Солнце, которого не было

Последняя глава

Утренние солнечные лучи бегали по бледному лицу напротив. Аня смотрела на белые волосы, рыжие веснушки и острые скулы. Всё, о чём она могла думать, – это солнце настоящее. Они переехали в дом второго сектора, когда его отключили от подачи кислорода, и вошли в состав группы лиц, ответственных за восстановление и перестройку сектора, где вырос Дюк. Он нашёл своё место. Место рядом с Аней. Не монстр, не отброс, не сын убийцы. Сын героя. Дюк и сам стремился быть таким. Как же важно в жизни узнать, кто ты на самом деле, и выбрать правильный путь.

Он открыл свои фиолетовые глаза, обрамлённые чёрной смолью. Улыбнулся. Её голубые глаза напротив обрамлял серый. Дюк провёл рукой по её лицу и, громко вдыхая приятный запах Ани, приблизился к ней, словно хотел поцеловать её в шею, но вдруг слегка куснул.

– Дюк! – вскрикнула она, и он тут же прошёлся горячим языком по месту укуса.

Было не больно. Ей нравилось. Нравилось это утро, нравилось, что этот взбалмошный парень – её. Что он не сделает ей больно. Что с ним она в безопасности.

Нравилось, что всё закончилось.

Старые разрушения привели к новому этапу для всего человечества. Взрыв на скорорельсе, который произошёл два года назад, подтолкнул людей, Диких и мутантов секторов к выводу, что пора сплотиться, пора согласиться, что существовать друг без друга никто из них долго не сможет. Пятый сектор, так славившийся своим нерациональным использованием территории, тоже начал застройку и принял участие в переселении. Второй сектор постепенно заполнялся величественными новостройками. Красивыми, надёжными, готовыми к новой жизни для тех, кого не так давно считали монстрами.

Аня прильнула к груди Дюка, слушала, как бьётся его сердце, а он в ответ крепко её обнял, поцеловал в макушку.

– Пора просыпаться. Сегодня сложный день, – тихим хриплым голосом произнёс Дюк.

– Сегодня у нас выходной… – протянула Аня.

– Нам сегодня надо наведаться к Аресу.

– Я не хочу идти к нему на могилу… Мне всё ещё очень грустно, когда я вспоминаю его. И я всё ещё злюсь, что он не рассказал нам правду с самого начала. Только в день, когда ему искусственно остановили сердце. Решил попрощаться.

– Хорошо, тогда я схожу один. И злиться на него бесполезно, человек и так много страдал.

– Ты прав. – Аня закатила глаза. Она не злилась на самом деле, а больше скучала по Аресу и сожалела о его истории с Гелиос. Тяжело вздохнула. До сих пор помнила, как этот красивый парень с ужасно грустными глазами рассказал о том, что ему осталось совсем недолго жить. Что его частые мигрени, предобморочные состояния и кровь из носа – результат износа тела, и ему безумно больно даже передвигаться. Он попрощался с ними и даже разрешил присутствовать во время искусственной остановки его сердца. Единственное, что радовало тогда Ареса, по его словам, – что его будут помнить, как человека, и будут скучать.

«А ведь я мог умереть никем», – сказал он тогда.

Дюк не дал Аресу раствориться в истории, остаться «никем», как другие приспешники. Его и Гелиос похоронили вместе. А в центре второго сектора поставили памятник – приспешник обнимал Дикую. «Вестник» – назвали его и кратко описали историю встречи Гелиос и Ареса. Когда Дюк рассказал Кире их историю и попросил увековечить её, Кира не смогла сдержать слёз и, конечно, дала разрешение.

– Ладно, я пойду с тобой. Только когда ты опять случайно решишь наведаться к Николь, я подожду за дверью.

– Она знает, что каждый раз, когда я прихожу, ты там.

– Мне всё равно, что она знает. Я стою там, потому что беспокоюсь о тебе. Зачем ты до сих пор наведываешься к ней?

– Так надо. И ещё она просила передать, что не злится на тебя. Ну, за то, что ты прострелила ей руку, и она теперь парализована.

– Мне не нужно её прощение. Если бы она ещё раз направила пистолет на тебя, я бы выстрелила в сердце.

Аня всегда заводилась с полуоборота, когда кто-то начинал угрожать Дюку. Страх потери ещё одного близкого – вот что было причиной её поведения. Её брала злость, когда она представляла себе, что в кабинете Николь всё могло закончиться по-другому. Злилась, что Дюк не рассказал ей обо всём, что она узнала об этом от Айзека, и что Айзек, кажется, соврал Дюку, для достижения свой цели.

– Потому что она – моя тётя.

– Ненастоящая.

– Она сделала для меня много чего хорошего. И не надо говорить о плохом. Я не оправдываю её и никогда не пытался.

– Ты ещё выпустить её из тюрьмы предложи, – нахмурилась Аня. – Ты так хорошо относишься к ней, хотя она виновата в смерти Эрика. И самое страшное, что я бы, возможно, относилась к ней проще, если бы число погибших тогда оставалось для меня просто числом. Если бы я не участвовала в спасательной операции, не помогала бы с телами погибших. Если бы для меня они все были обезличены. Но я помню, сколько погибло, я видела их. Я знаю, сколько из них остались инвалидами, и ты был там. И продолжаешь навещать её.

– Ты не понимаешь, – начал Дюк, но Аня его перебила:

– Она всё ещё отрицает, что хотела отключить второй сектор от системы?

– Да. И в этом я ей верю. С тех пор Айзек не выходит на связь.

– Я думала, ты давно перестал пытаться. Примерно через неделю после ареста Николь.

– Не пытался. Это бесполезно. Если Айзек захотел залечь на дно, сам Бог его не найдёт. Но это лучше отпустить. В конце концов, я так медлил с тем, чтобы вывести Николь на чистую воду, потому что взрыв уже произошёл, и я ничего не смог сделать. Но если она действительно пыталась отключить второй сектор от системы и свалить всё на Диких или Киру, то я смело могу сказать, что сделал всё, что было в моих силах. Бесит Марк. И то, что он тоже испарился, вместе с Марго и Таей. Но я не буду никого из них больше искать. Нам пора попрощаться друг с другом.

– Он соврал тебе. Использовал тебя! А если бы тебя убили? Опять? А если у твоих воскрешений есть предел?

Дюк тяжело вздохнул. Стоило признать – план Айзека и Марка был хорош. Николь не отключила бы сектора, но ей пришлось признаться в том, что она совершила.

– Я считаю, что, несмотря на то, как они поступили, оставив меня в дураках, к чему, мне, кстати, не привыкать, Николь справедливо получила своё наказание.

– Ты безнадёжен. Когда ты научишься ценить себя?

– Начну с завтрашнего дня, – улыбнулся Дюк. – Кстати, я говорил тебе, что Ришель они тоже пытались в это втянуть? Они хотели, чтобы именно она рассказала мне об отключении второго сектора.

– Помню, и что она ответила им, что больше не подведёт тебя.

– Да, она тогда сравнила эту затею с игрой в «Мафию». Не хотела нести ответственность за то, что это может оказаться ложью. И самое забавное, что, когда я узнал о поезде, я тоже сравнил этот момент в жизни с игрой в «Мафию». Так страшно ошибаться.

– Мы – люди. Мы ошибаемся. Главное, что мы пытаемся это исправить. Мы вместе, и мы справимся.

Дюк поцеловал Аню в лоб и притянул к себе. Теперь, когда жизнь людей не была под угрозой смерти от террористов или из-за поломки куполов, ошибаться было не страшно.

– Но для меня до сих пор странно, что Николь призналась в подрыве поезда.

– Николь, – Дюк вздохнул, – призналась, потому что я пообещал, что прощу её и буду навещать. Тогда она сознается во всём, что сделала, и всё расскажет.

– Ты мазохист, да? И ты молчал об этом два года?

– Немного мазохист, немного идиот. Вставай давай, – прошептал Дюк ей на ухо.

– Не хо-о-о-очу, – Аня крепче прижалась к нему.

– Какая ты замечательная, грибочек. Мухоморчик мой.

В ответ Аня начала целовать его в шею, ключицы, грудь. Он тихо засмущался, прикусив губу.

– Детка, нам всё равно придётся вставать и делать дела.

– Раз мы сегодня навещаем родственников, то, наверное, надо навестить и отца.

Аня высвободилась из объятий Дюка, села на край кровати, потянулась.

– Точно, он хотел, чтобы мы заглянули к нему в пятый. Буквально на той неделе пересёкся с ним, когда документы подписывал там.

– Нет, – покачала Аня головой. – Он просил позвать, когда мы поедем на могилу семьи Слот. Навестить их. Нику тоже надо позвать. Кстати, она получила диплом на той неделе. Надо поздравить её.

Аня улыбнулась. Мир больше не трещал под ногами, не было необходимости бежать и прятаться. Они уже справились. И самое приятное – они больше не выживали. Они жили.

После того как Аня вспомнила о Нике, Дюк никак не мог перестать о ней думать. Несмотря на то, что прошло уже два года, и она старалась держаться, в последнее время девушка опять начала ломаться, вспоминать Эрика, даже вспылила на Дюка, когда они пересеклись в пятом. Ника проходила последнюю стажировку перед дипломом и хотела устроиться работать там.

Он ковырял вилкой кашу, которую приготовила Аня, отодвигая пригоревшую корочку и нанизывая на вилку чернику.

– Эй, – Аня обратилась к Дюку, видимо, уже не первый раз. – Ты что, игнорируешь меня?

– М? – Дюк вынырнул из своих мыслей и замер, глядя на Аню.

– Говорю, ты, правда, будешь есть кашу вилкой? Ложку тебе не надо?

– Извини, задумался. Сейчас возьму.

Дюк не спеша побрёл по кухне. Босыми ногами наступил на кафель там, куда падало солнце, и стало так тепло. Солнце грело по-настоящему. Дюк взял ложку и тут же уронил её, обернувшись на срочное сообщение по телевизору.

Утреннее шоу прервали новости:

«Тело бывшей заместительницы Леди секторов было найдено сегодня утром в её тюремной камере за обеденным столом. Рядом было обнаружено тело студентки медицинского колледжа. По предварительным данным Вероника Волкова сегодня утром проникла в камеру, и с собой у неё был яд, которым были отравлены Николь и сама студентка. Судя по камере, сначала состоялся недолгий разговор, а после обе жертвы добровольно покончили с собой. Остальные обстоятельства выясняются».

Аня и Дюк заворожённо смотрели на экран, а после Аня перевела испуганный взгляд на Дюка.

– Мне обнять тебя? Или не трогать? – прошептала она.

– Ничего. Ничего, всё нормально, – дрожащим голосом произнёс Дюк. – Мне кажется, я должен был догадаться об этом.

Аня отрицательно помотала головой, всё ещё пребывая в испуге. Переживала за реакцию Дюка и его любовь винить во всем себя.

– Не должен был. Она – взрослая девушка, она знала, что делает.

– Я должен был помочь ей справится с потерей Эрика. Она старалась. Я подвёл её.

– Дюк, пожалуйста… Я тоже потеряла Эрика, и ты, я знаю, очень скорбишь по нему, но если она так решила… Значит, не могла по-другому. И я не могу её за это судить.

– Я думал, что ей стало легче… – сказал Дюк, но сам понимал: легче – понятие очень тяжёлое.

Пламя потери никогда не угасает в душе человека до конца. Просто яркий огонь слёз и печали переходит в тление. Вспоминая яркие моменты, ты больше не обожжёшь руки. Только испачкаешь в золе.

– По-другому и быть не могло. Всё так и должно было закончиться.