Глава 20

Утром меня почему-то дёрнули к знакомым особистам. Я плохо выспался, всклоченный, времени мало было, вот и слушал хмуро, что те вещали, при этом наяривал каши с котелка, ложка моя была. А те про трибунал узнали, Пахомов всё же подал рапорт на меня, чему я внутренне порадовался. Мол, матерился, оскорблял, оружием угрожал. Насчёт последнего врал. Правда, смотря какой рапорт. Могут разжаловать и на передовую, а могут и к стенке. Видно будет. Големами отобьюсь и уйду на территорию немцев. Так что расстрел, это неприятность мелкая, я не переживал. Меня больше интересовало, а как они со сломанными руками рапорта написали? А что, пока меня вели к зданию гауптвахты, я вызвал одного голема, и тот рванул к зданию штаба, к этим двоим. План осуществляю, надо отполировать. Так что, когда уснул, то это тело спало, а одним потоком управлял големом. Тот через окно, в брызгах стекла, ворвался в комнату, где те двое сидели, а этаж второй, ещё обсуждали меня, и раздал мощные плюхи. Просто переломал руки и ноги, да майора ещё в окно выкинул. Аккуратно, без сильных повреждений. Дальше голем выпрыгнул наружу, отбежал к яме, где я его вызвал, и лёг на место, после чего был деактивирован. В штабе охрана уже панику подняла. Это им за то, что меня с роты сорвали, я же обещал отблагодарить. И алиби у меня, я на гауптвахте был.

Тут особист, майор, который и описал в каком я нехорошем положении, вдруг предложил решить все мои проблемы, с переводом меня к ним на службу. Поставив котелок на стол, всё равно постой, протирая ложку платком, чтобы потом завернуть и за голенище убрать, я прямо сказал:

- Вы думаете то, что я услышал для меня проблема? Я вам честно скажу, я специально грубил Пахомову и матерился, обещая рожи начистить, разыграв неадекватное состояние. Да и устал, действительно нервишки шалили. Всё просто, я хочу попасть под военный суд, где меня лишат звания и отправят на передовую простым стрелком. Потому что пока я командир, меня постоянно дёргают. Вон, поставили на пулемётную роту, в полку Московского ополчения, так командир полка наплевал на приказ, и на взвод меня поставил. Отвоевал честно, больше пяти десятков немцев уничтожил лично, контузию получил. Лечение, там следом назначение на миномётную роту, однако капитан-миномётчик, сказал, что я неправильно командую и занял моё нагретое место. Перенаправили на пулемётную роту. И тут даже недели не прибыл, снова дёрнули в штаб. Да дайте мне нормально служить и воевать, я вам что, неваляшка, туда-сюда меня дёргать? Простым стрелком проще, я это понял, осознал, и вот решил под военный суд попасть. Чистые петлицы, чистая совесть. И свобода. Я решение принял, его не изменить. И к вам я не пойду. Я честный армеец. Да, меня довели, но я предпочитаю встречаться с врагами лицом к лицу. Надеюсь мы разобрались в том, что подтолкнуло меня к таким действиям? Вы конечно щедрое предложение делаете, но не в моём случае. Моим планам по рукам бьёте. Я жду трибунала и на свободу.

- А если к расстрелу приговорят?

- Перебью тех, кто исполнять будет, и уйду. Это не сложно. У немцев в тылу партизанить стану.

- А кто Пахомова покалечил? С его замом.

- А я откуда знаю? Вы сказали, узнал. Так себе новость, хотя я и не расстроен, поделом им.

- Не ожидал такое услышать, удивил меня. Знаешь, почему тебя полковник Пахомов к себе вызвал?

- Нет.

- Твоя идея с миномётными налётами на аэродромы противника, интересна. Да, я допущен к этому секретному проекту. Ты оказался уникальным миномётчиком, ты знал это? Командир истребительного батальона в Брянске, не последний человек в городе, орал на нашего комфортна. Причина в том, что Краснов занял должность ротного. Ты красиво в лесу накрыл диверсантов, чётко и быстро, там работала комиссия, и было принято мнение, что такая точная стрельба, в лесу, просто невозможна. Краснов уже усиливал истребительный батальон. Шесть убитых и два десятка раненых. Своих накрыл. Там следствие идёт, военная прокуратура работает. Вот командир батальона и требовал тебя вернуть. Пахомов про это знал и хотел тебя задействовать при одном из таких миномётных налётов на вражеские аэродромы. Как-то всё сорвалось.

Я на это лишь пожал плечами, мне откровенно пофиг было. А вот дальше всё решили быстро, уже через два часа, я получил направление в отдел кадров Красной Армии, это в Москве, куда и убыл на попутной машине. Время даже двенадцать не наступило. Нет, военный суд был, но сняли один кубарь, и всё. Я снова лейтенант. Так наказали, мол, страшим по званиям грубить не стоит. Легко отделался. Это точно майор-особист поработал. Понял мои мотивы и решил дорогу мне перейти, не дал плану исполниться. Да он сам это сказал, мол, это его спасибо за уничтоженных диверсантов, та группа могла успеть много плохо натворить. Правда и на этом фронте решили меня не держать, избавиться, отправив в Москву. Там новое назначение получу. Получил, в Четвёртую танковую бригаду полковника Катукова, командиром пулемётной роты в мотострелковый батальон. Бригада бои вела и потери имела, вот в качестве пополнения из-за выбывших из строя, и направили меня в бригаду. А та вела бои у Орла, отходя к Мценску, так что я на попутном эшелоне туда. Поближе к фронту. Ну а что, время идёт, хранилище качается. С каждым днём приближается Победа и я пока жив. Так что вот насчёт таких метаний, с назначениями, я как раз не был против. К штабу бригады я подходил днём девятого октября. Это ещё быстро добрался, постоянно везло с попутными машинами. Да, знакомый храм в Москве посетил, перед получением назначения, благословили. Надеюсь, тут подольше послужить. Пока план стать простым бойцом я отложил, вроде отстали от меня, но если что, вернусь к нему.

- Танкист? - спросил Катуков, когда я, отбивая сапоги от грязи на пороге, вывалился в избу.

Передавая документы подошедшему командиру, направление и удостоверение, я отрицательно покачал головой:

- Назначен к вам командиром пулемётной роты в мотострелковый батальон.

- На танках воевал?

Судя по тону, вопрос не праздный, и полковнику действительно важно это знать, поэтому быстро обдумав ответ, всё же в отказ пошёл. Не хочу рисковать, мне нужна спокойная служба:

- Нет, чисто пулемётчик. Закончил сержантское училище в Ульяновске.

- Не важно, мне нужен командир танка, - решил полковник, и подойдя к столу с картой, стал показывать. - Смотри, мы здесь, на окраине деревни. Вот тут в пяти километрах застрял танк, экипаж сейчас пытается его вытянуть подручными средствами. Там нет командира. Принимаешь командование, выдвигаешься вот сюда, поддержишь нашу пехоту. Немцы вышли к Головлёву, не дать им закрепиться в деревне. Всё понял?

Похоже моё мнение никого не интересовало, тот уже всё решил и было не сдвинуть. То, что я тот самый Никитин, что генерала в плен взял, Катуков похоже не понял, как и работники штаба.

- Понял, - вздохнул я. - Топливо, боезапас?

- Молодец, понимаешь. Всё в достатке, полное, машина из ремроты шла, после восстановления. Техники больше нет, даже танк нечем выдернуть, всё на передовой, надеюсь ребята справились.

Получив удостоверение, я удивился:

- Товарищ полковник, меня оформили командиром танкового взвода. Я вообще-то ротный, да по пулемётам.

- Теперь ты танкист. Бегом за снаряжением.

Точно всё решено, не вывернешься. Мысленно ругаясь, я честно пытался соскочить, язык свой длинный попридержал, всё же сбегал к старшине, меня во второй взвод, второй роты, первого батальона назначили. Получил новый шлемофон, комбинезон, явно зимнего образца, плотный, мелочёвку, и с вещами побежал в нужную сторону. Не один, боец посыльный вёл. Подмораживало, и сильно. Даже похоже мелкий снег сыпал. Да точно, в низинах снег, и не таял. Это я в лёд в луже продавил, сапоги испачкал. Отмахали пять километров быстро. Танк на месте, урчит на холостом ходу, виден дым из патрубков, он кормой к нам. Рядом здоровенная чёрная лужа из которой торчали обломки брёвен. Это я к тому, что бойцы вытащили танк, сейчас грязный торс крепили на машине. Так что добежал, представился новым командиром, сопровождающий боец подтвердил, так что познакомился с экипажем. Вещи разместил в башне, и дальше рванули к деревне, там уже бой шёл, пушки так и работали. Опять танкист. Надеюсь ненадолго. Да всё просто, у меня полная уверенность, что в бригаде я не задержусь. Пока же «тридцатьчетвёрка», явно Сталинградского завода, ревя движком и лязгая гусеницами, покачиваясь, катила дальше. А я по внутренней связи, она к счастью была и работала, продолжал знакомиться с экипажем. Мне нужно знать с кем я пойду в бой, экипаж же не сбит.

Двигались мы у лесополосы, посадка, заграждающая была. С одной стороны, чистое поле до горизонта, но видимость метров на четыреста, снег усилился, с другой посадка. Уже по сути голая, жёлтая листва быстро облетала с деревьев, но пока прикрывала. Люк полуоткрыт был, потому я в большинстве в него выглядывал, чтобы осмотреться. До деревни, где шёл бой осталось немного, но про экипаж я уже узнал, все молодые парни, восемнадцать-девятнадцать лет, один из Москвы, двое из Подмосковья. Двое парней, девятнадцати лет, младшие сержанты Конев и Белов прошлого года призыва, служили на танковом полигоне, «три-четыре» и «КВ» знают на отлично, Конев мехвод, Белов заряжающий, с полигона в бригаду Катукова и попали. А стрелок-радист, москвич, красноармеец Мищенко, призван два месяца назад, прошёл курсы и вот служит в нашей бригаде. Боевой опыт уже получили, пять дней воевали, имеют на счету два танка, сожжённую самоходку, броневик, три грузовика, противотанковую пушку, подавили шесть пулемётов, до взвода пехота, что для неполной недели боёв, вполне неплохо, и были подбиты, лишились командира, ранен, после ремонта, и вот я к ним в командиры попал.

- Так, товарищ мехвод, стой. Экипажу на месте, я проведу визуальную разведку.

Прихватив бинокль, это мой личный, из трофеев, я выбрался через башенный люк, из него сразу Белов начал выглядывать, осматриваясь, и побежал дальше по дороге к концу посадки, оттуда будет видно деревню. Оптика приблизила картинку, снег конечно мешал, но рассмотрел. Хм, там наша бригада атакует, несколько «КВ» и лёгкие машины, похоже удачно атакуют, немцы отходят. Отлично. Снежники попадали на лицо, таяли, вообще ощущалось как минус три-пять погода, ветер только сильный. Это ненадолго, скоро потеплеет, и снова всё развезёт, грязь сплошная будет. Вот так вернувшись обратно, я забрался в машину, устроившись на сиденье командира, прикрыв башенный люк, оставив щель сантиметров пять, подключил штекер шлемофона, и сообщил:

- Значит так, бой за деревню уже идёт. В принципе удачно, мы там особо и не нужны. Слышите артиллерия вражеская бьёт? Порядка двух десятков орудий, в основном лёгкие полевые гаубицы. Я решил проскочить в тыл к противнику и уничтожить её артиллерию, пока снег идёт, он нас сокроет, поможет. Потеря немцами артиллерии, на которую те так привыкли опираться, поставит их в тяжёлое положение и облегчит работу нашим. Всё ясно?

- Ясно, товарищ командир, - хором сообщили танкисты.

- Отлично. Значит так, дорога эта дальше перерезана, там у немцев заслон с противотанковыми пушками, вроде две, поэтому уходим влево, в чистое поле и прорываемся к ним в тыл на большой скорости.

- А в овраг какой не свалимся? - с вполне понятным сомнением спросил мехвод.

- А тут как раз я двух лыжников встретил, от своих отбились, автоматчики из НКВД, направил их на разведку. Они будут визуально проверять дорогу.

- Не одни, это хорошо.

Похоже Конев имел авторитет в экипаже, но пока мой авторитет уронить не пытался, присматривались ко мне, так что так рыча движком мы покинули дорогу и разгоняясь, двинули по чистому полю. Я же когда проводил визуальную разведку, достал одного голема, да вооружил его «ППШ», с двумя запасными дисками. Почему одного? Да мне хватит, тем более если один, время что я его держу, пять часов и двадцать две минуты на данный момент, но я продолжаю каждый день развивать, тренировки веду. Вот три уже держу. Думаю, к Новому Году четырёх смогу вызвать, натренирую умение. Так что голем двигался впереди, он кстати заслон уничтожил, ещё не оставлял я его за спиной, также сканером, что встроен в голема, я проверял дорогу, поэтому мы не куда не свалились, хотя местность не самая лучшая для быстрой езды, но обойдя попавшиеся нам немецкие боевые подразделения, мы вышли на другое поле, где стояли гаубицы. Не ошибся, слух не подвёл, ровно двадцать пушек, так что мы стали гонять, и расстреливать артиллеристов. Бойцы мои орали от возбуждения, но всё делали толково. Я ещё не забывал бронебойные снаряды в казённик посылать, да взорвать, ударив осколочным снарядом, небольшой склад снарядов. Немцы носились в панике толпой от нас, что позволяло их расстреливать из пулемётов, те оставляли на снегу тёмные точки множества тел. Тех не спасали укрытия, или попытки убежать, доставал всех, наводясь через голема. Те взяли и сдались. Пришлось принимать капитуляцию. Отправил Белова и Мищенко, с карабинами. Те обыскивали, документы собирали, потом мне передали, а я прикрывал их. Раненых своих немцы сами перевязали и несли на шинелях. Почти две сотни солдат, пять офицеров, и вот их колонной, впереди Белов и Мищенко шли, возглавили колонну, танк замыкал, и мы по своим следам, к наступлению ночи дошли до деревни, где и сейчас штаб Катукова был, там и приняли у нас пленных и мой рапорт. Мы ещё за танком противотанковую пушку с заслона буксировали, на корме ящики со снарядами к ней.

Знаете, я, наверное, пророк, в бригаде прослужил всего один день. Был арестован как вернулся в часть, приведя пленных, и срочно отправлен с конвоем в тыл. Вот так и закончилась моя служба танкистом. Что, чайник закипел? Это я про голову. Да, там ситуация так сложилась. Дело в том, что пока мы добирались до артиллеристов, я через голема засёк выгрузку с трёх немецких грузовиков, советских бойцов и командиров. Все армейцы. Диверсанты, к гадалке не ходи. Те попрощались с немцами, что их привезли, выстроились в колонну, и двинули в сторону наших. Ну дальше мне не до них было, даже голема не пошлёшь, я там как раз вскоре к артиллеристам вышел, все силы нужны были. А вот когда вернулся к штабу бригады, вдруг обнаружил тех самых диверсантов, и старший их, в звании полковника, общался на крыльце с Катуковым. Я рапорт передал, экипажу своему приказал занять свои места в танке и прикрыть меня, и подойдя, достав пистолет, дважды выстрелил грудь тому полковнику, и стал держать на прицел двух командиров, что с ним были, оба майоры, крича что это диверсанты. Но скрутили не их, а меня. До стрельбы не дошло. А всё просто, полковник этот настоящий, командир одной из стрелковых дивизий, вышел с разбитым штабом дивизии, и даже вынес знамя. Катуков его хорошо знал, старые знакомые, а я у него в бригаде первый день. Так что выбор был не в мою пользу.

Медики занялись полковником, тот был даже в сознании, зло на меня поглядывая, позволил отнести себя в избу, остальные диверсанты не дёргались, что видимо сказалось в их пользу. Полковника на перевязку, к врачам, а меня в машину и вскоре отправили в тыл, с тремя бойцами конвоя. На «полуторке», в сильную метель. Дело-то серьёзное, тут решать не Катукову, а чинам куда выше. Об этом вопиющем случае уже сообщили в тыл, вот и приказали меня доставить, причём немедленно. А не расстреляли меня на месте, и такое могло быть, из-за удачного рейда в тыл к противнику, уничтожения гаубиц и захват пленных. Если бы не этот случай, вторую Звезду Героя без сомнений бы получил. Причём отправили, из Мценска поездом, прямо в Москву, следствие шло, дело завели. И всё равно я считаю себя правым. Об одном жалел, что не положил эту группу ещё там, у грузовиков. Однако посчитал, что пушки важнее. Ошибся, признаю это.

Загрузка...