Союз Преданных (СИ)

7

Куно старался не выходить из лаборатории без необходимости. Он даже поставил себе там кушетку, жестковатую, но вполне пригодную для сна. Иногда все же приходилось выбраться, чтобы помыться и привести себя в порядок, но это чародей старался делать незаметно, бесшумно, как тень, скользящая в полумраке. В покоях он старался не задерживаться — окунался в ванну, выскакивал, разбрызгивая воду, и тут же скрывался в переплетеньи коридоров, пока не оказывался в безопасности стен лаборатории. Мази и снадобья он выставлял на столике рядом с дверью, рядом была коробка с прорезью, в которую слуги могли бросать заказы. За пару недель жизни в Бернберге слава о его кремах от облысения ушла далеко за пределы замка, и теперь Куно был по уши завален работой. И, каким бы он ни был лентяем, теперь чародей был рад своей занятости. Основной причиной тому была Васса.

Из-за всех планов Доминики, о которых теперь чародей был в курсе, он не очень хотел попадаться на глаза правдовидице. Васса обожала их обоих, и его, и Доминику, и в своем обожании буквально не давала лишний раз продохнуть. И если изначально Куно боялся случайно разрушить ее впечатление неуместной правдой, то недавно в почти бездонную чашу его терпения упала предпоследняя капля. Васса вроде как ушла ночевать к себе, а с первыми лучами солнца снова оказалась на пороге его комнаты, да еще и с ворохом барахла в руках. Она звонко чмокнула его в щеку и, напевая, прошла в комнату, открыла шкаф, одним движением сгребла все вещи Куно в кучу, а на освободившееся место бросила свои. Затем стянула с себя одежду и рухнула на кровать, оставляя чародея только дивиться такой наглости.

Конечно, он поцеловал Вассу. Сначала игриво, покусывая то верхнюю, то нижнюю губу. Затем перешел к шее, зарылся носом в волосы, провел ладонями по бокам и мягкому животу, а потом закинул ее ноги себе на плечи, и… В общем, сделал все, чтобы не обидеть ее. А потом закрылся в своих покоях, надеясь, что эта ситуация, как сезонный насморк, пройдет как-нибудь сама. Он не раз оказывался под огнем страсти придворных дам, и его стратегия всегда срабатывала, но в этот раз ему было особенно жалко Вассу. Несмотря на то, что она была правдовидицей, она так яро верила во все, что ей нравилось. Но Куно не врал, когда ночами напролет говорил ей, что обожает ее. Вот только всю правду, особенно о Доминике, открыть он не мог. Это было сильнее его.

Первая неделя добровольного заточения прошла продуктивно, ему даже нравилось. По утрам он работал над заказами, а после обеда читал оставленные Лансом трактаты. Даже пытался кое-что повторить. Он научился слушать камни, улавливать эхо мыслей, читать воспоминания воды. Все это было так увлекательно и захватывающе, что в нем проснулась невиданная до того жажда знаний. Поэтому, когда книга закончилась, Куно едва сдержал недовольный стон.

Потом принялся перечитывать книгу и отрабатывать пассы руками, создавать все новые и новые иллюзии. У них теперь был запах, звук, текстура. Он создавал миражи, которые невозможно было отличить от оригинала до тех пор, пока не протянешь руку, чтобы коснуться — тогда-то они рассеивались, как туман. Он был в восторге. Даже посадил в углу копию Доминики, чтобы было кому хвастаться, но под конец второй недели почувствовал, что начинает потихоньку сходить с ума. Тогда-то он впервые собрался и отправился в город, держа под мышкой уже зачитанный до дыр гримуар.

Под ногами весело хрустел совершенно зимний снег. Колкий, ощерившийся снежинками, слишком мерзлыми, чтобы сцепляться в комья. Куно еще не понимал разницы между осенним, зимним и весенним снегом, но северяне знали и с удовольствием хрустели настом. Куно же скользил и изо всех сил старался сохранять равновесие. «Обратно только через портал», — пообещал он себе.

В городе уже во всю готовились к предстоящему празднику. Доминика взяла себе в помощницы Вассу, и теперь девушки в четыре руки управляли неповоротливой махиной праздника: утверждали музыкантов и развлекательные программы, организовывали рассадку гостей, украшение площадки. И вот, на глаза уже попадались первые плоды их работы: объявления, венки из еловых лап, которыми украшали площадку посреди леса, а остатками — дома. Запах хвои перебивал остальные, не столь приятные ароматы города, так что Куно на ходу вспоминал, что Бернберг ему, вообще-то, нравится.

Магазин Ланса, как затаившийся в пещере хищник, подмигивал ему огоньками из переулка. Куно устремился в сторону его многообещающего тепла, на ходу задыхаясь от пара, застревавшего в глотке.

Звякнул колокольчик над входом, на нос буквально обрушился водоворот запахов благовоний, цветов и духов. Ланс, напудренный так, что вокруг его головы при каждом движении повисало белое облако, возился со счетными книгами. Его руки порхали вдоль полок, перекладывая выписки и документы, параллельно протирая пыль, а ноги успевали пританцовывать под бодрую мелодию, которую он насвистывал. Куно осторожно кашлянул, привлекая к себе внимание, но старик так и не обернулся.

— Брось на столик у входа, а если твой хозяин еще раз заикнется про деньги, скажи ему, что в следующий раз он не отделается просто чередой невезений, я ему кровавый понос и гнойные сопли нагадаю.

— Я не… — закашлялся Куно. Ланс подскочил от неожиданности и наконец обернулся к своему посетителю.

— А-а-а, очаровательный, славный, юный чародей, — проворковал торговец. — Что ж вы без предупреждения, без весточки, я бы хоть прибрался, чай заварил, а теперь все впопыхах придется.

Он вышел из-за прилавка и тут же бросился обнимать Куно. Чародей слегка опешил от повисшего у него на шее старика, но все же похлопал того по плечу, задыхаясь от аромата роз и нарциссов. Через несколько бесконечных секунд Ланс все же отлепился от него и принялся носиться по магазину, как ураган, на ходу щебеча комплименты и последние сплетни о положении звезд на небесах.

— Астрологию пусть и не признают самостоятельной наукой, но это неправильно. Южные и западные маги возгордились своим знанием и решили отречься от старых истин, уверенные, что могут сами вершить судьбу, но мы-то с вами знаем, что ничего в этой жизни не происходит просто так. И если кому-то суждено влюбиться, умереть или, скажем, совершить нехороший поступок — он никуда от этого не денется. Так ведь?

На прилавке вместо кипы документов показалась цветастая скатерть, тонкие фарфоровые чашки и чайник, уже источавший аромат засушенных цветов.

— Возможно, — сказал Куно, принимая приглашение сесть. Ланс устроился на высоком табурете напротив него. — Я принес Вашу книгу.

— О, так скоро? Вы еще более жадны до знаний, чем я мог подумать, — старик погрозил ему узловатым пальцем, а затем принялся листать протянутую ему книгу, проверяя, на месте ли все страницы и не загнуты ли уголки. — Как понравилось? Увлекательное чтиво?

— Весьма. А есть у Вас что-то похожее? — осторожно поинтересовался чародей. Ланс улыбнулся одними глазами и довольно потер руки.

— Я вам скажу, у меня тут целая библиотека. Когда местный храм прикрыли после несчастного случая, я вытащил все, что могли по незнанию выбросить или пустить на растопку. А там оказались просто бесценные памятники культуры, которые не имеют права доставаться кому попало.

— Но я не кто попало.

— Конечно. Я просто старый одинокий старик, который старается не растерять веру в людей. Вам, молодой человек, я готов дать доступ к своей коллекции в любое время дня и ночи. Но сперва я хочу убедиться, что Вы сможете использовать эти знания. Я, знаете ли, в свое время стремился охватить разумом весь мир, а духи взамен лишили меня всех сил и наградили легким слабоумием, — смущенно, как нежная девица, рассмеялся старик. — Мне бы очень не хотелось, чтоб Вы повторили мои ошибки, молодой человек.

— Что я должен сделать?

— Покажите мне, чему Вы научились? — скромно попросил он. Куно кивнул и прижал ладони друг к другу, концентрируя на кончиках пальцев солнечное тепло.

Он положил руки на стол и представил образ, знакомый с детства, яркий. Он вспомнил каждую деталь, каждый ракурс, и принялся воссоздавать. Воздух в комнате задрожал, как при грозе, запахло озоном и мокрой землей, а в следующую секунду мягкая свежесть сменилась ароматом меда и тертых орехов, сладким и одновременно терпким. На столе, рядом с Лансом, появилось серебрянное блюдо, на котором возвышалась гора пахлавы. Сладкие прямоугольники из теста и орехов сочились медом и сиропом, казалось, схватишь один — и все руки по самые локти будут липкими и пахучими. Ланс довольно засмеялся, протянул руку, чтобы схватить лакомство, но пальцы прошли сквозь мираж. Старик, словно не обращая внимания, сунул пальцы в рот и блаженно закрыл глаза. Куно не сдержал смешка.

— Как я Вам подыграл! А все потому что я Вам верю, — рассмеялся Ланс. — Но почему же я не смог схватить этот прекрасный десерт? Не услышал хруста теста?

— Так ведь это иллюзия, — объяснил Куно.

— Это плохая иллюзия, — покачал головой старик. — Очень подробная, но хорошей она будет, если я съем все блюдо и пойму, что не наелся, хоть от сладости мне будет казаться, что мне склеило и рот, и зад.

Он подтянул к себе принесенную Куно книгу и распахнул ее на нужной странице, указал тонким ногтем абзац.

— Вот же формула, ну… постарайтесь повторить, молодой человек.

Куно до хруста размял пальцы, наклонил голову вперед-назад, сбрасывая напряжение, и попытался еще раз. Он впился взглядом в блюдо с десертом, пытаясь напитать его воспоминаниями: хруст тонкого теста, крошки, липнущие к пальцам, сочащийся сироп, льющийся прямо в рот, такой сладкий, что зубы сводит. На секунду ему показалось, что даже цвета иллюзии стали насыщеннее. Ланс попробовал схватить десерт еще раз, но пальцы снова прошли сквозь иллюзию, рассеивая ее. Старик покачал головой:

«Еще!»

***

— Серьезно? Ты все это написала за одну ночь? — Ладвиг с благоговейным ужасом оглядывал стопку бумаг. Готовые программы праздника, планы рассадок, регламенты, вплоть до набора фраз, которыми можно пользоваться, чтобы предупреждать друг друга о внештатных ситуациях.

— Часть была написана сегодня утром, это самое продуктивное время, — ответила Доминика. Для Ладвига все еще оставалось загадкой, когда южная принцесса шутила, а когда — говорила всерьез. В ехидно сощуренных глазах можно было уловить намек на шутку, но это мог быть и недосып, если она действительно провела всю ночь за написанием писем.

— Я не ошибся, когда попросил тебя помочь с праздником, — ухмыльнулся князь.

— Но я все еще не понимаю, зачем. Васса сказала, что раньше она была распорядительницей.

— Проверка, — его улыбка потеплела. — Ты так много говорила о своем образовании и способностях к управлению, что мне стало любопытно. Как говорится, «родиться принцем может каждый, но не всякий сможет управлять гостиницей».

— И как, справляюсь? — вскинула бровь Доминика.

— В целом, да. Хоть иногда и бываешь чересчур напориста.

Принцесса опустила взгляд, польщенно краснея. Ладвиг не мог оторвать взгляд от ее шеи. По смуглой коже плясали отсветы огня, подчеркивая нежные изгибы. Аромат ее духов наполнял комнату, оседал на языке приятной пряной сладостью. Она заполнила собой все пространство и князь едва ли мог ей сопротивляться.

— У нас есть еще немного времени. Хочу тебе кое-что показать.

Принцесса кивнула, позволяя князю вести ее по коридорам замка, мимо хлопочущих слуг, выполняющих приказы Вассы. Доминика доверила ей все, связанное с комфортом гостей, и, к собственному удивлению, обнаружила, что не делать все самолично — очень удобно. Теперь горничные и слуги в накрахмаленных передниках стирали пыль, мыли окна, и на глазах замок преображался из захолустной дыры в символ княжеской власти. С чердаков были принесены шкуры животных, гобелены, щиты, картины — в общем, все признаки статусности, и замок буквально ожил, демонстрируя истории рода Таигов.

Ладвиг вывел ее на улицу, на задний двор. Не сбавляя шага, он направился к плотной поросли деревьев, где лежал свежий, неразвороченный чужими шагами снег.

Перед ними оказалось невысокое круглое каменное здание, ребрившееся тонкими колоннами. Вытянутые окна начинались от земли и стремились вверх, к высокой конусообразной крыше. Сперва Доминика приняла это здание за склеп, но быстро исправилась: постройка была новой и очень уж отличалась от массивной и тяжелой архитектуры замка.

— Это оранжерея, отец подарил ее моей матери в качестве свадебного подарка.

— Такие строят в Озерном Крае, — отметила Доминика. Озерный Край славился почти невесомыми, точно сотканными из воздуха домами и дворцами.

— Да, мать была из их обедневшего рода, свадьба с отцом позволила ее семейству поправить свои дела, но не сказать, чтобы я когда-то с ними общался. Отец говорил, что матери постоянно казалось, что в замке «мало воздуха», поэтому сделал для нее эту оранжерею. Здесь тепло даже зимой.

Ладвиг быстро пересек занесенную снегом площадку и распахнул двери перед Доминикой. Теплый и влажный воздух тут же ласково обнял девушку, смывая колкий холод улицы. Доминика шагнула навстречу теплому полумраку, всматриваясь вглубь оранжереи.

Пол внутри был выложен каменными плитами с широкими зазорами, а в пространстве между камнями была насыпана плодородная земля, из которой бурно росли цветы, стены и окна увивал плющ, а в центре росло невысокое, но ветвистое дерево. К самой толстой ветке были привязаны качели. Солнечный свет едва пробивался через густую растительность, поэтому в оранжерее царили легкие сумерки.

— Как это все растет здесь без ухода? — спросила Доминика. Вторым ее вопросом было, как столько растений поместилось в таком маленьком пространстве — оранжерея была небольшой, примерно, как ее комната с ванной.

— За этим ухаживает призрак моей покойной матушки, — усмехнулся Ладвиг. Он провел ладонью по закрытым бутонам лилий и прошел дальше, к дереву. Раздался шорох и треск — Доминика обернулась и увидела, как князь голыми руками рвет плющ, облюбовавший каменную скамью. Освободив место, мужчина принялся открывать окна, чтобы впустить побольше дневного света.

— На самом деле, — заговорил он, — это все зачаровано какой-то магией для жизни и роста. Специальные чары из Озерного края. Местные изобрели их, чтоб им всегда хватало еды, даже в неурожайные годы. Они же в основном травой питаются, не то, что мы. Здесь даже где-то росли водяные яблоки, можешь попробовать их. Правда, говорят, от таких зачарованных продуктов люди начинают заводить детей на раз-два.

— Может, дело в том, что они победили голод и могут не беспокоиться о том, выживут их дети или нет, — пожала плечами Доминика.

— Да нет, — отмахнулся Ладвиг, кивая ей на скамью. — Это магия такая, из-за нее все растет, плодится — и люди тоже. Один род с Гряды так долго не мог решить вопрос с наследниками, так они у нас на приеме получили в подарок от матушки целую корзину водяных яблок, и в результате Ортиры заимели себе двух сыновей-близнецов, а потом еще дочерей-тройняшек, — добавил он. — Из-за этого даже чуть не началась братоубийственная война, потому что вдвоем править у Эда с Ирвином не получалось, но Эдвин просто сдался.

— Поучительно, — сказала Доминика, садясь на скамью и раскладывая рядом с собой блокнот и письменные принадлежности. Ладвиг этот жест проигнорировал и продолжил ходить дальше, предаваясь воспоминаниям.

— Мы с братом обожали здесь играть. Если мы бесились, мама грозила накормить нас пирожными с зачарованными цветами, от которых влюбляешься в первого встречного. И мы с воплями убегали, — рассмеялся он.

Доминика с интересом рассматривала его лицо, и незаметно для себя тоже начинала улыбаться. Под ребрами разливалось непривычное чувство покоя, и даже князь не казался ей таким уж неотесанным мужланом. В какую-то секунду она даже подумала о том, что могла бы понять его и начать испытывать какую-то… симпатию. А может, дело было просто в том, что он впервые начал говорить так серьезно о чем-то кроме себя и военного плена.

— Ты бы хотел, чтобы твой брат княжил вместо тебя? — спросила она. Все знали, что Эрдвиг, старший брат, должен был стать правителем Бернберга, но у прошедшей по континенту чумы были свои планы.

— Все этого хотели, — почесал голову Ладвиг. — Особенно я. В том, чтобы быть младшим — куча преимуществ. Можешь жениться по любви, развлекаться где угодно, никому до тебя нет дела. Почти как признанный бастард.

— Не сравнивай, — поджала губы Доминика. — Бастард всегда останется бастардом, и об этом никто не забудет.

Ладвиг смерил ее внимательным взглядом и чуть улыбнулся.

— Что бы ты сделала, если бы стала королевой Ост-Гаэля? Если бы все тогда получилось?

Доминика выдержала его испытывающий взгляд, но с ответом помедлила.

— Давай, не тушуйся. Ты с самого начала говоришь, что не знала об этом, но если тебя готовили к статусу принцессы, ты должна была рассчитывать, что однажды станешь королевой.

— Королевы на юге лишь украшают собой высшее общество, заваривают чай и рожают наследников, — пожала плечами Доминика. — Участь чуть лучше, чем у среднестатистической женщины, королев не бьют по видимым участкам тела. Но если бы я могла, я бы защитила женщин от мужчин.

— Каким образом? — вскинул брови Ладвиг.

— Это требовало бы обширной правовой реформы. По-хорошему, все законы целиком нужно было бы переписать, построить новое общество, это был бы долгий процесс и не все бы с ним согласились. Но это дало бы свои плоды.

— Ты ведешь себя, как завоевательница, — продолжал улыбаться Ладвиг, из его уст это звучало, как комплимент, но во взгляде застыл лед. — Но тебя бы, скорее всего, сожгли сразу, как только ты начала бы что-то делать. Спроси потом у Аверии, как она смогла править Долиной единолично, ты узнаешь, что она не сразу стала несгибаемой княгиней, к которой прислушиваются другие князья. А пока вот тебе задачка для размышлений: что ты сделаешь с домом, в котором живет множество семей, но один этаж засрали голуби?

— Выгнать голубей, заделать окна, помыть полы и развесить пучки лаванды, — ответила Доминика, понимая, к чему идет разговор.

— Именно. Ты же не будешь ломать стены и выгонять людей?

— Я тебя поняла, — быстро ответила девушка, стараясь предотвратить лекцию. Ей меньше всего хотелось слушать метафоры, косвенно намекавшие на ее некомпетентность.

— Пока у тебя неплохо получается, — приободрил ее Ладвиг. Его горячая ладонь легла на ее плечо. — Север может научить тебя многому, если ты позволишь. Мне кажется, ты была рождена для него.

— Это мы еще выясним, — кивнула Доминика, придвигаясь чуть ближе. Ладонь князя скользнула по ее спине, поперек позвоночника, чуть задевая голую кожу в вырезе горловины, и удобно улеглась на другом плече.

— Никто не торопит, — сказал князь чуть тише, поворачивая голову к девушке. — Я хочу, чтобы ты запомнила еще одну вещь. Сегодня, что бы ни случилось, я на твоей стороне.

И, не давая ей задать вопросов, Ладвиг привлек ее к себе, запустил руку в волосы и крепко поцеловал. Доминика удивленно вскинула брови, но тут же поддалась ему, прикрыла глаза, позволяя себе отвечать на мягкие движения губ и языка. В этот раз Ладвиг целовал ее неспешно, без голодного жара, наслаждаясь каждым мгновением. Доминика сцепила пальцы у него на затылке, требуя большего, но князь лишь слегка укусил ее, аккуратно, чтобы не оставить следа, и отстранился. Доминика смотрела на него с хитрым прищуром, всеми силами стараясь контролировать дыхание. Но следующий же поцелуй выбил землю из-под ее ног, заставляя провалиться в горячие объятия, навстречу каждому прикосновению.

***

— Ты необучен, — осадил его Ланс после очередной попытки. — Твои мысли и чувства рвут тебя на части. Отдаляют от твоей силы, не дают ее использовать, держат в ловушках, которые для тебя построили трусливые люди. Ты можешь больше.

Куно уже не мог ничего. За окном давно стемнело, а они все бились над несчастной пахлавой. У Куно тряслись руки, рубашка прилипла к мокрой от пота спине, сил почти не осталось, и чародей с опаской поглядывал на огонь. А злосчастные десерты ни в какую не хотели становиться хоть чуть-чуть осязаемыми. Он хотел уйти в замок, запереться в лаборатории и сидеть там до самой весны, но покинуть магазин ему не позволял разыгравшийся, как голод, азарт.

— В Ост-Гаэле к образованию чародеев относятся… с осторожностью. Не как в Озерном Крае, где они с помощью магии смогли победить голод и болезни. В Ост-Гаэле власти очень боятся повторения Чародейского бунта, поэтому не дают учиться лишнему.

— Ты единственный сильный чародей на Севере. От тебя зависит его будущее, не от князей и не от принцессы, — говорил Ланс. — Если ты хочешь, чтобы твоя жизнь перестала быть бессмысленной, ты должен научиться слушать.

— О, я слушаю тебя, очень внимательно, — ответил юноша, чувствуя, что этот разговор начинает утомлять. Это не ускользнуло от его собеседника.

— Если будешь делать то, что я говорю, для тебя не будет преград, Север перестанет быть твоей темницей, а принцесса — кукловодом. У тебя никогда не будет хозяев. Только научись слушать.

— Я умею слушать, я..!

— Ты не слышишь, — Ланс шипел ему в самое ухо. — Тебя всю жизнь учили отрекаться от своей силы, игнорировать ее. Ты должен понять истинную суть магии. Она не в свете и не в огне, она повсюду, ты должен научиться черпать ее и направлять. Попробуй. Найди источник.

Куно устало потер виски. Поморгал в надежде, что рано или поздно его глаза увидят что-то новое, но ничего не менялось: все те же горы тряпья, остывший чай, зеркала, стеклянные светильники со свечами внутри. Как бы ему ни хотелось сохранять достоинство, Куно пошатнулся и плюхнулся на стул возле прилавка, чувствуя разливающуюся по телу усталость.

— Я больше не могу.

— Все ты можешь, парень, — хлопнул его по плечу Ланс. — Закрой глаза, чтобы они тебя не отвлекали и слушай. Держи в голове, что твоя магия — зеркало того, что есть вокруг. Ты как линза. И слушай.

Куно послушно прикрыл глаза, сжал губы, даже задержал дыхание. Сперва он слышал только звон крови в ушах, потом бурчание живота. Затем потрескивание лампад и сопение Ланса. Юноша стиснул зубы, пытаясь расслышать что-то еще. Что-то новое. Что-то, что было всегда вокруг него и что он игнорировал, привык не замечать. Что-то, похожее на музыку ветра, шелковый шарф, трепещущий на бризе, хлопанье крыльев, песню птицы, стон северного сияния, разлившийся по небу в тот день, когда он увидел Ладвига и Эдвина в истинном обличии. Этот звон врезался в его слух, и Куно ухватился за него, как за путеводную нить. Или за руку. Звук был живой, он двигался и менялся, и Куно следовал за ним, позволяя переливам и полутонам извиваться перед его внутренним взором, рисуя новый мир.

— Ты слышишь? — прошептал Ланс. Куно закивал, чтобы не спугнуть чувство, затрепетавшее под ребрами. — Звук подскажет тебе ближайший источник. Следуй за ним.

Куно открыл глаза. Все цвета заиграли ярче, заплясали перед глазами ослепительными пятнами, и впереди, прямо в центре этого буйства, было самое громкое, оглушающе пылающее пятно. Куно приблизился, чтобы рассмотреть его получше — это оказалась небольшая фиалка в горшке. Чародей протянул руку, чтобы коснуться нежных лепестков, и тут же ощутил легкое теплое покалывание, попавшее в руку, поднявшееся к локтю. Цветок тут же рассыпался в песок. Куно испуганно обернулся в сторону Ланса.

— Я не хотел, простите! Я…

— Отлично, — только и сказал старик. Его глаза горели жадным огнем, как у невезучего игрока в кости, приблизившегося к заветному выигрышу. — А теперь сделай, как я учил.

Куно кивнул и сконцентрировался на тарелке со сладостями. Закрыл глаза, сложил руки и направил энергию, этот звук, звеневший в его венах, на иллюзию. На мгновение оглушительный звон наполнил его уши, выбил землю из-под ног. Перед глазами заплясали цветные пятна, и все тело прошила боль, как будто что-то вырывалось наружу. Словно вскрыли застарелую рану. А затем комнату наполнил запах свежей пахлавы.

Куно открыл глаза. На серебряном подносе все также лежала гора десерта. Ланс потер руки и схватил кусочек, лежавший на самом верху. Аккуратно обхватил его узловатыми пальцами — захрустела корочка. Ланс поднял лакомство в воздух и отправил его в рот. На уголках тонких губ остались крошки и кусочки орехов, а в глазах — удовольствие. Бесцветные брови взмыли вверх, старик схватил еще один кусочек, потом еще.

— Вот это я понимаю, мой друг! Вот это уровень! Ради такой вкусноты стоило расстаться с любимой фиалкой.

Куно вернулся в замок за полночь. Просто материализовался в своих покоях с легкостью, которой никогда не испытывал. Энергия, сама магия, стала вдруг осязаемой, как вода, в которой паришь и не чувствуешь веса. А еще она опьяняла. Чем больше он впитывал ее, тем сильнее себя чувствовал, голова становилась легкой, и ноги сами просились в пляс. Он не чувствовал ни страха, ни тревоги, все вокруг было правильно и ровно так, как нужно. Поэтому, когда из-под одеяла показалась встрепанная голова сонной Вассы, Куно не завизжал (как сделал бы в любой другой день). Вместо этого он сел на край кровати и втянул ее в долгий, ласковый поцелуй, прерываясь только затем, чтобы сказать, как он соскучился.

Потом они долго сонно обнимались, наслаждаясь каждым прикосновением кожи к коже. И, балансируя уже на самой грани сна, Васса пробормотала: «Ладвиг ждет тебя завтра утром».