Глава 5

Нова

Я не знаю, что мне делать, что думать, как реагировать на то, что вижу. В глубине души я догадывалась, но не смогла подготовить себя, как следует. Но я должна. Должна сказать самой себе, что это то, к чему я шла, так что не следует сидеть с отвисшей челюстью, чувствуя тошноту и желание свернуться в комочек и плакать, пока не закончатся слезы. Мое ОКР[5] застает врасплох, и желание сосчитать окна в зданиях, звезды в небе, линии на моей ладони, что угодно, лишь бы не смотреть на ужасную картину перед глазами, пересиливает.

— Ты была права, — ошарашено говорю Леа, вытирая вспотевшие ладошки о края сидения.

— Вижу, — она хмурится, глядя на открывающийся перед нами вид. — Мне очень жаль, Нова… Я даже не знаю, что сказать.

— Это не твоя вина, — успокаиваю ее, открывая и закрывая глаза в надежде, что всё исчезнет, но этого не происходит.

— Знаю, но все равно сожалею, — отвечает она, крепко сжимая руль.

Когда навигатор приводит нас к двухэтажному зданию, я начинаю думать, что мы задали неправильное направление, так как здание скорее походит на очень большой заброшенный мотель, чем на место, где живут люди, но после перепроверки я с ужасом осознаю, что никакой ошибки нет. Половина окон выбиты, многие из них заколочены, а остальные просто завешены шторками, вероятно, чтобы скрыть всё, что творится за ними — наркотики, проституция, Бог знает, что еще. Здание расположено вдали от дороги, вдоль которой тянутся магазины секонд-хенда, дискаунты и лавки с табаком и ветхими зданиями, которые даже жильем трудно назвать. На самом деле, я уверена, что это наилучшее место во всем районе.

Леа сдает назад, паркуя машину на стоянке, и выключает фары, как будто боится, что нас могут увидеть. Мы блокируем двери и оставляем двигатель включенным. Вокруг почти нет машин, а те, которые припаркованы поблизости, выглядят, словно стоят тут целую вечность. Огромный рекламный щит расположен рядом с лестничной площадкой, но краска на нем настолько облупилась, что я не уверена, что на нем вообще когда-нибудь была реклама. Рядом с лестницей компания женщин, которые курят, разговаривают и ведут себя очень шумно. Не хочу судить, но они похожи на шлюх, одетые в обтягивающие платья, короткие топы, туфли на шпильках и высокие сапоги.

Дует прохладный ветер, и небо темнеет, солнце практически скрылось за горизонтом. Позади нас город сверкает неоновыми вывесками и яркими красками, и я даже ощущаю некую наэлектризованность в воздухе.

— Какой номер, ты сказала, там был? — спрашивает Леа, дергая ручник.

Я проверяю экран навигатора.

— Он говорит двадцать два, но… — я оглядываюсь на здание, щурясь, чтобы увидеть, есть ли на дверях цифры. Над некоторыми горит свет и можно различить номера, но не на всех.

— Может быть, нам следует вернуться утром? — Леа предлагает, кусая ногти и не сводя глаз с женщин возле лестницы. Леа никогда не была частью мира наркотиков и несмотря на то, что она бывала на тусовках, это были спокойные вечеринки с пивом и прохладительными напитками, где все веселятся и танцуют, а не напиваются или ловят кайф до отключки.

Я хочу сказать «да» на ее предложение и вернуться домой, но в то же время не могу не думать о том, что если. Что, если мы сейчас уйдем, и с Куинтоном произойдет что-то ужасное именно сегодня? Или что, если он вдруг исчезнет? К тому же зная, что он может находиться в одной из этих квартир напротив меня, мне трудно все бросить и уйти. Что если упущу свой шанс, как это произошло с Лэндоном? Что, если я уеду и не наберусь смелости вернуться обратно? Что, если случится что-то непоправимое?

Дерьмо.

Нова, остановись.

Перестань думать о прошлом.

Сосредоточься на будущем.

— Хорошо, — отдергиваю руку от сидения и пристегиваю ремень безопасности. — Я вернусь сюда утром, когда взойдет солнце.

— Мы вернемся, — поправляет Леа. — Не хочу, чтобы ты приходила сюда в одиночку, и я обещала твоей маме, что позабочусь о тебе.

— Чувствую себя ребенком, — признаю я. — А ты моя нянька… Мне кажется, мама тебе доплачивает за это или что-то в этом роде.

— Она просто любит тебя, — говорит Леа, включая первую передачу. — И я рада это делать… это лучше, чем просто ничего не делать.

Я колеблюсь.

— Леа, ты уверена, что не хочешь поговорить о том, что произошло между тобой и Джексоном?

Она прикусывает нижнюю губу, борясь со слезами.

— Еще нет… я просто не могу пока, ладно? Тем более не здесь.

— Хорошо… хорошо, я рядом, когда ты будешь готова, — тереблю кожаный ремешок на запястье. Чувствую беспокойство, но пытаюсь держать себя в руках, пока она выруливает с парковки, выворачивая руль в сторону. Немного успокаиваюсь, когда она разворачивает машину, но потом вижу парня, проходящего мимо и направляющегося в сторону дома с большим пакетом льда в руках.

— Подожди минутку… — бормочу, склонившись к окну. — Я его знаю.

— Что значит, ты его знаешь? — спрашивает Леа, нажимая на педаль газа.

Я не отвечаю, слишком зацикленная на воспоминаниях из прошлого. Даже в темноте я узнаю светлые волосы Тристана и его черты лица, хотя его щеки немного впали и штаны сильно болтаются, он сильно похудел. Тем не менее, я знаю, что это он.

Похоже, что он спешит, в зубах зажата сигарета и его губы шевелятся, будто он разговаривает сам с собой.

— Останови машину, — говорю я, хватаясь за дверную ручку.

— Нова, какого черта! — восклицает Леа, когда я открываю дверь прежде, чем она останавливается. Она жмет на тормоза, и я открываю дверь шире, вытаскивая ногу наружу. Мне приходится задержаться, так как ремень безопасности все еще пристегнут и откидывает меня обратно на сидение.

— Вот дерьмо, — проклинаю ремень и отстегиваю его.

— Что ты делаешь? — спрашивает подруга с широко раскрытыми от удивления глазами, удерживая ногу на тормозе, так как машина стоит на склоне.

— Я знаю этого парня, — вновь толкаю дверь, освобождая себе путь, в то время как Тристан начинает обращать внимания на нас, ну или на машину. Он останавливается, всматриваясь в машину, и я неловко выхожу, чуть не споткнувшись, но быстро восстанавливаю баланс.

Он стряхивает большим пальцем пепел с сигареты на землю, прежде чем вновь прикурить.

— Эй, что это за машина такая…? — он умолкает, когда я делаю шаг вперед, и свет от здания и уличных фонарей дает ему разглядеть мое лицо. — Срань господня, Нова… — говорит он с немного испуганным смехом, его губы приоткрываются, и сигарета чуть не выпадает изо рта. Но он вовремя выхватывает ее и зажимает между пальцев, продолжая пялиться на меня. — Откуда, черт возьми, ты взялась?

Я киваю на свою машину.

— Приехала на ней, — говорю ему, не готовая озвучить истинную причину. Тристан, по большей части, милый парень, но он так же сильно погряз в своей зависимости, как и Куинтон, и последнее, что я хочу сделать, это объявить ему, почему я должна была появиться здесь.

— Впечатлен… — он оценивающе смотрит на машину. Свет вокруг нас освещает его лицо, и я отчетливо вижу, как изменились его черты: стали жёстче, грубее, темные круги под глазами выделяются на бледной коже. — Это твоя тачка? — спрашивает он.

— Да, моя, — обхватываю себя руками, хоть на улице и не холодно. Это как защитный механизм, когда старые чувства давят и вконец разбиваются на осколки, вызывая яркие воспоминания о том времени, что я провела с Тристаном. — Это моего отца… раньше была.

Он хмурит брови.

— Ты не водила ее в Мейпл Гров, насколько я помню.

Качаю головой.

— Нет, я всегда ездила в грузовике Делайлы.

— Да… она избавилась от него несколько месяцев назад, — говорит он. — Продала, чтобы получить немного наличных.

Я ничего не говорю, потому что не могу придумать, что сказать. Чувствую себя неловко и неудобно, потому что знакома с ним, мы даже целовались, но на деле совсем его не знаю. Мы провели немало времени вместе, но человека, которого я знала, похоже, больше не существует. Тот Тристан является частью моего прошлого, и я гадаю, насколько тяжело мне будет с Куинтоном, видя в нем совсем другого человека.

Смогу ли я сделать это? Или я слишком наивна, полагая, что смогу? Достаточно ли у меня сил для этого? Ты не смогла спасти Лэндона, будешь ли ты упорнее в этой ситуации?

— Нова, ты в порядке? — голос Леа возвращает мне немного сил, напоминая, что в этот раз я не одинока.

Я оборачиваюсь, глядя на нее. Двигатель все еще работает, но она вышла из машины и смотрит на меня с беспокойством на лице.

— Все в порядке, — уверяю ее, но это правда лишь отчасти. Я в порядке, но я в ужасе. Хотела бы сказать, что я смелая, что шла на это с уверенностью и надеждой, что я именно тот человек, который поможет Куинтону. Но это не так. Но я хочу им стать.

Поворачиваюсь к Тристану, который переводит взгляд с меня на Леа и обратно с озадаченным выражением на лице. Он начинает открывать рот, но я перебиваю его.

— Куинтон где-то здесь? — мой голос звучит на удивление ровно, и я начинаю верить, что, может быть, все еще будет в порядке.

— Да, но… — Тристан опускает взгляд на пакет со льдом в его руке, а потом шлепает себя по лбу рукой, той, которая держит сигарету, и окурок падает на землю. — Твою ж ты мать, совсем забыл, что должен был принести ему это. — Он бросается в сторону квартир, словно бежит на пожар.

Да что с ним такое? Спешу за ним, даже не останавливаясь, когда Леа просит меня ее подождать.

— Я могу с ним поговорить? — спрашиваю Тристана, догоняя его. — Мне очень нужно.

Он моргает и смотрит на меня, в то время как мы проходим мимо потрепанного автомобиля, у которого все четыре колеса спущены.

— Если заставишь его проснуться, то можешь.

Я слышу хруст гравия позади себя, когда Леа догоняет нас и задыхается, пытаясь отдышаться.

— Господи, Нова, спасибо, что бросила меня.

— Извини, — говорю на автомате, пытаясь сосредоточиться на том, что сказал Тристан. Если заставишь его проснуться, то можешь. Мое сердце съеживается внутри груди от плохого предчувствия, но продолжает биться. — Он…что с ним?

— Ничего на данный момент, на самом деле. — Он машет группе проституток, когда мы приближаемся к ним, и одна из них присвистывает ему в ответ.

Другая, с очень длинными ногами и ярко-синими волосами, делает шаг навстречу с ухмылкой на лице.

— Эй, есть что-нибудь на пробу? — спрашивает она Тристана, придерживая его за руку.

— Может, позже, — на секунду у Тристана появляется улыбка, но он продолжает идти, озабоченно прижимая к себе пакет со льдом и бормоча что-то себе под нос. Когда мы подходим к лестнице, он неожиданно останавливается, и я тоже, в результате чего Леа натыкается прямо на мою спину.

— Слушай, Нова, — он смотрит наверх. — Я не уверен, что ты захочешь пойти туда…это не то место.

— Я буду в порядке, — цепляюсь за перила в то время, как мой внутренний голос отдается эхом в голове. Ничего не будет в порядке. Что если то, что мы увидим — будет настолько плохим? Хуже, чем мы ожидаем? — Я просто хочу поговорить с Куинтоном.

— Это все, конечно, здорово, но, как я уже сказал, он сейчас не совсем в сознании, — его светлые волосы падают в голубые глаза, которые кажутся черными, потому что зрачки сильно расширены.

— Мы сможем привести его в чувство? — спрашиваю с надеждой. — Мне действительно очень-очень нужно с ним поговорить.

Он кидает понимающий взгляд, и на секунду я вижу парня, которого знала: того, кто был порядочным человеком, который никого не обижал, с кем мы болтали и проводили время. Но взгляд быстро исчезает, когда он холодно смотрит на Леа.

— А это еще кто?

— Моя подруга, — отклоняюсь немного в сторону, чтобы заблокировать Леа от его убийственного взгляда. Его глаза вновь фокусируются на мне.

— Она своя?

Я понимаю смысл его вопроса: волнует ли ее, что вокруг много наркотиков?

— Да, все в порядке.

Леа делает шаг вперед и закатывает глаза, жестом показывая на себя.

— Неужели я похожа на того, кто будет стучать о вашем маленьком наркопритоне? Серьезно, ты такой параноик? — она говорит спокойно, но я чувствую напряжение в ее голосе.

Тристан изучающе рассматривает ее глаза, подведенные черным лайнером, ее черную майку и красно-черные шорты, татуировки на руках и пирсинг в ушах.

— Не знаю…а ты?

Она скрещивает руки и поднимает подбородок, излучая уверенность.

— Я — нет.

Тристан чешет затылок, все еще сомневаясь. Замечаю маленькие точки на руках, некоторые окруженные крошечными синяками. Я знаю, что это такое и Леа тоже, и, когда Тристан начинает подниматься наверх, она кидает на меня вопрошающий взгляд.

Я тихо извиняюсь и подаю ей руку. Ее влажная ладонь выдает, что она нервничает, и это заставляет меня чувствовать себя еще хуже. Оглядываюсь на Шевроле, прикованный в задней части автостоянки и собираюсь сказать Леа ждать меня в ней или вернуться домой, но Тристан прерывает мои мысли.

— Да, вы можете пойти и посмотреть, возможно, вы заставите его проснуться, — говорит он, глядя на меня. — Но предупреждаю сразу, вам там не понравится.

— Что именно не понравится? — уточняю, пока поднимаюсь вслед за ним по лестнице. Оборачиваюсь и быстро шепчу Леа — Ты можешь вернуться и подождать в машине.

— Ни за что! — она шипит, взглянув через плечо на двух громких парней, которые появились внизу лестницы. — Мне кажется, там менее безопасно. Просто иди… хочу побыстрее с этим покончить.

— Я твоя должница, — шепчу.

— Н-да, так и есть, — спокойно соглашается подруга.

Тристан останавливается наверху и отходит в сторону, пропуская нас вперед.

— Ему надрали задницу пару часов назад, и всё это время он был в отключке.

— Куинтона избили? — потрясенно спрашиваю, чувствуя, как страх пульсирует внутри меня.

Тристан кивает.

— Да, иногда бывает.

Он говорит это так небрежно, как будто это не имеет значения, но это не так. Куинтон имеет значение. И нет ничего важнее, кроме как добраться до Куинтона. Я делаю последние несколько шагов, призывая Тристана двигаться за мной движением руки.

— Мне нужно его увидеть. — Знаю, что это очень сложная задача, но меня это не волнует. Он просто прохлаждается с проклятым пакетом льда в руке, в то время как Куинтон может серьезно пострадал, и он даже не кажется достаточно адекватным, чтобы полностью понять, насколько это нелепо. И тот факт, что он не выглядит адекватным, заставляет меня беспокоиться еще больше, потому что, если Куинтон умирает или серьезно ранен, я сомневаюсь, что Тристан в состоянии об этом рассказать.

— Хорошо, — говорит Тристан, как можно спокойнее, а затем сигнализирует мне следовать за ним, когда сворачивает влево. — Я пойду впереди.

Качая головой, следую за ним мимо дверей квартир. Воздух пропитан сигаретным дымом, смешанным с травкой, и он отсылает меня обратно в то время, которое я не могу забыть и не люблю вспоминать. Много пивных бутылок и ведер с окурками валяется вокруг закрытых дверей, какая-то старая обувь, рубашки, тарелки с гниющей пищей, а одна из дверей окружена множеством мусорных мешков, которые пахнут ужасно. Вижу даже пластиковый стол и стул, на котором развалился парень без сознания, недокуренный косяк все еще тлеет в его руке.

— С этим парнем все будет в порядке? — киваю на него, в то время как дым проникает и начинает жечь глотку и нос.

Я помню.

Боже.

Чувствую запах и вкус.

Знакомые ощущения.

Оцепенение… путь к забытью и блаженству.

Забыть.

Вспомнить, кто ты сейчас.

Пока я борюсь с этим, воспоминания возвращаются. Чувство потерянности, плавности и онемения, в то же время оторванности, как будто можно убежать от всех своих проблем. Я тонула в грязи, в наркотиках, в жизни. И Куинтон был рядом, опускаясь вместе со мной, держа меня за руку, пока мы падали ниже. Он говорил мне, что я слишком хороша — что я лучше, чем то, что я делаю. Он сделал все возможное, чтобы заставить меня перестать тонуть, хотя сам хотел уйти на дно. В тот день, когда Куинтон оставил меня одну в пруду, он показал мне, что, несмотря на наркотики, остается хорошим парнем, не воспользовавшись моим состоянием, моим замешательством, моей печалью.

Тристан останавливается возле стола и обращает внимание на парня с косяком.

— О, это Берни, и да, он будет в порядке. С ним такое случается время от времени. — Он вырывает самокрутку из рук Берни, и я думаю, что он собирается закурить, но вместо этого он кладет ее в пепельницу. Когда он ловит мой взгляд, то пожимает плечами. — Что? Это не моё.

Мне трудно не смотреть на следы от уколов на его руках, направляя взгляд вперед. Леа что-то бормочет под нос, остановившись прямо за мной и обхватив себя руками. Тристан начинает напевать какую-то песню, пробираясь мимо дверей, но я не узнаю ее. Жаль, это помогло бы мне отвлечься. Я могла бы напеть слова в своей голове, найти уединение в музыке, как уже делала много раз.

Когда я проверяю Леа, вижу, что она смотрит вокруг, впитывая всю атмосферу мира, в котором она никогда не бывала. Черт, да и я тоже, по крайней мере, в трейлерном парке было не так жутко и опасно. Это злачное место скрыто от мира и света, и не знаю, сколько сил потребуется, чтобы вывести Куинтона отсюда, но я это выясню.

Делаю глубокий вдох, заставляя себя не считать удары своего сердца или сколько шагов до следующей двери, сколько звезд в небе или сколько фонарей светится у казино через дорогу.

Наконец Тристан останавливается перед одной из дверей и оглядывается на автостоянку, как будто что-то проверяет. Я горжусь собой за то, что не прибегаю к счету, чтобы успокоиться, но, когда он открывает дверь, моя гордость падает и разбивается на тысячу осколков.

— Добро пожаловать в наш дворец! — шутит Тристан, с размаху открывая дверь так, что дверная ручка ударяется о стену позади, заставляя какого-то костлявого парня с испугом вскочить с дивана. Мне кажутся знакомыми замысловатые татуировки на его руках, большинство в черном цвете, местами малинового и индиго, но мне трудно его рассмотреть.

Первое, что замечаю, когда вхожу, переступая порог, это запах. Воняет. Не травкой и табаком, а мусором, гниющими продуктами, грязью, потом — очень затхлый запах. Это все смешивается вместе и режет ноздри. Интересно, если в трейлере пахло также, неужели я просто не обращала внимания на это, как и на многие другие вещи.

На полу стоят три лампы 1970-х годов с висящими бусинами на абажурах. Большое покрывало с тигром висит на окне, включен потолочный вентилятор, но из-за отсутствия некоторых лопастей он издает жуткий скрежещущий звук при работе. На полу нет ковра, в стенах заметны дыры, на потолке видны разводы от воды, трубы с трещинами. Это место так сильно напоминает мне трейлер, в котором они жили, только гораздо дерьмовее (и это еще мягко говоря). Меня оба отталкивают и рисуют в воображении, что скрыто под поверхностью, трещинами, трубами на полу. Мои чувства усиливаются, и хоть я, вероятно, в двадцать раз более сдержаннее, чем раньше, вместо того, чтобы беспокоиться, чувствую, что могу не устоять. По крайней мере, если бы это была травка, но Делайла сказала по телефону, что они сидят на мете сейчас.

— Это наше место, — говорит Тристан, перекладывая пакет со льдом в другую руку, в то время, как он лавирует между двумя старыми диванами, затем он жестом показывает на парня на одном из них. — А это Дилан… ты помнишь Дилана, да?

Я медленно киваю, стараясь не смотреть так шокировано, но ничего не могу с собой поделать. Да, Дилан был всегда немного потрёпанным, но сейчас он выглядит как скелет, его лысая голова не скрывает шишки и шрамы от ударов, руки такие же тощие, как у меня. Да и Тристан выглядит намного хуже при тусклом свете гостиной: у него бледная кожа и волосы очень грязные и ломкие. Вижу красный след от сигареты у него на лбу и несколько струпьев на щеках и шее. Только два вопроса вертятся сейчас у меня в голове. Первый, как выглядит Куинтон? И второй, как бы выглядела я, если бы не ушла от этой жизни?

— А это кухня, — он кивает в сторону занавески, натянутой на веревку для белья.

Я молчу, потому что мне нечего сказать, и следую за ним через всю комнату, отмечая, что резкий запах в воздухе усиливается ближе к занавесу. Это заставляет меня задаться вопросом, какого черта за ним, но мне повезло, что я этого не вижу, поскольку это вызовет еще большее беспокойство.

Когда Тристан ведет нас к узкому коридору, я оглядываюсь на Леа. Она с расширенными от ужаса глазами смотрит на стеклянные бонги, мундштуки для сигарет, пепельницы и шприцы на полу. Когда ее взгляд встречается с моим, мне кажется, что она понимает масштабы того, что я пережила прошлым летом. И хотя я не думаю, что когда-либо сделала бы это, осознаю, что это могло бы стать частью моей жизнью — я могла бы оказаться здесь.

— Итак, постарайся не паниковать, — говорит мне Тристан, останавливаясь перед закрытой дверью в конце коридора.

Я замираю.

— Почему я должна паниковать… Боже, Тристан, насколько он плох?

— Лично я думаю, что он выглядит хуже, чем есть на самом деле, — он сжимает дверную ручку, прижимая другую руку к груди, держа пакет со льдом. — Но не уверен, что ты с этим согласишься.

Мои мышцы еще больше деревенеют в то время, как он открывает дверь, и, затаив дыхание, я смотрю, что скрывается по ту сторону. Комната размером с гардеробную, по всему полу с линолеумом разбросаны монеты, вместе с зеркалом, бритвенным станком и небольшим пластиковым пакетом. Напротив входа комковатый старый матрас, на котором лежит Куинтон.

Куинтон.

Его рука безжизненно свисает с края матраса, глаза закрыты, тело неподвижно, и с дырявого потолка прямо на него капает грязная вода. А его лицо… синяки… опухоль… порезы… если бы я не видела, как покрытая шрамами грудная клетка поднимается и опадает, я бы подумала, что он мертв.

— О, мой Бог! — прикрываю рот рукой, слезы жгут глаза, все внутри скручивается в тугой узел.

Он выглядит мертвым. Так же, как Лэндон. Только нет веревки, лишь синяки и порезы, и комната, полная тьмы, которая поглощает его жизнь.

— Расслабься, — Тристан опускает пакет со льдом на пол прямо в дверном проеме. — Я уже сказал вам, что он выглядит хуже, чем есть.

— Нет, он выглядит так плохо, как есть, — резюмирую я, мое сердце опускается мне в живот, когда я пробираюсь в комнату и останавливаюсь, добираясь до матраса. — Что с ним произошло?

— Я же сказал, его избили, — отвечает Тристан, стоя в дверном проеме прямо перед Леа.

— И почему ты не отвез его в больницу? — спрашивает Леа зажатым тоном, кидая на Тристана жесткий взгляд, который заставляет его немного отпрянуть.

— Эм, потому что больницы привлекают много внимания, особенно, когда у тебя куча дерьма бежит по крови, — говорит Тристан бесцветным тоном, и я понимаю, что мне не очень нравится этот Тристан. Старый Тристан, которого я знала, было намного лучше, а этот ведет себя, как чертов мудак. — А последнее, что нам нужно сейчас, это излишнее внимание.

Леа смотрит на него, скрестив руки.

— Вау, какой ты друг.

— Я не его друг, — Тристан указывает. — Я его кузен.

— И это все меняет, да? — спрашивает Леа с раздражением.

— Какая на хрен тебе разница? — резко отвечает Тристан, подходя ближе к ней.

Они начинают спорить, но я их почти не слышу, их голоса быстро исчезают в фоновом режиме, когда я сосредотачиваюсь на Куинтоне. Хочу помочь ему — это то, ради чего я здесь. Но это… даже не знаю, что с этим делать. Он ранен, истекает кровью, без сознания. Я не знаю, как долго он в этом состоянии, что он сделал, чтобы закончить так, какие наркотики он принимал, и будет ли он вести себя так же, как Тристан, придя в себя.

Мне нужно сделать что-нибудь.

Я осторожно опускаюсь на колени на матрас, и он прогибается под моим весом. Куинтон изменился с тех пор, как я его видела, челюсть четко выраженная, так сильно он похудел. Волосы немного отросли, и он выглядит лохматым и грубым. Он без рубашки, мышцы, которые раньше подчеркивали его живот и грудь ушли, руки худые и тонкие. Единственное, что осталось прежним — нечеткий шрам над его верхней губой, большой шрам на груди и татуировка на руке: Лекси, Райдер и Никто. Раньше я задумывалась, что они означают, но теперь уверена, что знаю. Лекси была его девушкой, Райдер была его кузиной и, вероятно, сестрой Тристана, а Никто — это Куинтон. Как он может думать о себе как Никто? Как он может думать, что он не имеет значения? Боже, как будто я снова с Лэндоном и смотрю на него, умирая внутри.

— Ничего из того, что я говорю или делаю, не имеет значения в этом мире, Нова, — говорит он мне, откинувшись назад на руки и глядя на дерево перед нами. — Когда я уйду, мир будет продолжать двигаться дальше.

— Это не правда, — говорю я, ошеломленная его заявлением. Конечно, он периодически впадает в депрессию, но это слишком тяжело и больно слышать. — Я не смогу двигаться.

— Ты сможешь, — говорит он, приподнимается и гладит меня по щеке ладонью, когда мы сидим у подножия холма на своем дворе. Солнце светит на нас сверху вниз, и мы просто наслаждаемся моментом в обществе друг друга.

— Нет, — спорю я. — Если ты умрешь, я умру вместе с тобой.

Он грустно улыбается и качает головой.

— Нет, ты не умрешь, вот увидишь.

— Нет, я не хочу, — отстраняюсь от его прикосновения, расстраиваясь. — Потому что ты не уйдешь раньше меня, — говорю я. — Обещай. Обещай мне, что мы состаримся вместе, и я умру первой.

Он начинает смеяться, как будто я забавляю его, но смех его холодный и улыбка не доходит до глаз.

— Нова, ты же знаешь, я не могу этого обещать, ведь я не контролирую жизнь и смерть.

— Меня это не волнует, — говорю, зная, что веду себя нелогично, но мне нужно услышать это от него. — Просто скажи мне, что ты позволишь мне уйти первой. Пожалуйста.

Он вздыхает устало, а потом стремительно приближается ко мне и гладит по щеке.

— Хорошо, я обещаю. Ты можешь уйти первой.

Я хочу сказать, что не это имела в виду и хочу заплакать, но не делаю этого. Поэтому просто молчу, варясь в своих собственных мыслях, боясь надавить на него и разозлить. Боясь правды. Опасаясь, что, узнав все, что происходит в его голове, не смогу справиться с этим и помочь.

Стряхиваю воспоминания и сосредотачиваюсь на Куинтоне.

— Мой бедный Куинтон, — шепчу под нос, как будто он принадлежит мне. В этот момент я хотела бы, чтобы так и было, и я могла бы просто поднять его и вытащить отсюда. Промыть его раны и накормить, потому что он выглядит так, будто не ел несколько дней. Становлюсь маниакальной в своих мыслях о том, как сильно меня это заботит, я так хочу сделать ему лучше — помочь ему. И в этот раз я не собираюсь молча смотреть, как он ускользает.

Нерешительно тянусь к нему, но потом, испугавшись, что причиню ему боль, останавливаюсь и сжимаю руки в кулаки.

— Куинтон, — шепчу я мягко. — Ты меня слышишь?

Он не реагирует, дыша, его грудь поднимается и опадает. Осмеливаюсь прикоснуться к его щеке, чувствуя, как холодна его кожа.

— Куинтон, очнись, пожалуйста… мне так жаль… что я не видела… не смогла… — изо всех сил пытаюсь выразить слова сквозь нахлынувшие эмоции. Сожаление. Беспокойство. Страх. Раскаяние. Боль. Боже, я чувствую его боль, как она пульсирует под моей кожей, мне хочется избавить его от нее. — Пожалуйста, пожалуйста, открой глаза, — шепчу, хватая ртом воздух.

В ответ я слышу только его мерное дыхание. Проверяю пульс другой рукой и чувствую, как слабо бьется его сердце. Пытаюсь сказать себе, что еще есть надежда, что я смогу вытащить его, но глядя вокруг… глядя на него, слушая молчание, такое же тихое, как смерть… я уже не так уверена. И это больно, почти так же, как если бы я его потеряла, точно так же, как я потеряла Лэндона.

Куинтон

Я почти уверен, что сплю. Или, может быть, я мертв. Надеюсь на последнее. Но не думаю, что это верное предположение, потому что ощущения отличаются от того первого раза, когда я умер. Если я сплю, то вижу прекрасный сон, где мы вместе с Новой, и мы счастливы. Удивлен, что вижу себя с ней, и, возможно, я мог бы остановить поток своих мыслей, но недостаточно проснулся, чтобы заботиться об этом. К тому же, чувствую себя очень хорошо, лучше, чем когда-либо. Все залито ярким светом. Бездыханно. Туманно и невесомо. Воспоминания из моего прошлого блекнут. Больше не чувствую кровь на своих руках или груз вины на плечах. Что-то чудесное охватывает меня. Я не заперт во тьме. Меня обволакивает свет, и я чувствую, что могу сделать все, что угодно, лежа на спине и глядя в небо. Нова нависла надо мной, гладя меня по щеке, а ее кожа так чертовски тепла и изумительно пахнет. И ее глаза… ярко-голубые с вкраплениями зеленого цвета, ее кожа, усеянная веснушками, полные губы, которые выглядят так вкусно, что хочу попробовать их… и я собираюсь это сделать, потому что сейчас больше ничего не имеет значения. Это так нереально, что облегчает принятие самого признания, что я этого хочу.

Притягиваюсь ближе, даже не думая о том, что делаю, и прижимаю губы к ней. Мне больно, но боль стоит того, лишь бы попробовать вкус ее губ снова. Я бы мог делать это вечно, и я хочу, но, когда я проникаю языком глубоко в ее рот, она отстраняется, ее глаза расширяются и полны замешательства. Открываю рот, чтобы сказать ей вернуться ко мне, потому что хочу ее — мне нужно снова поцеловать ее — но потом ее губы начинают двигаться, и дымка в моей голове постепенно начинает исчезать.

— Куинтон, ты меня слышишь? — спрашивает она, ее голос мягкий, далекий. Или, может, это я далек.

— Я… — мне больно говорить, горло слишком сухое, и яркость солнца слепит глаза.

— Ты в порядке? — говорит она, и солнечный свет тускнеет, когда голубое небо превращается в гребаный потолок моей спальни, весь в трещинах и подтеках. Всё та же надоедливая капля начинает наливаться, вновь преследуя меня.

Вдруг понимаю, что я в своей комнате. Проснулся. И Нова здесь. Со мной. Мои мысли путаются, когда я пытаюсь вспомнить, что случилось. Планировалось, что эти ребята изобьют меня до смерти. Почему этого не произошло? Потому что это было бы слишком легко? Неужели я заслуживаю более страшной смерти? Но если это правда, то почему Нова здесь?

— Что ты здесь делаешь? — больно говорить, но я заставляю себя произнести слова. — Или мне снится?

Она поглаживает мою щеку, испуг в глазах уменьшается.

— Нет, ты не спишь… ты был без сознания, но…ты в порядке? — похоже она нервничает, и это напоминает мне о том, как невинна она и хороша, и что ей не место в этом притоне, которое я называю домом.

— Почему ты здесь? — спрашиваю слабым голосом, пытаясь сесть, но руки не работают, и я падаю обратно на матрас.

— Приехала сюда, чтобы увидеть тебя, — отвечает она, рассеянно прикоснувшись к губам, и мне интересно, действительно ли я ее поцеловал, или мне это приснилось.

Она пристально смотрит на меня, доставляя мне дискомфорт. Я так привык к людям, которые смотрят сквозь меня, как будто я невидимка, видя только наркотики и человека, которым сейчас являюсь, никчемное подобие того, кем был раньше. Начинаю забывать, каково это — быть на виду, и на долю секунды мне это нравится. Затем она отводит взгляд, и я чувствую, как будто умираю, мой мозг сигнализирует о боли в ногах, руках, груди — везде. Словно я разваливаюсь. Плохо. Руки начинают дрожать, сердце бешено биться, как только я это осознаю.

— Положи немного льда в пакет, — говорит она, щелкая пальцами кому-то. Я слышу бормотание и вижу Тристана. Он смотрит на меня сверху вниз, и его мутные глаза выдают, что он под чем-то, но я рад, что он вообще здесь и не похоже, что избит. — Чувак, ты хреново выглядишь, — говорит он с дурацким оскалом.

— Чувствую себя дерьмово, — бормочу, сумев поднять руку к лицу, чтобы протереть глаза. — Похоже, тебе удалось сбежать.

— Так и есть, и ты должен был бежать за мной, тупица… я думал, ты следом, пока не понял, что я один, — Тристан хихикает себе под нос. — Подожди, пока ты не увидишь себя в зеркале.

Его веселье, похоже, выводит Нову из себя, и она поднимается на ноги, поправляя свои шорты вниз, с горящей яростью в глазах.

— Иди за гребаным пакетом для льда, — говорит она, не орет, но ее тон — холодный, резкий, суровый, и она отпихивает его. Это не та Нова, которую я помню, она меня пугает.

И она, кажется, слишком напугала Тристана, который поднимая руки, пятится спиной к двери. -

Хорошо. Иисус, Нова. Не стоит сходить с ума по этому поводу.

— Ты еще не видел, как я схожу ума, — она указывает на дверь. — Теперь пойди и принеси чертов пакет.

После того, как Тристан выходит, она поворачивается к двери и говорит.

— Что мне делать?

Не вижу, с кем она разговаривает, и мне приходится гадать, кто, черт побери, еще здесь. Делайла? Сомневаюсь, и не думаю, что она бы задала Делайле такой вопрос.

— Я не знаю, — кто-то ей отвечает. Все еще не могу увидеть, кто это, но могу сказать точно, что голос принадлежит девушке, и я ненавижу, как сильно радуюсь тому, что Нова здесь не с парнем.

Вдруг девушка с черными волосами и большими голубыми глазами появляется перед моими глазами.

— Он выглядит… — она оценивает меня, потом смотрит на Нову. — Похоже, здесь не обойтись без больницы.

— Никаких больниц, — я хриплю. — У меня нет денег, чтобы заплатить за лечение. И я не заслуживаю такого легкого исцеления. Я должен страдать за то, что убежал от своей смерти.

Нова неохотно смотрит на меня. — Куинтон, я действительно думаю, тебе нужно пойти в больницу. — Она опускается на колени на матрас, убирая длинные волосы в сторону, и наклоняется ближе ко мне. Ее пальцы мягко обхватывают мое запястье и, медленно двигая, она сгибает мою руку, чтобы я мог ее хорошо рассмотреть. Она в два раза больше, чем обычно, и моя кожа фиолетово-синяя. Даже там, где ее пальцы, кожа раздута, и кажется, что ее прикосновение должно доставлять боль, но все, что я чувствую, — это ее тепло. Боже, я так скучал по этому. Весь последний год я провел в замороженном состоянии, чувствуя отрешение от наркотиков и секса со случайными женщинами, и теперь она здесь, и мне кажется, что я горю.

— Это всего лишь ушиб, — говорю я, глядя на нее и не глядя на руку. Я хочу обнять ее, поцеловать, коснуться, но также я хочу, чтобы она ушла. Осталась. Ушла. Правильно. Неправильно. Лекси. Нова. Вина.

Вина.

Вина.

Вина.

Это все моя вина.

Когда мое прошлое настигает меня, я рывком одергиваю руку подальше от нее, неосторожно, и в этот раз я чувствую боль, но не реагирую на это. Вместо этого я, наконец, нахожу силы, чтобы сесть на матрас. Как только я оказываюсь в вертикальном положении, тело пронзает резкая боль и мне становится трудно дышать. Задыхаюсь, вцепившись за бок и согнувшись пополам.

— Что с тобой? — спрашивает Нова с искренним беспокойством, и это только затрудняет дыхание

— Нова, уходи, — хриплю, пытаясь сосредоточиться на дыхании, но это похоже на то, как будто меня ударяют снова и снова… мои мысли возвращаются к событиям сегодняшнего дня…

Джонни замахивается на меня монтировкой снова и снова. Я падаю на землю. Даже не знаю, почему я падаю, может просто устал стоять. Я готов сдаться и это происходит, когда он толкает тяжелым металлическим бруском мне в плечо, грудную клетку, пинает меня, ударяет, избивает раз за разом.

Я вижу в его глазах, что он хочет меня убить, и радуюсь этому, лежа в гравии, камни впиваются в мою кожу, и только голубое небо надо мной.

— Сделай это, — давлюсь кровью, наполнившей мой рот. — Убей меня.

Он улыбается и снова ударяет, и я чувствую, как одно из ребер ломается, когда металл врезается в него. Чувство, будто весь воздух высасывают из меня, причиняет ужасную боль. Больше я ничего не чувствую. Тело немеет. Мертв.

Я сдаюсь.

Он бросает монтировку в сторону и закатывает рукава, переключаясь на удары кулаками. И когда он нацеливает один из них в мою голову, я открываюсь полностью, следя за тем, чтобы он довел дело до конца. Просто сделай это. Я готов.

— Похоже, ты сам этого хочешь, — говорит Джонни с рвением и замешательством на лице, а затем его кулак врезается в мое лицо.

— Может быть, так и есть, — все, что я говорю ему, вкус крови заполняет мой рот. Так и есть, я знаю.

— Боже, вы, наркоши, такие никчемные куски дерьма, — говорит он с улыбкой. — Зачем вам жить. Никто не заботится о том, живы вы или умерли.

Он говорит так, будто он сам не наркоман, и мне интересно, принимает ли он, или просто продает дерьмо людям, помогая испоганить свою жизнь в обмен на деньги. Интересно, есть ли у него ради чего жить. Кто-то, кто заботится о нем. Каково это, когда в твоей жизни есть кто-то, как у меня раньше Лекси?

Или Нова. Я прогоняю мысли из головы и пытаюсь сфокусироваться на нем, как он движется, решая, куда ударить меня.

Меня одолевают противоречивые чувства. Я даже не уверен, откуда возникают такие мысли. О Нове. Или это простой страх, что на этот раз не будет скорой помощи, чтобы появиться и оживить меня. Наступает паранойя.

Какого хера.

— Я позволю тебе жить, говорит парень, замахиваясь кулаком для очередного удара с горящими злобой глазами, налитыми кровью. Он сильный, и я знаю, что навряд ли он себя контролирует, даже говоря, что собирается позволить мне жить, он может легко перечеркнуть свои слова одним ударом и, вероятно, даже не осознавая этого, пока не станет слишком поздно. — Так что можешь сказать своему маленькому другу-шлюшке, что ему стоит быть осторожнее.

Он ударяет еще раз кулаком в ребра, и боль пронизывает мое тело. Я хочу закричать, чтобы он не делал мне одолжение, оставляя меня в живых. Чтобы прикончил меня. Но вместо этого, когда он заносит руку, чтобы снова ударить меня, я делаю то, чего не ожидаю. Я встаю и убегаю, как сраный слабак, убегаю от смерти, убегаю от того, что я заслуживаю.

Блядь, что я делаю? Почему просто не скажу ему, чтобы прикончил меня? Он бы так и сделал, если бы я достаточно его разозлил. Но вместо этого я сбежал. Выбрал жизнь. Вернуться к этому? Пора было заколотить крышку этого чертового гроба.

— Куинтон, ты как? — голос Новы выдергивает меня обратно в настоящее время, и я злюсь, потому что она парит мой мозг.

Даже через девять месяцев она поглощает мои мысли почти так же, как Лекси. Она заставляет меня колебаться, и мне это не нравится.

Смотрю на нее, разозлившись, потому что она здесь, когда я уже свыкся с мыслью, что она меня отпустила — она ​​должна была. К тому же, в моем организме почти не осталось никаких наркотиков, и я чувствую, что могу выцарапать глаза кому угодно.

— Нова, просто уходи, — говорю я, двигая ноги с матраса. Колени одеревенели и болят суставы. Я где-то потерял ботинок, одна нога изрезана и кровоточит.

Нова присаживается рядом со мной, качая головой.

— Нет, пока я не помогу тебе… Куинтон, я хочу тебе помочь.

На секунду мое сердце замирает, но потом шрамы на груди начинают гореть, призывая заткнуть свои эмоции. Мне нужно перестать реагировать на нее, и просто необходимо хотя бы одна дорожка, так чтобы не чувствовать ничего — не чувствовать ее.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи. — Пытаясь выглядеть более уверенно, чем я себя чувствую, опираюсь на ноги и встаю. Колени начинают подгибаться, но я держусь из последних сил, чтобы не упасть на пол. — И прошу тебя уйти.

Она оглядывается на свою подругу, которая рассматривает меня и видит, на самом деле, больше, чем Нова.

— Мы, наверное, должны его послушать, — говорит она Нове, замечая что-то, что ей не нравится, и мне хочется, чтобы Нова с ней согласилась.

Нова сжимает губы с такой силой, что кожа вокруг ее рта белеет.

— Нет, — она смотрит на меня. — Я не уйду, пока ты не позволишь помочь тебе.

Меня начинает лихорадить еще больше, и я пытаются свалить это на то, что мне нужно принять дозу, но все не так просто. Это из-за нее. Ее глаза. Ее слова. Тот простой факт, что она прямо передо мной, только руку протяни, но я не могу прикоснуться к ней. Я бы покинул мою собственно возведенную тюрьму, если бы так поступил. Попытался бы убежать от стен, которые построил вокруг себя, сделанные из чувства вины. Где фундаментом служит обещание, которое я дал, что никогда не забуду любовь всей моей жизни, чья жизнь закончилась из-за меня.

— Ты не можешь мне помочь, — рычу на нее. — Теперь просто убирайся, прежде чем я заставлю тебя уйти.

Она вздрагивает, как будто я ударил ее, но кажется, преисполнена еще больше решимостью, приближаясь ко мне.

— Я никуда не уйду, так что будь любезен позволить мне хотя бы промыть твои раны — может начаться заражение.

Ее забота обо мне одновременно радует и ужасает меня. Есть только одна вещь, которую я могу сделать сейчас. Борясь с импульсом внутри моего тела, чтобы схватить ее и впиться поцелуем в ее губы, встаю и хромаю к дверному проему, обходя ее подругу. Направляюсь в коридор в комнату Делайлы. Дверь широко открыта, и комната пуста, как раз то, что мне нужно.

— Куда ты идешь? — Нова преследует меня, но я хлопаю дверью прямо у нее перед лицом. Как последний мудак, которым я и являюсь. Запираю дверь, и она начинает колотить по ней, крича, чтобы я открыл. Игнорирую ее и плюхаюсь на грязный матрас. Затем протягиваю руку между ним и стеной, где я знаю, Делайла прячет свою заначку, и вынимаю маленький пластиковый пакет. Там едва хватает на дорожку, но на этот раз этого будет достаточно, по крайней мере, до тех пор, пока Нова снова не постучит в дверь.

Слышу, как она разговаривает с кем-то с другой стороны, пока я высыпаю оставшиеся кристаллы из пакета на тумбу рядом с матрасом. Похоже, она плачет, но я могу ошибаться, и, если честно, мне плевать. Меня волнует только одно, зная, что это заставит почувствовать себя лучше, а потом все — борьба, Нова — все будет неважно.

В одном из ящиков есть ручка, и я хватаю ее, когда кто-то опять тарабанит в дверь. Они говорят что-то, но я не слышу их, наклоняясь и вдыхая крошечные белые кристаллы в нос, чувствуя, как навязчивая боль в моем теле медленно испаряется.

— Куинтон, открой, пожалуйста, — слышу голос Новы через дверь. Мольба в ее голосе разрывает мое сознание, но белый порошок входя в мою кровь быстро заживляет его. Уверен, что это временно, и все, что мне нужно, как только рана начнет снова открываться, еще одна доза. Я никогда не буду чувствовать себя живым, если перестану контролировать процесс.

Нова говорит что-то еще, но я закрываю уши руками и раскачиваюсь на матрасе, пока ее голос не исчезает.

И я исчезаю вместе с ним.

Загрузка...