Сегодня Лика должна ночевать у нас. Наверное, мне следовало бы подготовиться к ее приходу. Навести порядок, приготовить романтический ужин, помыться-побриться, как барышне перед свиданьем. Но я был слишком взвинчен, чтобы устраивать показуху. К тому же, сложно объяснить трехлетке, почему вот тут трогать не нужно, а это нельзя брать, когда всегда было можно. Меня хватило только на то, чтобы перестелить постель новым комплектом белья в своей комнате, освободить полки в шкафу, и повесить в ванной еще одно полотенце.
Надо как-то настроиться вести себя естественно, непринужденно, и главное «без рукоприкладства», но только как? Если, мужик во мне, сделал на нее стойку, словно натасканная охотничья собака. Взаимная симпатия и влечение нас, конечно, сблизили, но до секса — то не дошло! Еще не успев распробовать друг друга, мы ныряем в совместный быт… а он — отрезвляет даже горячую страсть.
Черт, да я даже толком не понял, что ей нравится и как! Ну не спрашивать же в самом деле?! Значит надо применять отработанную методику. «Атака боем», ей зашла отлично!
Изучив, на форумах, советы психологов, которые сводились к одному — дать ребенку ощущение превосходства, и подвести к нужной реакции наводящими вопросами и эмоциональным подтекстом, со всей серьезностью в голосе, я поинтересовался мнением Никитоса: как он отнесется, если Лика будет жить с нами. Не против ли? Хочет? Согласен? Она же нам понравилась.
Раздуваясь от важности, что от его решения что-то по-настоящему зависит, он к моему огромному облегчению, благосклонно согласился. А потом, снова превратился в ребенка, и начал строить на Лику грандиозные планы. Во-первых, она обязательно будет рассказывать ему на ночь сказки, во-вторых — дарить подарки, в- третьих — играть и смотреть мультфильмы, а то я часто отлыниваю. А еще, он будет расчесывать ей волосы, потому что девочкам это нравится. А он хочет, чтобы Лике у нас понравилось!
Я, в тысячный раз молча обматерил Юльку. И дал себе слово, что сделаю все, чтобы мой грядущий брак не превратился в удобное решение проблемы, которую она же и создала. Потому что хочу настоящую семью. Доверия. Строить совместные планы на жизнь. Хочу, чтобы нас с Никитосом любили. Целовали. Нежили. Тискали. Все хочу!
Короткий писк домофона сорвал Никиту с места, а мое сердце беспокойно заколотилось. Я волновался, как пацан. Расчесал пятерней волосы, одернул футболку, зачем-то сграбастал в руки кота и пошел открывать дверь. Как мне показалось, за ней слишком долго не было никаких звуков, а потом раздался негромкий стук, от которого по телу побежали мурашки. Неуверенный и настойчивый одновременно. И только сейчас, я до конца осознал реальность происходящих в жизни перемен.
— А…у вас звонок не работает, — одной рукой Лика держала за ручку небольшой чемодан, другую все еще сжимала в кулачок перед собой.
— Я его отключил, чтобы не трезвонили, когда Никитос спит, — отстранился, давая ей войти. — Забыл предупредить.
Словно наконец-то решившись, она шагнула в коридор и потянула дверь, закрывая за собой. Старательно пряча нервозность за улыбкой, ласково потрепала Лимура. И прижав к себе, бросившегося на встречу, маявшегося ожиданием Никиту, чмокнула в макушку
— Ты будешь с нами жить? — нотки надежды и радости в голосе сына, выдавали его ожидания.
— Если ты разрешишь, — она присела перед ним на корточки. — Я тут подумала, что твой папа часто устает на работе, и ему нужно отдыхать, — Никитос согласно кивнул. — Ирина Сергеевна, не всегда может папе помочь, и бабушка с дедушкой тоже, — снова подтвердил кивком, — и тогда папа нервничает. А ему нельзя нервничать, потому что у него очень ответственная работа. Знаешь, кем он работает?
— Хирургом!
— Умница! — берет его ладони в свои, пожимает. Никитос сияет от похвалы, как новенькая монетка. — Он лечит людей, когда у них что-нибудь сильно болит. Делает так, чтобы человек поправился.
— У него есть перчатки и инструменты! — часто машет головой, в доказательство своих слов. — Он даже может вынуть печень, убить микробов, и обратно вложить. А потом бинтом обмотать! — изображает руками в воздухе нечто, что должно означать мое трудовое рвение.
— Да, папа делает операции! Знаешь, что это такое?
— Когда вырезают из живота болезнь!
— Молодец! Все знаешь, — треплет по волосам. — И чтобы папа, не уставал и не нервничал, я буду ему помогать. Буду с тобой гулять, играть, готовить тебе сырники. Ты любишь сырники?
— Я не люблю запеканку.
— Хорошо, что сказал. Запеканку тогда не буду. А блины? Ты любишь блины?
— Бабушка вкусные делает, а папа-нет.
— Со сгущенкой. Я кстати с собой принесла. Будешь мне помогать?
— Сейчас? — глаза Никитоса округлились от восторга. — Буду!
— Ну тогда пошли мыть руки! — Лика поднялась, разулась, и ободряюще пробежавшись, мне по предплечью ладонью, пошла в ванную. — А фартук у тебя есть?
— Нету, — в сына голосе слышится трагическая обреченность. Шеф! Все пропало. Готовить блины не возьмут. Жизнь кончена.
— Тогда сегодня наденешь колпак! — Лика тут же взбодрила его упавший дух.
— А что папе дадим?
— А папе? — на секунду задумалась. — Ммм…Папе мы дадим задание сходить в магазин… за творогом, подойдет?
Когда я вернулся на кухне кипела бурная деятельность: стоя у плиты Лика, в обтягивающих леггинсах и длинной футболке, переворачивала лопаткой блины, которых на тарелке была уже целая стопка. Никитос в колпаке из бумаги, ложкой намешивал коричневую жижу. Его нос был перепачкан мукой, пальцы тестом, на губах сгущенка. Лимур терся о Ликины ноги, намекая, что пора бы и его покормить чем-то вкусным.
— Я сделал улитку, — явно довольный собой, мой кулинар схватил с тарелки, тут же раскрутившийся завиток, и протянул мне. — Ешь!
— Ммм, — причмокивая, я закатил глаза, присев на стул.
— Вкусно?
— Очень!
— Я еще мы будем делать конверты и трубочки! — обернулся на Лику в поисках поддержки. — Да, Лик?
— Обязательно! — она сдула с раскрасневшегося лица, прядку волос. — Ты пока улитки делай, — положила перед ним на тарелку остывший блин. Обхватив ладошку, зачерпнула его рукой с ложкой сладкую гущу и чуть размазала по центру блина. — Теперь сам, — снова отошла к плите и обернулась. — Я тут, в холодильнике похозяйничала, ничего? — очень мило смущается. — Котлеты из мяса дракона с картофельным пюре, будешь с нами? Пюре, между прочим, на молоке единорогов, если что… — выразительно поднимает брови и делает большие глаза. А потом растягивает губы в улыбке, когда у меня на лице отражается понимание.
Холодильник я сегодня затарил. Котлеты там были, да. И молоко. Из супермаркета. На дракона и единорогов, я пока не охотился…но, чувствую, скоро придется. Ради такой женщины нужно совершать подвиги и сворачивать горы, лишь бы она так улыбалась только нам.
— Ого! Конечно буду! Давай я тогда салат сделаю. У нас как раз помидоры из Тилимилитрямдии есть… — подмигиваю ей, и иду к холодильнику. Открываю дверцу. — И зелье Бабы Яги, — показываю бутылку коньяка и улыбаюсь. Бессовестно и откровенно. Потому что хочу, чтоб знала мои планы на сегодняшнюю ночь. Никита уснет…И тогда все. Будет безраздельно только моей. Я итак, почти неделю ждал, со стояком просыпаться устал, потому что она мне снилась… ох как снилась…и на мне, и подо мной, и со мной…
— Ты слышал, Никит? Из самой Тилимилитрямдии, оказывается у папы помидоры есть. Как думаешь, стоит попробовать? — поняв мой намек, обмахивается ладошами.
— Да! — прислушиваясь к нашему разговору, сын заражается игривым настроением. Так! Не перевпечатлить бы ребенка, а то не уложим! И будет вместе секса, ночное дежурство!