«Тебе так шла форма охраны пятого сектора», – хотел было сказать Дюк, но слова застряли в горле, обжигали язык. Ноги казались ему невыносимо тяжёлыми, пока он поднимался по грязным ступеням подъезда, так пропахшего тоской и пылью. Правда, которую он не особо-то и хотел знать, вот-вот встанет к нему лицом, взглянет в глаза – и Дюку придётся признать её существование.
Он не был к этому готов. Очень хотел просто исчезнуть из этого мира, возможно, затеряться в прошлом. Где-то между детством и знакомством с тётей – чтобы никогда не прийти на их встречу. Внезапно Дюку показалось, что прежние его проблемы, такие как поиск денег на еду и существование, нравились ему больше.
Когда они зашли в квартиру, так напоминающую Ане её родной дом расположением комнат и старым стандартным ремонтом в белых тонах, прямо по коридору к ним, раскинув руки в стороны, выбежала девочка лет шести в белом платьице.
– Мама! Папа! – воскликнула она.
– Почему наша крошка проснулась? – улыбнулась Ришель.
Дюк и Аня не знали, чему больше удивились: ребёнку или диалогу. Ришель скрестила руки на груди и, взглянув на Дюка, закатила глаза.
– Что? Ты же знаешь, что я люблю детей.
– Ну да, – он вспомнил, как часто и с какой радостью Ришель бралась за любую подработку, связанную с ними.
Она нахмурила брови, немного раздражённая, что ей приходится оправдываться, потом убрала прядь чёрных волос с лица, заправив её за ухо, и подняла малышку на руки.
– Ложись спать, а то проспишь завтра весь день, и уточки в пруду останутся без твоего хлебушка.
Девочка сморщила личико в недовольной гримасе, на что Ришель тут же отреагировала наигранным удивлением:
– Ты что, хочешь оставить их голодными? – прошептала она.
– Нет, – так же шёпотом ответила девочка.
– Тогда беги спать, – прошептала Ришель и, подмигнув, опустила малышку на пол. Та, громко хихикая, убежала обратно в комнату.
Когда они прошли на кухню, то сразу поняли, что до появления Ришель в этой квартире хозяином был одинокий мужчина. Разбитая на стене плитка возле большой конфорки, точно от удара посудой, перемытые сотейники лежат вверх подгорелыми днищами. Пожелтевшие от времени белые шторы на окнах в одном углу сохранили следы пожара, на полу остался старый отпечаток горячей сковороды: она расплавила линолеум, рисунок которого тоже сошёл со временем, стал менее чётким. В общем, каким чудом мужчина с такими кулинарными навыками дожил до сегодняшнего дня, оставалось загадкой.
Дюк нехотя сел за стол и смотрел, как Ришель мельтешит по кухне. Она поставила чайник, кинула в треснувшие чашки пакетики чёрного чая и по две ложки сахара. Именно так, как любил Дюк. Ришель поставила их перед гостями и тут же одёрнула себя:
– Ой, я не спросила, какой чай будет Аня, сделала, как Дюку.
– Рише, прекрати, – тихо сказал Дюк. – Если ты действительно пряталась от меня, давай, я уйду, и мы продолжим эту игру.
Ришель застыла и, как обычно это делала, когда испытывала неловкость, по-кошачьи опустила ладони в воздухе.
– Но если тебе есть что мне сказать, то давай уже говори. Хочу скорее впасть в отчаяние, если это так неизбежно.
Хоть Дюк злился не на Аню, находиться сейчас рядом с ним ей было сложно. Он злился. Таким Аня его точно ещё не видела. Ришель тоже вмиг опустила плечи и переменилась в лице. С испуганного и виноватого оно тут же стало спокойным, даже, скорее, безразличным. Тяжело вздохнув, Ришель упала напротив. Рукой подпёрла подбородок – и вот уже от её наигранных эмоций ничего не осталось. Она недолго искала фразу, с которой можно было бы начать разговор:
– Я пряталась не совсем от тебя.
– Нет, – прервал её Дюк.
– Что?
– Не надо оправданий и вот этих твоих долгих объяснений. Давай о фактах. Что за секрет тёти ты от меня скрываешь?
– Айзек… – догадалась Ришель, и по плечам её побежали мурашки, когда она подумала о том, что тот не выдержит и признается во всём Николь. Та же, в свою очередь, сделает с Ришель всё, что пообещала.
– Он никому не расскажет, – словно прочитал её мысли Дюк. – Удалит все наши передвижения за сегодня. Она не узнает, что я тебя нашёл.
– Узнает. Айзек не умеет врать. – Голос Ришель дрожал.
– Он справится, потому что от этого зависит жизнь Марго и Таи, – сказав это, Дюк крепко сжал кулаки под столом.
– От этого зависит и наша с Ником жизнь, если тебе интересно.
«Не очень», – Дюк хотел произнести это вслух, чтобы побольнее уколоть её, как делал это не раз, но врать не стал. За Ришель он тоже переживал.
– Я подвела тебя, Дюк.
– Это я уже понял.
Внутри Ришель боролась сама с собой. Смешались все чувства: вина, обида, злость, страх. И отделить одно от другого стало невозможно.
– Не говори так, ты не понимаешь, о чём я говорю! И перестань меня перебивать! – повысила она голос, но испуганно замолчала, когда Ник в коридоре приложил палец к губам. Малышка ещё не спала. – Я… Я хочу сказать, – продолжила Ришель тихо, – что знаю, почему тебя сбила машина.
Дюк шумно вдохнул, прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. Когда Айзек сказал, что Ришель знает секрет тёти, это было первое, о чём он подумал.
– Когда Ник, – Ришель посмотрела на мужчину, который, как она утверждала, помог ей спрятаться от тёти. Он стоял в дверях, напряжённый из-за настроения гостя, и, казалось, вот-вот бросится защищать Ришель, – получил приказ тебя устранить, тётя поняла, что выстрел в сердце или в голову тебя убьёт бесповоротно… и решила, что, если тебя собьёт машина, тем более, в пятом, Мира успокоится, а ты подумаешь над тем, чтобы уйти за купол…
Дюк рылся в памяти, пытаясь вспомнить фразу, что тогда царапнула его в разговоре… Ник… «Никита Николенко не промахивается». Точно. Сомнений больше не было – это точно тот самый единственный снайпер Миры.
– И ты знала об этом плане?
– Не совсем… Она сказала, что ты должен уйти любой ценой.
Дюк вспомнил, как Ришель уговаривала его уйти, но не мог сообразить, до аварии это было или после? Сейчас он пытался воспроизвести в голове все диалоги, подстроить в них новые факты, но всё перемешалось: друзья, старые и новые, обрывки фраз, планы…
– Я, правда, старалась сделать всё, чтобы меньше тебя травмировать. Старалась сразу тебя уговорить. Николь так злилась. И только после твоей аварии я поняла, что это она подстроила. И когда я спросила её, Дюк, Николь сказала, что, если ты узнаешь, она найдёт меня даже за куполом. Как бы я ни пряталась.
От интонации Ришель Ане самой стало страшно. Она поняла, что её поведение с Николь при первой встрече точно должно возыметь последствия.
– И когда ты с Аней поехал к Марии, Николь попросила меня предупредить её. Я не знала зачем, а когда пришла к Айзеку, он рассказал, что вас арестовали по каким-то дурацким обвинениям. – Ришель замолчала.
– Ришель, только не говори…
– Она позвонила в дом Слот и попросила сдать вас. Сказала, что Аню заберут к её отцу, что он жив, и всё будет хорошо. Аня, – Ришель повернулась в сторону девушки, – твоя мама этого не хотела, до последнего не хотела. Тогда Николь начала запугивать её. Сказала, что она из охраны и знает о том, что ты мутант. Если не сдаст сейчас вас, за тобой всё равно придут.
У Дюка и Ани от сказанного застыла кровь в жилах. Авария, изгнание – к чему ещё Николь приложила руку?
Дюк догадывался, чувствовал это. Он вновь крепко сжал кулаки под столом и удивился, когда на его костяшки осторожно легла холодная ладонь Ани. За сегодняшний день она коснулась его больше раз, чем за всё время их знакомства. Он испугался, что, как только Аня осознает сказанное, как только решит обвинить его в том, что он появился в её жизни, она больше не захочет к нему притрагиваться.
– Николь твердила, что её муж не должен был умереть напрасно, и ей надо было закончить начатое, довести его дело до конца. Когда вы ушли, как она сказала, в деревню, Николь вдруг переменилась. Стала очень доброй и предложила мне должность. Несложно догадаться, как Николь злилась, когда ты вернулся.
– А что с должностью? Откуда взялся налог на мутантов? – спросил Дюк.
– Не знаю. Когда Николь поняла, что вы вернётесь, она приказала мне собрать вещи и спрятаться от тебя. Или моё тело сгниёт в канаве. Она надеялась, что ты останешься с ней. Тебе ни в коем случае нельзя было встречаться со мной. Николь хотела отправить меня за купол, в отряд по восстановлению там жизни. Была уверена, что так мы точно не пересечёмся.
– Поэтому ты разыграла похищение?
– Я ничего не разыгрывала. Николь передумала и приказала Нику избавиться от меня. Он спрятал меня в тот день, когда получил этот приказ. Айзек удалил все мои передвижения. И я пряталась, пока Ник не смог переубедить её, что всё под контролем. Единственное условие, при котором я остаюсь жива, – что мы никогда с тобой не встретимся. Поэтому я очень тебя прошу… Уходи. И не возвращайся.
– Ну да, судя по всему, ты в хороших руках. Он не намерен тебя обижать.
– Обижать? Ты что! После того как я его вырубила, он много раз говорил, что был очарован мной, поэтому поддался, – улыбнулась она. – Если ты помнишь расстрел в кабинете, когда среди солдат погибла приспешница и чуть не погиб Арес, знай, что того сумасшедшего убил Ник. Я даже по тому чудовищу в кабинете Миры не попала.
– Да, мой охранный пост находился почти напротив её кабинета. Не знаю, как там можно было не попасть. Если бы ты не вырубила меня, вы бы справились быстрее, – возгордился Ник.
– Ты бы пошёл против Миры? – Дюк явно не верил его словам.
– Да. Я давно хотел оставить службу. Но я – единственный снайпер, у которого дочь-сверхчеловек. Мира забрала её, якобы на лечение. Сказала, вылечит и отдаст, а я буду по гроб жизни у неё на службе – выплачивать счёт. Я бесконечно благодарен Николь за то, что она вернула её мне. Поэтому, как бы я ни был против того, что происходит сейчас, вмешиваться не стану. Она отпустила меня со службы, и я хочу посвятить жизнь своей семье.
Ришель тепло улыбнулась. Теперь Дюку стало понятно, почему она так изменилась. Бледность лица перекрыл румянец, и слёзы тотчас сменились улыбкой и смехом.
– Кажется, ты нашла то, в чём так долго нуждалась, – вздохнул Дюк.
– Прости, Дюк, но здесь я чувствую себя в безопасности. Чувствовала. Пока ты не пришёл, – поморщилась она.
– Ой, всё. Прекращай. Я уже ухожу, – закатил он глаза. – Только это… Где мой телефон?
– Что? – удивилась Ришель.
– Мой телефон, который я оставлял тебе.
– Он в твоей старой квартире. Она всё ещё считается твоей. Сам телефон – в морозильной камере выключенного холодильника. Ключ в почтовом ящике. Могу помочь достать, если…
– Я сам.
По спине Ришель побежали мурашки от строгого «сам» и от того, что она представила, как он будет злиться, пытаясь достать ключи. Когда они жили в муравейнике, то часто оставляли друг другу послания, маленькие предметы или ключи в почтовых ящиках. Тонкая рука Ришель без проблем могла опустошить его через маленькую щель, не открывая. А вот Дюк постоянно глубоко царапал костяшки на и без того едва уцелевших после рабочего дня руках.
Они доехали до дома молча. Слова сожаления, слова отчаяния и разочарования всё ещё витали в воздухе с момента выхода из магазина, но даже попытаться поймать их никто не старался. И почти у самого дома, когда в желудке Ани опять запел кит, Дюк вспомнил, что готовить-то он не умеет, и зайти в кафе за едой, чтобы взять её с собой, стоило в другом секторе. Усталость, обида и страх перед будущим вцепились в Дюка и полностью поглотили его. Ему хотелось спрятаться, исчезнуть с этой планеты и не быть причиной бед окружающих. Всё, что парень смог предложить Ане, – взять его любимые фабричные сэндвичи и замороженные готовые обеды не самого лучшего производства.
Пока они шли домой, Аня уже принялась за один из них. Остальная стопка сэндвичей заняла одну из полок пустого холодильника. Дюк сел на диван и, закинув голову назад, прикрыл глаза. Аня села рядом. Осторожно прижалась к нему и опустила голову на его плечо.
– Я бы очень хотела сказать, чтобы ты простил её. Но, если честно, я сама её боюсь.
– Я боюсь только того, что не смогу злиться на неё так, как она заслуживает. Что значит – «дядя Артём не должен был погибнуть»? А если бы погиб Эрик? Да не «если бы»! Его родители погибли! Ваши родители, Аня! – Дюк повысил голос, но почувствовал, как Аня вздрогнула, открыл глаза и был прав: она испуганно смотрела на него. Парень приобнял её, выдохнул и тихо прошептал:
– Прости.
– Всё в порядке, я тоже злюсь на неё. Но не знаю, что делать.
Не знал этого и Дюк.
– Скажи мне, Аня, – он сделал паузу, сомневаясь, что хочет задавать этот вопрос, – будь ты на моём месте, ты бы пошла к виновнику аварии? Особенно, если бы тебя очень просили этого не делать?
«Водитель был не виноват. Он не справился с управлением», – вспомнил он слова Николь, и следом: «Машина не слушалась!» – крик того парня, когда он увидел, что Дюк жив. Его ошибка, которая привела к охоте на мутантов, мучала Дюка до сих пор.
– Я же поехала с тобой к Марии. Хотя меня очень просили этого не делать.
– Ты никогда не думала о том, что, если бы не поехала, твои родители были бы живы?
– Их кровь на руках правительства. Они убивают людей. И тебе тоже не следует брать на себя ответственность за убийства, которых ты не совершал.
– Эти мысли помогают тебе жить?
– Очень. И, если быть до конца честной, недавно я подумала: что могло произойти, если бы я никогда не встретила тебя и не узнала, кто я такая? Вот тогда мне стало страшно.
Дюк, слегка улыбнувшись, опустил свою голову на её макушку. Так они и уснули. Сначала Аня, а потом, после долгий раздумий, что не давали сомкнуть глаз, Дюк тоже сдался и провалился в сон.
Когда Дюк открыл глаза, утро нового дня клонилось к обеду. Он аккуратно переложил Аню на мягкую подушку и решил, что сейчас самое время забрать телефон. После того, что он узнал, ему жизненно необходимо было показать Ане их детские фото, рассказать то, что он сам знал об их семьях. Чтобы убедить её – это не выдумка, они по-настоящему нужны друг другу. Или убедить себя, что Николь в первую очередь – его тётя. Он обязательно придумает, как ему поступить, но сейчас нужно снова внушить себе тёплые чувства к ней. Если Дюк не справится, если Николь узнает, что ему известна правда, его друзья окажутся в беде. Друзьями, конечно, Дюк уже не хотел их называть, но зла этим людям не желал.
Он взял сэндвич из холодильника и, разогрев его в магазине по пути, направился в детдомовский муравейник. Аню Дюк вести туда не хотел. Несмотря на то, что он уже рассказал о том, как всё там было устроено, в жизни это место выглядело гораздо хуже… Возможно, выглядело оно так же, но, побывав в других районах, Дюк увидел отношение к людям, которые живут в первых и вторых секторах, и это место теперь казалось в разы хуже, чем раньше. Он больше не мог чувствовать себя человеком. Мусор, сброд – их оставили тут на произвол судьбы, и до сих пор отношение к ним не менялось. Отремонтировать сектор? Нет, ремонтировать будут какой угодно, но не первый и не второй. Поднять налоги для ремонта пятого – всё, что они могут.
Пока Дюк поднимался на свой этаж, он до боли сжимал руки, исцарапанные до крови почтовым ящиком, в кулаки, но стоило ему оказаться у своей двери, как злость сменилась удивлением. Он словно вернулся назад во времени: у его дверей стояла Кира.
Однако обмануть разум не удалось: у его Киры были цветные волосы, забавные аксессуары, яркий макияж. А Кира, стоявшая сейчас перед ним, была одета по-простому: чёрные джинсы, фиолетовая блузка, никакого макияжа, в чёрных волнистых волосах не было даже заколки.
– Доброго дня, вы кого-то ищете? – неуверенно спросил он.
– Я к тебе, Дюк.
Кира больше не прятала глаз, как при прошлой встрече, а уверенно смотрела на него, хоть и немного с какой-то, как показалось Дюку, обидой. Кажется, она помнила его.