Солнце и луна

Глава 4

Два дня спустя

Поместье Истингем

– Хью, перестань пинать сестру! – крикнул Грэхем.

Прикрыв глаза ладонью, Филиппа посмотрела туда, где ее бывший жених наблюдал за игрой. Судя по тому, что сразу после ужина примерно двадцать мальчишек веселой гурьбой выбежали на луг, чета Фоксов не считала зазорным, что их сын играет с деревенскими детьми. Каждый мальчик принес с собой биту, и они упоенно гоняли кожаный мяч под восторженные крики девочек, в том числе шестилетней Кэтрин, старшей дочери Грэхема и Джоанны. Зрители, чем-то похожие на оживленную стайку воробьев, сидели на низкой каменной стене. Филиппа и беременная на последнем месяце Джоанна расположились на той же стене в некотором отдалении, чтобы хоть отчасти слышать друг друга. В густой траве у ног Джоанны примостились пятнистый кот и хромой спаниель, неотступно следовавший за хозяйкой, куда бы она ни направилась.

– Я сказал, довольно! – с нажимом повторил Грэхем.

– А я пинаюсь не сильно, – оправдывался мальчик, снова целясь по пухлому задку трехлетней Нелл, которая из любопытства забрела на поле в самый разгар игры.

– Дай посмотреть! – потребовала малышка в пышном белом платьице и потянулась к его бите.

– Прости, дорогой, но ты же знаешь, какая она непоседа! – крикнула Джоанна мужу.

В ответ на преувеличенно свирепый взгляд она в притворном ужасе закрыла лицо руками. За ужином Грэхем сказал, что его жена – одна из тех женщин, кого беременность только красит. И верно, Джоанна была чудо как хороша с сияющими счастьем глазами и ярким румянцем.

– Она мне шагу не дает ступить! – пожаловался Хью, поднимая биту над головой, за пределы досягаемости малышки.

– Это не значит, что ее надо пинать ногой, – резонно заметил Грэхем и поднял девочку, которая тут же едва не вырвалась у него из рук, потянувшись за битой.

– Она мешает нам каждый вечер! – возмущался Хью. – Так и лезет всем под ноги, а если нечаянно наступишь на нее, визжит, как поросенок!

– В точности, как и ты в ее возрасте, дружок.

Грэхем пошел к ограде, едва удерживая на руках извивающегося ребенка. Трудно было не заметить, что это отец и дочь – до того они были похожи синевой глаз и рыжим оттенком густых кудрей. Кэтрин унаследовала от матери более темный цвет волос, а юный Хью уродился светловолосым – в дядю, имя которого носил.

Джоанна отложила пяльцы с вышиванием и усадила Нелл на колени (где места теперь было не так уж много из-за выступающего живота). Увидев, что игра на поле возобновилась, девочка немедленно начала рваться из рук матери.

– Успокойся, моя хорошая, иначе ты повредишь маленькому. Ты ведь знаешь, что он у мамы в животе и готовится появиться на свет.

Филиппа импульсивно протянула руки.

– Давайте ее сюда!

– С ней не так просто сладить.

– Ничего, как-нибудь, – сказала Филиппа, думая: сладить с трехлетним ребенком, должно быть, не так уж сложно.

Оказалось, это все равно, что держать на руках мешок перепуганных зайцев. Девочка была куда энергичнее, чем могло показаться со стороны, и к тому же полна решимости принять участие в игре. Уже через пару секунд ей удалось вырваться и устремиться на поле. Филиппа бросилась следом.

– Держать надо крепче, – заметила Джоанна благодушно.

– Я боялась сделать ей больно, – крикнула девушка через плечо, делая безуспешные попытки поймать Нелл.

– Вам что же, не приходилось держать на руках ребенка?

Филиппе наконец повезло, и, вернувшись с девочкой на руках, она отрицательно помотала головой в ответ на вопрос Джоанны.

– Что, никогда? – изумилась та.

Бог знает почему, Филиппа залилась краской до корней волос.

– Ну… понимаете, я просто… просто не имела дела с детьми! – Она переплела пальцы на животе Нелл, чтобы предотвратить новый побег.

– Извините, что я спрашиваю. – Джоанна тоже смутилась. – Я все забываю, до чего у нас с вами разная жизнь. Трудно даже представить…

– Не вам одной, – вздохнула Филиппа, когда молодая женщина запнулась, и крепче сжала неугомонную Нелл. – Но мне все равно! Это был мой выбор, и я не жалею.

Как странно… То же самое она сказала Хью по дороге в Истингем. До сих пор у нее не было необходимости защищать свой образ жизни, свое безбрачие. Школяры и магистры, которые составляли ее окружение, на своем опыте знали, как трудно совместить семейную жизнь с наукой. Точно так же трудно было найти компромисс между жизнью светской и духовной: клирик считался потерянным для карьеры, если обзаводился семьей. Должно быть, потому и встал вопрос о полном запрещении брака для духовных особ.

– Мне не приходило в голову, что вы можете быть не довольной жизнью, – примирительно сказала Джоанна, возвращаясь к вышиванию.

Девушка невольно подумала, что брат этой счастливой молодой женщины далеко не столь тактичен в своих замечаниях. По его мнению, она, Филиппа де Пари, обитает в замкнутом мирке и знает о настоящей жизни не больше, чем рыба в тихом пруду – о бурном море.

– Жаль, что Хью не остался с нами. Он играючи справляется с Нелл.

– А где дядя Хью? – заинтересовалась девочка и завертела головой.

Надо сказать, она не отходила от дядюшки ни на шаг с того момента, как они переступили порог особняка, и весь ужин просидела у него на коленях, причем Хью не просто терпел присутствие племянницы, а всячески ее забавлял, и время от времени угощал кусочками со своей тарелки, как новобрачный на свадьбе угощает свою молодую жену. По всему было видно, что в этом доме он частый гость и малышка Нелл его обожает.

– Он не сказал, куда отправляется? – полюбопытствовала Джоанна.

– Смыть дорожную пыль. Это его собственные слова.

– Ах, вот как! Понятно. В нашем лесу протекает речка, где он всегда купается.

– Хочу дядю Хью! – потребовала девочка, снова принимаясь извиваться.

– Ему нужно привести себя в порядок перед важной встречей.

По словам Хью, кроме короля Генриха и его юстициария, во всей Англии лишь два человека знали, чем он занимается, – супруги Фокс. Для остальных своих знакомых он был просто богатым бездельником, коротающим время в ожидании того дня, когда ему волей-неволей придется вступить во владение землей и заняться делом. Мало кто знал как о пятнадцати годах военной службы (воспитание не позволяло людям задавать вопросы насчет его правой руки), так и о том, что Хью давно порвал всякие отношения с отцом. Свету также было неизвестно, что вряд ли он получит поместье, в котором вырос, даже после смерти нынешнего лорда Уэксфорда.

– Если хотите вымыться, совсем не обязательно удаляться в леса, – с улыбкой заметила Джоанна. – У нас есть переносная ванна. Я распоряжусь, чтобы вам ее приготовили на ночь.

– Спасибо, вы очень добры.

– Кстати, понравилась вам ваша комната?

– Она чудесна, – искренне ответила Филиппа, несколько ослабляя хватку, так как Нелл заметно успокоилась.

– Да, но маловата! Когда Грэхем пристраивал жилое крыло, он думал не о комфорте, а о количестве комнат.

– Зато она светлая, – рассеянно произнесла девушка, повернувшись к особняку, стоящему сразу за зеленым ковром луга.

Это было внушительное здание, состоявшее из старого крыла в виде буквы L, с пиршественным залом и часовней, и недавно достроенной части со множеством жилых помещений.

– Грэхем занялся нововведениями сразу после женитьбы, потому что мы решили иметь столько детей, сколько получится. Не хотелось, чтобы они жили вместе со слугами, как принято в некоторых домах. Мой муж никак не может забыть дортуары колледжа Святой Троицы, где в одном помещении жила сотня воспитанников, и казармы в Бове, где никто и не помышлял об уединении.

– Я писать хочу! – заявила Нелл, снова приходя в возбуждение. – Сейчас буду!

Филиппа перепугалась не на шутку.

– Леди Неллвин! – строго произнесла Джоанна, не поднимая головы от вышивания. – Разве я не говорила, чтобы ты не ждала до последней минуты?

– Но мне нужно, мамочка! – настаивала малышка, подпрыгивая на коленях Филиппы со страдальческой гримасой на лице.

– Ей нужно! – жалобно повторила девушка, думая о том, что на ней сейчас единственное чистое из двух платьев.

Другое еще нужно было привести в порядок после прогулки по грязным улицам Оксфорда, и если ребенку взбредет в голову… нет, только не это! В чем тогда предстать перед лордом Ричардом?

– А потерпеть ты не можешь? – осведомилась Джоанна у дочери.

– Лучше я опущу ее на землю… – начала Филиппа.

– Ни в коем случае! Она сразу пустится бегом, и нам ее не поймать.

С удрученным вздохом девушка снова прижала Нелл к себе. До сих пор ей и в голову не могло прийти, что материнство – нелегкий удел.

– Кэт! – окликнула Джоанна. – Иди-ка сюда.

– А зачем?

– Вот подойдешь, тогда и узнаешь.

«И поторопись!» – мысленно обратилась Филиппа к старшей из дочерей Фоксов.

Кэтрин соскочила с ограды и направилась к ним с недовольным видом, едва переставляя ноги.

– Отведи сестру в уборную. И заодно уложи, раз уж так вышло.

– Но, мама! Игра еще не закончилась!

– Осталось недолго. Уже ясно, что победит твой брат с друзьями.

– Я ее отведу! – взмолилась Филиппа, ежесекундно ожидая ощутить на коленях теплую струйку.

– Очень любезно с вашей стороны, но Кэтрин должна учиться послушанию.

Старшая девочка надулась, однако безропотно сняла сестренку с колен безмерно благодарной Филиппы.

– Идем уж, горе мое! – сказала она с забавно взрослыми интонациями, чмокнула Нелл в пухлую щечку и потянула за руку к дому.

У девушки вырвался продолжительный облегченный вздох. Джоанна засмеялась.

– До чего же вы с Адой похожи! Знаете, мы ведь были подругами, когда она жила в Лондоне. Правда, тогда она была тяжело больна.

– Я знаю о вашей дружбе по ее рассказам. Она очень благодарна вам с Грэхемом за заботу. И я тоже.

– Она все еще в Италии?

Ада никогда не выказывала такого рвения к учебе, как Филиппа, но за время лечения в лондонской больнице Святого Варфоломея заинтересовалась искусством врачевания. По возвращении в Париж она уговорила отца послать ее в Салерно, в медицинскую школу.

– Да, она все еще там, но случилось кое-что, о чем вы, наверное, не знаете. Ада теперь замужем.

– Да неужто?

– За итальянским доктором по имени Томмазо. Я с ним не знакома, но из письма следует, что это высокий кудрявый брюнет, сложенный, как римский бог.

– Бог, ни много, ни мало? – Джоанна засмеялась. – Она по уши влюблена, вот что!

– Думаю, она и вам написала все это, но письма из Италии идут так долго! Ада очень счастлива. Тамошний мягкий климат полезен для ее здоровья, работа радует не меньше, чем брак, вот только она подумывает о том, чтобы завести ребенка.

– Почему «вот только»? – удивилась Джоанна.

– Потому что ей придется отказаться от врачебной практики.

– Разумеется. – Судя по тому, каким задумчивым стал взгляд Джоанны, она вспомнила о своих детях. – Впрочем, и отнимется, и воздастся.

– Нет ничего, что могло бы воздать за утрату свободы! Она превыше всего! – пылко заверила Филиппа.

– Вы мыслите в точности как мой брат, – усмехнулась Джоанна, возвращаясь к вышиванию.

– Хью? Вы, должно быть, шутите!

– Вовсе нет. Он помешан на том, чтобы ни от кого не зависеть, все решать самому и отвечать только перед своей совестью. В этом вы с ним похожи.

– Разве что в этом. Его не назовешь глубокомысленным, вашего брата. За два дня он ни разу не задумался, ни над текущей ситуацией, ни над дальнейшими своими действиями. По-моему, он просто плывет по течению! Вот, к примеру, вчера. К ночи мы были на полпути отсюда и нуждались в месте для ночлега. И что же? Ваш брат не пожелал остановиться в ближайшем монастыре только потому, что приор предложил ночевать с бедняками. Я ничуть не возражала, но Хью настоял, чтобы мы продолжали путь. В конце концов, нас приютил у себя настоятель аббатства в Челси. К тому времени было совсем темно, мы с Фритци выбились из сил. На месте вашего брата я бы заранее договорилась о ночлеге, а не полагалась на волю случая! – Филиппа вдруг заметила, что Джоанна с улыбкой качает головой. – Что я такого сказала?

– Дорогая моя, глубокомыслие не в натуре Хью. Он предпочитает действовать по обстоятельствам, а не строить планы, особенно далеко идущие.

– Да, но… это неразумно…

Филиппа смутилась, сообразив, что повела себя не слишком любезно по отношению к хозяйке дома, когда вздумала критиковать действия ее брата. Следовало помнить, что это не Оксфорд. Недаром дядюшка Лотульф повторял, что люди света никогда не высказывают своих мнений прямо и скорее дадут уклончивый ответ, чем заденут чувства собеседника.

– Я только хотела… в свете поручения лорда Ричарда… – Окончательно сбившись, девушка умолкла.

– Хью всегда выкрутится. Ведь, в конце концов, вы нашли вчера ночью приют, верно? Держу пари, в аббатстве вам дали по отдельной комнате с кроватью, а в монастыре пришлось бы спать на соломе, вповалку с какими-нибудь завшивевшими паломниками. К тому же, отложив на позднее время ночлег, вы покрыли большее расстояние и добрались до Истингема достаточно рано, чтобы как следует отдохнуть перед встречей с юстициарием короля. Мой брат может показаться чересчур дерзким и беззаботным, но он не глуп.

– Я не имела в виду ничего оскорбительного! – поспешно заверила Филиппа. – Наоборот, я подметила в нем… недюжинный природный ум. Ведь нельзя же быть совершенно безмозглым и остаться в живых после пятнадцати лет сражений!

Про себя она подумала, что на поле брани человеку требуется не так уж много ума, вполне хватит и ловкости. Большинство рыцарей не умели даже написать свое имя. Ход ее мыслей был прерван ликующими мальчишескими криками.

– Что это?

– Победа, – объяснила Джоанна. – Вы разве не следили за игрой?

Следить за игрой? Чего ради? Филиппе это и в голову не пришло, поскольку она никогда не понимала такого рода развлечений.

Хью-младший подбежал к матери, сияя от гордости. Джоанна от души его поздравила. Весь этот шум из-за беготни за кожаным мячом только озадачил Филиппу. Подумаешь, победа! Девушка чувствовала, что не в состоянии оценить ни смысла, ни значения маленьких обыденных событий, происходящих повсюду вокруг нее. Так уже бывало, когда ей приходилось покидать обособленный академический мирок. Чтобы не чувствовать себя белой вороной, помимо научных знаний, необходим был еще жизненный опыт, о котором она не имела никакого понятия.

– Понравилось, леди Филиппа? – спросил ее Грэхем, подходя, чтобы отправить сына домой дружеским шлепком по заду.

– М-м…

– Она ничего не поняла, – вмешалась Джоанна. – Ей бы не помешало провести здесь все лето, чтобы щеки хоть немного разрумянились. Ах, как бы я хотела бегать по лугу! И почему летом я всегда на сносях?

– Потому что долгими зимними ночами находятся другие, еще более приятные занятия.

Грэхем обнял и поцеловал жену. Джоанна тихо засмеялась, что-то шепча ему на ухо. Глядя, как они нежничают, Филиппа смутилась и отвернулась. Она вдруг ощутила себя третьей лишней и поспешно соскочила с ограды.

– Я, пожалуй, пройдусь немного. После двух дней в седле хочется как следует размять ноги.

– Пройдемся вместе, – предложил Грэхем, словно угадав ее мысли.

– Я бы предпочла побыть одна.

– В таком случае приятной прогулки!

Девушка кивнула и пошла через луг по высокой траве, клонившейся под легким ветерком. День догорал, вечерняя свежесть уже ощущалась в напоенном ароматами воздухе. Пастбища перемежались засеянными полями, образуя что-то вроде лоскутного одеяла в буро-зеленых тонах. Справа, в неглубокой долине, виднелись крыши деревни Истингем, еще позолоченные закатным солнцем, впереди раскинулся фруктовый сад, за ним поблескивал пруд с рыбами, а дальше тянулись густые леса.

В душе Филиппа всегда была горожанкой. Поместье в Оксфордшире, семь лет назад полученное в подарок от отца, приносило доход, позволявший покупать дорогие редкие книги, но она никогда не бывала в Линли – на словах потому, что доверяла управляющему, а на деле из-за деревенской скуки.

Однако теперь ее влекли к себе ровные ряды заботливо ухоженных фруктовых деревьев. Здесь ничто не оскорбляло ее врожденной точности и аккуратности. Некоторое время девушка медленно шла меж деревьев, глубоко дыша и слушая по-вечернему приглушенный птичий пересвист, потом это ей наскучило, и она повернула назад. На краю сада она помедлила, глядя на Джоанну и Грэхема, так и сидевших на ограде в полном одиночестве. Ладонь мужа лежала на выпуклом животе жены. Вот он вздрогнул, вероятно, ощутив движение ребенка, и оба они счастливо засмеялись.

Филиппа замерла за деревом, даже дыхание ее пресеклось.

Она могла бы сейчас сидеть рядом с Грэхемом, чувствуя шевеление четвертого ребенка в своем чреве. Если бы он не встретил Джоанну, все пошло бы так, как хотел отец. Вот и хорошо, что встретил! Расторжение помолвки принесло ей облегчение, даже благодарность судьбе, ведь это означало, что она получит не только обещанное поместье, но и шанс продолжить обучение в Оксфорде без такого ярма на шее, как муж и дети. Впереди ее ожидала жизнь, о которой большинство женщин могло разве что мечтать, особенно женщин знатных, чьим уделом были замужество, материнство и долгие годы вышивания шелком у окна. Филиппа ничего не чувствовала к Грэхему Фоксу тогда, в первые дни их знакомства, да и теперь видела в нем разве что друга, однако была вынуждена признаться самой себе, что из него вышел замечательный муж и отец. Судьба улыбнулась Джоанне, когда Грэхем решился пожертвовать всем ради брака с ней.

Не в силах отвести глаз, Филиппа смотрела, как он вновь заключил жену в объятия и на этот раз выпустил не так скоро. Они целовались и целовались, словно не могли насытиться друг другом.

Ну и что же, упрямо думала девушка. Она тоже счастлива, только иначе. Не каждой женщине для счастья достаточно иметь семью, кое-кто нуждается в… большем?

Грэхем и Джоанна не отрывались друг от друга.

– Какой стыд, леди Филиппа! – раздалось сзади.