Сорвать Джекпот

13

Только смена фамилии — это уже что-то фундаментальное. От этого так просто не отмахнешься. Не представляю, как я буду выпутываться, если ничего у нас с Муравьевым не выйдет…

Для своих, при любых раскладах, виноватой буду я. Потому что вздорная, неуживчивая, слишком избалованная! Не ценящая домашнего очага и не сумевшая окутать заботой!

— Свистушка! — я даже представляю, как мама в сердцах всплеснет руками. И сведет к переносице брови отец.

Припомнится Антон, возведенный в ранг божества, он же весь такой заботливый, терпеливый, умный, с хорошей родословной, и что немаловажно «свой»… Был!

А теперь, что?

Одни проходимцы…

Махровые эгоисты, как сама. Я ведь всегда тяну одеяло на себя…а женщина должна быть какой? Правильно, мягкой, и легкой, как перышко.

Своенравные и упрямые, живут в одиночестве с кошками!

Ну не везло мне с мужиками! Вроде и начиналось все с цветов, шампанского и упоительно сладких снов. Кончалось же тем, что в один прекрасный день я просыпалась, с осознанием того, что трачу время на человека, к которому ничего не чувствую. Ни хорошего, ни плохого. И без сожаления расставалась.

Поэтому свои отношения, после еще одного, неудачного романа, я старалась не афишировать.

Родители любили нас с Тенгизом, и никогда не ограничивали жесткими рамками. Мы выросли, в стремлении жить, как нам нравится. В отличии от меня, брат, всегда отличался мягким характером и уменеем находить компромиссы, а с появлением в его жизни Лены, стал совсем ручным медведем. А я так и осталось кошкой, которая гуляла «сама по себе».

Я упорно училась, пусть платно, но сама. В медицинский поступила больше по желанию родителей, чем по своему, но втянулась, понравилось. Сама добилась гранта на стажировку в Германии, сама работать пошла. Да, в клинику, отцовской сестры, кандидата медицинских наук между прочим, которая меня опекает. Что плохого в том, что родственники помогают? Зачем усложнять себе жизнь, если можно облегчить?

И мне не стыдно за себя, потому что я на самом деле работу работаю, а не отбываю трудовую повинность. Ко мне приходят по рекомендации. Записываются. Раскошеливаются на прием каждый раз.

Да, было время, когда мы с подружками весело кутили… пьянки-гулянки, танцы до упаду, ночные тусовки…

Так молодость на то и дается…Теперь, такое случается крайне редко. Подружки разбрелись по парам, только я как в той песне, засиделась одна.

Почти идеальная дочь…Умная, чего скромничать, симпатичная, способная подать себя, но непослушная, последнее разумеется относится к отвоеванному праву распоряжаться своей жизнью. А, что касается мужчин…тут похвалиться было нечем.

Отбросив излишнюю рефлексию, я мысленно произнесла Лика Муравьева. Муравьева. Муравьева.

Непривычно как-то, но почему-то приятно. Неожиданно уютно даже.

Скорее всего не сразу получится привыкнуть. С другой стороны, в моей жизни начинается новый этап.

И в довершение предстоящего катаклизма, если муж не настаивает на смене фамилии, в глазах моей семьи он будет… смаджи, хенпекеди, биджо … и вуси. Даже не смотря на профессию и положение в обществе.

— Знаешь, мне моя фотография в паспорте все равно не нравится, я, пожалуй, соглашусь на твое предложение.

Из трубки раздается смешок.

— Что с ней не так? Нормальная вроде.

— Нормальная?! — не удержалась от возмущения. Фотография в паспорте была крайне неудачной. — Да я там похожа то ли на чилийскую патриотку в неблагоприятных условиях подполья, то ли на белогвардейскую контру перед расстрелом.

В ухо мне раздался раскатистый хохот.

— Ну и чего ты угораешь?

— Извини, — Вадим постарался перестать смеяться, но у него это плохо получилось, — просто никогда не слышал такой суровой оценки. Девушки обычно на комплименты напрашиваются, а не критикуют себя.

— По комплиментам у меня всегда была пятерка!

— Докажи!

— Легко! Я очень обаятельная и привлекательная. Я жутко нравлюсь мужчинам. Они просто от меня — без ума… — цитирую мантру советской комедии, стараясь повторить интонации, Вадим снова ржет в голос.

— Можно же было переделать, если не нравится.

— Паспорт?

— Фотографию!

— Тащиться куда-то было влом, переделывать. Теперь имеем то, что имеем. Придурковатый вид, самая настоящая диверсия унылой кряквы. Все твердила мне «Не улыбайтесь. Не моргайте. Замрите». Замерла блин…

Вместе с его смехом из трубки донесся звук льющейся воды, всплески и тоненький голосок, что-то воинственно выкрикивающий. Сразу стало понятно, что ни в какой кровати он не валялся, а скорее всего стоял за дверью ванны.

— Никитос, ну я же сказал не брызгаться, — укоризненно, но по-доброму проворчал.

— Оно само, пап! — в детском голосе не было и тени раскаяния. Громкость всплесков и звуки ударов пластмассы усилились.

— Конечно само, я на минуту отошел, и вот оно само, Никита! — и уже мне в трубку. — Ну все, Лик. Мне пора его вынимать, а то зальем в черту соседей. До завтра!

— До завтра, — я даже договорить не успела, как Вадим отключился.

Теперь я отчетливо поняла, что ребенок стоял для него на первом месте. Он был для него радостью, источником гордости, стимулом к действиям. Его благополучие — важнее своих интересов. И как ни прискорбно об этом думать, мне никогда не удастся занять в его сердце даже близко такое же место.

Неисправимая дура!

Кольцо, замужество, фамилия…

Размечталась!

Надеешься, что сможешь вписаться в их жизнь? Превратиться из палочки выручалочки в любимую?

Угомони свои фантазии, лучше вон, греческим займись, ляпнула же что учишь. Чем тебе Канада с Австралией не угодили, один же хрен никуда не собираешься? Там хотя бы английский, который ты знаешь.

Бесит, этот дурацкий греческий. Отрывистый, и ни хрена не похож на латинский. Вздохнув, я потянулась к прикроватной тумбочке за самоучителем.

Выглядеть в глазах Вадима, еще и полной дебилкой, совсем не хотелось.

*смаджи (груз. — размазня), хенпекеди (груз. — подкоблучник), биджо … (груз. — сволочь) и вуси (груз. — слобак)