Соперники

12

Когда Хэтти положила трубку на рычаг, она услышала, как в большой гостиной, примыкавшей к ее кабинету, скрипнула половица. На мгновение она замерла, прислушиваясь. После восьмидесяти одного года она знала каждый вздох и стон этого старого дома, однако донесшийся до нее звук не принадлежал к его естественным жалобам.

– Кто здесь?

Ответа не последовало. Плотно сжав губы, она схватила трость и поднялась с вытертого кожаного кресла. Ступая на три счета и постукивая тростью, она дошла до арочного проема с двойными дверями в резной раме. Ее взгляд обежал пространство справа, затем стрелой вонзился в полную седовласую женщину.

– Я знала, что здесь кто-то есть, – объявила Хэтти. – Ты опять подслушивала мой телефонный разговор, а, Мэксайн?

Женщина обернулась, с возмущением расправив плечи и выпятив и без того пышную грудь.

– При всем моем уважении к вам, мисс Хэтти, у меня есть более важные занятия, чем слушать ваши разговоры.

– В таком случае, что ты здесь делала и почему не откликнулась, когда я позвала? – Глаза Хэтти подозрительно сузились, при всей кажущейся убедительности опровержения Мэксайн, она не верила ни одному ее слову.

– Я не ответила, поскольку думала, что вы с кем-то говорите по телефону. И не поняла, что ваши слова адресованы мне.

– Значит, ты все-таки знала, что я говорю по телефону.

– Да, знала. Как и то, что надо вытереть пыль. Именно этим я и занималась.

Хэтти на секунду растерялась, не в состоянии придраться к объяснению экономки, но тут голову ее стиснула внезапная острая боль, Хэтти побелела и, не видя света, поднесла руку ко лбу, чувствуя, как на нее наползает темная пелена.

– Вы, видимо, не приняли таблетку, – с упреком произнесла Мэксайн Сондерс. – Сейчас я вам ее принесу.

– Нет. Никаких таблеток. Не хочу. – Хэтти боролась с мраком и в очередной раз одержала победу.

– Вы же знаете, доктор сказал…

– Какая трогательная забота, Мэксайн. Можно подумать, ты и действительно обо мне печешься, – поддела ее Хэтти.

– После того как я провела последние тридцать лет своей жизни, ухаживая за Морганами, это вошло в привычку, мисс Хэтти, – парировала та не менее резко. – Множество раз я пыталась на это наплевать. Может быть, когда-нибудь мне это и удастся.

– Неужели уже тридцать лет? – постаралась припомнить Хэтти, несмотря на пульсирующую боль в голове. – Да, верно. – Она медленно кивнула. – Ты вечно пекла сладкое печенье для… этого щенка. Его любимое.

Лицо женщины потускнело.

– Он был маленьким мальчиком.

При этих словах Хэтти откашлялась и повернула обратно, затворив за собой дверь и таким образом лишив экономку возможности подслушивать ее дальнейшие разговоры.

Трость отстукивала каждый шаг, чуть опережая поступь хозяйки, когда Хэтти вернулась к большому вращающемуся стулу у стола красного дерева и опустилась на него.

Она вновь взялась за телефон, на этот раз набрав домашний номер Бена Кэнона. Ответила экономка, и Хэтти нетерпеливо ждала, когда подойдет Бен.

Она сразу заговорила о деле.

– Снимите копии с документов и с той справки, которую прислал нам этот человек из Юты, и немедленно отправьте их Маргарет Роуз. Ни в коем случае не упоминайте о Стюарте. Если сочтете нужным, можете написать о смерти моей сестры, но о ее замужестве и о ребенке – ни слова.

– Это не слишком разумно при сложившихся обстоятельствах, Хэтти, – ответил он. – Она встречается со Стюартом…

– Да, да, я знаю, – нетерпеливо перебила она. – Вы мне говорили.

– Вам надо с ней объясниться, Хэтти.

– Надо. Поэтому-то я и прошу вас переслать ей эти документы.

– Нет, я имел в виду то, что вы должны предупредить ее о Стюарте.

– Не могу. Она и так считает меня выжившей из ума старухой, которая не соображает, что говорит. Она даже до конца не убеждена, что мы состоим в родстве. Как будто я все это выдумала. Одному Богу известно почему. Если я скажу ей правду о Стюарте и попытаюсь предостеречь от подстроенной им ловушки, она ни за что не поверит. Скорее всего сочтет меня сумасшедшей. И, что еще хуже, все передаст Стюарту. Он же все перевернет с ног на голову и потихоньку настроит ее против меня. Нет, для этого разговора она должна приехать сюда. Мне необходимо убедить ее в правдивости моих слов.

– Откуда вы знаете, что Стюарт с ней уже не поговорил?

– Она бы мне сказала.

– Вы не можете с уверенностью это утверждать, – возразил Бен.

– Могу. Она бы непременно привела любой его рассказ в качестве контраргумента, однако не сделала этого. Она поклялась, что сообщила о моем посещении только двум людям, и Стюарт не в их числе.

– Он играет в эту игру очень тонко, не так ли? – буркнул Бен. – Меня все же интересует, каким образом он ее так быстро вычислил. Где-то произошла утечка информации, Хэтти.

– Когда вы подготовите мое новое завещание? – требовательно спросила Хэтти. – Я знаю Стюарта. Он будет оспаривать то, что мы написали от руки у вас в кабинете.

– Я как раз заканчиваю его печатать здесь, дома. И привезу его вам на подпись сразу, как управлюсь. Я решил, что будет лучше, если никто из моего персонала ничего не узнает.

– Хорошо. И поторопитесь с этими копиями, Бен. Мое время истекает.

– Я знаю, Хэтти. Знаю.

Она повесила трубку, и вновь в доме воцарилась привычная тишина. Однако сейчас, когда самим стенам грозила опасность, безмолвие не приносило облегчения. Хэтти взглянула на пару старинных овальных рамок, стоявших на столе рядом с телефоном. Серебряная филигрань обрамляла свадебную фотографию ее родителей.

Однако внимание Хэтти было приковано ко второму снимку. На нем была изображена темноволосая девочка с большими доверчивыми глазами и светившимся невинностью личиком.

– Все из-за тебя, Элизабет. – Любовная нежность смягчила ее голос, в котором прозвучало невысказанное прощение; Хэтти протянула руку и провела обезображенным артритом пальцем по щеке девочки, ее младшей сестры.

Элизабет Морган хворала чуть ли не с самого рождения. Хэтти выхаживала свою слабенькую сестренку бесконечные дни и ночи – во время ангин, лихорадок, воспалений легких и гриппов. Временами казалось, что хрупкая Элизабет подхватывала любой микроб и переносила любую болезнь тяжелее, чем кто-либо другой. Хэтти часто задавалась вопросом: не была ли бы ее сестра крепче, если бы не хворь матери накануне родов? Она смотрела на фотографию, навсегда запечатлевшую оттенок болезненности.

– Зачем только я отпустила тебя в город в тот день? Зачем? То была невинная поездка за какими-то пустяками, которые могли бы и подождать, но Элизабет непременно хотела ехать, хотела сделать что-то полезное, не быть вечной обузой. И Хэтти отпустила ее одну.

Элизабет задерживалась – задерживалась слишком долго. Воображение Хэтти не давало ей покоя – рисовало десятки самых жутких картин, но правда оказалась еще ужаснее. Взвинченная до предела, она напустилась на Элизабет, не успела та вернуться.

– Где ты была? Ты что, не знаешь, который час? Почему такая пустяковая поездка заняла у тебя столько времени?

Элизабет, как всегда, рассмеялась в ответ, вовсе не обескураженная резкостью Хэтти.

– Не сердись, я же не наемная работница, Хэтти. Я бы вернулась раньше, но по пути домой у меня спустила шина.

– Спустила шина? – Хэтти взглянула на машину и только тут заметила, что левое переднее колесо было темнее остальных и не заляпано засохшей красной грязью. – Но ты же не могла сама поменять колесо!

Хэтти знала, что Элизабет не под силу поднять машину домкратом и свинтить гайки.

– Нет! Один парень на мотоцикле остановился и помог, иначе я все еще торчала бы там.

– Надеюсь, он не из той шпаны, что носят черные кожаные куртки. – Она внутренне содрогнулась при мысли о том, что ее Элизабет находилась в обществе кого-нибудь из этих хулиганов с безобразно длинными волосами.

– Он славный, Хэтти. А кожаная куртка предохраняет от вылетающего из-под колес гравия и тому подобное.

Но Элизабет ничего не сказала Хэтти о том, как он выглядел, когда снял куртку, как выделялись под его тонкой футболкой бугры мышц, когда он менял колесо, как блестели на солнце его глянцевые черные волосы, как он ходил – чуть вразвалочку и как смотрел на нее – будто она кусок сладкого пирожного. В свои двадцать семь лет Элизабет почти не имела опыта общения с мужчинами – в школе она редко ходила на свидания, отчасти из-за того, что без конца болела, а отчасти из-за Хэтти, которая диктовала ей, когда и с кем встречаться. Но главная причина заключалась в ее болезненной застенчивости.

И она знала, что этот парень Хэтти никогда не понравится. Хотя он был уж не парень, а мужчина, лет за двадцать, однако – моложе ее. Когда он подкатил к ней, она немного испугалась. Всем известно, что парни, разъезжающие на мотоциклах, пользуются дурной славой. Но в то же время это ее приятно взволновало. Вот почему она поддалась на его уговоры примерить его черную кожаную куртку.

Ей это понравилось, а еще понравилось, как он провел ладонями по ее рукам, когда она надела куртку.

– Вы когда-нибудь в жизни катались на мотоцикле? – спросил он.

– Нет.

– Так давайте я прокачу вас на своем.

– Я… не могу. – Она знала, что ей не следует даже беседовать с ним, не говоря уже о куртке, а о мотоцикле и подавно.

Однако в его присутствии она чувствовала себя такой смелой и… хорошенькой. Хотя, конечно, она такой не была. Она была некрасивая – серая мышка, не то что сильная, полная жизни Хэтти.

– Иначе я вернусь слишком поздно!

– А где вы живете?

– В Морганс-Уоке.

– Это ваш дом? – Он еще раз посмотрел на машину, потом на нее.

– Да.

– Как вас зовут?

– Элизабет. Элизабет Морган.

Он приподнял бровь.

– Стало быть, вы младшая сестра этой бабы-яги?

– Не называйте ее так! – На мгновение она пожалела о том, что позволила втянуть себя в этот разговор.

– Простите. – Он улыбнулся, и от этой улыбки она чуть не растаяла. – Уже одно то, что она ваша сестра, говорит в ее пользу.

– Она хорошая. Она замечательная. – Но чувство вины не покидало ее. – Я должна ехать. Она будет волноваться. – Элизабет поспешно скинула куртку и протянула ему.

– Неужели мы расстанемся просто вот так? – запротестовал он, когда она, приблизившись к машине, открыла водительскую дверцу.

– Я… Спасибо за помощь… За то, что поменяли мне колесо. – Но он смотрел на нее так, что Элизабет показалось, будто он хочет большего, чем слова благодарности. – Я… позвольте мне вам заплатить… – Она потянулась к сумочке, лежавшей на сиденье.

– Не беспокойтесь, – сказал он. – Я не беру денег за помощь женщине, попавшей в беду, особенно такой красивой.

Еще никто не называл ее красивой. Никто. И никогда.

Но обо всем этом она умолчала в разговоре с Хэтти, как и о том, что ее рыцарь в сияющих доспехах, кажется, только что проехал мимо на своем мотоцикле. Это прозвучало бы слишком глупо, тем более что она не знала его имени.

В течение последующих дней Элизабет жила тайной надеждой увидеть его снова. Она придумывала разные предлоги для поездок в город, уповая на то, что их вновь сведет случай. Наконец она отыскала его на параде в честь Дня Колумба.

И когда он опять предложил ей прокатиться на мотоцикле, ей хватило решимости согласиться. Она наслаждалась каждой минутой этой езды со скоростью под девяносто километров в час, ветром, ревевшим в ушах и состязавшимся с бешеным ритмом ее сердца, но больше всего тем, что крепко за него держалась. Он свернул на какую-то проселочную дорогу и остановился у тихой речки. Там, под игравшим на воде солнцем и кроной осенних желто-красных листьев, он ее поцеловал.

После этого, все еще пылая от его поцелуя, она прошептала:

– Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Я не хочу тебе говорить, – выдохнул он у ее шеи. – Когда ты узнаешь, кто я такой, я больше никогда тебя не увижу.

– Нет! Как ты можешь так говорить?

– Потому что, – он поднял голову, казалось, его взгляд проникал ей в самое сердце, – я – Ринг Стюарт.

На мгновение Элизабет похолодела от страха, предвидя, что будет с Хэтти, если та узнает, с кем встречается ее сестра. Однако после его поцелуя для нее самой это уже не имело никакого значения.

– Твое имя мне безразлично, Ринг Стюарт, – пылко заверила она, и он поцеловал ее еще раз, словно для того, чтобы она крепче запомнила свои слова.

В течение последующих недель она старалась использовать любую возможность для встречи с ним, где бы то ни было и когда бы то ни было, но все равно их свидания были редки и коротки. Однако именно это и придавало им особую сладость.

Поглощенная осенними работами на ранчо, Хэтти не догадывалась о происходившем до тех пор, пока однажды не велела Элизабет поехать верхом вместе с ней, чтобы проверить одно из зимних пастбищ. С ними был Чарли Рэйнуотер, один из работников.

Он-то и обратил внимание Хэтти на произошедшую с ее младшей сестрой перемену.

– Мисс Элизабет, похоже, завела себе дружка? – спросил он.

– Нет, – отрезала Хэтти, отметая эту дикую идею. Не то, чтобы она была против поклонника у Элизабет. Просто она уже распрощалась с надеждой когда-нибудь выдать свою сестру замуж, смирившись с уготованной им обеим ролью старых дев.

В конце концов, Элизабет было уже двадцать семь лет, а у нее еще никогда не было постоянного ухажера. Хэтти это в общем-то не удивляло. При всей ее любви к Элизабет она видела, что та слишком некрасива, слишком тщедушна, слишком застенчива и слишком болезненна – кому нужна такая жена?!

И все же замечание Чарли ее встревожило.

– С чего ты взял, что у нее появился приятель?

Он пожал плечами и кивнул в сторону Элизабет.

– Да вы только взгляните на нее: что-то мурлычет себе под нос, собирает букеты из сухой сор-травы, а глаза-то печальные, как у лани. Прибавьте к этому все ее поездки в город за последнее время; ясно – она где-то прячет парнишку.

От Хэтти не ускользнул скрытый смысл этого замечания – ее Элизабет с кем-то встречается втайне от нее. Ее маленькая сестричка не способна на такое! Если бы у Элизабет появился парень, она бы пригласила его в Морганс-Уок, чтобы Хэтти могла с ним познакомиться. Или нет?

Она начала кое-что подмечать – пустяки вроде невнятного лепета Элизабет насчет ее отлучек в город; сияющих глаз и румянца, заливавшего ее щеки, когда она возвращалась. Наконец, не в силах больше выносить эти подозрения, Хэтти велела Чарли Рэйнуотеру проследить за Элизабет во время ее следующей поездки в город и выяснить раз и навсегда – есть ли причина для беспокойства.

– Ринг Стюарт?! Сын Джексона Стюарта?!

– Он самый, – подтвердил Чарли, явившийся к ней с докладом.

– Ты, наверное, ошибся. – Не может ее Элизабет встречаться со Стюартом!

– Никакой ошибки нет, мэм. Это был точно Ринг Стюарт. Я и сам не хотел в это верить. Пока не убедился окончательно. Нет другого такого человека, который шел бы по улице с таким видом, словно он ее хозяин. Нету.

– А что, значит, она с ним встретилась?

– А то и значит, что встретилась. Она отнесла блузку обратно в магазин, как и говорила. А потом пошла к парку, где он ее дожидался.

– Может, он там случайно оказался?

– Может, и так, мэм, – поддакнул Чарли, переминаясь с ноги на ногу и уставясь на заостренные носы своих башмаков.

– Но ты так не думаешь, – догадалась Хэтти.

– Нет, мэм.

– Почему?

Чарли мялся, но наконец взглянул на нее из-под полей своей поношенной шляпы.

– Когда она его увидела, мэм, она бросилась прямо ему в объятия, как если бы вернулась домой после долгой отлучки.

В тот момент Хэтти не могла скрыть своего потрясения – потрясения от такого страшного предательства.

– Довольно, Чарли. – Она отпустила его, не в состоянии больше задавать вопросы и не желая больше ничего слышать – не желая знать всю степень предательства Элизабет… со Стюартом.

– Я знала, что ты отнесешься к этому именно так, Хэтти, – сказала Элизабет, когда Хэтти потребовала от нее объяснений. – Поэтому я тебе ничего и не говорила. Я не утаивала это от тебя нарочно, просто не хотела причинять боль. Я понимала, что ты не в состоянии отнестись к Рингу без предвзятости.

– Он – Стюарт!

– Да, он носит эту фамилию. Ну и что?

– Как ты можешь так говорить! Ты же знаешь…

– Все это случилось много-много лет тому назад, Хэтти. Ни меня, ни Ринга тогда еще и на свете не было. Нельзя возлагать на него ответственность за поступки его отца. Ринг – другой.

– Он – Стюарт. Он сделан из того же теста, и это поганое тесто!

– Это неправда! Ринг хороший…

– Он хорош разве что для всякой пакости, как и вся их семейка.

– Прекрати так о нем говорить. Ты ведь его даже не знаешь!

– Я знаю о нем достаточно!

– Как можно осуждать человека только за то, что он имеет несчастье носить фамилию Стюарт? Почему это автоматически служит причиной зачисления его в разряд плохих людей? Почему ты не можешь забыть то, что произошло более пятидесяти лет назад? К тому же не с тобой.

– Но я видела Стюарта, когда его выпустили из тюрьмы. Я присутствовала при его встрече с дедом. Я слышала, что он сказал, и видела ненависть в его глазах…

Она отчетливо помнила равнодушие, написанное на лице Элизабет. Для нее все это не имело никакого значения. Она была убеждена, что эти давние угрозы не имеют к ней никакого отношения. Но Хэтти понимала, какое это глубокое заблуждение. И она применила другую тактику.

– Ты видела, где живет этот молодой Стюарт?

– Нет, – тихо ответила Элизабет.

– В лачуге, запрятанной в горах, в конце длинной пыльной дороги. Когда он был маленький, эта лачуга служила пристанищем для всех гангстеров, начиная с Клайда Бэрроу и заканчивая Красавчиком Флойдом. Во время войны, когда ковбои с этого самого ранчо погибали на берегах Нормандии, оттуда заправляли черным рынком. Ринг Стюарт происходит из прекрасной семьи с твердыми моральными устоями, не правда ли?

– Это вовсе не означает, что он будет такой же, как его отец.

– Он воспитывался отцом.

– Но у Ринга есть планы, замечательные планы…

– Прибрать к рукам Морганс-Уок, что уже пытался сделать его папаша!

– Это неправда!

– Правда.

Хэтти хватило мудрости осознать, что никакие споры, угрозы или аргументы с ее стороны не могут пошатнуть абсурдной веры Элизабет в этого мерзавца. Ее сестренка, романтичная глупышка, наивно считала, что их любовь с Рингом Стюартом ниспослана судьбой, невзирая на многолетнюю семейную вражду, – в поэтических традициях Монтекки и Капулетти. Его пороки и недостатки не имели для нее никакого значения – она была убеждена, что ее любовь изменит его.

Но Хэтти знала жизнь. Люди не меняются, хотят они того или нет. По крайней мере, в глубине души, то есть в самом главном.

Она приняла мудрое решение – не запрещать Элизабет встречаться со Стюартом, признавая, что основная вина за случившееся лежит на ней. Она чрезмерно оберегала свою младшую сестру от житейских трудностей, все взваливала на себя, пытаясь по возможности облегчить ей жизнь. Держала ее в наивном неведении, порой завидуя ему, и тем самым косвенно избавляла ее от тяжелого бремени ответственности за Морганс-Уок.

Нет, запрещать Элизабет встречаться со Стюартом бесполезно. Единственный способ положить конец этим опасным встречам – нанести визит тому, кто воспользовался невинной доверчивостью ее сестры.

Ворона встревоженно каркнула и слетела с ветки дуба, захлопав черными крыльями, когда на неровную колею вползла машина Хэтти. Белка перестала искать орехи в опавшей листве и метнулась к ближайшему дереву, о чем-то громко сообщив Хэтти, когда та проходила мимо. Густые заросли деревьев и кустарника, обрамлявшие с обеих сторон узкий проход, расступались впереди, образуя поляну, заваленную проржавевшими остовами автомобилей, пустыми канистрами из-под машинного масла и грудами изношенных автомобильных покрышек среди желтых сорняков.

Этому пейзажу вполне соответствовал полуразвалившийся дом, стоявший посередине. Вся краска с него давно облупилась, и доски серели грязью и гнилью.

Перед домом стоял мощный мотоцикл. Эта черная сияющая машина с невероятно мощным двигателем казалась здесь совершенно неуместной. Стоя на коленях рядом с мотоциклом, Ринг Стюарт возился с мотором. Он медленно поднялся на ноги, когда машина Хэтти затормозила в десяти футах от его огромного «харлея».

Он сделал несколько шагов ей навстречу, вытирая промасленные руки о такую же промасленную тряпку. Она оглядела его с железным спокойствием, нимало не удивившись тому, что открылось ее глазам.

Вытертые джинсы нахально обтягивали его узкие бедра, не оставляя места воображению. Из-под грязной футболки, короткие рукава которой были закатаны по самые плечи, а правый – оттопыривался пачкой сигарет, проступал каждый грудной мускул.

Ее взгляд скользнул по отвратительной татуировке на его левом бицепсе – с лезвия ножа капает кровь. Затем она внимательно изучила его лицо. Сам дьявол наградил его этими тонкими, красивыми чертами, черными как смоль волосами и глазами такой пронзительной синевы.

– Что я вижу! Сама герцогиня пожаловала. – Его губы искривились в язвительной улыбке. – Вообще-то я тебя поджидал еще вчера.

– Вот как? – пробормотала она, испытывая к нему еще более острую неприязнь, чем предполагала.

– Да. – Он сделал несколько ленивых шагов вперед, ступая с носка на пятку, что придавало его походке озорную пружинистость. – Я тут же вычислил ковбоя, которого ты подослала шпионить за Элизабет. У него глаза чуть не вылезли на лоб, когда он увидел, как она меня целует – целует и целует.

– Ты омерзителен!

Он улыбнулся еще шире.

– А вот Элизабет так не думает. Наоборот, она сходит от меня с ума. Ей нравится со мной целоваться… и все такое прочее…

Хэтти нахмурилась от этого нарочито прозрачного намека.

– Ты знаешь, что я не допущу продолжения.

– Ты ничего не сможешь сделать, герцогиня, – сказал он, вызывающе откинув голову. – Она достаточно взрослая, чтобы решать самой. Она не нуждается в твоем согласии или одобрении.

– Сколько?

– Сколько? – переспросил он, слегка забавляясь. – Боже мой, герцогиня, ты невероятна. Знаешь, я часто думаю, каково будет жить в этом огромном доме с угодливыми слугами, которые подают тебе кофе в чашечках тонкого фарфора и приносят утреннюю газету. Замечательная, наверно, это жизнь.

– Сколько ты хочешь, Стюарт, за то, чтобы оставить в покое мою сестру?

– Ты и вправду думаешь, что можешь от меня откупиться, герцогиня?

Она выразительно взглянула на поросшую сорняками поляну и обветшалый дом с покосившимся крыльцом.

– Твоя цена, Стюарт? Говори.

– Я уже получил то, что хотел. Я получил Элизабет. Она моя, и тебе не удастся отнять ее у меня. Если бы ты думала иначе, ты бы не стояла сейчас здесь. – Он помолчал, а потом продолжал еще увереннее: – Поначалу она была со мной очень застенчива, а сейчас – нет. Меня это даже малость удивило. Но после знакомства с тобой я понял, что она унаследовала всю страстность, отпущенную вам на двоих. Что ты за сестра? Она любит меня, а ты пытаешься заставить меня ее бросить.

– У вас все равно ничего не выйдет. Ничего.

– Она другого мнения. Видишь ли, она в меня верит, а для меня это важнее всех твоих денег, герцогиня.

– Я тебя предупреждаю…

– Нет, это я тебя предупреждаю: полегче с будущим зятем, а то ведь я могу навсегда отнять у тебя твою малышку.

Она пристально посмотрела ему в глаза, затем бросила:

– Ты дурак, Стюарт, – и, резко повернувшись, зашагала к машине.

Уезжая, она видела его отражение в зеркале заднего вида – он стоял посреди колеи, с самоуверенным видом глядя ей вслед.

Примерно на полпути к хижине длинная дорога расширялась. Там ее дожидался грузовичок, в котором сидели Чарли Рэйнуотер и еще с десяток работников, живущих на ранчо.

Хэтти остановила машину.

– Он не послушал меня, Чарли, – были ее единственные слова.

– Как и следовало ожидать, мисс Хэтти. – Он повернул ключ зажигания, и мотор медленно заурчал. – Урезонивать Стюарта – все равно, что пытаться убедить быка. Здравым смыслом его башку не прошибешь.

Он подал пикап назад, а затем покатил по грубой колее. Хэтти дожидалась в машине, слушая, как одиноко вздыхает в деревьях ветер.

Пятнадцать минут? Двадцать? Она не могла с уверенностью сказать, сколько прошло времени, прежде чем раздалось тарахтение возвращавшегося грузовичка.

Чарли затормозил рядом с ней, губа у него была рассечена, а на щеке красовался синяк, однако он улыбался от уха до уха.

– Когда мы уезжали, он мало на что годился, мисс Хэтти, но твердо вам говорю: до него дошло.

Вернувшись в Морганс-Уок, Хэтти ничего не сказала Элизабет, а принялась за свои обычные дела. Во второй половине дня Элизабет позвонила одна из ее подруг. Хэтти ничего не подозревала о том, что Ринг Стюарт уговорил по телефону Садли Эванс кое-что передать Элизабет. После полуночи Элизабет улизнула из дома и встретилась с Рингом Стюартом. Хэтти заметила ее отсутствие только утром. Она начала ее разыскивать, но их обоих и след простыл.

На следующий день Элизабет позвонила – сообщить, что они со Стюартом поженились, и просила разрешения вернуться домой в Морганс-Уок.

– Ты можешь вернуться домой когда хочешь, Элизабет, но без него. Я не допущу, чтобы Стюарт спал под этой крышей.

– В таком случае вернуться не сможет ни один из нас, потому что я теперь тоже Стюарт.

Прошло два месяца, два горьких, одиноких месяца, когда в каждой комнате Хэтти преследовали воспоминания об Элизабет. Она не пыталась связаться с сестрой, уверенная, что со временем та одумается и поймет, какую совершила ошибку. И тут позвонил Ринг Стюарт, который сообщил Хэтти, что Элизабет больна.

Кухня была завалена грязной посудой с остатками еды. Пустые бутылки из-под пива не умещались в мусорном ведре и стояли около каждого стула; пепельницы были полны окурков, в лачуге царило запустение. При мысли о том, что ее Элизабет живет в этой кишащей микробами грязной хибаре, Хэтти стало дурно; Ринг Стюарт провел ее по облезлому коридору в одну из комнат.

Здесь Хэтти переступила через кучу сваленной на полу одежды. Пружины громко и недовольно взвизгнули, когда Ринг Стюарт присел на край кровати и взял Элизабет за руку.

– Милая, Хэтти пришла.

Хэтти остановилась в двух шагах от кровати, сдерживая подступившие к глазам слезы – изнуренное болезнью лицо Элизабет было таким же бледным, как подушка под ее головой.

– Это же самый настоящий свинарник. Как ты можешь жить в такой грязи?

– Прости. Я знаю, что здесь не убрано. – Она говорила почти шепотом. – Последнее время я неважно себя чувствую, а…

– … а он слишком ленив, – презрительно бросила Хэтти Стюарту.

– Хэтти, это не мужское дело, – мягко возразила Элизабет.

– Я никогда не считала его мужчиной, а сейчас, когда вижу, как он о тебе заботится, убедилась в этом окончательно.

Она приблизилась к кровати и ощупала щеки Элизабет тыльной стороной ладони, проверяя температуру и не обращая внимания на сердитый взгляд Стюарта.

– Ты несправедлива, Хэтти, – запротестовала Элизабет. – Ринг старается, очень старается. Но он не может и работать, и ухаживать за мной.

– Хорошо же он старается, нечего сказать, – язвительно заметила Хэтти, не в состоянии сдержать гнева при виде этих ужасных условий, на которые он обрек ее Элизабет. – Ты еще не вызывала врача?

– Я была у него вчера. – Элизабет ухватила Хэтти за руку и слабо попыталась сжать пальцы. На ее лице отразилась слабая улыбка. – Хэтти, у нас будет ребенок. Так что, как видишь, я не больна. Я беременна.

Несколько долгих секунд Хэтти неотрывно смотрела на девочку, которую взрастила с пеленок, не веря тому, что ее сестра родит ребенка, зачатого Стюартом. Ей хотелось закричать, спросить, понимает ли она, что натворила, понимает ли все ужасные последствия этого шага. Вместо этого она обратилась к Стюарту:

– Я хочу поговорить с тобой. Немедленно!

Повернувшись на каблуках, она вышла вон из комнаты. В гостиной она не мешкая объявила:

– Я забираю ее из этого хлева, который ты именуешь домом, сегодня же!

– Без меня она не поедет, герцогиня, – уверенно ответил он. Хэтти, слегка приподняв голову, смерила его ледяным взглядом. – Похоже, мой отец все-таки был прав, а? Морганс-Уок достанется Стюарту.

– Только не тебе! Тебе он никогда не будет принадлежать! – поклялась она.

– Зато будет принадлежать моему сыну.

– Бог даст, ребенок не доживет до своего первого крика. А ты молись, чтобы Элизабет не умерла вместе с ним.

– Типун тебе на язык. Я люблю ее!

– Любишь? Или тебе просто выгодно ее любить?

– Я люблю ее, – запальчиво повторил он.

– Однако не настолько, чтобы оставить ее в покое и сделать так, как лучше для нее. Ты ведь специально ее обрюхатил. Зная, как она слаба здоровьем, все же подверг риску ее жизнь.

– Все будет хорошо. Вот увидишь.

– Да будет так, Стюарт. Иначе ты мне ответишь.

Несмотря на то, что большую часть беременности Элизабет была прикована к постели, она доносила ребенка до положенного срока и родила на удивление крепкого, здорового мальчика. Однако роды, по-видимому, пагубно сказались на ней самой. С каждым месяцем она становилась все слабее. Первоначальным диагнозом была анемия, но, когда она не поддалась лечению, Элизабет положили в больницу на обследование.

Вернувшись после консультации с доктором, Хэтти нашла Ринга в библиотеке – ноги на столе, изо рта поднимаются колечки голубоватого сигарного дыма.

– Раздумываешь над тем, как будешь управлять Морганс-Уоком? Если так, то теряешь время. Тебе не удастся выяснить это на практике, – провозгласила она, стаскивая перчатки.

Он улыбался ей сквозь дым, не двинувшись с места.

– Как знать, герцогиня. В конце концов, ты же не вечна.

– Клянусь, скорее ты попадешь в ад, чем наступит тот день, когда Стюарт получит право сидеть за этим столом. А теперь – марш с моего стула!

Он спустил ноги со стола и, медленно встав, склонил голову с преувеличенной почтительностью.

– Возвращаю вам ваш трон.

– Вероятно, тебя это вовсе не интересует, но получены результаты анализов.

Волей-неволей она заметила вспыхнувшее в его глазах беспокойство.

– Что с Элизабет?

Холодно и совершенно безучастно Хэтти произнесла:

– У твоей жены белокровие.

И внезапно Стюарт потерял весь свой уверенный вызывающий вид. Перед Хэтти стоял раздавленный, ошеломленный, окончательно выбитый из колеи человек.

– Бедняжка Элизабет, – прошептала она девочке на снимке в серебряной рамке, затем медленно отвела руку и встала со стула.

Одиночество старого дома словно давило на нее, его тяжесть усугублялась ее усталостью от слишком долгой борьбы. Тяжело опираясь на трость, она подошла к портрету над камином.

– Я сожалею только об одном – о том, что велела лишь избить его хорошенько. Я должна была приказать прикончить его. – Она склонила голову. – Это я виновата. Элизабет тут ни при чем. В отличие от меня она не ведала, что творила. Надо было уничтожить его еще тогда.