Спасти обязан

Глава 23

Километры дороги убегали под колеса трофейного «лендровера». Мин здесь не ставили. Разве что партизаны из СВАПО могли сделать такую гадость. Но к чему? По этому шоссе почти никто не ездил. Мы гнали, как могли. Конечно, было бы неплохо, чтобы юаровцы спохватились только к вечеру, но погоня могла начаться и раньше. Выбросят десант, перекроют путь, и мы окажемся в ловушке. Задание выполнили, два офицера болтаются связанные в багажном отделении, разведданные получены. Остается только доставить все это по назначению. А значит, незачем рисковать без особой нужды. Важен результат.

— Слушайте, что он там мычит? Может, задыхается? — обернулся с переднего сидения Серхио. — Пепе, посмотри!

Один из пленных действительно давно уже издавал какие-то придушенные звуки, словно кляп душил его. Кубинец, перегнувшись назад, вытащил тряпку из его рта.

— Мать вашу так и перетак, черножопые обезьяны! — сказал юаровец по-русски.

Я, что называется, офонарел. Ну откуда, скажите, здесь, на юге Африки русский парень? Не считая меня, конечно.

Серхио по-русски немного понимал.

— Он что, твой соотечественник? — обратился лейтенант ко мне.

— Manicomio! Дурдом какой-то! — сказал я ошарашено.

— Поговори с ним, может, мы по ошибке вашего шпиона захватили? Вот смеху будет!

— Эй, ты кто такой? — задал я вопрос.

— Да пошел ты! — отозвался пленник.

— Чего собачишься? Давай поговорим! — не отставал я.

— Я лейтенант армии Южно-Африканской республики.

— А русский язык откуда знаешь?

— Так я сам русский, Сергеем зовут. Сергей Мохов.

— Слышишь, Серхио, он твой тезка! — обрадовался я.

— Ты скажи еще, что родственник! — рассердился командир нашей группы. — Допроси этого придурка.

Я занялся допросом. Куда только не забрасывает судьба русского человека! Сергей Мохов был эмигрантом во втором поколении. Родителей его во время войны немцы угнали в Германию из Ростовской области. Работали на какой-то ферме под Кельном. Когда пришли американцы, можно было вернуться домой, но Полина и Матвей вовремя узнали, что далеко не все перемещенные доезжают до родных мест. Многих прямым ходом оправляют на Колыму. Правдами и неправдами им удалось добраться до Франции, а оттуда переехать в США, в Денвер. Работали, жили как все, вспоминали Россию. Но в Америке так до конца и не прижились. Не нравилась им эта страна с ее рационализмом и погоней за деньгами. Сосед, поляк-эмигрант, лелеял мечту подкопить немного и уехать в Южную Африку. Уговорил и Моховых, обещая золотые горы на новом месте. Золотых гор, конечно, они не получили, но жить и вправду стали лучше, чем в Штатах. Поселились в Драконовых горах, в небольшом городке со странным названием Ваккерструм. Матвей стал работать на руднике, добывал железную руду, зарабатывал прилично, и Полина осталась просто домохозяйкой. Некоторое время спустя родился сын, которого назвали Сергеем. Гражданство они получили без труда, хотя и не скрывали, что русские. Ведь приехали-то из Америки. Республика должна была защищаться как от внешних врагов, так и от врагов внутренних. Постоянно тлеющий расовый конфликт вынуждал держать сильную армию для подавления бунтов чернокожих аборигенов. Каждый молодой человек, достигший призывного возраста, обязан был пройти армейскую службу. Сергей, который считал себя полноценным гражданином ЮАР, решил пойти в офицерскую школу. Свежеиспеченного лейтенанта направили сюда, в Намибию. И было это всего два месяца назад.

Рассказав о себе, Сергей стал задавать вопросы мне. В легенду о простом переводчике он не поверил сразу.

— Знаем мы таких переводчиков! Сам, небось, какой-нибудь полковник НКВД, а прикидываешься.

Он и не знал, что НКВД уже давно не существует. Вообще очень многого не знал о родине своих предков. Папа и мама рассказывали ему, но ведь они помнили Советский Союз, каким он был до войны. По-русски Сергей говорил как-то слишком правильно. Я подколол его, спросив, не отец ли научил мату. Парень обиделся. В Ваккерструме среди рабочих рудника кроме Мохова были еще русские. По выходным земляки собирались, варили борщ и пельмени, выпивали, пели родные песни. Пацаны и девчонки слушали, раскрыв рты. Иногда слышали и кое-что неподходящее для детских ушей.

— Переводчик, что с нами будет-то теперь?

— Серхио, что с нашими пленными сделают? — переадресовал я вопрос.

— А что с ними делать? Допросят, потом поменяют на наших ребят. Не расстреливать же их.

Сергей, выслушав ответ, немного успокоился. На африкаанс рассказал своему товарищу, испуганно хлопавшему глазами, кто мы такие и почему похитили их. Такие обмены практиковались и раньше, поэтому нам поверили. Парни обещали не дергаться, и я выпросил у командира нашей группы позволения развязать им руки, чтобы могли хотя бы покурить. Мануэль только проворчал:

— Смотри, sovietico, как бы не кинулись…

Он все гнал машину сквозь африканскую ночь. Несколько раз мы предлагали подменить его за рулем, но упрямый кубинец только усмехался и мотал головой. При хорошем раскладе погоня могла начаться и не утром. Пока спохватятся, пока разберутся, что к чему. Но надеяться на случай не стоило. Поэтому, незадолго до рассвета, мы свернули с шоссе и по еле заметной тропинке двинулись вглубь саванны. Еще до того, как встало солнце, «лендровер», наконец, замер на берегу безымянной речки. В жару она пересыхала почти полностью, но сейчас где-то в ее верховьях уже шли дожди, и мутная вода поднялась вровень с берегами. Решено было бросить машину здесь, потому что среди редких групп деревьев ее быстро можно было засечь с вертолета.

— Что ж, — сказал Серхио, — придется побегать. Объясни этим расистам, что, если станут отставать или сопротивляться, пристрелим безо всякой жалости. Нам наши жизни дороже.

Юаровец Мохов посоветовался со своим товарищем и объявил, что они согласны и постараются группу не тормозить, если вопрос ставится таким образом. Жить им хотелось не меньше, чем нам. Парни молодые, полные сил, дорогу должны были выдержать. На всякий случай каждого перевязали в поясе куском веревки и свободные концы отдали кубинцам. Сергей хмыкнул:

— Собачек на прогулку вывели.

Мы выгрузили из машины наши немногочисленные пожитки, поднатужились и столкнули ее в реку. «Лендровер» несколько секунд держался на поверхности, а потом, выпустив большие пузыри воздуха, скрылся в глубине. Но с высоты, если внимательно приглядываться, наверное, можно было его увидеть. Поэтому оставаться поблизости не стоило. Перебравшись по камням в самом узком месте через реку и почти не замочив ног, наша группа выстроилась в цепочку и быстрым шагом направилась вперед, забирая к западу. Если все пойдет как надо, мы должны будем выйти к позициям бригады в районе Кувелая.

— Послушай, — сказал вдруг Сергей, шедший впереди меня, — а как ты сюда попал?

— В каком смысле?

— Ну, где Советский Союз, и где Африка…

Не объяснять же мне ему было про интернациональный долг? Тем более что я сам не очень-то понимал, что это за штука и с чем ее едят.

— А ты как здесь оказался? — ответил я вопросом на вопрос.

— Выполнял свою патриотическую обязанность. У нас слишком много врагов.

— Ты мне горбатого не лепи. Отбыл бы срочную службу и вся обязанность. А ты в офицеры подался.

— Понимаешь, скучно мне стало. Чтобы учиться в университете, денег много надо. Где их взять? Выходило, что я тоже на рудник должен был идти, как батя. Всю жизнь в скалах ковыряться? У нас в Ваккерструме такая скука! Даже девчонки симпатичные наперечет. Решил, что жизнь военного поинтересней будет. А тут видишь, какой интерес получился.

— Вот и у меня что-то подобное. Институт закончил, работы подходящей, с языками, в нашей глуши нет. Появилась возможность мир повидать, да еще немного заработать при этом. Зачем отказываться?

— А почему с разведчиками ходишь?

— Сам сдуру напросился, они отказать не смогли.

Это было полуправдой. Что я ему, про подготовку в лагере ГРУ стану рассказывать?

Шли мы пока еще не очень быстро, можно было разговаривать. Мануэль ревниво косился на нас, но не вмешивался. Уже рассвело, и теперь каждый из группы тревожно прислушивался, не летят ли юаровские вертолеты? Пока все было тихо. Однако слишком большое расстояние оставалось до передовых позиций бригады. Нам важно было добраться сейчас до кромки лесов, чтобы надежнее укрываться от наблюдения с воздуха.

— Сергей, — спросил я, — у вас только одна радиостанция была в лагере?

— Почему одна? Мощная стационарная и еще в нашей комнате…

Оп-паньки!

— Серхио! В лагере еще радио осталось!

— Где? Мы же раскурочили его!

— Нет, у офицеров!

— Плюньте, — подал голос Мануэль. — Я их рацию об пол разбил, когда за оружием бегал.

— Сергей, ну ты меня и напугал! Оказывается, мы и в вашей комнате радиостанцию вывели из строя.

Он обернулся на ходу.

— Одну?

— Что, разве больше было?

— Две. Морис, — он кивнул на своего товарища-офицера, — радиолюбитель. У него своя станция, маленькая, но хорошая.

— Сложно с ней обращаться?

— Нет, если подумать, как следует, то можно разобраться.

— А связь кто с начальством поддерживал? Твой Морис?

— Зачем? Среди солдат радист есть.

Это можно было охарактеризовать одним словом — абзац. А мы-то надеялись, что связи с центром у лагеря не осталось. Но что это меняло теперь? И мы только прибавили шагу.

Деревья стояли все гуще, солнце палило все сильнее, и если бы не спешка, самое бы время спрятаться в тени до вечера. Но куда там! Мануэль, шедший первым, все наращивал и наращивал темп.

— Чего мы так бежим? — задыхаясь, спросил Сергей.

— Твои сослуживцы на вертолетах налетят и всех нас прихлопнут! — ответил я, тоже жадно хватая ртом воздух.

— А вы на вертолете не можете улететь?

— Как мы его вызовем, не знаешь, случайно?

— Зачем вызывать? У нас тут рядом небольшая площадка должна быть. Там вертолеты есть. Кто-нибудь умеет управлять?

— Ну, я могу немного. Чего это ты так стараешься?

— Дурак ты! Мне жить хочется. Стрельба начнется, свободно могу пулю получить. Кому от этого лучше будет? Взялись похищать, так похищайте как следует, с удобствами. Потом без хлопот обменяете на своих.

Да, это могло стать блестящим выходом из положения. Поднять вертолет в воздух и довести его до бригады, я, пожалуй, сумел бы. Серхио не раздумывал.

— Где эта площадка?

Оказалось, что в нескольких километрах к востоку. Мы свободно могли на нее напороться чуть раньше. Теперь предстояло возвращаться. Мануэль сомневался.

— Он не в ловушку нас ведет, этот расист?

Но я так не думал. Мохов был нормальным парнем, к войне относился спокойно и цивилизованно, без разрывания рубахи на груди и крика: «Стреляйте, гады, все равно ничего не скажу!» Угодил в плен, значит, попадает под действие всяческих международных конвенций, нечего дергаться. Должны кормить, поить и лечить, содержать в человеческих условиях, а при первой возможности произвести обмен пленных. Вот и сейчас ему выгоднее было попасть целым и невредимым в Анголу, чем бегать под огнем в призрачной надежде, что свои отобьют. Кажется, Морис, второй пленный, думал так же.

Мы не успели на какие-то минуты. Площадка действительно находилась там, где и сказал Сергей. Но, укрывшись в лесу, мы в бессильной злости наблюдали, как большой и вместительный «сикорский» поднимая тучи пыли и листьев, раскрутил винты и кренясь, ушел над лесом куда-то на север. Все было ясно без объяснений. Объявили тревогу, и на наши поиски бросили силы, находившиеся в этом районе. На краю поля оставался малютка «алуэт», способный поднять в воздух четырех, от силы пятерых, человек. Нас же было семеро вместе с пленными. Но бросить их мы не могли.

Забрались поглубже в заросли и стали решать, что делать дальше. Поиски развернутся по всем направлениям. До бригады нам оставалось еще километров семьдесят. И на этих километрах могло случиться все, что угодно. Так просто юаровцы своих офицеров не отдадут. Они очень гордились выучкой своих войск, и действия нашей группы были пятном на белом мундире этой гордости. Такие оскорбления смываются только кровью. Нашей, между прочим. Повернув к вертолетной площадке, мы потеряли время. Теперь наверстать его было невозможно. Обвинять Сергея никто и не подумал. Он не был виноват в том, что вертолет, способный стать нашим спасением, улетел. И дожидаться его возвращения было опасно. Обстановка могла измениться каждую минуту. Уже сейчас в этот район наверняка перебрасывались группы коммандос, тренированных на подобные ситуации. Кстати, коммандос как раз и возникли здесь, на юге Африки, во время англо-бурской войны. Но тогда это были ополченцы, знавшие местные условия и воевавшие без правил. Сейчас все обстояло гораздо хуже.

— Сколько, ты говоришь, эта стрекоза может поднять? — поинтересовался Серхио. Что-то он такое уже придумал. — Пятерых? Сумеешь им управлять? Тогда больше и вопросов нет. Мы с Мануэлем устраиваем шум на дальнем конце площадки, а вы хватаете пленных, набиваетесь в вертолет и драпаете.

— Нет, лейтенант, так не пойдет! — решительно сказал я. — Не надо играть в героизм! Или все, или никто! Прорвемся, где наша не пропадала!

По-испански последняя фраза прозвучала как-то совсем дурацки и Серхио ее просто не понял. Зато остальное дошло до него прекрасно.

— Да пойми же ты, что сейчас важно доставить пленных и данные разведки! У юаровцев больше тридцати наших в плену. И куча ангольцев. Надо срочно менять!

— Что, всего на двух человек? — не поверил я.

— В Луанде в тюрьме еще наемники несколько лет сидят. Только так поменяют! И нам вдвоем гораздо легче будет уйти, чем всей толпой, да еще с прицепом! А если поймают, то отдадут с остальными. Наверное.

— Не можем мы вас бросить! Не по-человечески это!

— А погибнуть всем вместе — это по-человечески, да? И вообще, группой командую я. Приказываю — улетайте!

Пришлось подчиниться. На площадке были солдаты, несколько человек. Они лениво слонялись по полю и норовили укрыться в тени. Но злыдень-сержант постоянно выгонял их оттуда по каким-то своим соображениям. Был здесь и сборный домик, такой же, как и в атакованном нами лагере. Я подумал, что сейчас бы в лучших традициях кинобоевиков заставить Сергея появиться на площадке, чтобы дал команду подготовить вертолет, и улететь без шума. Но требовать такого от него я не мог. Человек все же присягу давал. На всякий случай шепотом спросил, дескать, не мог бы он… Юаровский лейтенант так посмотрел, что мне стало стыдно. Сам я в подобной ситуации ни за что бы не согласился. А что с него спрашиваю?

Договорились, кто и как будет действовать. Серхио передал свои записи и фотоаппарат Пепе, собрал почти весь боезапас. Обнялись на прощание и две фигуры в старой камуфле канули среди деревьев. Мы подобрались поближе к вертолету и приготовились к броску.

Я ждал начала боя, но взрыв гранаты заставил вздрогнуть. Рядом с домиком сверкнуло пламя и возникло облако дыма. Застучали выстрелы автоматических винтовок. Юаровские солдаты на несколько секунд растерялись, потом залегли и стали палить в сторону своей казармы. Постепенно стрельба удалялась, ребята оттягивали противника от площадки.

— Пора! — решил я, и мы побежали к вертолету.

На нас никто не обращал внимания, все были заняты отражением атаки. Леон, бежавший последним, еле втиснулся в прозрачный кокон французского вертолетика. Я лихорадочно осматривал пульт, стараясь разобраться, как же запустить двигатель. На «алуэте» мне летать не доводилось, но принцип управления был общим для всех машин подобного типа. Так, этот переключатель, теперь вот этот, еще один, пуск двигателя, пошел винт, пошел, раскручивается, добавим оборотов, хорошо, но все равно приходится действовать почти наобум; получается, получается!

На площадке уже поняли, что происходит что-то не то. Один из солдат бежал к нам, размахивая руками, но пока не стрелял. Я увеличил обороты и поднял машину в воздух. Слушалась она управления хорошо, чутко отзывалась на каждое движение ручки, но беда была в том, что у меня не имелось достаточного опыта полетов. Вертолет метался над площадкой как сумасшедший, норовя врезаться в землю или зацепить деревья, пока я пытался подчинить его себе. За моей спиной кто-то истошно вопил. Кинув случайный взгляд вниз, я заметил, что бой прекратился и солдаты, задрав головы, смотрят на взбесившуюся стрекозу. Никто и не пытался стрелять. Понадеявшись, что Серхио и Мануэль используют эту возможность, чтобы уйти, я сжал зубы и крепче вцепился в ручку. Спокойнее, спокойнее, не так резко, это послушная машина, она вытащит нас отсюда, она сможет…

И все стало получаться. Плавно развернувшись, вертолет заскользил над лесом. Определившись по компасу, я повел его на север. Когда окажемся над своей территорией, можно будет искать место для посадки.

— Ну, кто там обгадился? — поинтересовался я, глядя через плечо. — Орали, словно maricones в постели.

Для кубинца «maricon» — «гомик», тягчайшее оскорбление. Парней заело.

— Если бы знал, что sovieticos так летают, лучше бы пешком пошел. Тоже мне, истребитель! — язвительно заметил Пепе.

Похоже было, что он-то и вопил дурным голосом. Я не обиделся.

— Сейчас ты летишь? Какие тогда претензии? Минут через сорок у своих будем. Лишь бы лейтенант с Мануэлем живыми остались.

Сергей дрожащим голосом сообщил:

— Если погони не будет, то скоро можешь садиться, — и добавил: — На хрена я тебе про вертолет сказал?

— Не бзди, юаровец, доставлю в лучшем виде! — рассмеялся я. — Только бы ваши не налетели.

Накаркал. В пластике кабины вдруг появились две рваные дыры и Поль, сидевший в соседнем кресле, схватился за руку.

— Mierda, зацепило!

Со стороны солнца на нас заходил тот самый «сикорский», что взлетел недавно с лесной площадки. В боковом проеме метался язычок огня. По нам лупили из пулемета.

— Нет, ребята, это вам не кино, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Леон, Пепе, всю обойму по расистам!

Развернув «алуэт» так, чтобы кубинцам было удобнее стрелять через имевшуюся в двери форточку, я старался удержать машину на месте. Кабина наполнилась грохотом и пороховым дымом. Одна из пуль сделала свое дело. «Сикорский» резко вильнул, задымил и стал валиться вниз, на кроны деревьев.

— Ничего, сядет, — хладнокровно прокомментировал этот скоротечный воздушный бой Сергей. Ему совсем не улыбалось глупо погибнуть в подстреленном вертолете. Леон, отложив винтовку, занялся рукой Поля.

— Не страшно, — сообщил он, — кость не задело. Эй, расист, у тебя бинт есть?

— Что ему надо? — спросил Сергей.

Я перевел.

— Какой я, на фиг, расист? У нас в Ваккерструме и черных-то почти нет! — рассердился он, но, покопавшись в кармане, индивидуальный пакет все же достал. — Держи, черножопый!

Этого я переводить не стал. Кубинцы менее всего склонны к расовым предрассудкам, но отчего-то браков между белыми и черными у них очень мало.

Следовало опасаться появления других юаровских вертолетов. Я двинул регулятор газа. Кажется, обстрел с «сикорского» не прошел для нас даром. Машина плохо слушалась управления. Двигатель работал нормально, но хвост мотало из стороны в сторону.

— Ты не мог бы лететь ровнее? — поинтересовался Леон. — Мне Поля перевязывать трудно.

— Что-то не так, ребята. Возможно, придется сесть раньше, чем хотелось бы.

— Доберемся мы когда-нибудь до своих, или нет? — возмутился Пепе.

— Скажи спасибо, что не тащишься пешком, — хладнокровно парировал я.

Приходилось держаться как можно ближе к кронам деревьев. Во-первых, так труднее было заметить нас со стороны, а во-вторых, в случае если совсем станет плохо с управлением, не так высоко падать. По моим расчетам выходило, что мы уже пересекли старую границу Намибии. Вот теперь по «алуэту» могли стрелять с земли и свои.

— Ну что, может быть хватит? Дальше ножками? — обернулся я к товарищам.

— Потяни еще немного, у Поля кровь никак не останавливается, ему трудно будет идти, — попросил Леон.

— Ладно, раз надо, буду тянуть. Но должен предупредить, что с управлением все хуже и хуже.

— Ничего, ты справишься.

И я справлялся еще минут пятнадцать, а потом мы с грохотом и хрустом почти упали на землю, сломав при ударе стойку шасси. Выключив двигатель, я подождал, пока остановится винт, и торжественно провозгласил:

— Приехали! Следующая остановка — Кувелай!

Мы выбрались наружу. Вертолет стоял у толстенного баобаба, чудом не врезавшись в него. Сергей только головой покрутил.

— Вернусь домой — всем святым свечки поставлю!

— А ты католик или православный? — поинтересовался я.

— Конечно православный! У нас и церковь есть. Ну, куда теперь идти?

— Думаю, строго на юг. Да здесь недалеко, даже устать не успеешь. Лишь бы на мины не напороться. Внимательнее смотри под ноги. Поль, ты как?

Кубинец бледно улыбнулся.

— Дойду, сил пока хватает.

Мы цепочкой зашагали по высокой траве. Помнить о минах было нелишним, хотя чаще всего подрывались на них дикие животные и коровы, которые оставались у немногих местных жителей. В моей землянке букетом стоял пучок игл дикобраза, имевшего неосторожность зацепить проволочную растяжку противопехотной мины. И надо было не забывать о змеях. Небо затянуло низкими тучами, но дождь все не начинался. Было не жарко, а душно. В воздухе висело предгрозовое напряжение. Мы шли и шли, и пути нашему не было конца.

А потом из-за деревьев вышли ангольские солдаты, издалека узнавшие нас. Весть о нашем возвращении по телефону сообщили в лагерь, через полчаса приехала машина. За рулем сидел сам Иван Семенович. Он просто сиял, а мы слишком устали, чтобы радоваться. И еще не давали покоя мысли о Серхио и Мануэле. В тот же день Пепе и Леон увезли в Джамбу раненого Поля. На отдельной машине под охраной отправили пленных юаровцев. Сергей на прощание всучил мне адрес своих родителей и пригласил, если времена изменятся, как-нибудь приехать в гости. Я взял листок бумаги, хотя был уверен, что ни написать, ни приехать не смогу. Кто же знал тогда, что времена действительно круто изменятся и в ЮАР советскому человеку, а вернее — россиянину, можно будет съездить почти без проблем. Были бы деньги.

Я попрощался с друзьями и сел писать отчет о рейде. А Серхио и Поль только через неделю вышли в расположение соседней ангольской бригады. Юаровцы очень плотно перекрыли границу, и ребятам пришлось прорываться с боем. Ничего, дошли. Позже я узнал, что наших пленных и шестерых наемников, сидевших в тюрьме Луанды, действительно поменяли на всех кубинцев, захваченных ранее армией ЮАР, да в придачу те отдали и около сотни ангольских солдат. Значит, не зря мы рисковали.

Это был обычный эпизод войны. Начальство в Луанде так и посчитало, потому что меня не только не наградили, я еще и втык получил — недостаточно подробно описал в своем рапорте рейд. За два года в Анголе у меня было еще много приключений. Участвовал в спасении захваченных унитовцами чешских строителей, отбивал вместе с кубинскими врачами и учителями нападение на маленький городок, неделю выбирался из окружения, летал по всей стране на самолетах и вертолетах, три раза болел малярией. Но ничто не осталось в памяти так ярко и подробно, как мой первый поход на чужую территорию. Тогда я почувствовал, что такое война, и каково на ней приходится человеку, испытал себя, проверил свои силы. Тем не менее, когда предложили остаться на третий год, решил, что хватит экзотики, здоровье потом могу не восстановить, и улетел в Союз. Там уже все менялось, больше никуда меня посылать не собирались, кинули четвертую звездочку на погон, с чувством пожали руку и сказали: «Все, ты свободен, ищи работу». Не забыв, впрочем, взять подписку о неразглашении. Врал Виктор Суворов о том, что из ГРУ уйти невозможно. Или мне цена, как специалисту, невелика была.

Еще молодой и полный сил, с карманами, набитыми деньгами, я сел и задумался: а чем бы, действительно, заняться? Не остыв от военных приключений, сдуру решил, что и здесь можно делать то же. Или почти то же. Вариантов в развалившемся Советском Союзе хватало. Нашел пути и попал сначала в Карабах, затем в Приднестровье. Повоевал… А потом задал себе главный вопрос: «На кой черт мне это нужно?» И не смог найти ответа. Тоже еще, Аника-воин нашелся, гусь дикий! Плюнул на все, вернулся в Москву, купил квартиру и скоропалительно женился. Женатым человеком я был ровно год. К его исходу накопления мои закончились, а с ними и любовь. Хорошо, хоть ребенка завести не успели. Квартира осталась жене, а я подался в телохранители. Потом стал брейн-спасателем.

Такая вот история жизни. И теперь она могла очень скоро закончиться. Не стоило тешить себя иллюзиями насчет нашей дальнейшей судьбы. Когда военные получат свое, от нас просто избавятся. Для чего им свидетели, если они собираются делать историю? Тело Круталова освободят от моего сознания и заставят заниматься мини-бомбами. А нас, спасов, убьют. Если Центр возьмутся восстанавливать, то для него всегда смогут подготовить новых специалистов. Мы уже слишком многое знаем. Ладно, чему быть, тому не миновать. Ликвидировать спасов не просто. Тем более что мы к такому обороту событий готовы и уже кое-что предприняли, чтобы выйти из положения достойно и без потерь. Муса тоже считает себя самым умным. Но ведь не вышло так, как ему хотелось? И у военных может не получиться.

Успокаивая себя такими мыслями, я задремал. Если есть возможность поспать впрок, то почему ей не воспользоваться? Несколько лишних часов спокойного сна еще никому не повредили.