ее стыдливостью, но Хью в ответ спокойно сказал:
– Как хочешь. Я могу погасить светильники.
Такая забота смутила Филиппу.
– Пожалуй, один можно оставить…
Вскоре комната погрузилась в полумрак. Хью развязал черную шелковую ленту, позволив своим светлым волосам свободно рассыпаться по плечам, и расстегнул короткую застежку вышитой рубахи. Грудь Хью была покрыта золотистыми волосками. Выждав, пока он займется обувью, Филиппа поспешно сбросила платье и по возможности прикрыла полупрозрачную сорочку прядями волос.
– Хочешь лечь в постель в туфельках и чулках? – спросил Хью, когда она откинула с постели покрывало.
– Н-нет.
– Тогда позволь мне.
Он присел у ног Филиппы, снял с нее туфельки и просунул руку под сорочку, скользя кончиками пальцев по ноге. Девушка закусила губу, сдерживая дыхание. Судя по его ловким движениям, любовный опыт Хью был богатым. Но размышлять о женщинах из его прошлого в такой момент было по меньшей мере глупо, ведь этой ночью разделить с ним страсть предстояло не им, а ей.
Филиппа откинулась на подушки, натянула покрывало до талии и убедилась, что волосы укрывают ее, словно плащом, не оставляя для обозрения ни дюйма чересчур тонкой ткани. В свете того, что должно было произойти, тревожиться из-за прозрачной сорочки было нелепо, но никто, даже Ада, ни разу не видел Филиппу обнаженной.
Присоединившись к ней под покрывалом, Хью начал поглаживать ей шею и руки с таким видом, словно мог заниматься этим часами. Выходило, что совокупление включает в себя множество совершенно необязательных прикосновений. Девушка задалась вопросом, как долго это будет продолжаться, прежде чем Хью ляжет на нее и закончит дело. А вдруг он захочет, чтобы и она его поглаживала? И насколько сильной будет боль от проникновения? Она надеялась, что семяизвержение происходит сразу после этого, потому что если нет, что-то, наверное, потребуется и от нее! Что? Впрочем, это было не единственное, о чем она не имела ни малейшего понятия.
– Хотелось бы мне иметь хоть какой-то опыт! – пожаловалась она. – Я бы не хотела… не хотела бы забеременеть.
– Я вытащу.
Филиппа опешила. Тротула Салернская писала, что зачатие можно предотвратить с помощью колпачка из овечьей кишки. О том, что можно «вытащить», она не упоминала. Если у мужчины хватает времени на то, чтобы извлечь свою плоть из тела женщины перед… перед облегчением, значит, совокупление длится дольше, чем она думала!
– Опять эта морщинка, – сказал Хью, дотрагиваясь до ее кожи между бровей. – Она появляется, когда ты озабочена. В данный момент я не хотел бы ее видеть. – Филиппа только вздохнула. – Ты хоть знаешь, как это происходит между мужчиной и женщиной?
– Я думала, что знаю.
Хью положил руку на ее грудь.
– Сердце колотится раза в два быстрее, – сказал он с улыбкой. – Тебе страшно. Чего ты боишься? Боли?
– Всего сразу! Я даже не знаю, чего ждать. Я боюсь натворить глупостей и… и разочаровать тебя! Для начала я постыдилась снять сорочку.
– Не стану лгать, что мне это все равно – я сотни раз представлял тебя без всякой одежды, видел во сне, мечтал об этом. Но чем дольше на тебе будет одежда, тем сильнее станет мое желание избавить тебя от нее.
Хью накрыл ладонью грудь девушки. Сквозь шелк она чувствовала тепло его руки. Едва заметное поглаживание одновременно и успокаивало, и волновало. Филиппа ощутила, как постепенно затвердел сосок.
– Тебе не нужно бояться, – говорил Хью негромко. – Я скажу, что делать и чего ожидать. Ну а боль… боль неизбежна, но я постараюсь, чтобы наслаждение заставило тебя скоро о ней забыть.
– А это возможно?
Он снова коснулся соска загрубевшим кончиком большого пальца. Острое сладостное ощущение отдалось во всем теле и растаяло глубоко внутри. Филиппа от неожиданности радостно ахнула.
– Думаю, возможно, – усмехнулся Хью, продолжая ласкать ее.
– Понимаешь, я всегда думала… – Девушка запнулась, не зная, как выразить словами то, что ей хотелось сказать, – Я думала, что та часть мужчины, которую… которая…
– Которая входит в женщину, – подсказал он (слава Богу, без усмешки).
– В детстве я видела репродукцию картины «Адам и Ева». Так вот, эта часть была нарисована маленькой-маленькой! Если бы она такая и была, все происходило бы без боли, ведь так?
– И без всякого удовольствия. Я знаю эту картину. Художник сильно исказил факты. Есть простой способ восстановить истину.
С этими словами Хью откинул покрывало и взялся за пояс исподнего.
– Нет, подожди! Не так сразу! Как-нибудь потом… – Филиппа вспыхнула, уселась и спрятала пылающее, лицо в ладони. – Боже мой, что я такое говорю! Должно быть, я кажусь тебе самой большой дурочкой на свете!
– Ничего страшного, – утешил он, привлекая ее к себе. – Просто тебе нужно время.
– Теперь я понимаю, почему ты всегда избегал девственниц! С такими, как я, и в самом деле не оберешься хлопот!
– С другой стороны, не так уж плохо знать, что до меня к тебе никто не прикасался. До сих пор я не получал от женщины такого подарка.
Что-то разомкнулось в душе в Филиппы, она испытала облегчение и безграничное доверие. Вот это уже было зря. Нельзя было безоговорочно доверяться Хью Уэксфорду.
– Постарайся не бояться, – сказал он.
– Я не…
– Конечно, ты боишься! Иначе ты позволила бы мне раздеться. Давай начнем с малого. Дай руку!
Филиппа заколебалась.
– Я обещаю не раздеваться догола, пока ты сама не попросишь. Или еще лучше! Ты сама меня разденешь! Согласим?
– Это рассеяло все мои страхи!
Филиппа не могла не улыбнуться. Хью прилагал титанические усилия, чтобы успокоить ее, а она только и делала, что упрямилась!
– Вот и хорошо, – сказал он, – потому что «эта часть» сейчас находится почти в полном покое. От ее вида не хлопнется в обморок даже девственница.
Она позволила взять свою руку и положить между ног Хью. Под одеждой ощущалось что-то совсем не похожее на интимную часть тела Адама с картинки – ни размерами, ни формой. Оно было податливым на ощупь, но недавние воспоминания предостерегали, что так будет не всегда. Сама того, не замечая, девушка сжала пальцы, пытаясь лучше понять, чего они касаются. Глаза ее округлились.
– На рисунке было показано не все, – заметил Хью.
Девушка снова пошевелила пальцами. Под ладонью началось движение, как если бы там что-то набухало и удлинялось.
– А как это? – спросила она, не совладав с любопытством. – Как это, когда… ну, когда увеличивается?
– Приятно. Стеснение и жар. Сегодня особенно хорошо, потому что это твоя рука.
Пока она робко изучала сугубо мужскую часть тела через одежду, та все увеличивалась и тяжелела под рукой. Глаза Хью затуманились. Когда его плоть толкнула Филиппу в ладонь, поднимаясь, она поспешно отдернула руку.
– Продолжай… – попросил он, возвращая ее руку на прежнее место.
Она подчинилась. Дыхание Хью стало чаще, пальцы зарылись ей в волосы. Внезапно он собрал их и забросил за спину, чтобы рука могла свободно ласкать тело девушки. По мере того как нарастало его возбуждение, росло и напряжение во всем его теле, мышцы груди непроизвольно сокращались и расслаблялись вновь. Ткань исподнего была теперь туго натянута в паху.
– Раз ты уже готов, ты можешь… ну, ты понимаешь! – пробормотала Филиппа, отворачиваясь.
– Ты еще не раздела меня, – напомнил Хью.
– Ах да! Верно!
Поняв, что этого не избежать, она взялась за одну из пуговиц, державших гульфик внахлест, но не нашла в себе сил ее расстегнуть.
– Ты не готова.
– Готова! – возразила девушка, собрав все свое мужество.
Рука Хью пробралась под подол рубашки, двинулась выше – и коснулась того места, до которого никто и никогда не дотрагивался, даже сама Филиппа. Она окаменела с тихим возгласом испуга. Первые несколько минут она ощущала только стыд и желание бежать, но потом как-то вдруг между бедрами возникло чувство наслаждения. Девушка закрыла глаза, упиваясь тем, как оно нарастает.
– Тут совсем сухо, – услышала она. – А нужно, чтобы было влажно, иначе будет неприятно. И потом, я хочу, чтобы ты кончила, даже в свой первый раз.
Кончила? Что бы это могло значить? Неужто Ада была права, и женщина может испытать облегчение в объятиях мужчины?
– Ты и слово-то это слышишь впервые, – заметил Хью, разгладив морщинку между ее бровей. – Сразу видно.
– Я совсем ничего не знаю!
– Ну и хорошо. Я смогу дать тебе первый урок, а это дорогого стоит. – Он повернул ее на спину и осторожно опустился сверху, опираясь на локти. – А теперь закрой глаза.
Филиппа ответила на поцелуи, при этом, думая о том, как все-таки сильно просвечивает сорочка. Пальцы Хью блуждали в ее волосах, рассыпанных по подушке, было немножко щекотно. Она не протестовала, когда Хью скользнул рукой вниз по телу, но широко раскрыла глаза, когда рука оказалась под сорочкой. Хью поцелуем заставил ее веки снова опуститься.
– Думай об этом, как о путешествии в прекрасную страну, где ты никогда прежде не бывала. Я буду твоим провожатым.
Ладонь легла на грудь – плоть к плоти, – такая обжигающе горячая, что пресеклось дыхание. Простое прикосновение пальца к соску вызвало у Филиппы стон удовольствия. Чем дольше это длилось, тем дальше уходил стыд, и когда, наконец, рука Хью начала свое медленное странствие вниз, девушка вся трепетала от нетерпения. Первое касание было легким, как перышко, но очень скоро ласка стала смелой, опытные пальцы исследовали и познавали тайны ее женской плоти, пока бедра сами собой не начали бесстыдно изгибаться им навстречу.
Томительная пустота, тайная подруга Филиппы в эти бессонные ночи, не шла ни в какое сравнение с тем мучительным голодом, который охватил ее теперь. Хью весь дрожал, словно туго натянутая тетива. Был лишь один способ утолить их взаимный голод, заполнить томительную пустоту. Филиппа расстегнула пуговицы на последнем одеянии Хью, получив за это благодарный поцелуй.
– Но что же мне делать дальше? Просто ждать или что-то еще?
– Иди сюда, наверх.
– Нет, я не могу! – Но она уже сидела на его бедрах, прижимаясь к нему самым интимным образом. – Боже, я ведь не знаю, что делать!
– Знаешь, – заверил Хью, привлекая ее к себе для нового поцелуя. – Твоя женская суть знает все, что нужно. Просто прислушайся к ней.
– Но почему сверху?
– Я думаю, так все пройдет легче. У тебя внутри слишком узко, я слишком велик для тебя сейчас. Я могу не совладать с собой и причинить тебе боль, а в этой позе все будет зависеть от тебя.
– Но, Хью…
– Ты уж мне поверь. Приподнимись немного.
Почувствовав, как Хью проникает в ее лоно, Филиппа запаниковала: хотя внутри оказался разве что самый кончик, ей показалось, что он для нее невероятно велик.
– О Боже!
– Тихо, тихо! Видишь, я остановился. Теперь все в твоих руках.
Филиппа ничуть этому не обрадовалась. Она испытывала властную потребность принять в себя всю его длину, но не представляла, как это возможно, и предпочла бы передать инициативу Хью хотя бы для того, чтобы не разрываться между противоречивыми желаниями.
– Опустись совсем немного. Ну, попробуй.
После первого же легчайшего толчка вниз она ощутила, как мужская плоть упирается в барьер ее девственности.
– Рано или поздно там все порвется? – жалобно спросила она и закусила губу.
– Это будет не слишком больно, если ты кончишь. А сейчас просто не нужно спешить. Пусть как следует, растянется.
– А если я попрошу на этом все прекратить?
– Я переживу. У мужчины есть два пути: учиться терпению с женщинами или брать их силой. Второе мне не по душе. Так что решение за тобой. Жаль только, что ты не передумала чуточку раньше, пока мы еще не зашли так далеко.
– Я вовсе не передумала!
– Тогда продолжай, – сказал Хью. – Приподнимись, потом опустись снова.
Опускаясь вторично, Филиппа нашла, что это удалось ей несколько легче. С каждым разом чувство неудобства чуть-чуть уменьшалось, пока удовольствие полностью не заслонило его. Возбуждение вернулось с новой силой. Там, где тела Филиппы и Хью были так тесно соединены, стало нарастать упоительное напряжение, движения становились все более быстрыми по мере того, как мужская плоть медленно, но верно заполняла ее целиком. Дыхание Хью было хриплым и неровным, бедра судорожно вздрагивали, он комкал пальцами простыню, чтобы не перехватить инициативу.
Все же он сумел спросить, все ли в порядке. Филиппа молча кивнула, не находя слов, чтобы описать всю радость их близости. Она ощущала пульсацию его плоти внутри ее и чисто инстинктивно возобновила движения. Это было все равно, что ласка изнутри. Напряжение усилилось, бедра, казалось, отяжелели, и что-то поднималось из самых глубин… что-то упоительное и неодолимое…
Это испугало Филиппу, хотя она отчасти рвалась навстречу неизвестности. Она замерла.
– Все хорошо… так и должно быть…
Хью взял ее за бедра и принялся сам мягко покачивать вверх-вниз. Невольные стоны рвались с губ девушки, она трепетала, сплетая пальцы до боли, пока волна наслаждения не накрыла ее с головой.
Хью привлек ее к себе и, не выпуская, перекатился наверх. Его первый толчок был так силен, что все было кончено: Филиппа простилась с девственностью. Она прикусила губу, подавляя крик. После нескольких исступленных движений со сдавленным стоном отчаянного усилия Хью резко отстранился. Пока его тяжелая, горячая плоть содрогалась между их телами, он прижимал к себе Филиппу так, что ей было трудно дышать, а когда все кончилось, обессилено опустился на нее.
– Прости, если сделал тебе больно.
– Молчи. Все хорошо, все просто чудесно.
– Ты чудесна, – еле слышно возразил он, слегка вздрагивая от каждого удара сердца. – Спасибо! Если тяжело, я лягу рядом.
– Нет, ни капельки!
Его тяжесть была желанной после того, что случилось. Некоторое время Филиппа наслаждалась чувством глубокого умиротворения, не замечая, что скользит кончиками пальцев по рельефу мышц на влажном от пота теле Хью. На спине у него обнаружился шрам. Старый и давно заживший, он прослеживался от поясницы до самого плеча. Были и другие, не столь выпуклые, но все вертикальные, пересекающиеся друг с другом.
Это были следы бича. Что натворил Хью Уэксфорд, чтобы заслужить это жестокое наказание? Или оно было не единственным? Не потому ли он никогда не поворачивался к ней спиной, если на нем не было рубахи?
Филиппа подняла глаза и встретила пристальный взгляд Хью. Его глаза казались непроницаемыми темно-зелеными безднами. Прежде чем она успела открыть рот, чтобы задать вопрос, он отодвинулся в сторону.
– В самом деле, я тяжелый.
– Хью…
– Если ты не против, не будем поднимать этот вопрос.
Тон его не был недобрым, но не допускал возможности дискуссий. Поднявшись, он натянул исподнее и отошел намочить полотенце.
– У тебя разорвана рубашка, – сказала Филиппа. – Как это могло случиться?
– Ты разорвала ее, когда кончала.
– Мне страшно жаль…
– А мне нет, – улыбнулся он.
Не откидывая покрывала, он просунул мокрое полотенце под сорочку Филиппы, между ее ног. Он старался ничем не задеть ее скромность – и это после того, как взял ее девственность! Холодная ткань приятно остудила горящее, припухшее тело. Хью бросил полотенце в тазик и, увидев на нем пятно крови, нахмурился. Погасив светильник, он вернулся в постель и привлек Филиппу к себе.
– Надеюсь, было не слишком больно. Я хотел, чтобы для тебя это было праздником.
– Лучше и быть не могло, Хью.
– Я рад, что так вышло. Надеюсь, что…
– Что?
– Что второй раз будет легче, – ответил он после паузы.
Второй раз. С Олдосом. Боже!
Казалось, Хью что-то хочет добавить, но он придержал язык. После долгого молчания он поцеловал Филиппу в лоб и сказал со вздохом: «Спи сладко!»
Но это было попросту невозможно, если вспомнить о том, что предстояло ей назавтра.