Эпилог 2

Большой компанией с семьями, мы собрались в «Рыжей Белке». Поводом стал приезд Вики. Она выскочила замуж за харизматичного, меднобородого добряка, и перебралась жить в Сочи. Валин муж, хозяин этого царства, выделил для нашей толпы уединенный коттедж с выходом к речке. «Олень» оказался жизнерадостным хохмачем, увлеченный собственным делом. Волевой и целеустремленный в вопросах бизнеса, добровольно сдавшийся в мягкие Валины лапки, дома.

Я с завистью смотрю на Маринкину Дианку, и пухлощекого карапуза Наташки. Как медленно перекатываясь, Валя обмахивается ладошками, присаживаясь на лавочку в беседку. С жадностью смотрит на малосольные огурцы, но стаскивает со стола яблоко. Отекать начала, нельзя. Ей через пару месяцев рожать. Перевожу взгляд на Вику, светящуюся, будто изнутри. Играет с Никитой в «камень, ножницы, бумага». Иногда, когда ее азартный соперник резко машет руками, бессознательно прикрывает живот. От нее веет теплотой, нежностью, ощущением тихой радости и тайны, о которой пока не хочет говорить…Да. Я, как сканер, теперь это чувствую…

Улыбаюсь подругам, включаюсь в приятную болтовню, хвалюсь, что Вадим защитился.

За это надо выпить, только текилу, уже давно никто не пьет…Пропускаем по стаканчику мятного лимонада.

Вика показывает на телефоне задорного щенка, Валя — новую машину, Маринка проект строящегося дома, Лена — фотки из отпуска.

За это снова выпиваем

Наташка жалуется, что испортила грудь неуемным питьем после родов.

— Мне так пить хотелось…это пипец…я реально кастрюлями пила. И все шло в сиськи… как корова дойная была. Пила, сцеживала, кормила…Высохла вся, зато сиськи, как у Верки Сердючки! — показывает на себе, тянется за огурцом, надкусывает, сует в ручонку гулящему Андрей Сергеечу. Тот, мусолит его во рту. — Я с молокоотсосом времени больше чем с Сережей проводила. Че ржете!

— А я тебе говорила! — тычу в нее пальцем, под дружный хохот. — И говорила, как лактацию снизить.

— Ой, я на тебя посмотрю, когда родишь!

Не хочу никому рассказывать, что две недели назад оплакивала начало нового цикла. Снова не получилось. Мне казалось, что появились признаки долгожданной беременности. Но это все уже на нервной почве, как врач, я это понимаю, только сердцем принять не могу. И даже думать боюсь, что у нас с Вадимом может быть несовместимость партнеров. Не хочу! Да, сейчас есть тесты, чтобы узнать наверняка…но так страшно.

С наступлением каждых месячных все сложнее брать себя в руки, улыбаться, отшучиваться, потому что червячок сомнений грызет изнутри. И я молчу, ничего не добавляя.

Полгода мы не предохраняемся, а результат нулевой.

Несмотря на все усилия и рекомендации, заветные две полоски на тестах не появились.

Секс, всегда такой желанный и страстный, стал каким-то нервным. Я кончала, но удовольствие испытывало только тело, голова отсчитывала день цикла и анализировала шансы на зачатие. А Вадим…он меня чувствовал…

— Я буду делать все для того, чтобы ты отключала мозги…Хватит себя накручивать!

И он делал…прелюдии стали долгими, медленными, томными…Губы, пальцы, язык…нежно, атакующе, бесстыдно и только потом, когда перед моими глазами начинали взрываться фейерверки, он наполнял меня собой…но тогда мне было уже не до атомизации… Единственным желанием было рассыпаться на те самые микрочастички, что вспыхивали за закрытыми веками, и ощутив его вибрацию в себе, пропустить через тело, выдохнуть стон, который, он проглатывал. А потом мы валялись, как две амебы обнявшись. И в это момент, я чувствовала, что мы есть друг у друга. А еще есть Никита. И все обязательно будет хорошо.

Когда летнее солнце начало садиться, мы нагулявшиеся, объевшиеся, и вдоволь насплетничавшиеся разъехались по домам. Сквозь дремоту, я увидела, что Вадим остановился на стоянке торгового центра.

— Я быстро, — прошептал мне на ухо.

Никита спал, а у меня не было сил спрашивать, что ему резко понадобилось. Вернулся Вадим с букетом бордовых роз.

Цветы, я сначала почувствовала на своих коленях, ощутив аромат, и только потом увидела.

— Потому что люблю, — ответил на мой незаданный вопрос. — Я не слепой, Лик. Видел, как ты смотрела на Андрей Сергееча, и на Валин живот. Давай вместе сходим к врачу. Ты измучила себя. Если нужно, съездим Москву, а потом будем решим, что делать.

— Спасибо, — чуть не плача уткнулась носом в бутоны.

— Я хочу видеть тебя счастливой. А в последнее время мне не нравится то, что с тобой происходит.

Дома, пока я купала и укладывала Никиту спать, Вадим колдовал на кухне.

Тихая музыка, приглушенный свет. Канапе с моцареллой. Коньяк. Николашка. И заставивший рассмеяться, Вадим, в домашних штанах и футболке, встречающий меня с розой в зубах с распростертыми объятиями.

— Коньяк, конечно, не по фен — шую. Но зато с Николашкой! — вынув розу, протягивает мне резко. В моменте, когда я забираю цветок, дергает меня на себя, и как в танго откидывает на руку, подхватывая у талии.

— А! — хохочу я от неожиданности. — Вот так, — вынимает у меня из рук розу, обламывает стебель, втыкает бутон в волосы у уха. И подхватив кружит, усаживая верхом на себя, приземляется на стул.

— Что будет моя королева? — комично дергает бровью.

— А что в меню?

— Я, коньяк и Николашка, с чего начнешь?

Мне передается его настроение. Машу рукой, как дирижер палочкой.

— А давайте начнем коньяка…

— Так я и знал, — наливает нам по чуть- чуть. — Мы с Николашкой, не конкуренты десятилетнему Mortell.

— Ты что его купил? — ужасаюсь.

— Пусть это останется моей маленькой тайной, — опуская глаза, изображает на лице скромность. — За тебя, родная, — чокается со мной бокалом. — За твой счастливый смех.

Залпом выпивает, хапая ртом воздух. Я делаю маленьким глоточек.

— Николашечку? — не могу сдержать улыбки.

— Извольте, сеньора.

Дразню долькой. Пропитанный лимонным соком шоколад, остается у него на губах. Пытаясь поймать краешек, сгребает крошки зубами.

А я откусываю сочную мякоть. По рецепторам ударяет вкусовая какофония. Жмурюсь, и тут же расстояние между нами стремительно исчезает, в рот впиваются жадные губы.

Ничего я не хочу. Ни Мортеля, ни Николашки…

Пальцы сами зарываются ему в волосы, гладят, путаются, застревают. Его руки ныряют мне под майку, пробегаются по позвоночнику вверх, потом вниз, снова вверх расстегивая застежку лифчика. В одно движение оставляет голой по пояс, поправляет цветок в волосах. Я стягиваю с него футболку. Он гладит губами ключицы, накрывает ртом сосок, прикусывает, всасывает, лижет, вторую грудь сжимая до легкой боли. Выгибаюсь навстречу, подставляюсь, вожу ногтями по шее, спине. Бесстыже трусь об него.

— Хочу тебя очень, — порывается подняться вместе со мной. Толкаю в грудь, останавливая. Слезаю, встаю между разведенных бедер. Он притягивает меня к себе, и опять мы сплетается. Его пальцы трепетно играют на моей спине, как на пианино. Бегло и нежно одновременно. Я глажу его плечи, ощущая поцелуи оставляющие влажный след на груди.

Осторожно, не спеша спускает по моим ногам шорты вместе с трусами. Приподнимается, стягивая с себя брюки с бельем. Мгновение, и я снова на нем. Медленно опускаюсь на член, он придерживает меня направляя за талию. Упираясь в его плечи, также медленно скольжу вверх. И снова, тормозя себя, вниз. Замираю, и вытягиваюсь в струну почти выпускаю из себя. Вадим срывается. Притягивая одной рукой за шею впивается в губы, второй, прижимает к себе обездвиживая. И резко, быстро, глубоко толкается, тараня рот языком. Рывки становятся короче, и чаще. Наше дыхание смешивается. Кровь горячей волной прокатывается по венам, отбивая набатом в висках, по телу, с нарастающей силой разбегаются огненные импульсы.

— Я все… не могу, — отрывается от моих губ, прикусывает кожу на ключице, и я чувствую ритмичные сокращения внутри себя.

Задыхаясь, выгибаюсь, и лечу в пропасть. Он хрипло стонет, не контролируя себя.

Сжав друг друга, мы неровно дышим. Сердца надсадно стучат в унисон.

Теплая ладонь скользит по моей спине, разгоняя ленивые мурашки.

— Люблю… — гладят его губы мою скулу. — Очень…Все у нас получится …Все…Верь мне

Наверное, в тот день, его слова меня расслабили. В голове, как будто переключился тумблер. Я выдохнула. Перестала рвать душу. Месяц мы снова жили спокойно и счастливо. Вадим тоже это заметил, пошутил, что стоит почаще приглашать в гости Мортеля с Николашкой.

Тест я больше не делала. Но когда через две недели, месячные так и не начались, любимые духи вдруг запахли удушливо, а грудь стала до ужала чувствительно…не удержалась.

Две полоски проступили яркими, жирными дорожками. Зажав рот ладонью, я разрыдалась, закрывшись в ванной, пока Вадим с Никитой стригли Лимуру когти.

Две недели, я хранила свой секрет в тайне. Убедившись четырехзначными цифрами ХГЧ, что в этот раз не обманываюсь.

— Как ты себя чувствуешь? — придвинувшись к спине, Вадим обнял меня. Накрыв ладонями живот, поцеловал в шею.

— Хорошо, — нисколько не вру. Только спать все время хочется

— Ты вообще мне говорить собираешься?

— О чем? — делаю вид, что не понимаю.

— О нем! — поворачивает мое лицо, заглядывает в глаза. Строгий…

Утвердительно киваю …

— Ну слава Богу, я уж подумал, плохое…Давай, сообщай!

— Шесть недель, Вадим! — почему-то шепчу. — Получилось. Я беременна.

— Господи…

Закрывает глаза, шумно выдыхая. Прикасается носом к моему.

— Мы с тобой молодцы, да? — мягко целует, поглаживая большим пальцем щеку. — Я так рад, Лик, так рад…

Поджимаю губы, стараясь не расплакаться от теплоты в его голосе

— Точно все хорошо?

— Со мной все нормально. Не переживай.

— А чего губы трясутся? — вглядывается в лицо с тревогой.

— Не знаю…

— Может, что-то надо? Может, хочешь чего-нибудь?

Отрицательно машу головой.

— Не пугай меня так больше…

Глажу его по руке успокаивающе, потому что в горле появляется комок, мешающий говорить и подкатывают слезы.

— Как же я тебя люблю… Ты меня забрала себе. И не отпускай никогда, ладно?

В его голосе столько эмоций, что я даже теряюсь. Смотрю, не моргая, истерично втягивая воздух.

— Давно ты узнала?

— Две недели назад…

— И молчала? — осуждающе качает головой, но глаза искрятся нежностью. — Почему, Лик?

— Боялась поверить…потом хотела убедиться…потом момент подходящий ждала

— Вот, дурочка… — прижимает меня к себе. — А вдруг бы … а я не знал… Не скрывай от меня больше ничего, ладно?

— Ладно… — киваю, как китайский болванчик.

И все-таки я плачу. Он гладит волосы. Целует мокрое лицо. Шепчет что-то утешительное, нежное, успокаивающее. Выплакавшись, проваливаюсь в сон самой счастливой на свете.

В декрете есть свои прелести, никуда не нужно спешить по утрам, всегда можно ходить в удобной одежде, есть не боясь испортить фигуру. Меня берегли. Вадим оставлял в мультиварке кашу, целовал живот и убегал на работу, закинув Никиту в садик. Целыми днями, я ленилась и ела. В большом почете у меня стали бисквитные пирожные, хотя к сладкому всегда относилась спокойно. И только выслушав лекцию о собственном узком тазе от врача у которого наблюдалась, я умерила свои гастрономические изыски.

Меня увезли ночью, воды отошли неожиданно за неделю до предполагаемых родов. А через восемь часов, точно, как описано в учебнике по анатомии, без рыданий и истерик я родила нашего сына. В первые мгновения, когда на меня положили горячий кусочек, я чуть не заревела от переизбытка оглушающих чувств. Такой он был маленький, беззащитный и копошащийся.

Разрыдалась я в палате, глядя на сына у Вадима на руках, который примчался сразу, как только разрешили, и с восторгом глядел на малыша в голубых одежках. Никита с любопытством разглядывал брата, к слову «рыбка» превратилась в белокурую Алису.

— Шевелится, — наконец, изрек с умным видом, — на гусеницу похож. Димка.

— Почему Димка? — опешила я.

— Все Димки, хорошие. Наш тоже хороший.

— Димка, — Вадим провел пальцем по щеке сына. — Димка, да?

— Димка, — растягиваются мои губы в улыбке.

— Знаешь, — Вадим поднимает на меня взгляд, — оказывается, бывают моменты, когда счастья так много, что оно не вмещается… Вот сейчас такой…Мне больше не надо. Хочется, чтоб это никогда не кончалось.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Загрузка...