Соль под кожей. Том первый

Глава двадцать девятая: Лори

Глава двадцать девятая: Лори

Настоящее

Мне нужно время, чтобы оправиться от шока.

Я готовилась к этому моменту все шесть лет, а последние несколько месяцев с нашей с Андреем помолвки буквально каждый день: перебирала в голове уйму вариантов, как произойдет наша с Сергеем встреча, как мы посмотрим друг на друга, как он внезапно выкатит глаза, когда узнает и поймет, какой совершенно другой я стала.

Готовила даже фразы в ответ — десятки фраз, на разные случаи.

Я была уверена, что просчитала и продумала наперед каждый вариант, подстраховала себя на каждом шагу, обезопасила со всех сторон.

Но, оказалось, не подумала о еще одном варианте развития событий. Хотя он был наиболее вероятен, потому что ни Андрей, ни Угорич, меня так и не узнали. Но я почему-то убедила себя в том, что в памяти Сергея Валерия Гарина должна была остаться на всю жизнь.

Он был моим первым мужчиной, черт подери!

Он стоял передо мной на колене, когда делал предложение!

Он должен был запомнить меня!

Он не мог забыть абсолютно все!

Сергей, вместо того, чтобы вежливо пожать мою ладонь, обхватывает пальцы и как бы невзначай проводит по острой грани бриллианта на помолвочном кольце. Я нарочно смотрю поверх его головы, но кожей чую, что Сергей внимательно следит за моей реакцией. И ему как будто абсолютно все равно, что и жена, и мой муж — еще одни немые свидетели этой сцены. Я предпринимаю неловкую попытку освободиться, но Сергей еще не закончил. Он наклоняется, касается губами моей кожи и снова делает смазанную паузу. Все это, будь оно чистой формальностью, заняло бы пару секунд, но в исполнении Наратова смотрится как сцена из немого кино.

— Он всегда такой галантный, — говорит Илона, делает шаг назад и Сергею не остается ничего другого, кроме как отступить вслед за ней.

По выражению его лица, он явно недоволен тем, что ним так публично помыкают. Но вынужден подчиниться, потому что женушка — это не просто бестолковый, но весьма красивый аксессуар, но и трамплин, по которому он взбирается по карьерной лестнице, перепрыгивая через пару ступеней.

— Такая редкость в наше время, — отвечаю я, и задерживаю Андрея, который заприметил кого-то среди гостей.

Чувствую еще одну слабую попытку Андрея освободить руку из моей хватки, потому что в приступе безмолвной ярости я слишком сильно сжимаю его предплечье. И это сигнализирует о том, что я вот-вот потеряю контроль над ситуацией.

— Как можно без общих фотографий? — Илона уже чуть ли не продавливает в Наратове вмятину — так сильно пытается показать, что только она — единственная возможная хозяйка этого тела. — У нас с мужем их, наверное, миллион!

— Это так мило! — изображаю восторг.

Сергей продолжает смотреть на меня так, будто увидел заморскую диковинку.

Как, черт все дери, он мог меня не узнать?

В том, что он не притворяется, нет никаких сомнений. Я была безумно влюблена в этого мужчину, могла часами изучать его лицо, знала каждый сорт его улыбки и по движению брови безошибочно понимала, когда он мной недоволен. Если кто-то в этом мире и знает его лучше меня — то разве что его жена. И именно поэтому она так неистово к нему жмется — видимо, его интерес очевиден не только мне.

— Если не возражаешь… — Андрей все-таки освобождается, сразу отходит и кивает на кого-то в толпе, — нужно переговорить. Это бизнес.

Я надеюсь, что он осознает, что на самом деле означает моя «глубоко понимающая улыбка». Никогда не думала, что скажу это, но с его уходом мне действительно становится неуютно. Нужно срочно придумать, как отделаться от Наратова, пока я не придумала эффективный способ противодействию его слишком близкого присутствия.

— Кажется, тут есть еще желающие поговорить с невестой, — Илона указывает на Константина Угорича, который все это время трется поблизости. Она даже не скрывает, что Сергею предстоит длинный разговор на повышенных тонах, но ему как будто вообще на это плевать.

Да что, черт подери, вообще происходит?!

Я не в его вкусе от слова «абсолютно». Он всегда подчеркивал, что его типаж — раскрепощенные жгучие брюнетки, с огромными губищами и сделанной как у клона внешностью. Я на все это не похожа совсем.

— Ну и чем вы занимаетесь, Валерия? — Сергей так легко произносит мое имя, как будто оно тоже никак не откликается в его памяти. После него для меня все Сергеи — люди, с которыми я изначально настороже, даже если это просто водитель такси. Еще одна улика в копилку доказательство, что он давным-давно стер Валерию Гарину из своей памяти. — Андрей реально нифига не рассказывал, конспиролог хренов.

Я ловлю настолько жесткое дежавю, что только репетиции сегодняшней встречи помогают не упасть в грязь лицом. Эти же слова. Этим же ртом. Я слышала так часто в прошлом.

— Я просто работаю в офисе, — пожимаю плечами.

— Звучит очень скромно.

— Звучит очень скучно, — поправляю его.

— Сергей, кажется… — Илона предпринимает еще одну безуспешную попытку отвлечь мужа, но Наратов даже ухом не ведет.

И я понимаю, что на этом мои неприятности не заканчиваются, потому что Угорич, который все это время топтался поблизости, тоже направляется в нашу сторону. Я осматриваюсь в поисках его жены, но понимаю, что вообще не видела ее среди гостей. И спрашиваю об этом, как только они с Сергеем обмениваются «дружеским обнимашками».

— Приболела, — Константин произносит это таким отстраненным тоном, будто хочет подчеркнуть — он просто нашел повод не брать ее с собой. Хотя что, если не свадьба близкого друга — повод выйти в свет всей семьей?

Я вспоминаю свое случайное расследование. Возможно, Угорич каким-то образом тоже узнал об интрижке Оксаны? Нет, вряд ли. По моей коже ползет холодок от одной мысли о том, что этот человек стоит слишком близко и мы с ним дышим одним воздухом. А я даже отодвинуться не могу, чтобы это не выглядело очевидной попыткой дистанцироваться.

— Черт, Серега, — Угорич снова смотрит на Наратова, — ты похудел что ли? А как же разносольная семейная жизнь?

— Кто бы говорил, — откликается Сергей, намекая на то, что его собеседник сам тощий, как кощей.

Удобный момент, чтобы оставить их обмениваться любезностями, но Константин, как будто предчувствуя это, становится чуть позади меня, загораживая путь своим плечом. Меня подворачивает от запаха его одеколона — горького и через чур сладкого одновременно. Пальцы начинают мелко подрагивать.

— Все, Сережа, нам пора сделать пару красивых селфи. — Илона все-таки ломает его сопротивление и уводит Наратова куда-то в толпу.

А я остаюсь один на один с самой мерзкой тварью на этом вечере.

— Андрей снова беспечно оставил свою красавицу-невесту одну, — говорит Константин, притрагиваясь своим гадким дыханием к оголенной коже моего плеча.

— Жену, — поправляю я, готовясь к очередной гадкой провокации.

— Это не меняет сути того, что будь я на его месте, то никогда бы не оставил тебя одну.

— Хорошо, что мой муж — не ты.

Я нахожу в себе силы повернуться и посмотреть в глаза своему, кажется, самому большому страху. И каждый раз первой в голове возникает только одна мысль — как я когда-то могла боготворить этого человека? Как могла прыгать от радости, хлопать в ладоши и носиться по дому, потому что ждала в гости любимого старшего брата? Воспоминания о прошлом с каждым прожитым днем становятся все больше похожими на сюр.

— Ты уверена? — Угорич кривит сальную рожу, бесстыже лапая меня взглядом. Даже не скрывает, что делает это нарочно. — Может, стоило бы для начала…

— Ну наконец-то я тебя поймала! — слышу совсем рядом голос Марины, и мысленно благодарю все Высшие силы за то, что организовали нашу встречу.

Как бы я не отбивалась от нее, как бы не искала несуществующие подвохи — Марина уже дважды появилась очень вовремя.

— Можно, я украду невесту для очень интимных девичьих поздравлений? — Она так мастерски корчит «блондинку», что даже я готова в это поверить.

И не дожидаясь реакции Угорича, уводит меня в сторону, а оттуда — подальше от общего скопления народа, туда, где по большей части тасуются официанты и обслуживающий персонал. Только убедившись, что никто не обращает на нас слишком пристальное внимание, Марина украдкой посмеивается, а я, ей в унисон, делаю вид, с облегчением вытираю испарину со лба.

— Ты выглядишь абсолютно нереально, — с восторгом говорит подруга, и я точно знаю, что на сегодняшнем пиру лести и подхалимства, это — единственные искренние слова. — Просто лучше, чем Золушка.

— Я бы с удовольствием сменила все эти перья на пару кедов. Ненавижу каблуки. Их явно придумал ущемленный женщинами мужчина.

Марина загадочно улыбается, снова ищет местечко поукромнее, отводит меня в стороны и просит подождать там. Пока жду ее, окидываю взглядом зал, и снова натыкаюсь на затылок Сергея.

Как он мог меня не узнать? И сколько должно пройти времени, прежде чем я смирюсь с этой мыслью? У меня было много времени смириться с тем, что я всегда была ему безразлична, и в его системе координат существовала только как переменная, без которой не решить сложное уравнение. Но я была уверена, что он не может меня забыть. Мы ведь были вместе почти целый год! Столько всего пережили, что…

Хорошо, что я успеваю остановиться именно здесь. Запрещаю себе углубляться в бессмысленный анализ. Что мне это даст? Что изменится от того, если я найду причину, по которой в его памяти для меня не нашлось даже пыльного угла? Куда главнее сосредоточиться на случившемся и понять, как лучше распорядиться ситуацией.

Словно почувствовав мое внимание, Наратов неожиданно поворачивается.

Все происходит так быстро, что я не успеваю придумать, куда увести взгляд. Мы смотрим друг на друга, до предела натягивая невидимую нить между нами. Как будто и не было этих шести лет, и во мне до сих пор живет влюбленная идиотка, готовая на все ради одобрения этого мужика.

— Вот, — Марина в который раз появляется вовремя, и протягивает мне перевязанную широкой озорной лентой коробку. — Я знала, что тебе это пригодится.

— Ведущая тебя прикончит, когда узнает, что ты начала распаковывать подарки без отмаши и не по сценарию.

— Она уже обещала натравить на меня охрану, — закатывает глаза Марина, и мы снова тихонько смеемся, пока я расковыриваю упрямый узел.

В коробке — пара обычных коротких «Конверсов» белого цвета.

В груди приятно тлеет от ощущения поддержки. Как давно со мной не случалось ничего подобного? Сколько проклятых тяжелых дней я прожила, когда отчаянно нуждалась в поддержке, а рядом не было ни единой живой души?

«Шутов, я тебя просто…» — мысленно покрываю его отборными ругательствами, потому что ровно год назад он бросил меня и с тех пор, кажется, даже на сообщения отвечает так, будто в его словарном запасе конкретно для меня нет никаких теплых слов.

— Я подумала, что тебе это пригодится, — немного сконфуженно говорит Марина, потому что я до сих пор так и стою с коробкой в руках, изображая соляной столб. — Когда выходила замуж, то мечтала только о том, как выну ногу из колодок и смогу отплясывать в нормальной обуви.

— Марин… — Мне тяжело подбирать слова благодарности, потому что я слишком давно в этом не практиковалась. Тяжело не разучиться говорить «спасибо», когда единственный человек, которому может сказать это искренне — только собственное отражение. — Я просто даже не знаю, что сказать.

— Тридцать шестой? — переспрашивает она, доставая правый.

— Ага.

— Хорошо, я взяла на полразмера больше. Не знаю, как у тебя, а у меня жутко отекли ноги после целого дня на каблуках.

— Та же фигня, — соглашаюсь я, и мы обе в два пары рук меня переобуваем.

Я издаю не совсем приличный, но абсолютно искренний стон облегчения, когда делаю первые шаги на устойчивой подошве. Странно, что мне самой даже в голову не пришло позаботиться о «сменке». И только потом я нахожу в себе силы приобнять Марину.

— Спасибо, солнце, — говорю от всего сердца, и моя каменная скорлупа готова треснуть, чтобы впустить в образовавшуюся щель немного тепла.

— Мне очень тебя на хватало, Лер, — слегка дрогнувшим голосом отвечает она. — Серьезно.

— Мир. Дружба. Жвачка? — протягиваю руку в знак долгосрочного союза.

Маринка смеется и снова от души меня тискает.

— Ты одна? — пытаюсь высмотреть в зале столик, за который ее определила Люба. — если тебя раздражает компания за столом — можешь смело перебираться поближе ко мне. Правда, есть риск, что моя новоиспечённая свекровь тебя придушит, потому что это ее место.

— Не переживай за меня — у тебя отличные столовые приборы, так что я отобьюсь. — Марина улыбается, достает из сумочки телефон. — Папа Стаси… В общем, у нас в который раз не совпали графики, так что сегодня дочку нянчит он.

Она протягивает телефон, на экране которого — видео на паузе.

Нажимаю кнопку проигрывания и чувствую, как мои губы невольно растягиваются в идиотскую улыбку от зашкаливающей милоты. Маленькая девочка, уже вполне уверенно топая ножками, изо всех сил тискает толстого добродушного корги, забирается ему под ухо, изображая себя в укрытии. «Эй, помаши маме!» — говорит низкий мужской голос на видео, и я чувствую странный толчок в висок, как будто в этом голосе, даже искаженном динамиком, узнаю что-то до боли знакомое. Хочу поскорее отдать Марине телефон, но он как будто приклеился к ладони.

А дальше я вижу руку. Просто мужскую руку, не прикрытую никакой одеждой, которая тянется вперед и поправляет сползший на бок забавный хвостик волос с резинкой в виде плюшевого медвежонка.

— У них там сегодня свои развлечения.

Марина сама берет телефон из моих внезапно одеревеневших пальцев.

— Ага. — Это все, на что я способна.

Даже если я могла ошибиться с голосом, то эту руку я узнаю из миллиона похожих.

Потому что уже видела эти странные фантасмагорические татуировки. На тех же местах. На тех же крепких руках, покрытых тугими венами и редкими темными волосками.

Земля под ногами начинает раскачиваться. В последний раз со мной это было так давно, что от неожиданности и страха потерять равновесие, хватаюсь за первую повернувшуюся опору — руку Марины. Она тут же спохватывается и обеспокоено заглядывает мне в лицо.

— Это что сейчас было?

— Ерунда, просто голова немного закружилась, — говорю первое, что приходит в голову, именно поэтому оправдание звучит предельно неправдоподобно.

Мой Вадим — ее муж?

Хотя, формально, она называла его «папой Стаси», а про свои теперешние отношения сказала лишь однажды и очень уклончиво, как сказала бы я сама, если бы не хотела поднимать вопрос, в котором сама еще «плаваю».

Почему он, черт побери, не сказал, что в отношениях?!

«Может, потому что ты не спрашивала?» — «услужливо» подсказывает едкий внутренний голос. Иногда мне кажется, что его основная функция — впрыскивать в меня порцию яда именно в тот момент, когда и все и катится коту под хвост.

«И если бы он сказал, что в отношениях, но не против трахаться еще и с тобой — тебя бы это остановило?» — продолжает токсить внутреннее «Я».

Да. Именно так. Мне было насрать, свободен ли он и есть ли у него кто-то. Эти вопросы я выяснила бы позже, потому что откровенно брезгую ложиться в постель с мужиком, который, с огромной долей вероятности, пару часов назад высунул член из другой женщины, но по большому счету — ради Вадима я была готова сделать исключение. Хотя обычно у меня нюх на занятых мужиков и до него все мои любовники были официальными холостяками. А те двое, которые вопреки договору, завели телок на стороне, перестали ими быть как только выяснилась правда.

— Извини за интимный вопрос, но ты случайно не… в положении? — Марина пытается обмахать меня рукой, прикладывает ладонь ко лбу, но не найдя никаких признаков болезни, немного успокаивается.

— Беременна от него? — киваю в сторону Андрея, который уже изо всех сил красуется в кругу своих друзей. — Шутишь что ли.

— Ну… я могу ошибаться, конечно, и вас вряд ли связывает любовь до гроба и взаимное неземное притяжение. Но дети имеют свойство появляться даже от случайной связи.

Я еще раз прислушиваюсь к внутреннему компасу — первый шок уже прошел, и мозг почти вернул себе прежнюю мыслительную активность.

Вадим приглашал меня на свидание. И он позвал меня не на съемную квартиру (это, как раз, сделала я) — он выбрал дорогой ресторан, в котором с огромной долей вероятности нас легко могли бы увидеть их с Мариной общие знакомые.

Из нас двоих необходимые меры предосторожности «женатика» соблюдала только я.

Кроме того, с этим мужиком что-то определенно не так просто, потому что Марина не стала бы «по серьезке» встречаться с обычным офисным клерком или, еще невероятнее, учителем или врачом. Хотя Вадим точно не похож ни на одну из вышеперечисленных категорий. И очень хреново, что я не потрудилась подумать об этом раньше, потому что в дополнение к уже совершенным косякам, может оказаться, что Вадим — совсем не просто тупой качок из «железки». Или я уже просто накручиваю себя на ровном месте?

— Так ты точно в порядке? — Марина бережно укладывает мои свадебные туфли в коробку от кедов.

— Я точно не беременна, — кривлю нос, изображая недовольного мопса. — Дети и я — разные точки Вселенной.

Подруга понимающе кивает, и я торопливо извиняюсь, что имела ввиду просто свои планы на ближайшие сто лет, а вовсе не отношение к детям в целом.

— Все нормально, Лер. Ты совсем не обязана быть «яжематерью» только потому, что одна твоя подруга родила в двадцать четыре. Но, знаешь, я ни о чем не жалею. И как бы там ни было, даже с возможностью вернуться в прошлое, ничего бы не переиграла назад. Разве что… не сделала бы все чисто женские ошибки, которые я умудрилась с ним совершить.

Я снова отмечаю, что она не называет Вадима ни мужем, ни своем мужчиной, ни даже по имени, хотя это может ровным счетом ничего не значить. У любой из нас есть миллион причин говорить именно так, как мы говорим, или делать определенные вещи с свойственном нам ритме и темпе. Я лично знаю женщин, которые называют своих мужей котиками, зайками или просто по имени, но никогда — мужьями, потому что им не нравится, как официально это звучит. И так же знаю тех, кто называют мужьями мужиков, с которыми живут под одной крышей пару часов в неделю. Нет смысла ковырять слова Марины. Точнее, надо признать, что я делаю это просто чтобы найти себе оправдание, как будто если я трахалась в душе с ее не_официальным мужиком, это меньшее преступление против дружбы, чем затащить в себя член ее мужа.

Господи.

Я через силу улыбаюсь и спрашиваю, где они раздобыли такого корги. Пёсель на видео и правда выглядел Милахой, даже с оглядкой на то, что я вообще не собачница и все корги плюс-минус выглядят одинаково. Хотя, конечно, снова кривлю душой и прячу в своем вопросе возможную зацепку, нарочно используя множественное число, предполагая, что это — их общая с Вадимом собака.

До сих пор не верится, что он ничего не сказал мне о своих отношениях!

Я же была честна с ним с самого начала. Не назвала свое имя, но и у него не требовала ни паспорт, ни трудовую книжку. Но я сказала и про свой статус, и про то, что именно хочу от наших встреч. А Вадим… Он ни разу не дал понять, что у него есть отношения и, тем более, дочь. А наличие ребенка в этом уравнении с кучей неизвестных лично меня триггерит больше всего. Где, блин, была моя чуйка? Да у этой девочки на лице написано, чьи у нее глаза! Я такие же синие видела только у Вадима, как бы сопливо это не звучало.

— Это подарок, — слышу голос Марины и быстро выныриваю из глубин самобичевания. — На самом деле, жутко бестолковая, но очень покладистая собака. Стася думает, что это ее плюшевая игрушка.

И снова никакой конкретики.

Я мысленно показываю себе же огромный знак «СТОП».

Хватит, Ван дер Виндт, остановись.

Я ни в чем не виновата хотя бы потому, что формально увидела Вадима еще до того, как Марина снова возникла на горизонте моей жизни. А в нашем несовершенном мире до сих пор не придумали визуальный маркер, который бы показывал статус мужика — холост, в серьезных отношениях, глубоко женат или «тотальный козлина с членом наперевес». Но если я буду и дальше продолжать искать поводы продолжить наши встречи, то это будет уже осознанная подлость.

— Хочешь завести щенка? — вполне серьезно спрашивает Марина и достает телефон. — У меня где-то был номер заводчика, так что…

— Что? Нет! — отмахиваюсь и кривлю губы. — У меня в доме уже есть один мелкий засранец, который не поддается дрессировке, всюду мусорит, постоянно срывается с поводка и гадит по углам.

— Лера, боже! — Марина прячет улыбку за ладонью — ее старая привычка, хорошо узнаваемая до сих пор. — Ладно, прости, что я так обывательски отношусь к вашим с Андреем явно… гораздо более сложны отношениям.

— Не грузись, — в шутку отмахиваюсь, — иногда мне почти жаль, что в моей жизни с каждым днем все меньше и меньше обывательского.

— А это там не Наратов? — внезапно переключается Марина, кивком указывая вглубь зала, где Андрей, Сергей (с висящей на его локте женой) и пара незнакомых мне мужчин уже приговаривают который по счету бокал шампанского. Если так пойдет дальше, то моего благоверного развезет в хлам и тогда он обязательно наломает дров.

— Ага, он. — Я мысленно еще раз перемалываю наше с ним сегодняшнее «знакомство». Не хотелось бы это признавать, но я крепко облажалась, поставив на то, что Сергей в этой истории самая бестолковая и легкая цель. Ну или крепко заблуждаюсь сейчас, пытаясь отыскать причину, по которой мой «светлый образ» насквозь выветрился из его памяти.

— Ужас. — Марина вздрагивает и ведет плечами, как будто хочет сбросить с себя невидимый холодный плащ. Потом украдкой на меня косится. — Завидую твоей выдержке. Я на него смотреть не могу — хочется взять вилку, засадить в него пару раз и посмотреть, есть ли у этого гада вообще кровь.

— Поверь — нет. — Мне не нравится, что я произношу это с горечью. Возможно, эта горечь вовсе не по Сергею, а все еще отголоски вскрывшейся правды насчет отношений Марины и Вадима.

— А это ничего, что я… — Марина округляет глаза, разворачивается на каблуках, как только Наратов как бы невзначай ведет взглядом по залу и останавливается на нас.

Даже через десяток метров я отчетливо чувствую липкий интерес в его взгляде. Готова даже поспорить, что не будь на нем паразита в виде обожаемой супруги — он бы уже ошивался поблизости.

Если бы существовала хоть малейшая вероятность того, что кто-то из моих «новых» старых знакомых может знать Марину в лицо, я бы никогда не пригласила ее на свадьбу, и тем более не стала бы поддерживать между нами контакт. Не настолько уж, в самом деле, я соскучилась за нормальной и теплой человеческой дружбой, чтобы ради нее жертвовать своей безопасностью и тем более — рисковать шестью годами тщательных планов и подготовок. Но в моей прошлой жизни Марина всегда была где-то на периферии, и в тот единственный раз, когда я позвала ее на посиделки с ночевкой, в моей доме не было никого из тех, кто сегодня распивает дорогое игристое вино на нашей с Андреем свадьбе.

— Все в порядке, — я успокаиваю ее улыбкой, отмечая, что если бы Марина действительно имела планы по моему уничтожению (хотя к этому у нее не может быть абсолютно никаких поводов), она уже давно бы сделала это. Ну и точно не беспокоилась бы, что Наратов может ее узнать и это грозит мне неприятностями.

Она с облегчением выдыхает, но все равно не рискует поворачиваться лицом к залу. Вместо этого берет у проходящего мимо официанта шампанское и устрицу с сухого льда, молча салютует мне ракушкой, отправляет ее в рот и тут же запивает парой жадных глотков.

— Что? — смущенно улыбается в ответ на мой заинтересованный взгляд.

— Ты говорила, что никогда, никогда в жизни не будешь есть эту скользкую соленую гадость, — чуть не прыскаю со смеха, вспоминая, как в тот единственный вечер у меня в гостях, она кривилась и плевалась от одного только вида устриц.

— Я стала старше, набралась опыта и поняла, что устрицы — не самое ужасное говно, которое жизнь может запихнуть тебе в рот.

— За устриц! — предлагаю тост и по такому случаю даже пригубливаю игристое второй раз за вечер.

И как раз в эту минуту Наратов, наконец, отвязывается от Илоны, и уверенной походкой идет в нашу с Мариной сторону.

— Тебя можно оставить с ним наедине? — шепотом спрашивает она, очевидно все-таки собираясь исчезнуть с горизонта.

— Поверь — если даже он попробует причинить мне вред, я смогу справиться с ним даже при помощи щипцов для льда. — Киваю на стоящее неподалеку ведерко, только что принесенное официантом и до верху наполненное прозрачными кубиками.

Марина одними губами желает мне удачи и действительно почти магическим образом за секунды растворяется в толпе. Я не успеваю даже глазом моргнуть, а Сергей тоже тут как тут.

Так близко, что я делаю шаг назад, но он тут же снова сокращает это расстояние.

— Теперь я понимаю, почему Андрей никак и нигде не показывал свое сокровище, — говорит он тем хорошо знакомым голосом, от которого у меня когда-то моментально начинала кружиться голова.

А сейчас я чувствую только саднящую боль за ребрами, уже не такую сильную как раньше, но все же — достаточно ощутимую.

— Ну, это же его страница. — Беззаботно пожимаю плечами, надеясь, что дорогущий грим, за который я отвалила кучу бабла, будет намертво и до конца вечера скрывать все мои татуировки. Если Сергей не блефует и действительно меня не узнал, уж татуировки Рины он наверняка опознает с одного взгляда. — Иногда люди ведут социальные сети просто так, а не для того, чтобы бросаться оттуда своим счастьем в каждого встречного.

— А я бы бросался. — Сергей включает еще одну знакомую мне улыбку.

— Готова поспорить — Илона вне себя от счастья, — прикидываюсь шлагом и киваю на его супругу, которая о чем-то оживленно болтает с женщинами постарше, среди которых и мамаша Андрея.

— Ага, — кисло отзывается Сергей. В его планы наверняка не входил разговор о собственной семейной жизни. — Я слышал, ты работаешь в «ТехноФинанс».

— Семейная империя. Теперь я тоже — ее часть. Увы, — корчу небольшую скорбь, — самый маленький винтик.

— А хочется быстрее, выше, сильнее?

— Да, что в этом плохого?

— Разве удел женщины — не домашний очаг и разделка туши мамонта? — Наратов делает все, чтобы заезженная фраза об истинном женском счастье в его исполнении звучала максимально ничтожно. Выражение, транслируемое на его лице, можно смело отпечатывать с надписью: «Козья морда патриархата».

— Удел женщины — самой решать, хочет она разделывать тушу и сама ее добыть.

— Это сложно и небезопасно.

— Небезопасно — посвятить десять лет борщам, соплям и дыханию маткой ради того, чтобы в один прекрасный день оказаться на улице с хэштегом «РСП».

— Эй-эй, я тебе не враг, не надо вонзать в меня зубы! — Сергей машет перед моим лицом салфеткой, как будто это белый флаг. — Никогда бы не подумал, что Андрей выберет в жены кого-то… вроде тебя.

— Звучит как будто со мной явно какие-то проблемы.

— Никаких проблем. Просто у меня сомнения, справится ли ли он с тобой.

— У нас семья, а не ринг.

— Черт, Валерия, ты всегда настолько готова отражать любую шутку? — Сергей пытается скрыть легкое раздражение.

Неудивительно. Ему всегда не нравилось, когда кто-то претендует на первенство в тонком искусстве языковых манипуляций. Будь на моем месте менее подготовленная девушка — он давно бы навешал ей на уши, парочку комплексов.

— А это были шутки? — Снова только пригубливаю шампанское, боковым зрением замечая, что Илона уже заметила, к кому ускакал ее непоседливый супруг и теперь глаз с нас не сводит.

— Черт, я так и знал, что они все смеются не по настоящему, — понарошку конфузится Сергей.

И на долю секунды ему все же удается проломить мою защиту, и я улыбаюсь, настолько забавно и по-искреннему нелепо он он выглядит. Наратов тут же ловит мое настроение и триумфально подмигивает. Достаточно отрезвляющий жест, слава богу, чтобы я еще раз вспомнила, с какой хитрой и продуманной змеей я имею дело.

— Твое лицо кажется мне знакомым, — иду ва-банк, приближаюсь и всматриваюсь в него так, будто действительно пытаюсь угадать где и при каких обстоятельствах мы могли встречаться. — Мы ведь не могли встречаться раньше?

Если он только делает вид, что не узнал меня, то прямо сейчас самое время его на этом поймать. Ей-богу, мне будет гораздо спокойнее, если все прошлое между нами будет выяснено. Тогда по крайней мере, я смогу контролировать, чтобы он не распустил язык насчет моего прошлого, и, тем более, не пытался мне навредить.

— Ммммм… — Сергей так же внимательно изучает мое лицо. — Клянусь, если бы мы встречались раньше, я бы точно запомнил.

Настолько неприкрытая попытка флиртовать с женщиной, которая час назад стала женой его друга — очень в стиле Наратова. Он всегда прет напролом, когда видит цель.

— Да, в самом деле, — легко подыгрываю ему, — я просто обозналась.

Я широко улыбаюсь, глядя ему через плечо, потому что Илона на всех парах уже прет в нашу сторону. Ну нет, терпеть этот серпентарий еще раз у меня нет никакого желания.

— Прости, кажется, пришло время уделить немного внимания другим гостям, пока меня в семейной империи меня не разжаловали из шестеренки на скамейки запасных.

Сергей явно собирается сказать что-то напоследок, но появление супруги моментально остужает его пыл.

Что ж, по крайней мере наш короткий диалог не был совсем бессмысленным.

Я видела его глаза.

Видела его лицо.

Если он врал, что не знает меня и сегодня увидел впервые в жизни, значит, за эти шесть лет Наратов научился по-истине выдающемуся искусству лжи.