Соперники

6

В маленькой комнате для совещаний художественно-графического отдела агентства стояла напряженная тишина, когда Флейм изучала черновые эскизы, лежащие перед ней на столе. Предлагаемые макеты новой печатной рекламы соседствовали с раскадровкой телевизионных коммерческих роликов. Художник в рубашке с короткими рукавами и взъерошенными каштановыми волосами нетерпеливо заерзал на стуле, нервничая в ожидании ее приговора.

Это движение привлекло к себе острый и в то же время сочувственный взгляд составительницы текстов. Эллери не обращал внимания ни на того, ни на другую, а Флейм их и вовсе не замечала – все ее внимание было сосредоточено на разложенных перед ней вариантах рекламы. Она медленно и недовольно покачала головой.

– Тебе не нравится, – заключил Эллери под сдавленное чертыхание художника.

Флейм глубоко, печально вздохнула.

– Честно? Нет. – Она взяла раскадровку. – Этот новый ролик – всего лишь чуть приукрашенный вариант того, что мы уже даем по телевидению.

– И с успехом.

– Знаю, но мы мусолим эту тему вот уже год. Нужно искать новый угол зрения, новый подход к молодежи. Результаты маркетинговых и демографических исследований, которые мы провели нынешним летом, показали, что процент покупателей в возрасте между двадцатью и тридцатью в магазинах Пауэлла крайне низок. С моей точки зрения, именно этот рынок мы и должны завоевывать. Цель любой рекламной кампании – оживить торговлю и расширить потребительский спрос. И если какой-то сектор рынка остался неохваченным, значит, надо постараться его охватить.

– У тебя есть на этот счет какие-нибудь идеи? – Эллери приблизился к ней.

– Идеи – твоя сфера. – Она протянула ему раскадровку, улыбаясь уголками рта. – Моя же работа заключается в том, чтобы объяснить, в каком направлении желает двигаться наш клиент.

– Спасибо, – буркнул он.

Текстовичка перестала что-то рассеянно чертить и поправила очки.

– Это исследование, о котором вы упомянули, выявляет причину нежелания покупать у Пауэлла? – Она положила руку на спинку стула и с предельным вниманием смотрела на Флейм, мысленно уже сосредоточившись на предстоящей задаче.

– В основном ответы опрошенных распадаются на две группы. Одни считают магазины Пауэлла слишком добропорядочно-консервативными. Другие – и это неудивительно – слишком дорогими. – Она посмотрела на Эллери. – Я передам тебе копии отчетов.

– Они могут пригодиться.

– Подумаешь, – фыркнул художник, пожав плечами с деланным равнодушием. – Мы даже во сне сможем это осилить, а, Энди? – обратился он к текстовичке. – Проблема лишь в том, что нам, похоже, не придется спать.

Разговор был прерван стуком в дверь. Обернувшись, Флейм увидела просунувшуюся голову своей помощницы Дебби Коннорс, чьи белые длинные кудряшки падали на лицо.

– Извините, Флейм, но вы просили напомнить о ленче с мистером Пауэллом. Машина уже ждет у входа.

Флейм со вздохом посмотрела на часы.

– Скажи, сейчас иду.

– Великого человека нельзя заставлять ждать, – сухо проговорил Эллери.

В ее глазах мелькнула ирония.

– В твоей шутке есть доля правды. – Она направилась к дверям. – Дебби забросит к тебе в кабинет эти отчеты. Если потребуется что-нибудь уточнить, мы обсудим, когда я вернусь.

Эллери кивнул и, лукаво улыбнувшись, добавил:

– Желаю приятно провести время.

Серебристо-серый, до блеска отполированный лимузин уже ждал ее у тротуара, когда Флейм вышла из здания. Коренастый шофер торопливо выбросил сигарету и открыл перед ней заднюю дверцу.

– Добрый лень, мисс Беннет. – Он взял под козырек, и его широкое лицо расплылось в улыбке.

– Привет, Артур. – Она улыбнулась в ответ и автоматически протянула ему портфель. – Как внуки?

– Замечательно, мэм, – от гордости он заулыбался еще шире. – Растут прямо как на дрожжах.

Она засмеялась – отчасти тому, что ей захотелось доставить ему удовольствие и удалось этого добиться.

– Им так и положено. – Она взглянула на полоску синего неба, видневшуюся между вздымавшимися по обеим сторонам улицы небоскребами. – Чудесный день, не правда ли?

– Да, мэм. Чудеснейший.

Он поддержал ее под локоть, вышколенно помогая сесть на заднее сиденье. И, дождавшись, когда она поудобнее устроилась, захлопнул дверцу.

Шум уличного движения ненадолго проник в автомобиль, когда он открыл переднюю дверцу и сел за руль, положив изящный портфель на сиденье рядом. Затем они влились в поток машин, и тишину нарушал лишь шепот кондиционера.

Откинувшись на бархатном сиденье, Флейм воспользовалась минуткой затишья, чтобы расслабиться после необычайно лихорадочного утра. Она рассеянно смотрела в окно на запруженные тротуары и суету обеденного перерыва.

По обеим сторонам улицы стеной стояли небоскребы.

Месторасположение агентства было не случайным – на границе финансового центра, который многие называли «Западный Уолл-стрит», и зоной элитных магазинов вокруг Юнион-сквер с ее модными универмагами и роскошными отелями.

Флейм улыбнулась, вспомнив замечание Эллери относительно соседства с этими двумя районами, которое, по его словам, было единственно правильным выбором, так как, с одной стороны, господствовали высоченные здания, с другой – высоченные цены.

– Где мы сегодня обедаем, Артур?

Чуть приподняв голову, он встретился с ней глазами в зеркальце заднего вида.

– Не знаю, мэм. Мне было велено доставить вас в магазин.

– Понятно.

Она слегка удивилась этому нарушению традиции. Обычно они обедали в клубе Малькома. Однако она не возражала. Напротив, была почти рада. Возможно, смена обстановки поможет ей избавиться от беспокойства, не оставлявшего ее последние несколько дней.

Через каких-нибудь пять минут Артур высадил ее у входа в главный универмаг Пауэлла, от которого разветвлялась национальная сеть магазинов.

С портфелем в руке Флейм вошла в здание и, миновав парфюмерный отдел, где витал густой аромат, направилась прямо к служебным кабинетам, расположенным между первым и вторым этажами.

Когда она вошла в приемную Малькома, суровая брюнетка за столом подняла голову и позволила себе улыбнуться.

– Проходите, мисс Беннет. Мистер Пауэлл ждет вас.

– Спасибо.

На долю секунды Флейм задержалась у двери в кабинет, затем без стука вошла.

Паркетный пол был покрыт персидским ковром, а каждый дюйм вертикальной поверхности облицован калифорнийской сосной ручной обработки – дерево было тонировано, тщательно ошкурено и покрыто воском. Это придавало шикарному, импозантному кабинету сходство с капитанской каютой. Это сходство еще больше усиливалось картой Южно-Китайского моря в раме, висящей на стене над массивным антикварным столом в дальнем конце комнаты. Несмотря на гигантские размеры стола, сидевший за ним человек не казался карликом.

Мальком поднялся, приветствуя Флейм, которая бесшумно приблизилась к нему по ковру.

– Ты, как всегда, прелестно выглядишь, Флейм. – Он окинул ее быстрым, оценивающим взглядом серых глаз. – Мне, собственно, нравится твой костюм.

– Еще бы. – Улыбаясь, она жестом манекенщицы вскинула руку, демонстрируя бирюзовый трикотажный костюм от Адольфо. – Ведь он с вашего четвертого этажа.

От улыбки ямочка на его подбородке углубилась.

– Я всегда знал, что ты женщина с тонким вкусом. – Он смотрел на нее алчно, по-хозяйски, словно хотел включить в реестр своего имущества.

Заметив это, Флейм с прежней улыбкой обронила:

– С очень тонким, Мальком… в отношении всего и вся. – Она поставила кожаный портфель на стул с жесткой спинкой, стоявший около стола. – Обговорим изменения до обеда?

И, не дожидаясь его согласия, стала открывать металлические замки.

– Харрисон их одобрил? – спросил он, имея в виду директора маркетинговой службы.

Она утвердительно кивнула.

– Мы обсудили их в прошлый четверг.

– Тогда мне незачем их просматривать. Если он остался доволен, значит, все в порядке.

Она не ожидала такого поворота дела. Прежде Флейм всегда согласовывала с ним любой пустяк. Это был способ поддерживать иллюзию, будто их ленчи носят деловой характер, хотя она прекрасно понимала, что бизнес не имеет никакого отношения к его желанию с ней встречаться.

Что может означать эта перемена – в сторону явно личностных, частных отношений? Она не понимала. Возможно, он хочет усилить натиск с тем, чтобы склонить ее к более интимной дружбе.

Несмотря на внезапно овладевшее Флейм беспокойство, она решительно захлопнула портфель все с той же милой улыбкой.

– Как хотите, Мальком. – Повернувшись к нему, она улыбнулась еще шире. – Я никогда не вступаю в спор с клиентом.

– Это очень мудро, Флейм. – Он не сводил с нее серых пристальных глаз. – Потому что клиент всегда прав. А кто в этом сомневается, пусть попробует обойтись без него.

Что это, угроза? Прозвучало именно так, но его ласковый взгляд, казалось, говорил обратное.

Флейм решила отнестись к этому всего лишь как к остроумному ответу.

– Рекомендую включить это изречение в следующий информационный бюллетень вашей компании – в качестве афоризма Пауэлла. Будет выглядеть весьма эффектно, особенно если учесть, что его автор – председатель совета директоров.

– Я над этим подумаю.

– Тут и думать нечего. – Она взяла портфель. – Итак, где мы сегодня обедаем? Вы не сказали.

– Мы никуда не поедем. – Он вышел из-за стола и остановился перед ней. – Мы пообедаем здесь. Я решил, что сегодня использую свою личную столовую в более приятных целях, нежели сухие и скучные деловые ленчи. Ты не против?

– Разумеется, нет. – Флейм не выказала ни малейшего беспокойства, хотя до сих пор они всегда обедали на людях. – По крайней мере не будет повода жаловаться на обслуживание.

– Надеюсь, на кухню тоже, – добавил Мальком, в чьих глазах мелькнул веселый огонек.

– Говорят, у вас такой великолепный повар, что наверняка нам не придется жевать один хлеб.

– Что ж, попробуем?

Взяв Флейм под руку, он повел ее в соседнюю приемную, которую, по слухам, переоборудовал в столовую за пятьдесят тысяч долларов, однако благодаря безупречному вкусу это не бросалось в глаза. Великолепные деревянные панели его кабинета повторялись и здесь.

Намерение придать обстановке сходство с корабельным интерьером проявлялось и в выборе сюжета картины, написанной маслом, – китайский парусник мчится по волнам в преддверии бури. Полотно висело над столиком в эдвардианском стиле.

Небольшой круглый стол в центре комнаты был покрыт ирландской полотняной скатертью – он был сдвинут, чтобы двое чувствовали себя за ним более уютно. Но ни свечей, ни роз в хрустальных ведрах не было, зато над головой ярко горела бронзовая люстра, подчеркивая отсутствие малейшей романтической интимности. Флейм вздохнула с некоторым облегчением.

Как только они сели за стол, официант открыл бутылку вина. Мальком отмахнулся от предложения взглянуть на пробку и продегустировать вино, велев официанту сразу наполнить оба бокала жидкостью глубокого красного цвета.

Мальком молча поднял бокал – обычная для него форма приветствия, а затем подождал, пока Флейм отпила из своего.

– Каберне, – одобрительно произнесла она.

– Нравится? – Интонация, с которой был задан этот вопрос, предполагала, что в противном случае они закажут другое.

– Вино отличное.

Хотя многие, следуя моде, пили только сухие белые вина, Флейм всегда предпочитала полнокровный вкус хорошего красного.

– Прекрасно. – Мальком кивнул нависающему над ними официанту, затем наконец сделал глоток сам.

– Можно начинать подавать, сэр?

Мальком согласно кивнул. Официант удалился в буфетную, откуда почти тотчас вернулся, неся две порции салата из свежего шпината с земляникой. Флейм расправила на коленях полотняную салфетку и взялась за салатную вилку.

– Как прошли выходные? – спросил Мальком.

– Слава Богу, спокойно. – Она принялась наматывать лист шпината на зубцы вилки. – Однако, Мальком, у меня была одна весьма странная посетительница.

Флейм вкратце поведала ему о пожилой женщине, которая явилась к ней в субботу утром и утверждала, что она ее дальняя родственница. А когда Флейм дошла до предполагаемого наследства в виде ранчо в Оклахоме, Мальком согласился, что все это слишком притянуто за уши и старуха, вероятно, не в своем уме, если вообще из него не выжила.

– А как вы провели выходные? – спросила она. – Как обычно, в доме, полном гостей?

Его жена, как было всем известно, обладала страстью принимать, а приглашение в фамильную резиденцию Пауэллов, входящих в закрытое островное сообщество Бельведер, было предметом зависти, поскольку подразумевало принадлежность гостей к кругу избранных, а также позволяло насладиться целительным климатом и живописной панорамой Сан-Франциско, открывавшейся с юга, и видом знаменитого моста Золотые ворота – с запада.

Основанный на рубеже веков старой гвардией богатых жителей Сан-Франциско, которые хотели укрыться здесь от летних туманов, Бельведер славился историческими особняками, узкими, извилистыми дорогами и красивыми садами, а местная жизнь, типичная для большинства островных сообществ, проходила главным образом на воде и тем самым породила элитарный яхт-клуб Сан-Франциско.

– На этот раз нет, – ответил Мальком. – Я провел выходные спокойно, как и ты. Признаюсь, я решил напоследок выйти на лодке в море. – Судно, столь уничижительно именуемое лодкой, было шикарной сорокафутовой парусной яхтой, которая пару лет назад участвовала в состязаниях на Кубок Америки. – Судя по тому, как плотно расписаны мои следующие несколько месяцев, мне вряд ли удастся это повторить до прихода зимы.

Парусный спорт интересовал их обоих. И разговор вращался вокруг этой темы, пока они ели салат. Официант подал горячее.

– Телятина с соусом из зеленого перца – это же одно из самых любимых моих блюд! – воскликнула Флейм, послав Малькому мимолетную улыбку.

– Теперь ты можешь сказать, что я знаю твой вкус!

Только сейчас Флейм поняла, что все меню было составлено с учетом ее предпочтений – от выбора вин и салатов до горячего, значит…

– На десерт будет шоколадное суфле? – догадалась она, стараясь говорить непринужденно, чтобы скрыть впечатление, которое произвели на нее его внимание и желание угодить.

– А еще что? – Он сиял от удовольствия и удовлетворения.

Она мягко рассмеялась – у нее значительно поднялось настроение, от прежней тревоги не осталось и следа. Она решила, что обязана этим отличным вину и еде, богатой и в то же время штатной обстановке столовой, а главное, столь утонченной заботе Малькома о мелочах.

Остаток обеда – шоколадное суфле и кофе – они болтали о делах вообще, время от времени касаясь политики и экономики.

Подобный обмен взглядами и мнениями, характерный для большинства их совместных обедов, Флейм ценила больше всего – эти спокойные разговоры будили в ней мысль и позволяли отвлечься от бесконечных рабочих дискуссий и злых сплетен в агентстве.

– Еще кофе? – Мальком потянулся к серебряному кофейнику, который официант оставил на столе.

Она отказалась, слегка качнув головой, затем улыбнулась.

– Нужно ли говорить, что обед был превосходным.

– Я рад, что тебе понравилось. – Он оглядел ее быстрым восторженным взглядом. – Этот бирюзовый цвет тебе невероятно идет. Он оттеняет твои зеленые глаза. Ты должна чаще его носить.

– Если вы всегда будете подавать после десерта еще и комплимент, то стоит чаще обедать здесь, – откинулась она, с улыбкой сворачивая салфетку и кладя ее на стол.

– Я это запомню. – И затем, после непродолжительной паузы: – Кстати, я хотел бы тебе кое-что показать. – Бросив салфетку на стол, он встал. Флейм вернулась за ним в его кабинет. – Я уже некоторое время подумываю о том, чтобы расширить меховые отделы в наших основных магазинах. – Мальком остановился, чтобы закрыть двери в столовую. – Естественно, что я всегда обязан любыми способами поддерживать репутацию товаров от Пауэлла. Вот почему меня интересует твое мнение об этом манто.

Просьба не выходила за рамки обычного. Мальком и раньше консультировался с ней в подобных вопросах, говоря, что она представляет сразу два слоя его клиентуры – деловых женщин и светских львиц.

Ее интерес возрос, когда вслед за Малькомом она приблизилась к небольшому столу для совещаний. На одном из стульев лежала темная шубка.

Мальком поднял ее и набросил на руку, чтобы Флейм могла внимательно ее рассмотреть. Как только Флейм увидела темное, почти черное манто с длинными запашными полами, у нее перехватило дыхание.

– Мальком, это просто изумительно, – выдохнула она и, ощупав мех, устремила на него понимающий взгляд. – Это соболь, да?

– Да, русский соболь. Примерь.

Флейм не надо было уговаривать, она повернулась к Малькому спиной, позволив ему помочь ей облачиться в манто. Проведя ладонями по стоячему воротничку и полочке – ее пальцы скользили, утопая в ворсе, – она пришла к выводу, что подобное чувственное ощущение рождает только прикосновение к меху – мягкому, шелковистому и такому роскошному. Ничто другое не позволяет женщине ощутить себя до такой степени женщиной, элегантной и такой невероятно соблазнительной.

Она порывисто повернулась к Малькому.

– Потрясающе!

– На тебе – да.

Он произнес это довольно спокойно, однако огонь в глазах вполне выражал его чувства. Она отвернулась, зная, что не должна выказывать восторга, который, однако, сделал ее беспечной. Она плотно завернулась в манто, утопив пальцы в его глубоком меху.

– У меня есть предложение. – Она почувствовала у себя на плечах его руки. – Почему бы тебе не надеть эту шубу в оперу в пятницу вечером?

После мгновенного искушения она с сожалением вздохнула.

– Не могу. Это было бы нечестно по отношению к тебе, – сказала она, решительно тряхнув головой.

Она заметила, что он тихонько привлек ее к себе, только тогда, когда ощутила теплое дыхание около уха. Ей бы отстраниться, но она этого не сделала.

– По отношению ко мне? Поверь, что это – более чем честно. – Он говорил полушепотом, ласково. – Ты рождена для таких вещей, Флейм.

Он прикоснулся губами к ее волосам, и она почувствовала их чуть щекочущее скольжение к шее.

Инстинктивно она повернула голову.

– Не надо.

Однако протест прозвучал еле слышно, так как его рот уже отыскал ее мочку, и от неожиданного прикосновения она безудержно задрожала.

Флейм и не знала, до какой степени она уязвима, податлива. В минувшие выходные ей не следовало столько времени оставаться одной, предаваясь воспоминаниям и размышлениям о своей отчаянной потребности в любви и о том, что нет звука более одинокого, чем смех, который слышит только смеющийся, и победы более ничтожной, чем та, что празднует только победитель.

Независимости, когда никого нет рядом, не бывает; бывает лишь одиночество. Прикосновение рук Малькома, ощущение его нежных губ вновь напомнили ей обо всем этом.

– Я хочу тебя, Флейм. – Он горячо дышал ей в шею. – Хочу с того самого момента, когда пять лет назад ты вошла в этот кабинет. Тогда же я поклялся, что ты будешь моей. Ты моя, Флейм. Пора это признать.

Она поняла, что созрела. Да и Мальком так все идеально обставил – вино, обед, легкая беседа и соболья шуба, напомнившая о том, что она женщина, не чуждая обычных женских слабостей.

Но можно ли ему доверять? О ней ли он печется? Или подобно Рику стремится удовлетворить лишь свои желания?

Его руки скользнули вниз по меховым рукавам, он обнял ее, продолжая мучительно сладко ласкать ее ухо и щеку. Но она откликалась не столько на эти ласки, сколько на те нежности, что он нашептывал.

– Разве я не показал тебе, как все может быть между нами? Тихие ужины. Интимные вечера вдвоем. Это будет восхитительно, Флейм, стоит только тебе согласиться.

Она колебалась не более доли секунды.

– Нет, – сказала она и затем более решительно: – Нет.

Сделав шаг, она высвободилась из его объятий, еще два шага – и между ними образовалась расстояние.

Она торопливо сняла манто и, повернувшись, протянула его Малькому; она держалась абсолютно прямо, чтобы скрыть страшную внутреннюю дрожь.

– Шуба прелестна, Мальком, но условия, на которых она предлагается, мне кажутся неприемлемыми.

– Минуту назад ты ничего против них не имела, – напомнил он с довольным блеском в глазах.

Флейм нечего было возразить, а потому она оставила эти слова без ответа.

– Мы через это уже проходили. – Он отказался взять у нее шубу, и она бросила ее на спинку ближайшего стула. – Я не буду вашей любовницей, – сухо проговорила она. – Не позволю использовать себя подобным образом.

– Ты не позволишь себя использовать! – Вспыхнувший в нем гнев еще сильнее утяжелил его черты. – Что ты о себе возомнила, черт побери?! Без меня ты никто, одна из многих благородных девиц, у которых за душой нет ничего, кроме гордыни. Твоя работа, зарплата, вице-президентство, вся твоя так называемая карьера – моих рук дело, от начала и до конца!

Она поняла, что оттолкнула его от себя слишком резко. Но пути назад – даже при всем ее желании – уже не было.

– Я никогда не просила вас об одолжениях, Мальком.

– Однако быстренько их принимала. Я купил тебя уже десять раз.

– Когда вы изъявили желание, чтобы я распоряжалась счетом Пауэлла, я ясно дала понять, чтобы вы не рассчитывали на что-либо большее. Иначе нам не о чем говорить. Я дала тогда слово, что ваш счет станет для меня проблемой номер один. Так оно и было. Я мчусь к вам, когда бы вы ни позвонили. Но только по делу! Запомните, пожалуйста, что единственное место, куда я никогда не мчалась и не помчусь, так это ваша постель.

Его улыбку никак нельзя было назвать приятной.

– Даже если это будет означать, что ты лишишься счета Пауэлла… и всех прочих счетов, которыми управляешь благодаря мне? Я открыл для тебя двери многих корпораций, Флейм, и могу так же легко их закрыть – раз и навсегда.

– Это ультиматум, Мальком? – Тонкая нить, сдерживавшая ее гнев, порвалась. – Вы хотите сказать, что, если я не буду с вами спать, вы загубите мою карьеру? Неужели вы желаете меня до такой степени, что вам безразлично, буду ли я испытывать чувство ненависти, лежа в ваших объятиях, или нет? Ненависть, вы этого добиваетесь?

– Нет, черт побери, не этого!

Он отвернулся, проведя рукой по своей серебристой гриве.

Флейм наблюдала за ним, внутри у нее все кровоточило, она дрожала от обиды и гнева.

Она резко повернулась на каблуках и решительной походкой направилась к стулу с высокой спинкой, стоявшему около стола.

Взяв портфель, она двинулась к двери. Там ее уже ждал Мальком.

Она остановилась на расстоянии вытянутой руки.

– Честно признаться, я не считаю, чтобы у вас могли быть претензии к моей работе, Мальком. Или к работе агентства. Если вы полагаете, что имеете право на большее, закройте счет. И не держите надо мной этот дамоклов меч.

– Я и не держу, – нетерпеливо бросил он.

– Правда? – Она невесело улыбнулась. – Вы недвусмысленно дали понять, что собираетесь применить силовой прием.

Одним шагом он преодолел разделявшее их расстояние и взял ее за руки.

– Черт побери, Флейм, ведь ты ко мне неравнодушна. Я убедился в этом, держа тебя в объятиях.

– Я никогда не отрицала, что мне приятно ваше общество. Я всегда восхищалась вами, уважала вас, Мальком, и неизменно вам симпатизировала. Именно поэтому я не буду с вами спать.

– Ты сама себе противоречишь.

– Разве? Мальком, давайте называть вещи своими именами. Мне кажется, что вы предлагаете мне обыкновенную банальную интрижку, скандальную связь. Возможно, я слишком на многое претендую, но меня не привлекает перспектива стать чьей бы то ни было любовницей, даже вашей. Короткие романы, где мне будет отведена роль вещи, – не для меня. Я хочу большего, уверенности… или по крайней мере надежды… на прочные, глубокие отношения с человеком, который бы был искренне привязан ко мне. – Сейчас, глядя на него, она ощущала окружавший ее вакуум острее, чем когда бы то ни было. – Может быть, какое-то время я была бы с вами счастлива… не знаю. Но рано или поздно вы мною пресытитесь, и все будет окончено. И что тогда станет со мной? Мы не сможем больше работать вместе, так как оба будем испытывать неловкость. В конце концов вы переведете свой счет в другое агентство. И я потеряю вас и ваши заказы.

– Откуда ты знаешь?

– Не надо заниматься самообманом, Мальком. Именно так все и произойдет. – Ее гнев все еще не улегся, однако теперь стал ледяным. – В любом случае проигравшей стороной буду я. Я всегда это знала.

Он ослабил, а затем и вовсе опустил руки.

– Ты не проиграешь, Флейм, я умею быть очень щедрым.

В его взгляде читалось столь же сильное желание обладать ею, как и прежде. Ее слова не произвели на него никакого впечатления.

– Я не товар, Мальком. По-моему, я четко это объяснила, – бросила она и решила прекратить спор, видя его бесплодность. – Если вы не возражаете, я теперь вернусь на работу.

Он не возражал.

– Я распоряжусь, чтобы Артур подал машину.

– Спасибо, я предпочитаю пройтись.

Она и в самом деле пошла пешком, быстрым шагом преодолевая расстояние около десяти кварталов между универмагом «Пауэллс» и агентством, в надежде на то, что это поможет ей успокоиться.

Но надежда оказалась тщетной. Когда она достигла дверей своего кабинета, ее раздражение лишь усилилось – она негодовала на Малькома за то, что он пытался ей угрожать, и на себя – за то, что дала ему повод. Как можно быть такой дурой, так распуститься?

Когда она вошла в маленькую приемную, которую занимала ее секретарша, юная блондинка вскинула голову, и на ее лице отразилось облегчение.

– До чего я рада, что вы вернулись. – Флейм прошла мимо, открыла дверь своего кабинета и остолбенела. – Из цветочного магазина доставили кое-что, – запинаясь закончила Дебби.

Кое-что? Цветы были повсюду! Каждый фут горизонтальной поверхности был занят вазой с пышным букетом орхидей.

Флейм медленно вошла в кабинет, опьяненная нежным цветочным ароматом.

– Невероятно, правда? – пробормотала появившаяся в дверях Дебби.

Повернувшись, Флейм наконец-то смогла произнести:

– От кого цветы?

– У вас на столе лежит карточка. – Девушка только тут сообразила, что вся столешница уставлена орхидеями. – Я положила ее на телефон.

По пути к столу Флейм вдруг осенило, что только один из ее знакомых мог позволить себе такое расточительство. Она схватила карточку и, разворачивая ее, прошептала:

– Господи, помоги мне, если Мальком…

Затем прочитала послание:

«До скорой встречи» и подпись:

«Ченс Стюарт».

Потрясенная, она облокотилась о край стола, пытаясь подавить смешок недоверия.

– От кого это? – спросила Дебби, рядом с которой появился Эллери.

– Флейм вернулась? – Тут он увидел океан цветов. – Привет, что бы это значило? Ты решила превратить свой кабинет в цветочный рай или открыла филиал государственного казначейства?

Зазвонил телефон.

– Я подойду. – И Дебби заторопилась к своему столу в приемной.

– Невероятно, совершенно невероятно, правда? – Еще не придя в себя и не в состоянии подобрать слова, Флейм провела рукой по стеблю орхидеи, усыпанному экзотическими белыми соцветиями.

– Кто их прислал – Тарзан или Мермен Олсен? – Эллери вошел в кабинет и заглянул в карточку, которую Флейм держала в руке.

– Ченс Стюарт. – Она все еще не могла в это поверить.

В дверь снова просунулась голова Дебби.

– Флейм, междугородный звонок, вас просит к телефону мистер Стюарт. Вторая линия.

На секунду она встретилась глазами с Эллери. Затем, отвернувшись, стала искать телефон среди леса свисающих ветвей.

Наконец она сняла трубку и нажала на кнопку с мигающей лампочкой – ощущая приступ глупого волнения.

– Алло! – Она пыталась говорить спокойно, но кому бы это удалось, когда кабинет утопает в цветах, а тот, кто их прислал, на проводе.

– Флейм? Это Ченс Стюарт. Как дела? – Его густой голос словно тек по проводам, медлительный и волнующий, похожий на крепкий горячий бренди.

Она мгновенно представила себе его опасную улыбку и притягательно красивое лицо.

– В настоящий момент я утопаю в орхидеях. Они повсюду и необыкновенно красивы.

– Я рад, что вам они нравятся.

– Еще бы!

– Я знаю, потому что у меня случайно оказался лишний билет в оперу на пятницу. Прекрасное место в партере… рядом с моим. Не хотите ли воспользоваться им и пойти со мной в оперу?

Флейм в нерешительности взглянула на Эллери – она собиралась пойти с ним. Кроме того, она хорошо помнила, чем закончилась ее первая и единственная встреча с Ченсом Стюартом: тот ушел с приема Деборгов, обнимая за талию примадонну.

– А как же мисс Колтон? – спросила она с деланным безразличием.

– Полагаю, Лючанна будет петь на сцене. Но где бы она ни была, я приглашаю вас. Пойдете?

– У меня были другие планы… – Она еще раз взглянула на Эллери. Он печально улыбнулся и жестом предложил ей принять приглашение. – Но, думаю, я без труда смогу их изменить.

– Прекрасно.

Продиктовав ему свой адрес и условившись о времени, Флейм эхом откликнулась на его прощальную фразу:

– До скорой встречи.

Она повесила трубку, задержав на ней руку, а другой рукой все еще сжимала карточку.

– Знаешь ли ты, – Эллери запрокинув голову, задумчиво в нее всматривался, – что твой вид недвусмысленно свидетельствует: ты влюбилась?

– Это смешно. – Однако ее щеки как-то странно горели. – Я его даже не знаю толком.

– Моя дорогая Флейм, можно любить человека, даже не зная его. Любовь – это химическая реакция. Между двумя людьми либо что-то происходит, либо нет.

– Ты говоришь о любви или о внезапной нахлынувшей страсти? Впрочем, это не имеет значения. – Флейм пожала плечами. – И то и другое способно здорово задеть. – У нее был слишком богатый опыт, чтобы доверять своим ощущениям. – По-моему, гораздо безопаснее сначала присмотреться и проверить. Это избавит от лишней боли.

– Осторожнее, дорогая. Мне кажется, что не стоит ковыряться в своих старых ранах.

– Я их припудрю, – ответила она и огляделась вокруг, вновь поразившись обилию орхидей. – Что же мне с ними делать? – спросила она вслух сама себя.

– Радоваться им, дорогая, – посоветовал Эллери. – Просто радоваться.

Флейм бросила на него насмешливо-грустный взгляд.

– Знаешь, Эллери, я почти уверена, что ты романтик, маскирующийся под циника.

Он улыбнулся и лукаво ей подмигнул.

– Точь-в-точь как ты.

Она рассмеялась, инстинктивно отрицая это. Но Эллери не обратил на ее смех никакого внимания и вышел. Она шутливо-сердито покачала головой и, повернувшись к ближайшей вазе с орхидеями, вдохнула нежный аромат, на ее лице отразилась легкая грусть по утраченным иллюзиям.

Она продолжала сжимать в руке карточку Ченса.