Спаситель

Глава 1

– Я убью его, вот что я сделаю.

Рик Спрингфилд[1] – нет, не певец, хотя, родители могли бы и поднапрячь мозги, – запрыгнул на кровать королевского размера и свернул экземпляр «Ярмарки Тщеславия»[2], превращая глянец в оружие. Хорошо, что реклама по большей части ушла в интернет, и журналы заметно похудели, поэтому у него в руках образовался удобный твердый рулон из тонких страниц.

– Почему бы просто не выпустить летучую мышь через окно?

Дельный совет дала «подружка Джесси»[3], на которую он так хотел произвести впечатление – ее звали Эми Гонкао – и до этого момента уикенд в этом плане был довольно удачным. Они выехали из Филадельфии в пятницу в полдень, сократив рабочий день вдвое, и почти без пробок прикатили в гостиничный комплекс Элиу Рэтбуна около восьми, рухнули на кровать, на которой он сейчас пытался держать равновесие, а утром трижды занялись сексом.

И вот наступил вечер воскресенья, завтра до обеда им выезжать, если, конечно, побережье не будет штормить…

Летучая мышь нацелилась прямо ему в голову, беспорядочно хлопая крыльями, как мотылек, мотаясь из стороны в сторону, словно пьяная. Вспоминая, как это делал Пи Ви Риз[4], Рик принял стойку, как заправский бейсболист, и со всей силы размахнулся журналом.

Чертова летучая мышь метнулась в сторону, но его конечности продолжили движение уже по инерции, посылая его тело в крен, словно он давал мастер–класс по получению сотрясения мозга.

– Рик!

Эми поймала его, успев обхватить за бедро, толкнула в сторону, и он резко выбросил руку по направлению к ближайшей устойчивой цели – это оказалась ее голова. Когда ее волосы облепили его вспотевшую ладонь, послышалась ругань. От них обоих.

Летучая мышь вернулась и атаковала их, словно пикирующий бомбардировщик, в стиле «получи фашист гранату». И в мужественном порыве Рик, завопив, отскочил назад и сбил лампу. Когда она разбилась, и свет в комнате померк, осталась лишь тонкая полоса света под дверью, что хоть как–то действовала на сетчатку.

Кстати, о скорости передвижения. Он рухнул на кровать подобно мешку, и утащил Эми за собой. Обняв друг друга руками, они тяжело дышали, хотя в этом контакте сейчас не было ничего романтичного.

Нет. Это была аэробная тренировка под старую–добрую «Я буду жить»[5].

– Должно быть, она залетела в дымоход и вылетела из камина, – сказал он. – Мыши, кажется, переносчики бешенства?

А в это время под потолком так и летало кругами проклятье номера 214, на высоте, как надеялся Рик, не ниже десяти тысяч футов. Шум крыльев и писк были на удивление зловещими, хотя эта мерзость вряд ли весила больше куска хлеба. Еще и темнота нагоняла жути: и хотя мужчина в нем хотел решить проблему, стать героем и выглядеть лучше, чем он есть на самом деле, в глазах девушки, с которой он только начал встречаться… страх требовал делегировать решение этого вопроса кому–нибудь другому.

Пока их первый уикенд вместе не стал вирусной историей о том, как следует остерегаться летучих мышей, иначе вам грозит двухнедельный курс инъекций от бешенства.

– Это цирк какой–то. – Дыхание Эми коснулось его лица, оно пахло мятной зубной пастой, и было так приятно ощущать ее в своих объятьях, пусть они попали в стремную засаду в виде летучей мыши. – Давай рванем до двери и спустимся вниз, к стойке регистрации. Наверняка, это не первый случай, и это же не Дракула, на самом...

Дверь распахнулась.

Ни стука. Без скрипа петель. И вообще непонятно, как она открылась, потому что по ту сторону никого не было.

Луч света из коридора казался рукой помощи утопающему, но облегчение было недолгим. Фигура материализовалась из воздуха, перекрывая собой свет. В одно мгновение между косяками ничего не было, а в следующее появился огромный силуэт длинноволосого мужчины, с размахом плеч, как у боксера в тяжелом весе, с длинными мускулистыми руками, ногами как стальные балки. Из–за света, падающего из коридора, лица не было видно, и Рик был этому рад.

Потому что все в происходящем сейчас – размер фигуры и запах, что витал в воздухе – настоящий одеколон, не подделка, – наводило на мысль, что это был сон.

Кошмарный.

Фигура поднесла руку ко рту… или так казалась. Может, он достал кинжал из грудной кобуры?

Последовала пауза. Затем он выставил вперед указательный палец.

И наперекор всякой логике, летучая мышь полетела к нему, как будто ее призвал хозяин. И когда крылатое существо приземлилось на палец, словно птичка, голос, глубокий с акцентом, проник в мозг Рика, будто не через уши, а через лобную долю.

– Не люблю, когда в моем доме кого–то убивают, и ее присутствие здесь более желанно, чем твое.

Что–то капнуло с его пальца. Что–то красное и пугающее. Кровь.

Фигура исчезла так же, как и появилась, со скоростью удара паникующего сердца. И теперь, когда огромный силуэт не загораживал дверной проем, широкая полоса прекрасного света ворвалась в темноту и упала на узорчатый ковер гостиничного номера, на открытые чемоданы гостей, с разбросанными в беспорядке вещами, на антикварный комод, которым восхищалась Эми, как только они сюда вошли.

Так нормально, так естественно.

Вот только дверь закрылась сама по себе.

Как будто кто–то вернул ее на место силой мысли.

– Рик? – тихо спросила Эми. – Что это было? Я сплю?

Где–то над их головами раздавались звуки тяжелых шагов, они медленно пересекали чердак. Который, по идее, пустовал.

И его накрыло еще одно воспоминание из детства, и не о бейсбольном поле Малой лиги и полосатой форме маленьких «Янкиз», которую он носил с гордостью. Это был фермерский дом его бабушки со скрипящей лестницей и холл на втором этаже, из–за которого волосы на затылке вставали дыбом – потому что он вел к дальней спальне, где от туберкулеза умерла маленькая девочка.

Свистящий вздох. Затрудненное дыхание. Тихий плач.

Он просыпался от этих звуков каждую ночь в 2:39. И каждый раз, когда его будил призрачный вздох, и звук борьбы за глоток воздуха стоял в его ушах и в голове, он осознавал, когда вскакивал на кровати, что его окружает полная тишина, плотная, как черная дыра, что поглощала отголоски прошлого и угрожала своим гравитационным притяжением поглотить и его, не оставив и следа от того мальчишки, лишь пустую, еще не остывшую кровать, где когда–то лежало его живое тело.

Рик всегда знал с железобетонной уверенностью, присущей детскому чувству самосохранения, что молчание, та ужасная тишина была моментом смерти маленькой девочки и ее призрака. Кульминацией нескончаемого цикла мучений, который повторялся для нее снова и снова, каждую ночь, именно в то мгновенье, когда она умирает, и ее дух проигрывает битву, когда тело отказывается функционировать, ее долгий путь в могилу подходит к концу, и он наступает не со стоном, а с ужасной безжизненной тишиной.

Жутко пугающая хрень для девятилетнего мальчишки, каким он был тогда.

Рик никак не ожидал, что, будучи взрослым, снова почувствует что–то близкое к той растерянности и ужасу. Но жизнь подобно почтальону, доставляет определенную посылку по вашему эмоциональному адресу, и отказаться от этой услуги невозможно, равно как и вернуть доставленный товар.

Прошлое было постоянной величиной, также как и будущее – гипотетической, два конца одного спектра, где один был точным, конкретным, а другой – эфемерным, а текущее настоящее, единственный реальный момент, был фиксированной точкой, на которой вес жизни висел и раскачивался.

– Это был сон? – снова спросила Эми.

Когда голос вернулся к нему, Рик прошептал: – Я в этом не уверен.

Наверху, на чердаке старого особняка, Мёрдер принял физическую форму и подошел к одному из мансардных окон. Как вампир, он полагал, что спасение им летучей мыши, которая в данный момент слизывала кровь с его указательного пальца и была неспособна постичь всю широту жеста оказанной ей помощи, можно считать профессиональной вежливостью.

Если следовать человеческой мифологии, конечно.

На самом деле, у них было не так много общего. Вампиры нуждались в крови представителя противоположного пола своего вида, чтобы находиться на пике силы и здоровья… в питании, которого у него не было много лет, и которое он вынужден был добывать из других источников. С другой стороны, большинство летучих мышей жили за счет насекомых, хотя, очевидно, именно это млекопитающее было исключением из правил. Два вида были такими же разными, как собаки и кошки, хотя хомо сапиенсы пытались породнить их в своих книгах, фильмах, телешоу и т.д.

Открыв створку арочного окна, Мёрдер протянул руку и выпустил летучую мышь на свободу, существо исчезло в ночи, пересекая сияющий лик восходящей луны.

Когда он купил дом Элиу Рэтбуна у его изначального владельца примерно полтора столетия назад, то намеревался в одиночестве провести в нем старческую деменцию. Но все вышло совсем не так. Двадцать лет назад, в результате срыва, несмотря на то, что он находился в хорошей физической форме, Мёрдера накрыло безумие, истощило, довело до бешенства, и он был готов бродить по пустым комнатам в надежде, что разум последует его примеру и вытеснит душераздирающие образы, которые загромождали сегменты его памяти.

Но не повезло. В этом плане – нет. Дом достался ему вместе с персоналом, нуждавшемуся в работе, с гостями, что постоянно возвращались и из года в год выбирали одну и ту же комнату для празднования своего юбилея, а свадьбы бронировали за много месяцев.

В более ранней своей ипостаси, он бы все разрушил. Но после всего, что произошло, у него сбились ориентиры. Его личность, его характер, его душа прошли испытание огнем и не выдержали его. В результате чего настройки слетели, твердый фундамент не выдержал, его некогда сильный и решительный характер превратился в руины.

Поэтому он позволил людям приходить и работать, спать и есть, спорить, заниматься любовью и жить по соседству с ним. Такое решение присуще тому, кто потерялся в этом мире, безнадежному человеку, отчаявшемуся, тому, кто нуждался в каком–то якоре, удерживающем в реальности, тому, кого больше не держало земное притяжение.

Дева Дражайшая, безумие ужасает. Чувствовать себя воздушным шаром на веревочке, не ощущать землю под ногами, когда лишь тонкая нить связывает тебя с реальностью, от которой ты неизбежно ускользаешь.

Мёрдер закрыл окно и подошел к столу, за старой сколотой поверхностью которого он провел так много часов. На нем не было ни компьютера, ни стационарного или мобильного телефона, айПэда или телевизора с плоским экраном. Только подсвечник с длиной зажженной свечой из пчелиного воска... три письма... и плоский конверт с надписью «ФедЭкс»[6].

Мёрдер сел в старое деревянное кресло, его ножки протестующе заскрипели под весом.

Запустив ладонь в складки черной рубашки, он вытащил свой талисман. Между подушечками большого и указательного пальцев сверкнул осколок священного стекла, обернутый в полосы черного шелка, он был словно бусинка от четок. Но это было нечто большее, чем игрушка для успокоения нервов[7].

На длинном шелковом шнурке, который он вытянул перед собой, чтобы видеть стекло и призрачное лицо на нем.

Давно, лет тридцать назад, он украл это осколок чаши судьбы из Храма Летописиц. Поправ устои. И никому не сказал. Братство отправилось в Святилище Девы Летописецы, где уединились ее Избранные, чтобы защитить то, что было священно и неприкосновенно, от захватчиков, принадлежащих к их расе. Праймэйл, мужчина, который служил залогом рождения следующих поколений Братьев и Избранных, был убит, а Сокровищница с ее неоценимым богатством была разграблена.

Как всегда, преступный умысел касался обогащения.

Мёрдер загнал одного из налетчиков в Храм Летописиц, и в ходе последовавшего сражения было разрушено несколько рабочих мест, где Избранные смотрели в хрустальные всевидящие чаши и фиксировали происходящее на Земле. Убив преступника, он встал среди руин и обломков, и ему хотелось рыдать.

В Святилище никто не должен был проникнуть, и он молился о том, чтобы ни одна Избранная не пострадала… или того хуже.

Мёрдер уже собирался вытащить тело подонка на лужайку, когда что–то сверкнуло на полу и привлекло его внимание. Так как Святилище находилось на Другой стороне, здесь не было явного источника света, только сияние молочно–белого неба, поэтому ему показался странным этот блеск.

А затем это случилось снова.

Минуя обломки и лужи крови, он остановился над осколком стекла. Три дюйма в длину и ширину, в форме ромба, оно напоминало павшего на поле битвы воина.

Штука подмигнула ему в третий раз, мерцание вспыхнуло из ниоткуда.

Словно пыталась пообщаться с ним.

Мёрдер сунул осколок в карман боевого жилета и больше не думал о нем. Пока не прошло три ночи. Он перебирал свое снаряжение в поисках пропавшего ножа, когда обнаружил его.

Тогда священное стекло показало ему красивое женское лицо.

Он был настолько потрясен увиденным, что поцарапал им свои неловкие от шока руки и выронил осколок.

Когда он поднял вещицу, его кровь окрасила портрет. Но он был цел и невредим – только вот ее образ словно вонзил нож в его сердце. Она была в ужасе, ее испуганные глаза словно вылезли из орбит, рот широко распахнут в шоке, так, что кожа плотно обтянула скулы.

От этого видения его до самых костей пробрал мороз, и появились ночные кошмары. Была ли это Избранная, пострадавшая во время нападения на Святилище? Или другая женщина, которую он все еще мог спасти?

Спустя годы он узнал ее. И тот факт, что он не смог ей помочь, стал последним ударом, стоившим ему здравомыслия.

Сунув священный осколок обратно под рубашку, Мёрдер посмотрел на конверт «ФедЭкс». Документы внутри уже были подписаны, от наследства, оставленного родственником, о котором он помнил лишь смутно, он отрекся и передал его дальше по родословной другому наследнику, тому, о котором знал лишь косвенно.

Роф, великий слепой Король, потребовал от него подобного решения. И Мёрдер использовал королевский указ в качестве предлога для аудиенции.

Но главными были три письма.

Он притянул их к себе по лакированной поверхности. Надпись на них была сделана настоящими чернилами, а не дешевой ручкой, и почерк был неровным, словно рука, державшая перо, принадлежала тому, кто перенес паралич и с трудом ее контролировал.

Ни улицы, ни почтового индекса. Но Шэринг Кросс был маленьким городком, и все, включая начальника почтового отделения, который по совместительству являлся и почтальоном и мэром, знали, как найти этот дом, и знали, что были люди, у которых периодически вспыхивало желание вступить в переписку с мертвой исторической фигурой.

Мёрдер на самом деле не был Элиу Рэтбуном. Однако он поместил свой старый портрет в главном зале, чтобы пометить дом как свою собственность, и это стало причиной ошибочной идентификации. Люди время от времени «видели» призрака Элиу Рэтбуна на территории поместья, и в современную эпоху сообщения о темной фигуре с длинными волосами побуждали неопытных охотников на привидений, а затем и профессиональных, приезжать и пробовать поймать ее в кадр.

В какой–то момент кто–то даже добавил небольшую надпись на рамке – Элиу Рэтбун и даты рождения и смерти.

Тот факт, что он имел лишь мимолетное сходство с человеком, который построил этот дом много веков назад, не имел значения. Благодаря интернету стали доступны для просмотра зернистые изображения старинных карандашных рисунков с настоящим Рэтбуном, но, не считая длинных темных волос, у них было мало общего. Однако это не имело значения для людей, преисполненных веры. Они чувствовали, что он был первым владельцем дома, поэтому он таковым и являлся.

Люди вообще отличались примитивностью мышления, и он был только рад позволить им вариться в собственной глупости. Кто он такой, чтобы судить? Он был безумен. Плюс, все это было хорошо для бизнеса – вот почему персонал позволил, так сказать, лжи обрасти реальными подробностями.

Но автор письма знала правду. Знала много чего.

Скорее всего, она видела репортаж про поместье по телевидению, и вышла на связь.

Первое письмо Мёрдер проигнорировал. Второе обеспокоило его подробностями, которые знал только он. Третье подтолкнуло его к действиям, хотя он не сразу понял, что именно нужно делать. Именно в тот момент прибыл адвокат Короля с новостями о наследстве, и Мёрдер определился с порядком действий.

Он будет просить у Короля помощи. У него не было выбора.

А этажом ниже, у основания главной лестницы, старинные часы пробили девять.

Скоро придет время вернуться туда, откуда он сбежал, снова увидеть тех, на кого не хотел смотреть, чтобы на какое–то время вернуться к жизни, которую он оставил и к которой поклялся никогда не возвращаться.

Роф, сын Рофа. Братство Черного Кинжала. И война с Обществом Лессенинг.

Хотя последний пункт больше не был его проблемой. Как и два других, на самом деле. В древних летописях Братства он носил пресловутый титул единственного брата, когда–либо исключенного из их рядов.

Нет, подождите... Бладлеттер тоже был изгнан. Но не потому, что сошел с ума.

Не существовало жизненного сценария, который бы предполагал возобновление его отношений с Братьями и Королем.

Но такова была его судьба. Священный осколок рассказал ему об этом.

Его женщина ждала, когда он, наконец, все сделает правильно.

На самом деле он нес бремя множества ошибок своей жизни, многих вещей, которые он совершал, чтобы ранить других, причинить им боль, искалечить и разрушить. Боец, которым он когда–то был, убийца, чьи намерения были благородными, но деяния кровожадными. Однако судьба нашла способ привлечь его к ответственности, и ее безжалостная воля вновь обрушилась на него.

Внезапно, перед его глазами встал образ женщины, с мощным телом и сильной волей, короткий ежик волос и светящиеся серые глаза словно говорили «не шути со мной».

Не та, чей образ был на осколке.

Хекс часто появлялась в его расщепленном сознании. Видения о ней, воспоминания о том, как они были вместе, а также обо всем, что произошло позже, служили единственным каналом, на который было настроено его ментальное телевидение. И если он со страхом и сомнением ждал встречи с Братством, то встреча с этой женщиной разрушила бы его мгновенно, он был уверен. По крайней мере, ему не нужно было беспокоиться о том, что он столкнется с ней. Его бывшая возлюбленная всю жизнь была одинокой волчицей, эта черта, как и цвет ее глаз, была неотъемлемой частью ее сущности, и он сомневался, что она с кем–то связала свою жизнь.

Именно так поступают симпаты, когда живут среди вампиров. Приходится держать в секрете от всех эту часть своей ДНК, удаляясь от общества как можно дальше.

Даже когда речь шла о том, с кем спишь. О мужчине, который думал, что знает о тебе все. О мужчине, который как последний дурак ворвался в колонию симпатов, чтобы освободить тебя из плена только для того, чтобы узнать, что тебя никто не похищал.

Что ты просто приехала повидаться со своей кровной родней.

Этот благородный шаг, эта его потребность спасать и стала началом кошмара для них обоих. Его решение отправиться за ней навсегда изменило ход их жизней, потому что она скрыла от него свою истинную натуру.

И теперь… к нему пришли новые последствия, непредвиденные и неоспоримые. Но, по крайней мере, в конце концов они смогут привести к решению, которое он может забрать с собой в могилу и упокоиться после этого с миром.

Мёрдер разложил письма веером. Один, два, три. Первое, второе, третье.

Он не годился для этого задания.

И на том же глубоком уровне, на котором он знал, что не сможет справиться с этим паломничеством, Мёрдер также понимал, что пути назад нет. Но в любом случае, пришло время покончить с этим. Когда он переехал сюда, в нем теплилась надежда, что со временем, возможно, он снова обретет свое тело, свою плоть, восстановит свое предназначение и связь с реальностью, в которой жили все другие смертные.

Два десятилетия – довольно долгий срок, и за эти двадцать лет ожидания ничто не изменилось. Он был безумен, как и прежде, когда переехал сюда. Самое меньшее, что он мог сделать, это избавить себя от страданий раз и навсегда и сделать это самым правильным способом.

Последний поступок его жизни должен быть благородным. И это касалось и вверенной ему женской судьбы.

Вместо того, чтобы оставлять комнату в чистоте и порядке, он лучше позаботится о том, чтобы навести порядок в хаосе, который невольно развязал, прежде чем покинуть этот мир. А после? Лишь небытие.

Он не верил в Забвение. Он ни во что не верил.

Лишь в страдания, которые скоро закончатся.