Солнце взойдёт

ШЕСТНАДЦАТЬ

— Погоди-ка, — сказал Бьорн, внезапно останавливаясь и кладя лопатообразную руку на рукав своего проводника, — где это мы? — Раздался слабый треск, и Бьорн поспешно убрал руку. В ней ощущалось болезненное покалывание.

Проводник указал куда-то вдоль туннеля.

— Смотри сам, — ответил он.

Необходимо заметить, что проводник был маленьким, горбатым существом, целиком закутанным в нечто наподобие слишком просторной монашеской рясы. Фактически, его костюм был столь необъятным, что Бьорну пришлось поверить самому себе на слово, что внутри него вообще что-то есть.

— Куда? — спросил он.

— Туда, — ответил проводник. — Кстати, меня зовут Тцкс.

— Как?

— Тцкс.

— Ага, мне так и послышалось.

Взгляд Бьорна, проследовав за указующим рукавом, упал на дощечку, прибитую к стене. В тусклом мерцающем свете — Бьорн был по-настоящему неприятно потрясен, осознав, что свет исходил из-под Тцксова капюшона — он едва мог разобрать, что на ней было написано.

Там было написано:

Там было написано также:

а также:

и что-то еще кириллицей, и еще что-то китайскими иероглифами — ни того ни другого Бьорн прочесть не смог. Что было хуже всего, все это было написано там одновременно.

— Гм, — произнес Бьорн. Тцкс хихикнул, и из-под его одеяния выплыло несколько голубых искорок.

— Да, — ответил он, и Бьорн заметил, что это была не столько речь, сколько потрескивание. — Сбивает с толку, правда? Ну а теперь нам лучше поспешить, а то мы не пропустим поезд.

— А нам надо пропустить поезд? — удивился Бьорн.

— Ну, — ответил Тцкс, — поскольку они движутся по этому туннелю со скоростью приблизительно пятьдесят пять миль в час, думаю, это было бы желательно.

Тцкс поспешил вдоль по туннелю, двигаясь с поразительной быстротой, и Бьорн последовал за ним. Для того, кто был с ног до головы закутан в болтающийся коричневый балахон и не имел каких-либо четко различимых ног, Тцкс развивал весьма приличную скорость, а то, как он ухитрялся не путаться в подоле собственного одеяния, почти граничило с чудом.

— Мы находимся в метро, — на ходу объяснял Тцкс. — Я подумал, что так будет быстрее, чем идти пешком.

— Но ведь мы и идем пешком, — указал Бьорн. — Даже бежим.

— Ну да, — ответил Тцкс, и Бьорн заметил, что расстояние между ними понемногу увеличивается, даже несмотря на то, что он припустился вприпрыжку, — но мы идем в метро. Это, знаешь ли, совсем другое дело.

— Правда?

— Разумеется. Ага, вот мы и тут.

Потолок внезапно ушел вверх, а стены раздвинулись. По левую сторону от себя Бьорн увидел платформу, примерно на два фута возвышавшуюся над полом туннеля. Она была поразительно похожа на платформы станций парижского метро.

— Если хочешь, — сказал Тцкс, — остаток пути мы можем проделать на поезде.

Бьорн взобрался на платформу и сел на скамейку рядом с фигурой в капюшоне. У него ушло несколько минут на то, чтобы восстановить дыхание.

— Готов поспорить, ты не знаешь, как работает метро, — сказал Тцкс.

— Похоже, ты любитель спорить о том, что и так ясно.

Тцкс вновь рассмеялся. «Забавный звук, — подумал Бьорн, — что-то вроде этого получается, когда включаешь микроволновку, по ошибке положив в нее что-нибудь металлическое».

— Метро, — произнес Тцкс, — это сеть городского пассажирского транспорта, предназначенная для разгрузки наземных маршрутов в часы пик.

— Да ну, — ответил Бьорн. — Кто бы мог подумать?

Жирная зеленая искра выплыла из-под капюшона и, поплавав в воздухе несколько секунд, погасла.

— Ладно, — произнес Тцкс, — если тебе неинтересно…

— Прости. Просто эту часть я уже знаю. Я бывал в метро сотни раз. В этом, правда, не бывал.

— Метро всего одно, — ответил Тцкс. — А, вот и поезд.

И действительно, длинная зеленая кишка поезда подползла к платформе и открыла двери. Бьорн нахмурился. Это был вне всяких сомнений поезд метро. По правде говоря, именно это его и поразило: это был самый что ни на есть типичный поезд метро, какой он когда-либо видел.

— Пошли, — позвал Тцкс. Они вошли внутрь и уселись. Вагон был пуст, если не считать полупустого картонного пакета пастеризованного молока, который при виде них демонстративно встал и переместился в другой конец вагона.

— Молоко не любит меня, — хмыкнул Тцкс. — Оно считает, что прокисает в моем присутствии.

— Что значит — метро всего одно? — спросил Бьорн. Но пока он произносил эти слова, он понял, что подсказывало ему подсознание. Вагон, в котором они сидели, мог быть вагоном любого метрополитена, где он только ни бывал: в Нью-Йорке, Париже, Москве, Лондоне, где угодно. Все в одно и то же время.

— Именно это и значит, — ответил Тцкс. — Существует только одна сеть. Просто ее в разных местах называют по-разному.

— Гм.

Поезд, громыхая, выполз со станции и углубился в темный туннель. Бьорн украдкой нащупал в кармане брюк свой складной нож и попытался определить, где в нем лезвие двуручного меча.

— Здесь, внизу, совершенно другое измерение, — продолжал тем временем Тцкс. — Удивляюсь, почему лишь немногие люди это замечают. Казалось бы, это совершенно очевидно.

— Правда? — Нет; это маленькая пластмассовая лупа, через которую еще ни разу не удавалось ничего разглядеть. Это ножницы, разрезающие клейкую ленту три раза из семи. А вот и… а, черт, это пилочка для ногтей.

— Подумай сам, — сказал Тцкс. — Назови мне какую-нибудь станцию метро.

Бьорн подумал.

— Оксфорд-Серкус.

Капюшон кивнул.

— Классический пример, — сказал Тцкс, отмахиваясь от маленького стального болта, который откуда-то вывернулся и теперь кружил вокруг его головы, как любвеобильный мотылек. — Неужели тебе никогда не приходило в голову, что за то время, пока ты спускаешься по эскалатору и тащишься несколько миль по всем этим переходам, чтобы добраться до нужной тебе платформы Центральной линии, ты проходишь гораздо большее расстояние, чем то, что действительно отделяет Оксфорд-серкус от Бонд-стрит? И при этом тебе еще приходится ехать от станции «Оксфорд-Серкус» до станции «Бонд-Стрит» три минуты на поезде. Прав я или нет?

Бьорн крепко задумался.

— Э-э, — сказал он.

— Видишь ли, тут дело в сдвиге измерений, — объяснил Тцкс. — В этом измерении все места находятся на абсолютно равных расстояниях друг от друга, и ты перемещаешься… — он помедлил, потрескивая, как радиоприемник в машине, проезжающей под высоковольтным проводом, и затем продолжил: — Я бы сказал, ты перемещаешься под прямым углом к боковому направлению. Или, точнее, под углом в четыреста пятьдесят градусов к вертикали.

Бьорн расслабился. Когда оказываешься запертым в неизвестном измерении вместе со странным бесформенным незнакомцем в капюшоне, болтающим с тобой о математике, нет ничего лучше, как обнаружить десять дюймов залитой свинцом медной трубки на дне твоего рюкзака. Бьорн не имел стопроцентной уверенности относительно того, как она туда попала, но был очень рад, что она там была. Он с благодарностью сжал ее в руке.

— Ну хорошо, — произнес он. — Допустим, ты прав. Тогда как же получается, что когда ты садишься в метро на станции «Площадь Инвалидов», следующей станцией не оказывается «Тоттснхем-Корт-Роуд»?

Голубой огонь под капюшоном самодовольно вспыхнул.

— Очень просто, — сказал Тцкс. — Ничто не существует лишь в одном измерении. Когда ты садишься на поезд, ты обычно находишься также в измерении Времени и в Целой куче других, о которых сейчас нет нужды упоминать. Они не дают тебе выйти за пределы матрицы. Что-то вроде ремней безопасности.

В сортировочном отделе своего мозга Бьорн выделил то слово в этом заявлении Тцкса, которое включило сигнал тревоги в его шишковидной железе. Это было слово «обычно».

— Однако, непосредственно в этот момент, — продолжал Тцкс, — мы скорее дрейфуем вне всех обычных измерений. Если тебя это интересует, те три, в которых мы находимся, — это Метро, Страх и Бюрократия. И если ты ударишь меня этой своей медной трубкой, тебе же будет хуже.

Бьорн крепче сжал трубку. Бывают времена, когда тебе лучше поверить в то, что тебе говорят, и бывают времена, когда ты бьешь людей по черепу.

— Ты уверен, что тебя послал Доп? — спросил он.

— А, ну да, — Тцкс откинул назад капюшон и — мы даем очень приблизительное и неточное описание этой чрезвычайно сложной операции — закатал рукава. Под одеждой у него не было ничего, кроме фонтана голубых и красных искр. — Боюсь, здесь я тебя наколол.

Бьорн кивнул, занес трубку над головой и нанес сокрушительный удар в самый центр облака искр. Раздался громкий хлопок; затем с потолка пошел дождь из расплавленной меди.

— А вот насчет попыток ударить меня я говорил тебе правду, — раздался голос в центре Бьорновой головы. А потом не было ничего, кроме стремительного движения нескольких миллионов частиц, разъединяемых друг от друга и всасываемых в глубину бесконечного вакуума.

Из многочисленных последствий этого события наименее значительным было то, что некая старая леди, жившая в переоборудованном железнодорожном вагоне где-то в Небраске, получила счет за электричество на восемь миллионов триста тысяч тридцать шесть долларов и пятнадцать центов, чем была весьма озадачена. Как она объясняла своему племяннику, ее смутили не столько размеры счета, сколько то, что она оплатила последний счет всего лишь два дня назад.

Передний двор перед зданием Департамента Времени — это чуть ли не единственное место во всем административном комплексе, где есть хоть какая-то надежда припарковать машину, и даже здесь нужно знать, за какие веревочки тянуть.

Вот что для этого нужно сделать. Прежде чем отправиться туда, вы звоните Джеральду, швейцару, и просите его сохранить для вас место. При этом жизненно важно употребить нужный глагол, поскольку если он просто займет вам место, то к тому времени, как вы доберетесь до парковки, ваша машина может уже давно рассыпаться на части под нормальным давлением энтропии. Сохранение же места — дело совершенно другое; при этом используются особые связи Департамента со временем, чтобы продлить занятое вами место на пару веков. И еще один последний совет: когда вы припаркуетесь, вам стоит сунуть Джеральду как минимум пятнадцать крейцеров, если вы не хотите, вернувшись со своей деловой встречи, застать машину припаркованной в нескольких столетиях от того места, где она стояла, в какой-нибудь конюшне и заставленной со всех сторон крестьянскими телегами.

— Спасибо, Джеральд, — сказал поэтому Гангер, и послышалось звяканье монет, переходящих из рук в руки. — И еще, не смог бы ты заказать нам такси?

— Без проблем, босс, — ответил Джеральд, подмигивая. — На какое время вы его хотели?

(Прошу заметить, насколько тщательно Джеральд подобрал время глагола; с Джеральдом не стоит допускать грамматических неточностей. Один из высших административных чинов, как-то сказавший ему: «Звони мне в любое время, когда будешь готов», — был вынужден досрочно выйти в отставку из-за звона в ушах, поскольку Джеральд всегда готов в любое время и был готов всю свою жизнь…)

— Где-нибудь через полчаса, — ответил Гангер. — В будущем, — поспешно добавил он. — Хорошо?

Фактически, когда имеешь дело с Департаментом Времени, существует огромное множество вещей, требующих исключительной осторожности, пока с ними не освоишься. Только для того, чтобы пройти через вращающиеся двери в вестибюль, требуется кандидатская степень по теории времени, если вы хотите выйти обратно в том же столетии, что и вошли. Этим объясняется то, что Гангер и Штат проникли в здание через угольный подвал.

Они нашли Джейн одну в большом кабинете; она сидела за столом, на котором можно было играть в футбол, сгорбившись над кипой бумаг, калькулятором и часами с шестью стрелками. Когда они вошли, она подняла голову и нахмурилась.

— Привет, — сказала она. — Вы опоздали.

Штат быстро, но пристально взглянул на нее; Гангер лишь улыбнулся.

— Я и забыл, — сказал он. — Нам следовало бы знать, что ты еще вчера просмотрела сводку на сегодняшние часы пик. Мы застряли в пробке?

Джейн кивнула.

— Единственное, что хорошо в этой системе, — сказала она. — Всегда можно заранее посмотреть, какие непредвиденные события случатся в следующие несколько дней. Это дает возможность знать, чего не следует ожидать. Впрочем, это порождает небрежность в планировании.

Гангер занял свое обычное место на краю стола, заметив при этом, что бумаги, сплошным шестидюймовым слоем покрывавшие всю остальную поверхность, на этом месте были заботливо отодвинуты в сторону. Трогательный штрих.

— Есть какое-нибудь продвижение? — спросил он.

— Как посмотреть, — сказала Джейн. — Вот что больше всего утомляет во всем этом. — Она вздохнула. — Вот например, — продолжала она. — Мне наконец удалось убедить отдел кадров попробовать некоторые изменения в штатном расписании. Вначале они никому не нравились, но мы немного поспорили, и в конце концов все согласились дать им месяц на испытание, начиная с двадцатого.

Штат кивнул.

— Ну и хорошо, — сказал он. — В чем же проблема?

— Проблема в том, — сухо ответила Джейн, — что здесь, на нашем этаже, уже три дня как девятнадцатое. Одни и те же двадцать четыре часа, снова и снова. Думаю, это называется «придерживаться буквы соглашения».

Гангер сочувственно поцокал языком.

— Ну ничего, — сказал он, — это была достойная попытка. Пошли-ка лучше пообедаем. Я тут подумал, что было бы неплохо…

— Знаю, — прервала Джейн. — Я уже заказала нам столик.

— Рекомендую говядину, — произнес Гангер тоном знатока, скользя пальцем по строчкам меню. — У них здесь очень…

— Нет, спасибо, — ответила Джейн. — Мне она не понравилась. Они кладут в нее слишком много эстрагона или чего-то вроде этого. Пожалуй, я лучше возьму спагетти.

Штат взглянул на нее, придав лицу нейтральное выражение.

— А что брал я? — спросил он.

— Scampi, — ответила Джейн, не поднимая головы. — Они были остывшие, но вы не захотели поднимать шум, отсылая их обратно.

— Спасибо, — спокойно произнес Штат. — В таком случае, я попробую osso bucco.

— Фактически, — Гангер наклонился вперед и отодвинул меню от лица Джейн. — Фактически, — повторил он, — я не вижу большого смысла в этой встрече, поскольку ты уже знаешь все, что мы сказали.

Джейн пожала плечами.

— Ну, — ответила она, — я, может, и знаю, но вы не знаете. Могу сказать вам, впрочем, что мы только зря потеряли… зря все это затеяли, — поправилась она. — Мы не пришли ни к чему.

Гангер перетянулся со Штатом и широко улыбнулся.

— Знаю, — сказал он. — Тонкий ход, а?

Джейн непонимающе уставилась на него.

— Прошу прощения? — переспросила она.

— Подумай сама, — Гангер откинулся на спинку стула и разломил хлебную палочку. — Эта встреча уже имела место, так? Этого действительно не изменить, согласен, но это не значит, что ты должна по-прежнему заказывать говядину. Ты можешь заказать вместо нее что-нибудь более подходящее. Правильно?

— Ну…

— И точно так же, — продолжал он, откашлявшись от попавших в горло хлебных крошек, — мы не обязательно должны приходить к тем же неудовлетворительным результатам, к которым, как я понял, мы приходим в Авторизированной Версии, так сказать. Ты следишь за моей мыслью?

Джейн задумчиво покусала губу.

— Ну, — произнесла она, — по крайней мере, я наверняка не помню, чтобы вы это говорили. Вы имеете в виду…

— Именно, — улыбнулся Гангер. — Первая версия предназначена исключительно для камеры. Ты, разумеется, в курсе, что мы все находились под наблюдением?

— Под наблюдением?

— Определенно. — Гангер развернул салфетку и заткнул ее уголок за узел галстука. — Но камеры увидят только Авторизированную Версию. Эта же — на сто процентов вне записи.

— Видишь ли, она никогда не происходила, — вмешался Штат. — Так что мы можем говорить что хотим, не боясь, что нас подслушают. Это была его идея, — великодушно добавил он. — У этого парня мозги как пинбольная машина, но это оказывается на руку, когда нужно найти обходной путь.

— Вижу, — сказала Джейн, и она не погрешила против истины. Точно таким же образом она могла бы видеть целую страницу на китайском языке, не понимая при этом ни слова. — Итак, о чем же мы говорим?

Штат налил себе стакан минеральной воды, тщательно осмотрел его, чтобы убедиться, что он еще тут, и выпил.

— Мы почувствовали, что наступило время подвести итоги, — серьезно сказал он. — Посмотреть, чего мы достигли, и так далее.

— Другими словами, — продолжил Гангер, легко перехватывая эстафетную палочку у своего коллеги, — настало время посмотреть, как продвигается дело. Можешь считать это промежуточным отчетом. Идет?

Джейн кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — И прежде чем вы начнете: если вы хотите закончить на этом, я не против.

Двое высших чиновников в удивлении переглянулись.

— Что заставляет вас так говорить? — воскликнул Штат. — Не поверю, что эта работа показалась вам недостаточно увлекательной.

Джейн кисло усмехнулась.

— О, она более чем увлекательна, — произнесла она. Помедлив, она скрестила руки на груди, и на ее лице появилось угрюмо-решительное выражение, что-то вроде: «Никто не выйдет отсюда, пока мы не найдем преступника». — Должна сказать, — продолжала она, — что по моему мнению, вы двое могли бы и предупредить меня, еще до того, как я приступила к работе.

— А разве мы не предупредили? — невинно спросил Гангер. — Мне казалось…

— Черта с два вы предупредили, — свирепо прервала его Джейн. — Вы сказали мне, что вам нужен кто-то со свежим взглядом и лично не заинтересованный, чтобы разобраться с тем, как работает ваша Администрация. Очень хорошо. Может быть, я смогу немного помочь вам с этим. Вот только что вы не сказали мне, что я нужна вам как часть каких-то ваших собственных идиотских внутрикабинетных интриг. Прошу прощения, но я не согласна.

Гангер выглядел непривычно смущенным. По крайней мере, он не улыбался; и без улыбки, собирающей их воедино, черты его лица как-то обвисли, словно бельевая веревка без подпорки.

— Постой, — произнес он. — Это не…

Джейн проигнорировала его.

— Позвольте привести вам хотя бы один пример, — сказала она. — Возьмем вот это Время. Вы хотели, чтобы я навела здесь порядок. Все, по-видимому, признают, что здесь необходимо навести порядок. Отлично. Я подумала над этим и, как мне кажется, пришла к решению, которое должно работать…

Брови Штата взлетели, как цены на золото при нефтяном кризисе.

— Правда? — спросил он. — Как это?

Джейн нахмурилась.

— Это очень просто, — ответила она. — Вместо того, чтобы позволять ему течь куда ему вздумается, «как безудержный вечно бегущий поток, что уносит навеки своих сыновей», нужно поставить всю эту систему на рельсы. Тогда каждый будет в точности знать, куда направляются события, и мы избавимся от этих кошмарных повторов.

— Каких повторов?

— Тогда каждый будет в точности знать, куда направляются события, и мы избавимся от этих кошмарных повторов.

— Каких повторов?

— Тогда каждый будет в точности знать, куда направляются события, и мы избавимся от этих кошмарных повторов.

— Каких повторов? Ну хорошо, — сдался Штат, — идея ясна. Но подумай только, какие…

— И не говорите мне, что это из-за стоимости, — прервала Джейн. — Еще раз говорю: яснее ясного, что для финансирования подобной операции можно привлечь частный капитал. Акционеры возьмут на себя стоимость постройки путей, а взамен им будет на вечный срок предоставляться процент с дорожных сборов. — Она задумалась, затем улыбнулась. — И это, ребята, будет действительно вечный срок. Но никто ведь не сделал этого! И не собирается делать. Я проверяла по картотеке.

— Что ты делала?

— Я проверяла по картотеке.

— Что ты делала?

— Да давай же! — сказала Джейн, хлопнув ладонью по краю стола. — Похоже, где-то соединение отходит. Прошу прощения — так вот, я проверяла по картотеке. Такое интересное ощущение, представляете: читать о том, что ты еще собираешься сделать, в пыльной старой папке, которую обнаруживаешь за грудой старых коробок в чулане. Но как бы то ни было, там было все, и что бы вы думали? Идею полностью проигнорировали; я покинула Департамент через четырнадцать дней, абсолютно ничего не добившись. Так вот, — она оперлась на локти и одарила Штата таким взглядом, который мог бы заставить мамонта в сибирском леднике удивиться, отчего это внезапно так похолодало. — Я хочу знать, что все это значит? То есть…

Но прежде чем кто-нибудь успел заговорить, они внезапно обнаружили, что кто-то стоит над ними, излучая неодобрение. Штат был первым, кто вспомнил, как заставить работать голосовые связки.

— Ага, — сказал он. — Для начала, думаю, все мы не откажемся от дыни…

— Вы — может быть, — сказала официантка, и ее блокнот захлопнулся, как чашечка плотоядного растения. — Она — нет. Для нее здесь закрыто, ясно?

Гангер и Штат переглянулись.

— Прошу прощения?

Официантка зацокала языком, как пулемет за дальним лесом.

— Ваша подружка, — пояснила она. — Называет себя официанткой. Оскорбляет моих лучших клиентов, уходит, не говоря ни слова, а потом думает, что может так вот запросто прийти сюда и заказывать дыню. Не пойдет. Убирайтесь. В двух кварталах отсюда есть «Король Гамбургеров», — ядовито добавила она. — Скажите, что вас послала Роза.

Идиллия. Это было единственное подходящее слово.

Где-то вдалеке пелена легкого тумана висела над голубыми горами. От длинной травы, еще усыпанной жемчужными каплями росы, исходил запах чистоты и свежести. Легчайший из ветерков склонял длинные изящные шеи цветов, росших возле тихо бормочущего ручейка. Здесь и там овцы с повязанными на шее розовыми бантиками лежали в тени художественно искривленных дубов, задумчиво жуя и считая людей. На веранде маленького домика в форме буханки хлеба молодая мать, держа на колене своего дитятю, размеренно покачивалась взад-вперед, напевая старинную колыбельную:

Бьорн материализовался из ничего, упав с высоты около пяти футов, тяжело приземлился на четвереньки, помотал головой и осмотрелся вокруг. Его органы чувств восприняли доступную информацию, а мозг произвел соответствующую оценку.

— Вот дерьмо, — произнес он. — Только не это.

— Приятного аппетита.

— Да, спасибо, — рассеянно отозвался Штат, беря поднос. Он понес его обратно к угловому столику, едва находя дорогу из-за загромождавшей ему обзор горы тарелок.

— О, — произнесла Джейн. — Мне казалось, я заказывала «Двойной Чили-Натбургер с луком».

— Правда? — Штат оделил ее пристальным взглядом, в котором угрозы мешались с мольбами.

— Ну, в любом случае, — быстро добавила Джейн, — это тоже выглядит очень аппетитно, что бы это ни…

— Ну и хорошо, — прервал Гангер. — Итак. За дело.

Он вытащил из нагрудного кармана носовой платок и заткнул его за воротник. Двое его коллег посмотрели на него тяжелыми, холодными взглядами, которых тот совершенно не заметил.

— Повестка дня, — продолжал не торопясь он. — Думаю, нам следует сегодня рассмотреть: а) наши конечные цели и задачи, б) наши достижения на сегодняшний день, в)…

— Вы макаете свой галстук в соус барбекю, — сказала Джейн.

— в), — продолжал Гангер, слегка поправив галстук, — стоящие перед нами препятствия, г)…

Штат многозначительно кашлянул.

— Да, — произнес он, — хорошо, мы все поняли. Нет нужды соблюдать все эти чертовы церемонии.

Гангер взглянул на него, нахмурившись — в том смысле, что он улыбнулся ему, добавив к улыбке сдвинутые брови.

— г)… — твердо проговорил он.

Джейн тряхнула головой.

— Простите, что вмешиваюсь, — сказала она, — но, может быть, мы уже начнем? Просто у меня еще куча работы, которую мне нужно сделать. — Она остановилась, и из ее рта донесся звук, напоминающий смех, пропущенный через хлеборезку. — Впрочем, — добавила она, — будь я проклята, если вижу в этом смысл. А вы?

Гангер, наклонив голову, помешивал карандашом свой кофе. Штат вертел в пальцах ломтик рассыпчатого золотистого не пойми чего и вдумчиво рассматривал солонку.

— А вы? — повторила Джейн.

На несколько мгновений воцарилась абсолютная тишина, если не считать звука 163 человек, жующих и громко переговаривающихся на заднем плане. Гангер вытащил карандаш из чашки, аккуратно вытер его бумажной салфеткой и положил обратно во внутренний карман.

— Возможно, — медленно проговорил он, — нам стоит объяснить…

Джейн мигнула, сказала «О!» и рефлекторно потянулась за чипсами. Локоть Гангера преграждал ей дорогу. Но, право же, то, что человек получает, должно превосходить то, чего он желает, иначе зачем существуют Небеса?

— Я вас слушаю, — сказала она с набитым ртом.

Штат положил на стол свое рассыпчатое золотистое не пойми что, измазавшее тыльную сторону его руки липким красно-желтым соусом, что сделало его похожим на раненого марсианина. Затем он взглянул Джейн прямо в глаза.

— Дело вот в чем, — произнес он. — То, что мы говорили тебе насчет того, что Администрация загнана в угол, и что ей необходим свежий взгляд, и новая метла, и все такое прочее — абсолютно кошерно и соответствует действительности. Ты это знаешь, сама все это видела. Но есть и кое-что сверх этого.

— Правда?

— Именно. — Гангер, наклонившийся вперед, чтобы подчеркнуть свои слова, внезапно застыл; затем он медленно поднял руку, осмотрел локоть и содрогнулся. — Но на самом деле это все часть одного и того же. То есть да, в Администрации царит полный хаос. Но как ты думаешь, почему так получилось?

Джейн немного подумала.

— Всякое бывает, — сказала она.

— Ты хочешь сказать, это вышло само собой? — сказал Штат. — Теория энтропии в применении к практической управленческой деятельности. Это действительно так, до какой-то степени…

— Более чем, — прервала Джейн. — Спросите любого, кто хоть раз был ответственным за выдачу скрепок. Я никогда не верила в черные дыры и временные петли, до тех пор, пока меня как-то не поставили на неделю отвечать за шкаф с канцелярскими принадлежностями.

— Но, — продолжал Штат, — это еще далеко не все. Видишь ли, вещи в своем естественном состоянии не тяготеют к хаосу. К примеру, если ты высыпешь на землю песок из ведра, он сформирует аккуратный правильный конус. Если ты выльешь воду, ты получишь симпатичную лужу с абсолютно ровными краями и совершенно плоской поверхностью. Это только работа начинает прыгать и скакать, если ты ее уронишь.

— Видишь ли, это потому, что работа неестественна, — вставил Гангер сквозь непрожеванный кусок хлеба. — Классическая термодинамика.

— Да что вы?

Гангер кивнул и тщательно вытер губы уголком салфетки.

— Работа, — сказал он, — определяется как результат приложения энергии к неподвижной массе…

— Именно этим я и занимаюсь в последнее время, — пробормотала Джейн. Гангер игнорировал ее.

— …Что в свою очередь приводит к тому, что масса получает импульс, — продолжал он, — что приводит к движению, которое порождает трение…

— Смотря какое движение. Я тут как-то передвинула чей-то горшок с геранью, потому что у меня была от нее аллергия, так трения потом продолжались несколько недель.

— …которое рассеивает энергию, и возникает энтропия. — Он взял со стола бумажную салфетку с лимонной отдушкой и принялся рассеянно складывать ее бесконечно уменьшающимися квадратиками. — Из-за энтропии, — продолжал он, — работа как бы обтрепывается по краям. От нее начинают отваливаться кусочки. Которые в свою очередь становятся блуждающими частицами материи, обладающими импульсом, но не направлением…

— Ага, — сказала Джейн. — Вы имеете в виду аудиторов.

— Эти частицы носятся туда-сюда, сталкиваясь с другими телами и порождая тем самым все новые осколки.

— В конце концов, — перебила Джейн, — они оказываются в папке «Входящие» на столе у какой-нибудь несчастной секретарши, в пятницу, в четверть пятого. Знаю, сама так попадала.

Гангер взглянул на свои руки. Салфетка к этому моменту стала уже настолько бесконечно малой величиной, что для практических целей перестала существовать.

— Именно эти маленькие блуждающие частицы работы и являются причиной всей неразберихи, — сказал он. — Но не в папках они кончают свой путь. Они кончают свой путь в людях.

— Таким образом, — сказал Штат, — чтобы разобраться с проблемами, необходимо прежде разобраться с людьми. Согласна?

Джейн пожала плечами. В качестве оригинального открытия это заявление, как ей казалось, стояло наравне с попыткой запатентовать колесо в 1986 году.

— Разумеется, — сказала она. — Но какое это имеет отношение…

— Расскажите ей, — попросил Штат. Гангер открыл рот и оставил его открытым. Если бы в этот момент мимо проходил средневековый повар, он непременно засунул бы в него яблоко.

— Представь себе, — сказал наконец Гангер, — что бы ты стала делать, если бы у тебя засорилась водосточная труба? Ты взяла бы палку и попыталась бы протолкнуть затор. Именно это мы и пытаемся сделать. Проблема лишь в том, — сказал он, глядя в сторону, — что в действительности все не так просто.

— Правда? — спросила Джейн. — Почему же?

— Потому что, — ответил Штат.

— А, — кивнула Джейн. — Тогда понятно. — Она нахмурилась. — Но при чем здесь я?

— Очень просто, — ответил Гангер. — Ты — эта самая палка, продолжая аналогию. Вот только мы не стали тебе сразу говорить о людях, а сказали только о проблемах.

— Вот именно, — отозвалась Джейн. — А почему?

Штат беспокойно поерзал на своем сиденье.

— Понимаешь, — сказал он, — дело в том, что твоя работа в Администрации была полностью нашей идеей, Гангера и моей. Мы должны были уладить этот вопрос с кучей людей: комитетами, департаментскими администраторами, подкомитетами и так далее и тому подобное. Но мы не стали этого делать.

— А что?

— Они бы не согласились, — сказал Гангер. — Плюс они догадались бы, зачем мы все это затеваем.

— Они и есть тот затор, о котором шла речь, так я поняла?

— Некоторые из них, — кивнул Штат. — Так что наша затея, если говорить честно и откровенно, сводилась к тому, чтобы послать тебя совершенно без всякой подстраховки и поддержки, с явной целью подергать за носы некоторых из наиболее значительных людей во всей Администрации. Мы с самого начала знали, что они не позволят тебе сделать хоть что-нибудь полезное; честно говоря, мы поражены тем, как много тебе удалось провернуть. Нет, весь смысл мероприятия заключался в том, чтобы как следует разозлить их, и тогда, если бы нам повезло, они начали бы делать ошибки, и тогда мы бы их достали.

Джейн немного посидела, переваривая услышанное.

— Понимаю, — произнесла она. — Но почему вы не рассказали мне все это с самого начала?

— Потому что ты бы отказалась, — ответил Гангер. — Разве нет?

— Думаю, да, — задумчиво проговорила Джейн. — Точнее, может быть, и нет. Но я не смогла бы справиться так хорошо. Скорее всего, я постоянно чувствовала бы желание скрываться и оправдываться, если бы знала, что участвую в чем-то подлом.

— Подлом?

Джейн кивнула.

— О, с благой целью, разумеется, — сказала она, — но определенно подлом. А так я принялась за дело, уверенная, что правда на моей стороне, и что это они создают трудности и ставят палки в колеса. Да, теперь я понимаю.

— Ну и хорошо, — весело сказал Гангер. — У этого кофе, кстати, вкус такой, словно он год пролежал в ящике с инструментами.

— И это, конечно, объясняет, — продолжала Джейн, — почему вы двое проявляли такой острый интерес ко всему, что я делала.

— А, так ты заметила? — спросил Штат.

— Да, — сказала Джейн. — Мне это все время казалось странным: двое чиновников высшего ранга персонально курируют какую-то стажерку. Вы говорили, что это из-за того, что я была морской свинкой…

— Не столько морской свинкой, — проговорил Гангер, наполовину сам себе, — сколько этаким белым кроликом, каких ученые… — он осекся, потому что Штат пнул его под столом.

— Как бы то ни было, — сказал Штат, — мы объяснились. Итак? Ты собираешься продолжать?

Джейн почесала кончик носа пластмассовой соломинкой.

— Ох, даже не знаю, — сказала она. — Почему бы и нет? Вряд ли мне подвернется что-нибудь лучшее. — Внезапно она поднялась на ноги. — Разумеется, нет, — сказала она. — Вся эта затея кажется мне дурным сном, и если я не проснусь как можно скорее, я опоздаю на автобус. Какого черта, что за игры вы тут со мной затеяли?

Штат хотел было что-то сказать, но Гангер удержал его. Другие обедающие стали поворачивать головы и смотреть в их направлении.

— Сначала, — продолжала Джейн, набирая импульс, но, по всей видимости, совершенно не собираясь рассеивать энергию в процессе, — сначала ко мне приходит этот чудик и говорит мне, что он…

— Только не это слово, прошу тебя, — мягко вставил Гангер.

— …и что он хочет, чтобы я работала на него, а если я не соглашусь, он собирается навеки поселиться у меня в голове. Потом, — продолжала она, поворачиваясь к Штату, который инстинктивно задвинулся подальше, укрывшись за кофейной чашкой, — подворачиваетесь вы и говорите, что если я не оставлю свою работу у Бэрриджа и не приду работать к вам, то мир рухнет. И каким-то образом, — с удивлением продолжала она, — вам удается меня убедить — возможно, благодаря парочке вовремя подброшенных мне стихийных бедствий, — и я соглашаюсь. И вот вначале я спасаю город от наводнения, потом помогаю вам прикрыть тот факт, что у вас в управлении царит такой невероятный бардак, что кто угодно может запросто прийти к вам на базу и вволю распоряжаться вашим главным светилом, и мне почему-то начинает казаться: да, может быть, это все же происходит в действительности! А потом… — Она прервалась, роясь в поисках слов, как автомобилист у телефонной будки, шарящий по карманам в поисках неуловимой монетки. — А потом, когда я уже смогла наконец смотреться по утрам в зеркало без желания расхохотаться себе в лицо, вы говорите мне, что на самом деле я всего лишь помогала вам двоим осуществить какой-то ваш вонючий внутрикабинетный переворот! Вот что, — сказала она, — можете взять свою работу и засунуть ее себе… — Она остановилась. — Боже мой, — прошептала она, — всю жизнь я мечтала, что когда-нибудь это скажу, и вот я сделала это. Bay! — Она снова посерьезнела, выпрямилась и взяла свою сумочку. — Простите, — сказала она, — но я выхожу из игры. Я бы проработала еще месяц, как полагается, но после недели, проведенной в Департаменте Времени, мне страшно подумать, что из этого могут сделать такие, как вы. Прощайте.

Она повернулась к двери и зашагала прочь.

Если вспомнить о том, как управляется космос, и кем он управляется, можно смело поверить тому, что ей удалось пройти больше половины пути, прежде чем земля внезапно разверзлась и поглотила ее.