Солнце взойдёт

ВОСЕМЬ

Мэру очень повезло, что его приемная находилась на верхнем этаже здания муниципалитета. Будь она в любом другом месте, она оказалась бы затоплена, что привело бы к тяжелым последствиям для четкого и эффективного администрирования. А так нервный центр управленческой системы оставался в целости и функционировал нормально, что до определенной степени компенсировало тот факт, что остальная часть системы находилась под тремя футами грязной воды. Мэр, человек прагматический, чей электоральный имидж определялся как «ностальгически-пасторальный», решил встретить лицом к лицу вызов, брошенный ему наводнением, в связи с чем одолжил шляпу с воткнутыми в поля крючками и повесил на дверную ручку табличку с надписью «Ушел на рыбалку».

— Войдите, — сказал он в ответ на стук в дверь. Затем он нахмурился. — Как вы сюда попали? — спросил он.

Джейн вошла в приемную, отмахнулась сумочкой от навязчивого крокодила, закрыла за собой дверь, улыбнулась и села.

— Очень просто, — сказала она. — Пришла пешком.

Мэр хотел было что-то возразить, но тут заметил ее небесно-голубой бэдж. По какой-то причине, которую его мозг не смог адекватно отобразить за отпущенный ему короткий промежуток времени, это, видимо, послужило для него достаточным объяснением.

— Что ж, — сказал он. — У нас тут, как видите, проблемы.

Джейн склонила голову набок и послала ему лукавый взгляд.

— Можно посмотреть на это и так, — сказала она. — Лично я сочла бы это скорее предоставившейся мне благоприятной возможностью, но знаете, как говорят: сколько людей, столько и мнений.

Мэр потратил минуту, чтобы сообразить, что она имеет в виду, но это было выше его разумения. Он снова посмотрел на ее бэдж. Этот бэдж внушал ему доверие.

— Возможностью, — повторил он.

— Вам так не кажется? — улыбнулась Джейн. — Подумайте сами: миллионы кубических тонн обогащенных минеральными компонентами аллювиальных отложений лежат у вас, можно сказать, на пороге — не говоря уже о подоконнике, — добавила она, — и это как раз в то время, когда ситуация на Ближнем Востоке предполагает, что цены на фосфаты на мировом рынке вскоре поднимутся до максимально возможного уровня. — Она подмигнула. — Я бы сказала, что кто-то там, наверху, любит вас, как вы считаете?

— Гм, — произнес мэр. Он ощущал между лопатками покалывающий холодок. — Обогащенного минеральными компонентами, вы сказали?

— В весьма значительной степени, — доверительно сообщила Джейн. — Вам нужно всего лишь откачать воду, и вы можете грузить его на составы и везти продавать. Я бы предложила вам рассматривать это как коммерческое предложение. — Она встала, оправляя юбку. — А потом вы сможете использовать доходы на то, чтобы заново отстроить город, понимаете? И — ну что ж, мне не надо объяснять человеку с вашей очевидной хваткой и чутьем, какие великолепные возможности это открывает для того, чтобы продвинуть наконец все ваши замечательные проекты по очистке трущоб и улучшению дорожного покрытия, о которых вы столько говорили все эти годы. Ну, вы понимаете — показать вашим избирателям, что вы действительно человек слова, и так далее. Впрочем, полагаю, — мило добавила она, — что детали я могу оставить на вас.

На обратном пути, стуча высокими каблучками по поверхности воды, она встретила Ответственного Исполнителя. В каждой его руке было по ведру с водой, и он медленно плелся в восточном направлении.

— Вам уже не нужно беспокоиться насчет этого, — весело сказала она. — Я все уладила. Ну что, пойдем?

— Как это — все уладили? — растерянно переспросил старший рабочий. — А как же… а кто же будет все это убирать?

Крокодил размером с парковую скамейку вперевалку направился к ним, на ходу распахивая челюсти. Джейн кинула ему конфетку, и он, закашлявшись, удалился.

— Смертные, — ответила она. — Вы идете?

Он нахмурился.

— Им нужно будет платить? — спросил он. — Потому что, видите ли, у меня осталось не так уж много из денег, отпущенных на мелкие расходы, после того как я купил для швабры новую рукоятку, а в какавные деньги я залезать не могу, ребята не потерпят этого.

— Они сделают это бесплатно, — уверила его Джейн. — Давайте поторопимся, и бросьте эти ведра, нам еще нужно заглянуть в Египет.

Старший рабочий потер подбородок. Он не хотел, чтобы его второй раз подловили на той же ошибке.

— Это Египет, который в Африке, да? — спросил он.

— Более или менее, — ответила Джейн. — Хотя они этого еще не знают, но они вот-вот обнаружат, что им самим небом послана возможность строить ГЭС без необходимости возиться с водой. Ну как?

Старший рабочий нахмурил брови, но затем ему на глаза попался бэдж на лацкане Джейн. Бэдж был исключительно голубым и определенно небесным.

— Ладно, — с облегчением произнес он, — пойдемте. Похоже, это неплохая идея.

— Гениально, — произнес Гангер, наклоняясь вперед и выключая монитор. — Как вам кажется?

— Это, несомненно, что-то новенькое, — признал Штат. Он свел вместе кончики пальцев и нахмурился.

— Не такое уж и новенькое, — ответил Гангер. — Такие вещи уже делались. Вопрос в основном заключается в том, чтобы убедить смертных обратить наши ошибки в преимущества для себя. И вы должны признать, что в прошлом это неплохо работало. Вспомните хотя бы, — прибавил он с непроизвольной улыбкой, — ту же манну.

Помимо воли Штат ухмыльнулся ему в ответ. История с манной была любимым анекдотом в департаментских кругах — про то, как однажды целый состав в несколько десятков цистерн с манной перевернулся, рассыпав манну по всей Синайской пустыне, как раз в тот момент, когда там бродила группа смертных. По счастью, хотя Общественные Служители знали в точности, что представляет собой манна (откуда происходят департаментские выражения «накормить кого-либо манной» и «сидеть в манне по самые уши»), смертные прежде с ней никогда не сталкивались, и она им даже понравилась.

— Возможно, вы и правы, — произнес Штат. — Я не отрицаю, что у этой девушки есть… — он замялся, в то время как библиотекари в его мозгу яростно перебирали каталожные карточки, — …дарование, но в основном меня беспокоит не это. Существует множество людей, обладающих дарованием; некоторые из них, — признал он, — смертные…

— Большинство из них, — мягко прервал Гангер. Штат не стал возражать.

— С другой стороны, — продолжал он, — дарование бесполезно, если используется не по назначению. Если оно, так сказать, раскачивает лодку.

Гангер нахмурился.

— Мне кажется, — произнес он, — что вряд ли стоит беспокоиться из-за того, что кто-то раскачивает лодку, если она все равно стремительно идет ко дну.

— Не стоит этому верить, — резко ответил Штат. — Я как-то прочел одну книгу, — добавил он, и Гангер с удивлением заметил, что он понизил голос до заговорщицкого шепота, — она называлась «Социальные взаимодействия на рабочем месте». Так вот, в ней приводилось одно правило.

— Выкладывайте.

Штат сердито взглянул на него.

— И не надо с этим шутить, черт возьми, — прошипел он. — Это запрещенная книга, чтоб вы знали.

— Простите, — кивнул Гангер, — я забыл, где нахожусь. Там, где я работал раньше, нам разрешалось читать только запрещенные книги. Помню, какой был ажиотаж, когда кто-то протащил туда экземпляр «Шведской семьи Робинсон». Все дрались из-за нее, как безумные…

Штат моргнул и немного помолчал, вспоминая, на чем он остановился.

— Так вот, как бы то ни было, — продолжал он, — это правило гласит, что для сохранения естественного равновесия внутри замкнутого коллектива возрастающее давление снаружи компенсируется увеличением давления паранойи изнутри. Насколько я понял, это широко распространенное явление.

— Думаю, я уловил суть, — ответил Гангер, поглаживая подбородок. — Что-то вроде: «если становится слишком жарко, пристрели повара».

Штат поднял бровь.

— Можно сказать и так, — ответил он. — Я вот к чему это говорю: чем хуже становится положение дел, тем более нервно наверху смотрят на тех, кто пытается делать что-то такое, как бы сказать… ну, понимаете, что не делалось до сих пор.

— Не сказал бы, что здесь многое вообще делалось до сих пор, — не смог удержаться Гангер. — Особенно в отношении снабжения. Но, кажется, я вижу, куда вы клоните. На этом тонущем корабле крысы остаются на местах, а все остальные бегут, так?

Штат завертел в пальцах карандаш и сломал грифель.

— Верно, — произнес он.

— Так что мы должны быть осторожны, другими словами?

— Да.

— Хорошо. — Гангер встал, заложив руки в боковые карманы куртки и оставив большие пальцы снаружи. — Значит, будем осторожны. Нет проблем. На чем будем пробовать ее в следующий раз?

Рокко Консангвинетти был человеком, который делал за раз только одно дело, но делал его хорошо. В настоящий момент он готовил пиццу. Он был полностью сосредоточен на ней. Результат был очевиден: из его рук выходила такая пицца, какую не стыдно было бы повесить на стену в «Метрополитен-Музее», если только какой-нибудь безмозглый идиот не вздумает съесть ее прежде.

— Рокко, во имя Христа! — в дверном проеме появилась недовольное лицо его сестры Розы. — Там люди уже салфетки жуют. Сколько времени можно готовить пиццу?

— Столько времени, чтобы пицца была готова, — отвечал Рокко, не поднимая головы. У него было такое чувство, что он положил на одну оливку больше, чем нужно, а Рокко испытывал по отношению к напрасному переводу продуктов такие же чувства, какие Природа испытывает к пустоте. — Принеси им еще хлеба, или чего-нибудь такого.

Роза сердито взглянула на него.

— Хлеб стоит денег, Рокко, — напомнила она. — К тому же, если голодные люди набьют себе брюхо хлебом, они потом обойдутся antipasti[7] и не захотят основного блюда. И уж наверняка не станут заказывать на десерт мороженое. Мы должны банку деньги, Рокко. Работай быстрее.

Но ее брат лишь выпятил челюсть и принялся изучать пиццу под другим углом. Он был неправ. Без десятой оливки обойтись было никак нельзя.

— Ты закончил?

— Нет.

— Ох, ради… — голова Розы исчезла, и Рокко принялся укладывать pepperoni — медленно, по одному ломтику за раз. «Двойная Римская» не строится в один день.

Челюсть, о которой было упомянуто, была весьма примечательной. Она выдавалась вперед. В ней была значительность. Можно было чувствовать себя спокойно, пришвартовав к ней новую дорогостоящую яхту, если вы хотели быть уверены, что она все еще будет там, когда вы вернетесь из казино. Фактически это была челюсть Габсбургов, в точности такая как у Карла V, во всей своей полноте и великолепии, а сам Рокко, осведомленный об этом не более других, был — и был уже на протяжении нескольких лет — Священным Римским Императором.

Его избрание было совершенно легальным, и он даже был должным образом и со всей почтительностью коронован и помазан, будучи при этом, по всеобщему согласию, под анестезией и пребывая в уверенности, что ему ставят на зубы коронки.

Как говорит пословица: если река течет под землей, это еще не значит, что она перестала течь.

В конце концов, существование Императора является насущной необходимостью; без него не может быть сделано абсолютно ничего.

Как предполагает сам титул, этот пост представляет собой сочетание власти временной и власти небесной, а сам Император является ключом зажигания, передающим божественную искру к профаническим цилиндрам человечества. Его санкция (пусть даже дающаяся от его имени третьим лицом, подтверждающим свои полномочия при помощи документа одиннадцативековой давности, по ошибке подписанного Шарлеманем, который считал, что у него берут автограф) является необходимым условием ратификации любого узаконения, мирского или надмирного. Однако многовековой опыт научил Коллегию Избирателей, что как только Император начинает понимать, чем он в действительности является, он тут же начинает во все вмешиваться, принося окружающим большое беспокойство. В связи с чем сложилось общее мнение, что Его Величеству этого знать не стоит.

Помимо своей чистой, без примеси, габсбургской крови, Рокко VI был избран за ум, терпимость, умение видеть за текущими событиями их истоки и последствия, а также благодаря тому, что настоящая Коллегия Избирателей (члены которой были также доверенными советниками и помощниками Императора) предпочитала совмещать свою работу с бизнес-ланчами. Действительно великий Император, доказывали они, должен знать, как обращаться с анчоусами.

Повестка дня сегодняшнего совещания была короткой, даже короче, чем обычно.

— Итак, начнем, — произнес Лорд Верховный Кардинал. — Я буду minestrone.[8] Фил, тебе insalata di mare Adriatica,[9] правильно? Тони сегодня высказался за рыбный суп, а Марио решил попробовать артишоки. Надеюсь, они сегодня свежие, Роза?

— Они всегда свежие, — отвечала сестра Императора. — Сколько лет вы, парни, ходите сюда? Я хоть раз подала вам несвежие артишоки?

Лорд Верховный Кардинал заверил ее, что это была всего лишь шутка.

— Второе, — продолжал он. — Мне телятина по-сардински, плюс два морских языка. Марио, что ты будешь, цыпленка по-мессински или телятину?

— Телятину, — решительно произнес Его Светлость Пфальцграф. — Цыпленка я и дома поем.

…Покончив с едой, допив свой кофе и воткнув в зубы зубочистки — у Рокко подавали деревянные, как положено, а не эту пластмассовую дрянь, которую вам нынче суют повсюду, — кабинет перешел к последнему пункту повестки дня. Сегодня была очередь Марио.

— У нас есть другие вопросы? — спросил он. Лорд Верховный Кардинал посмотрел на часы.

— Даже если и есть, — сказал он, — их придется отложить до следующего раза, потому что игра начинается через полчаса, а мне еще нужно зайти в аптеку. Что ж, в следующий вторник?

Остальные члены Коллегии подтвердили, что вторник их вполне устраивает.

И наконец, в соответствии с древней традицией Имперский Казначей вытащил из стакана четыре зубочистки и сломал одну из них, и они вытащили жребий, кому платить по счету.