Солнце и луна

Глава 23

«Над болью можно подняться… «покинуть» свое тело и следить за ним со стороны, как если бы все происходило с кем-то другим…»

Филиппе казалось, что Хью стоит рядом и нашептывает ей снова и снова свой рецепт выживания. Эта греза была ее единственным утешением, единственным источником сил.

Она давно потеряла счет времени и не могла сказать, как долго находится в подвале, дни или часы. Сначала ноги сводила боль, потом они затекли, а еще через какое-то время боль вернулась. Плечи, шею и нижнюю челюсть то ломило, то жгло, то кололо бесчисленными иглами. Сознание туманилось, и тогда приходило временное облегчение. Но потом реальность снова вторгалась в горячечный бред.

Время от времени заходила Клер, чтобы отвести Филиппу в уборную – не из милосердия, а из желания сохранить подвал чистым. На вопрос, день сейчас или ночь, она неизменно отвечала, что выяснить это проще простого: надо лишь исполнить то, что требуется.

Со временем стало казаться, что тюремщица приходит все реже. Было ли это так на самом деле, или время тянулось, чем дальше, тем медленнее? Голод и жажда, по очереди одерживая верх, постепенно высасывали силы, но они и в счет не шли с желанием уснуть. Это была мучительная, отчаянная потребность, вполне способная свести с ума. Стоило благословенной дремоте снизойти на измученное сознание Филиппы, как ошейник, словно живое злобное существо, впивался в ее плоть своими острыми зубцами. Как-то раз, находясь во власти кошмара, она не сумела проснуться сразу, и ей приснилось чудовище со связкой ключей у пояса и пастью, полной длинных острых зубов. Ужасное Создание распахнуло пасть, схватило голову Филиппы и стало медленно отгрызать ее. Закричав от ужаса, она проснулась со множеством ранок на шее от зубцов, на которые неосторожно склонила голову.

Видя, что жертва упорствует, Клер поставила на пол кувшин чистой родниковой воды. Несмотря на полумрак, Филиппа ясно видела сосуд и буквально ощущала запах прозрачной холодной жидкости. Теперь она знала, что такое муки Тантала.

К счастью, Клер так и не позволила Олдосу проникнуть в подвал, хотя время от времени угрожала этим, и вид ее одинокой фигуры в дверях наполнял Филиппу такой радостью, что она мысленно возносила благодарственную молитву. В прошлом не слишком религиозная, она поняла, что имел в виду дядюшка Лотульф, когда говорил, что страдания приводят человека к Богу. Логика подсказывала: что бы Олдос ни сделал с ней, это не пойдет ни в какое сравнение с теперешними страданиями. Но физические муки не могут превзойти мук душевных. Филиппа знала – никогда уже она не почувствует себя чистой после объятий этого человека, а зловещие воспоминания до конца жизни осквернят все то, что дал ей Хью.

Когда становилось совсем уж невмоготу, она позволяла себе погрузиться в сладостные грезы и в самом деле забывалась, переживая каждую из немногих ночей, когда они принадлежали друг другу. Возможно, это отчасти помогало ей оставаться в здравом рассудке. Многократно пережитые заново, эти мгновения принесли неколебимую уверенность в том, в чем прежде она постоянно сомневалась. Хью мог думать все, что ему угодно, – он мог обмануть себя, но не ее. Его поцелуи, объятия, прикосновения говорили о любви, которую он так упорно отрицал на словах…

Дверь скрипнула.

Филиппа приподняла голову, лишь слегка поморщившись, когда впившиеся зубцы выскользнули из ее плоти. Кто-то вошел в подвал, и это не была Клер.

Господи, только не он! Только не Олдос!

– Миледи!

Филиппа радостно встрепенулась, узнав простонародный говор служанки.

– Эдме! Я здесь! – прохрипела она.

– Боже милосердный! – вскричала девушка при виде разложенных на столе гранат и тотчас зажала себе рот ладонью. – Где вы, миледи?

– Возьми со стола свечу…

Это вышло совершенно неразборчиво, пришлось откашляться и повторить просьбу. Эдме осторожно прошла в дальний конец подвала. При виде пленницы она едва не выронила свечу, веснушчатое лицо ее исказил страх.

– Кто это сделал? Неужто леди Клер? Но почему?

– Чтобы добраться до моего мужа, – лаконично объяснила Филиппа, памятуя о том, что Эдме прибыла в Холторп из Пуатье, а значит, никак не может быть на стороне короля. – Он в опасности…

Эдме проследила ее взгляд, схватила кувшин и поднесла к сухим, запекшимся губам. Вид пыточного кресла у стены заставил ее поспешно перекреститься. Филиппа пила и пила, хотя желудок, принимая воду, отзывался острой болью.

– Неужто вы здесь все четыре дня, – испуганно спросила служанка, – с тех самых пор, как я пришла помочь вам раздеться и не нашла вас в своей комнате? Леди Клер сказала всем, что вы уехали, но я… мне всегда казалось, что вы непременно скажете мне на прощание хоть одно доброе словечко! – Она зарделась в смущении. – Вы были всегда добры ко мне, миледи. Да и все ваши вещи остались на своих местах!

– А сейчас день или ночь?

– Раннее утро, миледи. Еще и к заутрене не звонили. – Девушка сокрушенно покачала головой, всматриваясь в заострившиеся черты Филиппы. – Я не знала, что и думать, а потом заметила, что, вернувшись из Лондона, синьор Орландо и не подумал спуститься в подвал. Я его потихоньку спросила, с чего бы это вдруг, а он ответил, что таков приказ хозяйки.

– Спасибо, что напоила. Может, сумеешь развязать мне руки?

– Ах ты, Боже мой! Бестолковая моя голова! – Распутывая шнур, она продолжала свой рассказ: – Наша хозяйка – ранняя пташка. Как только она позвонила, я возьми да и подойди к ней с вопросом, не хочет ли она принять ванну. Она согласилась, а я потихоньку стянула ключи. В другое-то время она их всегда держит при себе.

Служанка приподняла фартук и с торжеством показала связку ключей у пояса.

– Что за чудесный ты человек, Эдме! – воскликнула Филиппа, растирая запястья, которые жгло как огнем.

– Но мне нужно их вернуть, пока ее милость еще в ванне!

– Тогда скорее! Отомкни ошейник! Ключ от него совсем маленький, с квадратной дырочкой.

– М-миледи… такого ключа здесь нет!

У Филиппы упало сердце. Неужели Клер, наконец, разрешила брату доступ в подвал и отдала ключ от ошейника ему? Но ведь она сказала, что не позволит даже на время освободить ее! Или… как раз, поэтому она и сняла ключ, намереваясь отдать ему всю остальную связку? Нужно как можно скорее вырваться на свободу! Но как?

Филиппе вспомнился прощальный совет Хью.

– Вот что, Эдме! Как только хозяйка тебя отпустит, разыщи сэра Рауля и расскажи, в какую беду я попала. Он что-нибудь придумает.

– Его нет в замке!

– То есть как?

– Вчера он, наконец, решился порвать с этой сварливой женщиной, своей женой. Сел на коня, да и поехал прочь. Сказал, что подаст прошение о разводе.

Что за чудовищное совпадение! Рауль поступил правильно, но почему, почему именно сейчас? Филиппа подавила стон отчаяния.

– Значит, мне не на кого положиться, кроме тебя, Эдме. Видишь те цилиндры на столе?

– Не очень-то они мне нравятся, миледи.

– И правильно. Это новое оружие – гранаты. Внутри них черный порошок, который взрывается от одной искры и выбрасывает наружу железные шарики. Они убивают на месте. А те шары, что в клетке, от взрыва разлетаются на части. Синьор Орландо сказал, что с их помощью можно разрушить замок.

– Господи Иисусе!

– Ты можешь взять ту гранату, что лежит отдельно, и пригрозить ею леди Клер? Только тебе придется взять ее и проволоку из жаровни вон теми щипцами. Скажи, что тебе нужен ключ от ошейника, и она, конечно…

– Нет, миледи! – Эдме даже отступила на пару шагов. – Это не по мне. Я не из тех, кто может как следует пригрозить. Леди Клер сразу поймет, что я ни за что не пущу эту штуку в ход! – Но у нас нет другого выхода!

– Я не могу, миледи! Я не могу!

Вспышка энергии была короткой. Филиппа снова ощутила, до чего она измучена. В голове гудело, сосредоточиться не было никакой возможности.

– Без ключа мне отсюда не выбраться…

– Если бы только здесь был ваш муж!

– Вот и хорошо, что его здесь нет. Рейтары схватили бы его и разожгли огонь под этим ужасным креслом. Хью сам мне сказал, что пытки ломают любого. Он рассказал бы мучителям все, и они убили бы его.

Филиппа поняла, что спасения нет, что она умрет в этом темном и сыром подвале, но эта мысль уже не казалась ей столь ужасной. Девушку охватило глубокое равнодушие к своей судьбе. Довольно и того, что Хью избегнет смерти. Осталось лишь исполнить последний долг – долг перед страной, которую она успела полюбить.

– Ты ездишь верхом, Эдме?

– Только на муле. Они кроткие, а лошади с норовом.

– Моя Фритци не строптива, ты сумеешь с ней справиться. Она в предпоследнем стойле по правой стороне конюшни…

– Дядя Хью загрустил.

Хью улыбнулся адемяннице, удобно устроившейся у него на коленях за обеденным столом. Улыбка стоила ему титанических усилий.

– Я просто устал, милая Нелл.

– Детей не проведешь, – заметила Джоанна. – Они наблюдательны.

– А ты и в самом деле грустишь, – поддержал Грэхем, доливая вина в кубок Хью. – Раньше ты никогда не грустил.

– Вздор! – хмыкнул тот. – Говорят вам, я устал.

– Раньше ты никогда не уставал, – возразила Джоанна, подкладывая ему жареной оленины.

– Значит, постарел.

– И спишь ты совсем плохо. Вздыхаешь, бродишь, как фамильное привидение. Когда ты в последний раз высыпался?

«В доме Оддоса Юинга в Саутуорке», – подумал Хью, вспомнив ночные вылазки, верхом, доводившие его до полного опустошения и позволявшие уснуть крепко, без сновидений. Тогда ему казалось, что близость с Филиппой сразу же навсегда освободит его от ее власти. Как же он был глуп! Ему никогда, никогда от нее не избавиться! До скончания века, стоит только вдохнуть запах лаванды, или услышать девический голосок, или коснуться нежной детской щечки, он будет видеть перед собой Филиппу, точно живую. Он будет испытывать боль, над которой невозможно подняться, которую нельзя превозмочь, потому что это болит незаживающая рана в той части души, где он отсек ее от души Филиппы. Он не учел, что больше не может существовать в одиночку, что он стал половинкой единого целого. Ему всегда будет недоставать второй половины…

– Сэр Хью! Там вас спрашивает какая-то женщина. – Старик повар просунул голову в дверь. – Говорит, что она из Холторпа.

Первая мысль Хью была о Филиппе, но если бы Филиппа вдруг явилась в Истингем, ей бы и в голову не пришло войти через кухню. Она постучалась бы в парадные двери.

– Измученная разлукой служаночка? – спросил Грэхем, игриво подмигнув. – Ты всегда любил пошалить, Хью.

– Пойду, узнаю, кто это. – Хью передал ребенка матери и поднялся.

На кухне он нашел крепкую крестьянку, что прислуживала Филиппе в качестве горничной. Он сразу узнал ее и очень удивился.

– Зачем ты здесь, Эдме?

– Ах, сэр! Я здесь по просьбе леди Филиппы. У меня к вам послание на словах. Вам надлежит сейчас же отправиться в Вестминстер к лорду Роберту…

– Ричарду?

– Ну да. Чтобы, значит, он послал солдат в Холторп. Леди Филиппа узнала, что происходит в подвале. Синьор Орландо придумал страшное оружие… я сама его видела!

– Послать солдат… – Хью призадумался. – Как только они приблизятся к замку, Клер пошлет рейтаров перепрятать это новое оружие.

– Но не сможет дать им ключ от подвала, потому что он у меня!

– Страсти Господни! Значит, Филиппе это все-таки удалось?

– Не ей, а мне, – гордо поправила служанка.

– Давай ключ сюда. Я немедленно еду в Вестминстер и сам поведу солдат на Холторп.

– Не выйдет, сэр Хью, – со вздохом возразила девушка. – Вам нельзя там появляться. Они найдут способ завлечь вас в ловушку, а когда вы будете у них в руках, вас посадят на тот страшный стул, который стоит в подвале.

– Я постараюсь не попадать в ловушки, – отшутился Хью, но что-то в лице и взгляде служанки заставило его посерьезнеть. – А почему Филиппа сама не приехала сюда?

– Я не могу вам этого сказать, – потупившись, ответила Эдме. – Я дала клятву на распятии.

– Говори! – потребовал он, ощутив внезапно, как страх сжал его, словно тисками.

– Она в подвале, в железном ошейнике с колючками. Ее держат там уже четыре дня!

– Почему же ты приехала только сейчас?

– Я не знала! Только сегодня утром я догадалась спуститься в подвал. Леди Клер сказала, что ваша жена уехала следом за вами, – и все поверили. Мне бы и в голову не пришло, что здесь что-то не так, не приди я вчера убрать ее комнату и не найди все вещи на своих местах. Леди Филиппа отказалась написать вам письмо: что, мол, хочет помириться. – Эдме шмыгнула носом. – Она опасается за вашу жизнь, сэр Хью, но только я все равно думаю, что вам лучше бы взяться за дело самому. Она совсем плоха, бедняжка, и долго не протянет.

– Но хоть пить-то ей дают? – спросил Хью страшным голосом.

– Я напоила ее сегодня утром. Они поставили перед ней кувшин, но так, чтобы она не могла дотянуться…

Хью грубо выругался, что заставило Эдме испуганно перекреститься.

Поход на Холторп! Если учесть, сколько народу будет его защищать, к походу нужно как следует подготовиться, а это потребует времени. Без сомнения, Филиппа это понимает. Не потому ли она взяла с Эдме слово молчать? Из страха, что он не станет дожидаться окончания военных сборов и примчится на помощь в одиночку? Из опасения, что его схватят, будут пытать и, в конце концов, умертвят? Значит, она готова пожертвовать собственной жизнью ради его спасения? И это после разрыва? После унижения, которое, конечно же, испытала, когда он повернулся спиной в ответ на ее трогательное признание в любви?

«Ну, ты и герой, Хью Уэксфорд! Несгибаемый исполин духа! И человек слова! Не хотел быть рыцарем – и не стал им, вплоть до того, что бросил свою прекрасную даму на произвол судьбы!»

Хью схватился за голову с хриплым рычанием, словно раненый зверь. Потревоженная стайка воробьев вспорхнула с ближайшего куста.

Он оказался таким же никудышным знатоком человеческих душ, что и неопытная Филиппа. Маргерит де Роше – в его глазах настоящее исчадие ада – покончила с собой после того, как впервые убила человека, зато Клер и Ол-дос – по его мнению, шуты гороховые – способны хладнокровно замучить девушку до смерти. Почему он так страшно ошибся? Да потому, что хотел так думать! Хотел верить, что угроза миновала, чтобы со спокойной совестью бежать, забиться в какой-нибудь угол и задушить наконец чувства, с которыми не умел справиться, над которыми не мог подняться…

Жалкий, ничтожный человек!

– Хью!

Он резко повернулся и оказался лицом к лицу с Грэхемом.

– Это ты здесь чертыхаешься и рычишь? Что-то случилось?

– С Филиппом беда! Нужно выручить ее как можно скорее! – Он задумался, ероша и без того растрепанные волосы. – Надо бы пробраться в подвал… Эдме, можно это сделать как-нибудь незаметно?

– Разве что переодеть вас во что-нибудь неприметное. Очень уж вы бросаетесь в глаза, милорд! – Девушка виновато потупилась. – Ну и, конечно, смените лошадь.

– Отличная мысль! Я оденусь вилланом, в сермяжную хламиду с капюшоном… так… лошадь – это не проблема…

– А что делать мне? – вмешался Грэхем.

– Собери сколько можешь верных людей, вооружи их и скрытно двигайся к Холторпу.

– Будет сделано!

– Надеюсь, я сумею проникнуть в замок и в подвал, не привлекая внимания, но в одиночку мне Филиппу не вызволить. Это было бы слишком большой удачей, а на одну удачу лучше не рассчитывать. Очень надеюсь на твою помощь, старина!

Грэхем молча кивнул.

– На этот раз я не допущу ошибок, – добавил Хью решительно.