Солнце взойдёт

ДВЕНАДЦАТЬ

Затрезвонил будильник. Джейн простонала, потерла глаза и протянула руку, намереваясь ухватить источник этого кошмарного шума и придушить его. Затем включилась ее память, и она простонала еще раз.

Было утро, и ей надо было вставать и идти на работу. Проклятье!

Она почистила зубы с методичностью только что собранного робота, причесалась и взглянула на себя в зеркало.

— Привет, — сказала она. — Я Джейн, и я помогаю крутить Вселенную.

Этим утром это звучало нисколько не лучше, чем вчера. Она пожала плечами, высморкалась и пошла посмотреть, не заглянула ли к ней среди ночи Фея Утюга и не перегладила ли она ожидавшую ее кучу блузок.

Не заглянула. Досадно.

В глубине гардероба она отыскала висевшую там и выглядевшую так, словно она была мертвой на протяжении уже значительного времени, блузку с воротничком как у принцессы Дианы, которую мама подарила ей к Рождеству еще в те дни, когда можно было купить зажаренного целиком быка, посмотреть, как травят медведя, и после этого у тебя оставалось еще полгрота[15] мелочи.

С другой стороны, сказала она себе, это единственная чистая блузка, которая у меня есть.

Итак, она надела ее, вместе с еще несколькими вещами, купленными по дешевке на распродаже, которые она отыскала в углу шкафа, и прошлепала в кухню, чтобы съесть кусок тоста и выпить чашку чая. На полу под ее ногами похрустывало.

— Ладно, ладно, — сказала она вслух, — я вымою тебя сегодня вечером, если сейчас ты заткнешься.

«Впрочем, вряд ли я сделаю это, — сказала она про себя, стоя в ожидании, пока закипит чайник. — Я буду слишком вымотана». А вообще-то, казалось бы, люди, которые раскручивают вселенные, вправе ожидать, что кто-нибудь будет делать за них их домашнюю работу. Вроде бы нигде не сказано, что «на восьмой день Он перестелил белье, вымыл микроволновку и пропылесосил комнаты», так ведь?

Должно быть, дело в том, что Он — это Он.

Из тостера выползла струйка дыма, и она вздохнула. «Фирменное блюдо этого дома, — пробормотала она, — тосты a la Pucelle», Она схватила нож и принялась скрести, пока не была вознаграждена большой кучей черного угольного порошка и примерно четырьмя квадратными дюймами тоста.

«Удовлетворение от работы, — сказала она себе, — вот что я получаю взамен. Вот это самое замечательное ощущение, что ты делаешь мир немного лучше. И мир действительно становится немного лучше. По крайней мере, должен становиться».

Штат объяснил ей все насчет этого. Да, конечно, она одним движением разгладила все неровности личных человеческих взаимоотношений, но, разумеется, здесь все было не так-то просто. Встроенная в компьютер защитная программа замедлит процесс настолько, что потребители даже не заметят, что что-то изменилось. Не годится, чтобы потребители что-то замечали, — они становятся беспокойными, начинают верить во всякую чепуху, у них падает моральный уровень. «Так что, — горько размышляла она, — они будут счастливы, даже не осознавая этого, а следовательно, будут продолжать быть такими же несчастными, как и прежде».

— Да, — сказала она чайнику, — но мне удалось заставить их заменить солнце, не забывай. То есть…

Чайник посмотрел на нее, не говоря ни слова. Здесь нечего было говорить. Она отвела взгляд и занялась распределением кусочка твердого, как камень, масла по фарфорово-хрупкой пластинке тоста, пытаясь не раздавить ее при этом в крошку.

Ей нечего было показать людям. Впрочем, чем меньше у нее будет что показать, тем лучше. Так что ее работа, можно сказать, была успешной более чем на сто процентов.

— Черт бы побрал все это, — в сердцах крикнула она кухонным часам. — Если бы у меня были хоть какие-то мозги, я бы вернулась на работу к Бэрриджу. По крайней мере, там я могла быть уверена, что уйду домой в пять тридцать.

«Тик-так», — сказали часы.

«Очень много от вас помощи, — подумала она. — Однако, мне приходится говорить с вами, потому что если я начну говорить сама с собой, это будет означать, что я схожу с ума».

Она смахнула последние крошки обгорелого тоста в мусорное ведро, сделав мысленную заметку попытаться купить сэндвич на станции. Станция… Да, теперь она ездила на работу по-другому: автобус до Ватерлоо, поезд на Солсбери, пересадка в Эймсбери, автобус до Стоунхенджа и оттуда перемещение во плоти прямо в ее кабинет. Если, конечно, путейщики не бастовали, а иначе ее относило к Облаку Непознанного, откуда ей приходилось ловить такси.

— И ты тоже можешь заткнуться, — рявкнула она таймеру на яйцеварке.

Где-то на задворках ее разума, затерявшийся среди полузабытых дней рождения и догнивающих обрывков школьной математики, хилый и безбожно низко оплачиваемый сотрудник, нервно кашлянув, предположил, что, возможно, в самой основе всей этой затеи есть какая-то неправильность. «Либо ты работаешь на земле, — сказал он, — и крутишься в этом колесе, но, по крайней мере, ты остаешься человеческим существом и занимаешься вещами, доступными человеку (и кроме того, еще гладишь белье); либо ты работаешь в Эмпирее, и тогда тебя уже не должны заботить мирские материи. И вообще, раз уж мы об этом заговорили, — добавил он, беспокойно оглядываясь через плечо, — не знаю, как тебе, а мне кажется, что во всей этой работе есть что-то крайне подозрительное; она ведь действительно совершенно не окупает себя, поскольку…»

Он бы долго еще распространялся на эту тему, но внезапно что-то большое, пантероподобное и очевидно чуждое выпрыгнуло откуда-то из тени на краю ее подсознания и одним движением откусило ему голову. Маленькая группка мыслей, собравшихся вокруг, чтобы послушать, моментально рассосалась. Несколькими долями секунды позже появились странные молчаливые фигуры в черных спецовках и прибрали место происшествия.

«Посуду помою, когда приду, — сказала себе Джейн. — Боже мой, надо спешить. Как бы не опоздать на работу!»

— Тебе понравится работать здесь, — говорил ей Штат. — Место спокойное, расслабляющее. Никакого давления, никакой нервотрепки, ничего подобного; обычная простая канцелярская работа и администрирование. Тебе, наверное, хочется отдохнуть после всего этого… э-э… после недавних переживаний.

Телефон зазвонил снова. Джейн показала ему язык, потом сняла трубку.

— Это Фил из Аудита, — злобно прохрипела трубка. — Слушайте, когда вы спустите наконец проекты на 1998 год? Вы обещали их еще две недели назад, у нас из-за вас работа стоит!

Джейн вздохнула и заговорила монотонным речитативом, как автоответчик:

— Меня зовут Джейн, я работаю здесь всего неделю и не имею ни малейшего представления о том, что я должна делать и что здесь вообще происходит. Если вы не сочтете за труд объяснить мне, что конкретно вы хотите, чтобы я сделала, я примусь за это сразу же, как только смогу. Благодарю вас. — И затем, не удержавшись — можно было бы сказать, что ее черт подтолкнул, если бы это не порождало двусмысленные ассоциации в существующем контексте, — добавила: — Би-ип, — и принялась ждать ответа.

Как обычно, последовала ошеломленная пауза примерно на три четверти секунды.

— Слушайте, — сказал голос, — мне это надоело. Если эти графики не будут у меня на столе в полпятого вечера, я начну принимать меры, ясно?

В трубке раздались короткие гудки. Джейн пожала плечами, положила трубку и вновь обратилась к горе бумаг, громоздящихся перед ней. Бумаги были всех возможных цветов и оттенков, они были покрыты типографским шрифтом, машинописью и текстом, написанным от руки (торопливым, полуразборчивым и абсолютно одинаковым во всех конторах по всему Мирозданию), на всех возможных языках и наречиях, которые, как ни странно, Джейн могла читать и понимать без всякого труда. Единственной проблемой было то, что ни одна из них не содержала никакого намека относительно того, что она собой представляет и что с ней нужно делать, не считая, разумеется, тех, на лицевой стороне которых было отпечатано «СРОЧНО» (а время от времени даже «ОЧЕНЬ СРОЧНО!!!») красной штемпельной краской. Очевидно, подразумевалось, что по поводу этих бумаг Джейн должна вообще вылезти вон из кожи.

Телефон зазвонил снова.

— Это Сильвия из Подножия Столпа, если вы сами не догадались, — сказал голос. — Мы все еще ждем. Сколько вам нужно времени, чтобы закончить?

— Меня зовут Джейн, я работаю здесь…

— И вот еще что, — продолжал голос. — Вы клятвенно обещали, что отдадите мне справочник, когда закончите с ним, и с тех пор прошло уже три недели. И знаете, что я думаю? Вы просто снова потеряли его!

— …всего неделю и не имею ни малейшего…

— Дорогая моя, только не надо вешать мне лапшу на уши. Если через сорок пять минут я не увижу его здесь, на моем столе, вместе с отчетами, разложенными по датам, я буду подавать голубой бланк. Простите, если это звучит как угроза с моей стороны, но вы сами не оставляете мне выбора.

Короткие гудки. Пожатие плечами. Итак — что, во имя всего святого, может означать вот эта огромная зеленая простыня? Где у нее верх, для начала?

— Простите…

Джейн удивленно обернулась. Не считая неизвестных разъяренных душ на другом конце провода, никто, кроме девушки, разносившей чай, не заговаривал с ней с тех самых пор, как она здесь появилась. Большую часть времени другие люди, находившиеся в этом длинном, гулком зале, были заняты тем, что орали в телефонные трубки и швыряли их обратно на рычаг. Она подозревала, что это и были те самые люди, которые названивали ей.

— Простите, что беспокою вас, но не могли бы вы объяснить мне хоть что-нибудь? Видите ли, я здесь новенькая…

Обратившаяся к ней особа, когда Джейн смогла ее рассмотреть, оказалась маленькой худенькой женщиной, выглядевшей так, словно она в последний раз ела еще в те времена, когда в столовых подавали жаркое из мамонта. Скорее всего, где-то за этими очками действительно скрывалось лицо, но скорее всего, оно не имело сколько-нибудь серьезного значения. Джейн ощутила короткую вспышку симпатии.

— Я попробую, — сказала она, — но, честно говоря, сомневаюсь в результате. Видите ли, я и сама здесь новенькая, и никто не сказал мне…

— О, но вы все же должны знать больше меня, — прервала девушка. — Понимаете, я здесь всего два года… и…

Она осеклась на полуслове. Очевидно, ей не понравилось, как смотрела на нее Джейн — как шпагоглотатель-дилетант, которому выдали бензопилу.

— Два года? — проговорила Джейн. — И вы до сих пор…

— Не имею даже самого туманного представления о чем-либо; боюсь, что это так, — ответила девушка, очевидно глубоко стыдясь самой себя. Об этом можно было догадаться по тому, что ее ногти были наименее розовой ее частью.

— Но… — Джейн взяла себя в руки. — Но, ради бога, чем же вы занимаетесь целыми днями? Я имею в виду — должны же вы что-то делать?

Девушка кивнула.

— В основном, — сказала она, — я отвечаю на телефонные звонки. Но у меня не очень здорово получается, потому что я никогда не знаю, что ответить на те вопросы, которые мне задают. Я немного тревожусь из-за этого. Там есть такой Даррен из какого-то места под названием «Бюджетное Проектирование», так он звонит мне каждый день вот уже восемнадцать месяцев и…

— Знаю, — перебила Джейн. — Он хочет, чтобы все было на его столе к двум пятнадцати — или он что-нибудь сделает.

Девушка благодарно улыбнулась.

— Да, — сказала она, — это он!

— И вешает трубку, так и не сказав что.

— Точно!

— Прекрасно. — Джейн медленно и глубоко вздохнула. — И никто из тех, кого вы спрашивали, не смог помочь вам?

Девушка нахмурилась.

— Вообще-то я больше никого и не спрашивала, — ответила она. — Понимаете, они все выглядят такими занятыми, что я боялась их беспокоить. Я подошла к вам только потому, что у вас такой вид… — Девушка замолчала; ее ногти выглядели теперь просто бесцветными.

Джейн обвела комнату взглядом. И действительно, кроме нее самой и ее собеседницы, все здесь выглядели крайне занятыми. По большей части они кричали в телефонные трубки и с силой швыряли их на аппарат, а в минуты кратких передышек отчаянно рылись в завалах разноцветных бумаг на своих столах, ища что-то крайне необходимое.

— Скажите, просто ради любопытства, — проговорила Джейн, — кем они вас взяли?

— Оператор компьютера, — ответила девушка. — Вот только компьютер у меня не работает, да и у вас тоже, как я вижу.

Она кивнула на монитор на столе Джейн. Когда та после трехдневной борьбы так и не смогла добиться от проклятого ящика ничего более конструктивного, чем подмигивание огоньками и высвечивание надписи «Привет! Все права защищены!», она последовала тому, что, по-видимому, было в конторе обычной практикой, и превратила его в пластмассовую полочку для посуды. На некоторых мониторах, как она заметила, скопились многомесячные отложения чашек, что делало помещение похожим на сталагмитовую плантацию.

— А как, кстати, называется эта контора? — спросила Джейн. — Мне говорили, когда я пришла сюда, но я сразу же забыла. Это было какое-то слово, которое не значило для меня ровно ничего.

— Это отдел Подготовки Документации, — ответила девушка с ноткой идиотской гордости в голосе. — Мне кажется, у нас ужасно важный отдел, иначе почему люди из других отделов постоянно звонят нам? Ох, простите… — Она метнулась к своему столу и схватила трубку. Джейн не потребовалось особого воображения, чтобы воссоздать разговор по той его части, которую она слышала.

— Дайте я догадаюсь, — сказала она, когда девушка положила трубку. — Это был Дэйв из Потребления Сырья, и если документы не будут у него к трем часам, то к четырем мир рухнет.

Девушка воззрилась на нее.

— Так вы все же знаете, что здесь происходит, — выдавила она.

— Я просто хорошо угадываю, — покачала головой Джейн. — Послушайте, вместо того чтобы сидеть здесь и изображать пару заводных попугаев, почему бы нам не пойти и не найти кого-нибудь, и не спросить у него? Кого-нибудь, кто действительно знает, я хочу сказать.

Девушка посмотрела на нее так, словно она предложила вымазать дегтем и вывалять в перьях Папу Римского.

— Что — уйти с наших мест? — потрясенно пролепетала она. — Мне кажется, это не разрешается.

— А мне кажется, что вполне, — твердо сказала Джейн.

— Но… — Девушка кинула на нее взгляд, исполненный ужаса; таким взглядом мог бы посмотреть один из нерожденных близнецов на другого, если бы тот предложил попробовать пробраться вверх по проходу вместо того, чтобы покорно двигаться вниз. — А что, если зазвонит телефон, пока нас не будет? — дрожащим голосом спросила она. — На него же некому будет ответить!

Джейн покачала головой.

— Это очень маловероятно, — сказала она. — А если и зазвонит, кто будет об этом знать? Рядом же не будет никого, кто мог бы услышать.

— Будет знать тот, кто звонил, — возразила девушка; ее нижняя губа дрожала. — Разве нет?

— Его слово против нашего, — свирепо сказала Джейн. Честное слово, Генрих V не мог бы сказать это лучше. В таком настроении Джейн могла не только заставить их еще раз полезть в брешь; она бы заставила их еще и вытереть ноги перед этим. — Пошли.

Не взглянув на сослуживицу, она схватила свою сумочку, встала и решительно направилась в том направлении, которое, как ей казалось, было севером.

— Подождите меня! — пискнула девушка за ее спиной. — Если вы бросите меня, я наверняка заблужусь.

— Тогда не отставайте, — сказала ей Джейн. — Идите за мной.

Хотя сама она вряд ли до конца осознавала это, одним из самых сильных ее качеств было чутье на правильный выбор слов, подходящих для каждой конкретной ситуации. Поэтому, когда они в конце концов наткнулись на человека, который не разговаривал по телефону, некая внутренняя система отбора слов вложила в ее уста магическую фразу, так что ей совершенно не пришлось думать, что сказать.

— Так, — сказала она, — где он? Мне нужно поговорить с ним немедленно.

Человек, устрашенный, поднял на нее взгляд.

— Но это невозможно, — пролепетал он. — Он там, у Них!

Джейн сузила фокус направленного на человека свирепого взгляда.

— И сколько времени он там?

— Двадцать минут, — ответил человек. — Полчаса. Сорок минут. Не меньше.

Джейн выдохнула, и если в ее дыхании не змеились голубые огненные язычки, это было лишь потому, что рядом висела табличка «Не курить!»

— В какой он комнате? Давайте же, я не могу стоять здесь весь вечер.

— Номер пять. — Человек показал рукой. Джейн повернула голову, чтобы взглянуть в указанном направлении, и в этот момент у него на столе зазвонил телефон. Человек нырнул к трубке, хватаясь за нее, как утопающий за спасательный круг. Не прошло и двух третей секунды, как он уже орал на кого-то.

— Ну вот, — сказала Джейн, увлекая за собой свою спутницу, — у нас уже есть кое-что. Пошли.

Девушка не тронулась с места.

— Но это невозможно, — ответила она. — Он же там, у Них, разве вы не слышали?

Джейн повернулась к ней и улыбнулась.

— А вы имеете представление, кто такой «он»?

Девушка покачала головой.

— Я тоже, — самодовольно произнесла Джейн. — А как насчет «Них»? Вы знаете кто такие «Они»?

— Нет.

— Ну так и прекрасно! — оживленно воскликнула Джейн. — То, о чем ты не знаешь, не может повредить. Общеизвестный факт. Вы идете?

Она прошагала к двери с большой, слегка покосившейся цифрой «5», два раза постучала и толкнула дверь.

И остановилась на пороге.

Она находилась в ресторане.

Более того, на ней была черная юбка, блестящая от возраста и скопившегося на ней слоя жира и пота, белая блузка и передничек, имевший чисто декоративную функцию. В руках она держала поднос с тремя тарелками, на которых громоздились горы pasta.[16] Дверь позади нее захлопнулась.

— Ну поторопись же, ради бога, — закричал ей какой-то толстяк, один из шести толстяков, сидевших за круглым столом, накрытым скатертью в красную и белую клетку. — Некоторые люди умирают от голода!

— Я знаю, — произнес голос, в котором Джейн опознала свой собственный. — Половина населения Судана, например. Такое количество пищи могло бы прокормить любого из них в течение недели, хотя это вряд ли было бы полезно для их артерий.

Двенадцать круглых свиных глазок воззрились на нее.

— Ладно, — произнесла она. — Это кому?

В течение шести недель, теперь уже отошедших в далекое прошлое, Джейн работала официанткой в «Маленьком Поваре» на кольцевой дороге к югу от Ноттингема. Больше шести недель она не смогла там выдержать, поскольку пришла к заключению, что кормить жирной пищей и без того толстых людей аморально в принципе; но пока она была там, она многому научилась. Как держать на весу семь тарелок сразу, одновременно вытирая стол за маленьким ребенком, которого стошнило после трех последовательно съеденных свиных эскалопов; как подавать завтрак трем водителям-дальнобойщикам, которые пялятся на твою грудь, и не ударить их бутылкой с кетчупом; как жарить яичницу из тридцати семи яиц на грязном жире и не стать при этом вегетарианкой. Она имела опыт в таких вещах.

— Э-э, — промычал самый толстый толстяк и неопределенно повел рукой. Джейн поставила тарелки, развернулась на каблуках и направилась прочь так быстро, как только могла. Однако не успела она дойти до двери, в которую вошла, как чуть было не столкнулась с черноволосой женщиной четырех футов ростом, которая стояла, уперев руки в бока и загораживая ей путь.

— Слушай сюда, — прошипела женщина, — повторять не буду. Не оскорбляй мне клиентов, поняла? Давай, теперь две lasagnes[17] тем, что у окна.

Как во сне, Джейн позволила направить себя в помещение, которое, по-видимому, было кухней, где нашла две ожидавшие ее тарелки с lasagne. Она взяла их и отнесла заказчикам, которые поблагодарили ее.

— Дальше, — говорил самый толстый, — политика. Кто-нибудь хочет сказать что-нибудь о нашей политике, ребята?

— У нас классная политика, Роки.

— Да что тут ходить вокруг да около, наша политика работает как надо.

Ноги тем временем принесли Джейн обратно в кухню, где ее уже ждали три порции телятины. В телятине, заметила она, было огромное количество сливок; фактически, если бы хозяин ресторана решил в будущем закупать молочные продукты в Европе, была большая вероятность, что Общая сельскохозяйственная политика могла в конце концов не справиться с заказом. Джейн нахмурила брови.

— Стол на шестерых, — прошипела низенькая женщина ей в ухо. — Поторопись и не выпендривайся.

— Мне казалось, вы говорили, что повторять не будете, — огрызнулась Джейн и прошмыгнула в дверь прежде, чем та сумела подобрать ответ.

— Операции с основным капиталом, — говорил самый толстый толстяк. — Парни, кто-нибудь знает, у нас есть основной капитал?

— Конечно, Роки, у нас есть любой капитал, какой нужно.

— Ты только не беспокойся, Роки. Все идет лучше некуда.

Когда Джейн подошла к ним, все шестеро замолчали, и она снова почувствовала на себе их взгляды, скользкие, как перекормленные пиявки. Она поставила тарелки и повернулась, чтобы уйти.

— Я не ослышался, девушка? — произнес сзади жирный голос.

Джейн медленно повернулась. Она улыбалась.

— Простите? — переспросила она.

— Я говорю, — повторил жирный голос, — я правильно расслышал, что вы тут сказали?

Джейн наконец-то опознала владельца голоса и посмотрела ему в глаза. Ощущение было такое, словно она ступила во что-то липкое.

— Это зависит, — произнесла Джейн, — от того, что, как вам показалось, вы услышали.

Толстяк выставил в ее сторону несколько подбородков.

— Мне показалось, — проговорил он, — вы сказали что-то про мою еду.

Джейн опустила глаза, убедившись, что перед ним стоит тарелка с pasta.

— Да, сказала, — ответила она. «Ха! — весело заметила одна часть ее сознания, — совсем как в старые добрые времена, а?» Другая часть сделала вид, что не услышала.

— Вам что, не нравится моя еда? — спросил толстяк.

— Что вы, — ответила Джейн как могла приветливее. — Уверена, что это замечательная еда. Мои сомнения относятся лишь к той компании, которую она себе выбрала.

Над столом повисла тишина; двенадцать глаз медленно округлялись от изумления. Наконец одно толстое тело повернулось к другому.

— Эй, Роки, — сказало оно, — ты вроде бы говорил, что это девка что надо.

Роки пожал плечами.

— Говорил, — сказал он. — Эй ты, — произнес он, обращаясь к Джейн. Она удивленно подняла бровь.

— Это вы мне?

— Тебе, тебе.

— Я вас слушаю.

Тот, казалось, испытывал затруднения со своими способностями верить.

— Кто ты вообще такая, по-твоему? — тихо проговорил он. Что-то показалось ей странным в том, как он произнес это; потом она поняла, что, хотел он того или нет, но это действительно прозвучало как вопрос.

— Меня зовут Джейн, — ответила она, — я работаю здесь всего неделю и не имею ни малейшего представления о том, что я должна делать и что здесь вообще происходит. Если вы не сочтете за труд объяснить мне, что конкретно вы хотите, чтобы я сделала, я примусь за это сразу же, как только смогу. Благодарю вас.

Десять маленьких свиных глазок уставились на нее в полном остолбенении. Оставшиеся два слегка сузились.

— Эта работа тебе в новинку, так? — неторопливо произнес их обладатель.

— Нет, — ответила Джейн. — Я уже занималась чем-то похожим.

— Неужели? — выражение лица толстяка не менялось, и у Джейн появилось такое ощущение, словно ее просвечивают мощным рентгеном, так, что становится видно, что она съела за последние шесть дней. Затем один уголок его рта слегка приподнялся. — Тебе нравится такая работа?

— Нет, — ответила Джейн.

— Недостаточно хороша для тебя, а? — И снова Джейн почувствовала себя так, словно стоит перед судом.

— Скажем, пока она не исчерпывает пределов моих возможностей, — сказала она. — Фактически, — осторожно добавила она, — это прежде всего вообще была не моя идея.

— Не твоя, — согласился толстяк. — Конечно, не твоя. — Он расширил свою улыбку еще на микрон или около того. — А знаешь, детка, надо признаться, кишка у тебя не слаба.

— У вас тоже, — вырвалось у Джейн. — Подумать только, такие тренировки!

Толстяк, по-видимому, не обратил на эту реплику никакого внимания; но к Джейн понемногу начало подкрадываться ощущение, которое ей совсем не понравилось. Либо толстяк вырастал в размерах, либо сама она становилась меньше, или и то и другое сразу. Она отвела от него взгляд и посмотрела на единственный кусок хлеба, остававшийся в корзинке.

— Так какую же работу тебе нужно? — спросил толстяк. — Не канцелярскую, как я понимаю.

— Этим я уже занималась, — спокойно сказала Джейн. — Однако это не мое, по всей видимости.

— Да уж наверное, — внезапно хохотнул толстяк. Звук оказался довольно приятным. — Может, тебе стоит попробовать себя в нескольких вещах, знаешь, немного осмотреться вокруг, пока не найдешь что-нибудь подходящее.

— Благодарю, — сказала Джейн, — я запомню ваш совет.

— Да, — повторил толстяк, — кишка у тебя не слаба. Только, если сможешь, не суйся в чужие, договорились?

Джейн что-то промямлила. В эту минуту она думала о том, как было бы замечательно вернуться обратно за свой стол и поговорить с кем-нибудь по телефону. Это было как-то больше на ее уровне.

— А теперь, — проговорил толстяк, — позволь мне сказать тебе кое-что.

Он привстал со стула и начал шептать Джейн на ухо. Это было скорее похоже на спринцевание ушей слепым осьминогом, но то, что она услышала, отвлекло ее от этой стороны вопроса.

— Благодарю вас, — сказала она. — Вы очень мне помогли.

Толстяк улыбнулся, на этот раз во всю ширь.

— Всегда пожалуйста, — ответил он. — Да, и, детка…

— Да?

— Прежде чем уйдешь, скажи Розе, что телятину снова нужно разогреть. Давай, топай отсюда.

Джейн толкнула дверь Номера Шесть. На этот раз она не стала утруждать себя тем, чтобы стучать.

Обитатель Номера Шесть не был человеком; в его облике не было ничего даже отдаленно антропоморфного. На дорогом, кожаном с виду вращающемся кресле перед Джейн сидел бурундук.

— Простите… — сказала Джейн.

Бурундук поднял голову от груды бумаг, наваленной перед ним, и дернул носом.

— Да? — сказал он.

На долю секунды что-то в мозгу Джейн замкнулось, и она не могла придумать, что ей сказать. В ее голове вертелось только восклицание «Вы бурундук!», что, скорее всего, было совсем не обязательно говорить прямо сейчас.

— Ну да, — сказал бурундук. — Вы пришли сюда только для того, чтобы сообщить мне это?

Замыкание прервалось.

— И вы туда же, — раздраженно проговорила Джейн. — Что, в этом заведении все читают мысли друг друга?

Усы бурундука слегка дрогнули.

— Я — не читаю, — ответил он. — Просто я знаю с девяностодевятипроцентной долей вероятности, о чем вы сейчас думаете. И чтобы вы не тратили лишние усилия на удовлетворение вашего любопытства — я могу принимать любой вид, какой захочу. Это обличье я оставляю для людей, которые вламываются ко мне без приглашения, — добавил он, — поскольку это сбивает их с толку.

— Прекрасно, — ответила Джейн. — Я хочу поговорить с вами о том, как управляется этот департамент.

— Я знаю это, — отвечал бурундук. — Убирайтесь.

В качестве ответа Джейн села и скрестила руки на груди. Бурундук вздохнул и откусил кусочек фанеры с края своего стола.

— Я могу уделить вам пять минут, — заявил он.

— Благодарю вас. — Джейн улыбнулась, открыла свою сумочку и достала записную книжку. — В таком случае я перейду прямо к делу, если вы не против. Этот департамент не нужен.

Бурундук вскочил в своем кресле и яростно замахал передними лапами; затем снова сел, три раза повернулся вокруг оси и припал к сиденью, прижав уши.

— Чепуха, — сказал он.

— Факт, — возразила Джейн. — Предполагаемой целью этого департамента является общее управление всеми делами. Он не нужен, поскольку он не управляет ничем. А причиной этого является то, что вся система развалилась уже сто семь лет назад.

Бурундук исчез. На его месте появилась длинная зеленая змея с ромбовидным узором.

— Да неужели? — прошипела она.

— Именно, — ответила Джейн. — Поверьте мне на слово. С тех самых пор входящие дела продолжают входить, но исходящие топчутся на месте. Такое управление, какое сейчас имеет место, абсолютно спонтанно и ad hoc.[18] Если не ошибаюсь, это так называется.

— Не важно, как это называется, — сказала змея. — Откуда, кстати, у вас эта информация?

— Мне сказал один человек в ресторане, — ответила Джейн. — Вот вам пример: предполагается, что этот департамент должен переводить денежные средства из казначейства в департамент Судьбы, минуя систему заявок и розовых бланков. На практике служащие Судьбы держат свои деньги в жестянке из-под какао за часами в ангаре. Когда в жестянке ничего не остается, дежурный контролер, пока бармен обедает, проникает в Общественный Клуб, пользуясь запасным ключом, принадлежащим капитану команды по боулингу, и берет мелочь из кассы. Бармен, в свою очередь, списывает это на поломки. Я точно изложила ситуацию?

Змея выстрелила в нее тонким язычком и зашипела. Джейн кивнула и продолжала.

— Этот департамент также номинально несет ответственность за назначение персонала, в частности, в департамент Клятвопреступлений и Лжесвидетельств, основной задачей которого является поражать молнией клятвопреступников. Штат в Клятвопреступлениях предусматривает семьдесят операторов и шесть контролеров, все с полной занятостью, но молния не поражает никого, поскольку место главы департамента пустует уже более трехсот лет. В результате мы имеем такую картину: несмотря на то, что клятвопреступления среди смертных регулярно отмечаются и заносятся в Архив, клятвопреступники остаются в целости и сохранности, поскольку молнии не могут быть выписаны со склада без зеленого бланка, подписанного главой департамента. Таким образом, операторам остается только показывать клятвопреступникам языки и выкрикивать в их адрес бранные слова; а так как по уставу весь штат этого департамента должен быть невидимым и невоспринимаемым для людей…

Змея с тихим шелестом обвилась вокруг подлокотника.

— Продолжайте, — сказала она.

— Стоит ли? — возразила Джейн. — Если хотите, я могу продолжить. Могу рассказать вам о том, как штатный пенсионный фонд ничем не может помочь пенсионерам — и не потому, что у него нет денег, а потому что Гари из Пенсий ждет отчетов за 1897 год, без которых не может подписать лиловый бланк; поэтому они жертвуют по пять крейцеров в неделю Клубу Солнцестояния, который находится за газетным киоском на углу здания Землетрясений, что, разумеется, сильно помогает делу. А снабжение? Не рассказать ли вам, как не отпущенный вовремя запас канцелярских скрепок недавно прорвал своей тяжестью прогнившую упаковку, и теперь является центром совершенно новой планетной системы по ту сторону Пояса Ориона? — Джейн прервалась, чтобы перевести дыхание, и потому что у нее кончились примеры. Змея посмотрела на нее.

— И что с того? — проговорила она, помолчав. — Срывы случаются здесь и там. Велика важность.

Джейн закусила губу; ей показалось, или она действительно услышала глухой удар сорвавшегося блефа?

— Срывы, — проговорила она. — Такого рода срыв был в Сан-Франциско в 1906 году.

Змея подняла голову, поразмыслила, что ей с ней делать, и просунула ее сквозь ручку своего портфеля.

— Мы подвергнем все, что вы рассказали, самому серьезному анализу, — проговорила она. — Но в настоящий момент, может быть, вы чувствуете потребность перевестись в какой-нибудь другой департамент?

Гнев — очень странная вещь; его поведенческая модель сильно напоминает мотоцикл «Хонда-СХ550». Иногда вы лишь едва заметно касаетесь газа, и в следующий момент уже видите лицо хирурга, вынимающего куски изгороди из вашей брюшной полости. Иногда вы переключаете рычаг на четвертую передачу и газуете во всю мочь, а это животное только глядит на вас коровьими глазками с инструментальной панели и сбрасывает скорость до прогулочного шага. Единственное, на что в нем можно с уверенностью положиться, — это на то, что его топливный бак опустеет ровно посередине между двумя автозаправками.

Гнев Джейн, если продолжить ассоциацию, выгорел досуха; и пока она глядела змее в глаза и пыталась придумать, что ей еще сказать, что-то внутри нее напомнило ей, что у нее впереди еще долгая, утомительная прогулка до дома.

— Может быть, так будет лучше всего, — мягко произнесла она. — Спасибо, что нашли время выслушать меня. — Она поднялась, взяла свою сумочку и вышла из кабинета.

Когда она прибиралась на своем столе, зазвонил телефон.

— Тебе не следовало этого делать, — послышался голос Гангера. Он звучал весело. — Это было неблагоразумно.

— Думаю, вы правы, — отозвалась Джейн. — Кто был тот человек в ресторане?

Трубка, казалось, онемела.

— Это был Роки, — произнес наконец Гангер; его голос звучал так, словно он говорил сквозь две наволочки и шерстяной носок. — Твоя встреча с ним также не была предусмотрена.

— Но он, кажется, ожидал этой встречи, — заметила Джейн.

— Знаю. Ну, в любом случае, что есть, то есть. Приходи ко мне завтра в полдевятого, потолкуем. Да, и кстати.

— Что?

— У тебя выходит очень хорошо. Поверь мне. — Гангер улыбнулся в ухо Джейн и повесил трубку.