Спецотдел-2

День города

11 августа

Макс только вышел из машины Егора, подбросившего его до дома, и уже предвкушал спокойный воскресный вечер в приятной компании, когда телефон в кармане разразился трелью. Стоило взглянуть на экран, как стало ясно: спокойный вечер отменяется. Звонил Даня, а он ни за что не стал бы беспокоить брата просто так.

— Макс, привет!

Рядом с Даней гремела музыка, кто-то вопил и, видимо, радовался жизни, так что голос брата Макс различал с трудом. Ничего удивительного: Даня большую часть времени проводил в окружении гитар, барабанных установок и прочих инструментов, а также тех, кто на них играет. Как брат умудрялся не просто жить, а ещё и творить в непрестанном шуме и грохоте, оставалось для Максима загадкой.

— Привет, Дань.

— Слушай, есть дело.

— Какое? — Кошкин выудил из сумки ключи и открыл подъездную дверь.

— Важное! По твоему профилю, но не официально. По-братски, так сказать.

— Даня, ты же знаешь...

— Да-да, я знаю, — перебил Даня, — знаю, что у тебя есть инструкции и всё такое. Но ещё у тебя есть единственный и любимый брат. А у него есть просьба.

— Ладно, рассказывай, что стряслось. И отойди туда, где потише, — попросил Макс, поднимаясь на свой этаж.

— Не могу, — хмыкнул брат. — У нас же тут День города, я на концертной площадке, если что.

— Точно! Сегодня ведь... — Макс порадовался с утра, что Б-пять не отправляют охранять массовые мероприятия, и на том думать забыл о Дне города.

— Ни разу не удивлён, что ты не помнишь. Ладно, нравится тебе дома с книжкой — дело твоё. Хотя движуха тут ого-го, кстати! Потому в общем-то и звоню.

Максим насторожился и замер у двери квартиры.

— Тут одна девчонка кого-то, по ходу, к себе подселила. Приезжай прям щас — может, ещё увидишь! Ваши тут есть, так что если вдруг какой-то адский ад, то свистнешь своим — и повяжете Рину. Приедешь?

— Приеду. Где тебя найти?

— В кафешке «Чики-фрики». Скажи, что тебя ждут в шалаше, ок?

— Ладно.

Максим со вздохом простился с Драйзером, Синатрой и лазаньей по-неаполитански, с которыми собирался провести вечер, и спустился к двери подъезда.

Если быстро дойти до перекрёстка, срезать дорогу дворами и пройтись вдоль старых дореволюционных домов, то он будет на площади Славы через десять минут. Надо только уточнить, где там кафе, в котором брат назначил встречу. Макс глянул на карту: он выйдет к площади вот тут, а кафе «Чики-фрики» на другом углу — всё ясно.

Макс вышел в душный августовский вечер и торопливо зашагал к перекрёстку.

Звуки музыки и отголоски пения слышались на всех окрестных улицах. В День города на каждой площади своя концертная программа, и горожане всюду наверняка делали одно и то же: болтали, снимали себя и окружающих на телефоны, ели, пили газировку и всякие коктейли, приплясывали под грохочущую из динамиков музыку.

Толпа вдруг взорвалась аплодисментами и криками.

Максим вышел на площадь и увидел сияющие экраны на сцене, разноцветные светодиодные ленты, перекрывающие пространство над площадью пёстрым неоновым «потолком». Вокруг фонарей вились безобидные существа, то и дело сползая на столбы и забираясь обратно.

Полицейские и коллеги-спецы дежурили по периметру площади. Макс заметил пару знакомых в оцеплении и поздоровался кивком.

Пахло поп-корном, жжёным сахаром, пивом и людьми.

Вроде бы всё нормально.

Со сцены запела девушка — нежное сопрано звучало чисто, но, как показалось Максиму, недостаточно сильно. Однако уже к концу музыкальной фразы Кошкин передумал: голос девушки сплетался с переливами гитары, завораживал. Макс невольно замедлил шаг, прислушиваясь: казалось бы, не самый широкий диапазон, не самые чистые интонации, но хочется ведь слушать!

Люди вокруг единой волной покачивались в такт голосу солистки, поющей о расставании и расстояниях, и Макс отчётливо видел завороженные лица с одинаково распахнутыми глазами и приоткрытыми ртами.

Спецотделовец настороженно присмотрелся и начертил пару знаков. Нет, никто не тянет энергию из толпы. Странно.

Так, не об этой ли певице хочет поговорить брат?

Проталкиваясь сквозь зачарованную толпу к кафе, Кошкин думал о брате. Даню Максим любил, но действительно близких отношений между ними не сложилось, то ли в силу восьмилетней разницы в возрасте, то ли из-за разницы в мировоззрении, которую сложно было измерить годами или ещё чем-нибудь, но ощущалась она как бездна.

Даня — по паспорту Даниэль Кошкин, в честь маминой любимой писательницы, — с детства был гордостью родителей. Макс братом тоже гордился и в чём-то даже восхищался, признавая и его талант, и умение нравиться людям, и почти не раздражающую самоуверенность. То, что они абсолютно разные, как полагал Макс, не мешало им быть семьёй.

О, вот и «Чики-фрики»: на вывеске красовались улыбающиеся бургеры и картошка-фри с глазами. Бр-р-р.

Максим зашёл внутрь и сказал подошедшей девушке в жёлтом форменном платье, что его ждут в шалаше.

— О! Да, конечно, — восторженно произнесла девушка. — Вот сюда, пожалуйста.

Ясное дело, восторг относился вовсе не к заурядному посетителю кафе, а к тому, кто его ждал.

В «Шалаше» — кабинетике, оформленном ветками и нарисованными лесными птахами — сидели двое: пирсингованный здоровяк с алым ирокезом в поношенной кожанке с заклёпками — Данин барабанщик, Фидель, и сам Даня.

Нельзя не признать, что сценический образ братишке очень шёл. И чёрный ирокез с белой поперечной полосой, и выбритые виски, и подведённые чёрным глаза, и пирсинг в брови. И драная синяя водолазка, диковато сочетающаяся со строгими брюками, покрытыми десятками булавок. Костюмы Даня менял постоянно, а вот обуви оставался верен: уже который год и в пир, и в мир ходил в любимых шипастых гриндерсах с разными шнурками — левый белый, правый чёрный.

— Хай! Хой! — хором поздоровались панки и расхохотались.

Макс пожал протянутые руки и кивнул. Фидель уткнулся в телефон, давая братьям поговорить.

— Слышал Рину? — поинтересовался Даня.

— Ага. В ней подселенец?

— Видимо, да. Я её давно знаю и её «Городскую бесконечность» тоже. Норм ребята, но не огонь. Особенно как раз Рина. Знаешь, из тех, кто мог бы зажечь, но слишком старается. Такая, на шесть из десятки.

Макс прекрасно понимал, что брат говорит вовсе не о внешности знакомой. А о том, какая она на сцене. Как она поёт. Как держит — или не держит — публику. Как чувствует слушателей.

— А сёдня это двенадцать из десяти! — хохотнул Фидель. — Во, гляньте.

Он протянул телефон. На экране под фотками миловидной длинноволосой девушки в сине-голубом платье в пол пестрели сердечки, восторженные эмодзи, букетики и аплодисменты.

«Лучшая!!!»

«Любовь навсегда!»

Рина, Рина, Риночка, Рина, Рина, Рина.

Даня кивнул и добавил:

— Я её пару недель назад видел в «Технопабе»: там живая музыка по пятницам. Тогда она была как всегда. Ну, хотела и старалась, но не смогла. Потом переживала, плакала. А сегодня, ты сам видел, Рина — другая.

Даня сделал выразительную паузу, внимательно поглядел на брата: мол, понимаешь?

— Вроде и поёт как раньше. И тексты всё те же, и обработка. Парни в команде, инструменты — ничего не поменялось. А звучит по-другому. И слышится тоже.

Макс кивнул: да, обычной эту Рину он точно не назвал бы.

— Её уже дважды на «бис» вызывали, — заметил Фидель, — но ща, наверное, отпустят. А то следующая группа её порвёт, хы.

—Пойдём-ка поймаем Рину! — встал Даня. — И сюда притащим, чтоб братец на неё посмотрел.

— Напоминаю: «демонов» не видно. Но, согласен, эта девушка очень подозрительная.

— Жди тут. Я скажу, чтоб тебе хавки подогнали: ты ж наверняка пожрать не успел. Мы минут через десять Рину приведём.

Даня и Фидель вышли, и вскоре Максу принесли вполне аппетитную шаурму и порцию запечённой с травами картошки.

Выявить «демона» знаками, если не знаешь, с кем конкретно имеешь дело, почти невозможно. На создание особой ловушки из сети знаков времени нет: простейшая из ловушек такого типа строится два с половиной часа. Коврика вроде того, что Аз возит в машине Егора, под рукой тоже не имеется. Остаётся только одно: попытаться спровоцировать «демона», чтобы тот показал себя. Благо все эти твари импульсивны и любят поболтать.

Кошкин успел расправиться с неожиданно вкусным фаст-фудом и разжиться чашкой сомнительного кофе, когда дверь «Шалаша» открылась, впуская Даню, Фиделя, знакомую по фото девушку в красивом платье и незнакомого парня с бородкой, с неприкрытым восторгом глядящего на Рину. Та почему-то казалась очень грустной.

— Рина и её бас-гитара, Рен, — представил Даня. — Это мой братан, Макс. Ринка, ты садись с ним, а я вот тут.

— О, а мы с тобой, братан, сходим заказ сделаем! — Фидель сграбастал бородача за плечо и утащил из «Шалаша».

Макс присмотрелся к Рине: девушка с густо накрашенными для сцены ресницами и синей помадой в тон платья действительно выглядела подавленной и печальной. А тот, кто только что очаровал толпу — неважно, демоном ли или своим талантом, — однозначно должен выглядеть не так.

— Рад познакомиться, — улыбнулся Кошкин. — Слышал твоё выступление — это было круто!

— Да, было круто... — со вздохом кивнула девушка.

Что же с ней такое? Израсходовала слишком много сил? «Демон» запросил слишком много — и теперь она раскаялась? «Демон» что-то заподозрил и ушёл, бросив носителя? Найти нового носителя в такой толпе труда не составит — взял да и перепрыгнул, бросив эту жертву.

Нет, тогда бы она была или совсем опустошена и измотана, или не понимала бы, что произошло. А Рина не выглядела ни полностью обессиленной, ни недоумевающей. Просто очень грустной.

— Я в музыке не очень, но вот он, — Кошкин невежливо ткнул пальцем в сторону усмехающегося брата, — точно разбирается. И уверяет меня, что «Городская бесконечность» сегодня зажгла!

Девушка слабо улыбнулась.

— Ну, если он так сказал, то спорить не буду.

— А ты так не думаешь?

— Не знаю, — снова вздохнула Рина. — Вроде и круто было. А вроде и... не знаю...

Она покачала головой и опустила взгляд, уставившись на свою ладонь, безвольно лежащую на столе.

— Вот! — поддержал Макс. — Раз зрителям понравилось, то всё, ты крута! Теперь надо сольный концерт организовать! Потом альбом, радио, пресса! Музыкальные награды!

«Демон» точно должен попасться. Выглянуть из носителя и похвастаться. Или хотя бы позволить себе самодовольную усмешку, быстрый горделивый взгляд, плечи расправить: да, мы такие!

— Да точно круто было! — добавил Даня. — Чё ты куксишься, Рина? Всегда же мечтала, чтоб вот так!

Девушка закивала, ещё ниже опустив голову, и вдруг горячо зашептала:

— Я же слышу, что это не я! Не я! Ребята отлично сыграли, молодцы! А я — как всегда! Посредственность! Серость! — она посмотрела на Даню. — Хорошо тебе: ты умеешь! А я не могу! Не могу так! Никак не могу!

Рина прижала ладони к лицу, безуспешно пытаясь сдерживать слёзы.

Макс полез за платком, но Даня опередил его, сунув девушке стопку салфеток из держателя на столе.

— Всё ты можешь! — заявил он. — Всё! Твоя сила, она внутри. Слабость, кстати, тоже.

Рина заплакала ещё горше, повторяя:

— Вот-вот! Я слабая... ничего не могу... не я...

Но салфетки взяла.

— Может, что-то в инструментах? — вполголоса предположил Макс.

В Рине Макс не ощущал ничего сверхъестественного. Симпатичная, уставшая и чем-то разочарованная девушка в вычурном платье — ни дьявольской харизмы, ни роковой сексуальности, ни дикого голода, например.

Но вполне может быть, что в руки Рины попал заражённый редким существом инструмент или ещё какая-то вещь. Надо проверить.

Даня кивнул, хотел что-то сказать, но его прервали Фидель и бородатый Рен с подносами.

— Рина! Ты чего? — встревожился последний, ухнув поднос на стол.

Девушка помотала головой и отмахнулась, не глядя на приятеля.

— Никто её не обижал, — заверил встревоженного парня Даня. — На эмоциях после выступления — бывает. Пошли воздухом подышим.

— А как же еда? — недоумённо спросил Ринин приятель.

— Возьмём с собой! — Фидель прижал свой поднос покрепче к широкой груди.

— Братан хочет посмотреть на ваши инструменты! Он у меня такой, фетишист, — хихикнул Даня. — Давайте всё-таки пожрём тут, а потом покажете Максу свои богатства.

Через четверть часа вся компания выдвинулась к машине Рена, в который уже уложили гитару и флейту. Как объяснили Максу на случай, если он отстанет в толпе: надо дойти до сцены, обойти её справа и найти синюю «хонду» с эмблемой «ГБ» в виде знака бесконечности на фоне нарисованных многоэтажек на капоте.

Площадь встретила их грохотом музыки и гулом разговоров. Кто-то смеялся, где-то плакал ребёнок, вдали пьяно пели те горожане, у которых своя атмосфера.

— Ой, это Эль Гато, да?!

— Точно! Эль Гато!

— Фидель!

— Эль Гато! Сфоткайся с нами!

Даня сделал пару селфи, а потом Фидель оттеснил восторженных фанатов, заявив, что Эль Гато надо готовиться к выступлению.

Рину Даня вёл под руку, а Рен приотстал.

Макс оглянулся в поисках бородача. Тот и не терялся: стоял за спиной у Кошкина, о чём-то задумавшись.

Поймав взгляд Макса, Рен тихо спросил:

— Слышь, ты же из особой полиции, да?

— Допустим. А ты знаешь что-то, для чего нужна особая полиция?

Парень вздохнул, поморщился, облизнул губы и помотал головой.

— А почему спросил? — поинтересовался Макс, медленно проталкиваясь сквозь людское море.

— Да так, просто... ты это... не наезжай на Рину, ладно?

Кошкин ещё раз оглянулся на парня: тот выглядел одновременно сосредоточенным и растерянным.

— Она ничё плохого не сделала. Рина хорошая. Да нет, она идеальная! — он вдруг улыбнулся, глядя в ту сторону, где уже исчезли среди людей и Рина, и Даня, и Фидель.

Макс кивнул, насторожившись.

Со сцены грянула музыка, и Кошкин чуть не оглох.

— С инструментами всё норм. И с Риной тоже! — крикнул Рен. — Ты зря тут копаешь.

— А с тобой? — повысил голос Макс. — С тобой всё норм?

Парень пожал плечами и вдруг подался направо. А надо было идти вперёд, к сцене. Нет, так дело не пойдёт!

Макс невежливо ломанулся мимо весёлых девчушек в пёстрых футболках, наступил кому-то на ногу, получил тычок под рёбра от возмущённых горожанок, но сумел поймать патлатого за локоть.

— Стой!

К удивлению спецотделовца, дёргаться парень не стал. Тяжело вздохнул и позволил потащить себя куда договаривались.

Совсем рядом с Максом оказался невысокий мужчина в серебристом пиджаке. Он тоже явно нацелился пробиться к сцене и решительно расталкивал людей, бормоча:

— Прошу прощения. Простите, пожалуйста.

Рен похлопал его по плечу и спросил:

— Вы следующие, да?

— Ага, мне бежать надо! Опять время перепутали! Всегда же так, а! — и поспешил дальше.

Кошкин нахмурился: что-то было не так. Вроде бы безобидный вопрос. Но что-то не так.

Мысли сменяли друг друга с дикой скоростью, не успевая толком оформиться в слова.

Итак, выступление Рины отличалось от обычного. В лучшую, но, вероятно, сверхъестественную сторону.

С самой Риной всё, вроде как, в порядке.

Один из её коллег спрашивает, не из спецотдела ли Макс, и уверяет, что Рина не причём.

Не очень убедительно пытается скрыться, но не бьётся за свою свободу.

Без всяких причин спрашивает будет ли сейчас выступать случайно встреченный в толпе музыкант и получает согласие.

Согласие...

Макс глянул на Рена. Тот тряс головой и ошеломлённо моргал, будто только что проснулся.

«Демон» был не в Рине! Он был в нём. А сейчас он перебрался в человека, идущего на сцену. И стоит ему спросить со сцены что-то вроде «Вы готовы зажигать?» или «Все любят наш город?» — и он услышит многократное «Да!». Тогда «демон» сможет перебраться в любого, кто хоть немного ему подходит. И вот тогда выследить его уже не получится.

Макс отпустил, почти оттолкнул Рена и ломанулся за серебристым пиджаком.

Где же он? Только что ведь был здесь!

Макса трижды пребольно стукнули, несчётное количество раз обозвали недобрым словом, он по инерции извинялся, но на деле не обращал внимания. Догнать. Не дать попасть к микрофону.

У самой сцены Кошкин рявкнул на ухо охраннику в форме:

— Спецотдел! — и был пропущен к самому краю помоста, на котором ведущий как раз объявлял новую группу.

Где серебряный пиджак?

Вон он! Вышел из-за угла сцены в сопровождении пяти мужчин со скрипками. На губах одержимого играла ехидная усмешка, а взгляд, которым он окидывал толпу перед собой, был холодным и внимательным.

Кошкин бросился к скрипачам и схватил мужчину в серебряном пиджаке, уже занёсшего ногу над ступенькой. Его коллеги зашумели, перепуганно переглядываясь.

Подбежали хмурые охранники, но Макс решительно объявил:

— Спецотдел. Код зелёный.

Задержанный попытался высвободить руку, но не сумел. На секунду лицо мужчины исказила гримаса нечеловеческой ярости. Макс успел порадоваться, что на нём одежда с защитой — знаки сверкнули, гася неопознанную атаку, а в следующий миг одержимый огрел его скрипкой. Кошкин едва успел подставить руку, чтобы удар не пришёлся в висок.

«Серебряный пиджак» зарычал, но Макса это только разозлило. Подсечка — и одержимый упал, дёргаясь и дрыгая ногами.

Охрана оттеснила других скрипачей, и к месту инцидента подоспели спецотделовцы.

Задержанный перестал вырываться и начал суетливо оглядываться. Вот он остановил взгляд на коллеге в красном пиджаке, стоящем в трёх шагах, и собрался что-то сказать. Кошкин крайне невежливо запечатал неродившийся вопрос ладонью, прижав её к губам одержимого.

— Молчать!

Охрана и полиция наконец встали в кольцо, более или менее скрыв от любопытных зрителей то, что со стороны наверняка казалось пьяной дракой. «Спецы» уволокли одержимого прочь, а Макса попросили остаться и дать показания.

Толпа на площади недовольно гудела, не увидев и не услышав обещанных исполнителей. На сцену взлетел ведущий и попросил «уважаемых горожан и гостей города подождать буквально пару минуточек!»

— А ты молодец, Макс! — прокричал на ухо появившийся откуда-то Даня.

Рядом тотчас остановилась взъерошенная рыжая женщина в чёрной футболке орга с надписью «День Города — это здорово!» и сказала:

— Эль Гато! Может, вы пойдёте? Пожалуйста! Тут какие-то проблемы со скрипками.

— Без проблем, — кивнул Даня. — Три минуты — и мы на сцене.

— Спасибо, золотко! — просияла женщина и унеслась.

Макс невольно улыбнулся: золотком брата ещё, кажется, никогда не называли.

— Фидель, слышал? — оказывается, Данин барабанщик вместе с Риной стоял совсем рядом. — Дуй за нашими. Рина, ты с нами.

Заплаканная девушка помотала головой.

— Зачем? Это была не я. А я не могу.

— Всё ты можешь!

Мимо пробежал Фидель в сопровождении знакомого Максу Вазелина с зелёным ирокезом и совершенно лысого смуглого незнакомца в шипованном жилете и кожаных штанах.

Стоило парням появиться на сцене, как толпа разразилась приветственными криками.

Аплодисменты. Крики. Топот.

— Давай, Рина! Сделаем красиво! — Макс почти не узнавал брата: почуяв сцену, Даня на глазах превращался в Эль Гато без всяких одержимостей. — Я знаю, что тебе сейчас нужно.

Он протянул руку — и в его жесте было столько убеждённости, что Рина шагнула к нему.

Даня... точнее — Эль Гато поднялся на сцену, ведя девушку за руку, и толпа разразилась одобрительными криками и свистом.

Эль Гато что-то сказал своим ребятам, потом взял микрофон, и его звучный голос легко перекрыл гомон толпы.

— Хай, народ!

Зрители восторженно кричали и размахивали руками.

— У нас сюрпрайз! Мы ща с Риной сбацаем вам интересное. Вы готовы?

— Да!!!

— Скажите Рине, что она супер!

Звучные гитарные аккорды разнеслись над площадью. Толпа скандировала «Ри-на, Ри-на», и Макс видел, как на печальном девичьем лице расцветает улыбка.

«Голос» гитары изменился — и Максим с удивлением узнал диковатую, жёсткую аранжировку «Bring me to life».

— Не наш стиль, — объявил Эль Гато, — но мы с Риной сделаем это так, как никто не делал! Вы готовы?

— Да!!!

У них получилось.

То, что начиналось, как песня, очень скоро переросло в нечто большее, захватив внимание и зрителей, и охраны, и Максима.

Макс забыл про планы на вечер, про книгу и ноющую после удара скрипкой руку — ничего не осталось кроме голосов Рины и Эль Гато. Кроме музыки, из ничего создававшей что-то — настроение, ритм, движение, кайф.

(Wake me up)

Wake me up inside(I can't wake up) wake me up inside(Save me) call my name and save me from the dark...

Макс ощущал, как сотни сердец бились в едином ритме. Как сотни разных людей проживали общую жизнь — короткую и бесконечную, пока звучит музыка. Пока звучат голоса — чистый пронзительный голос Рины и сильный, дикий и яростный голос Эль Гато.

Как что-то, чему нет названия, танцует внутри и рвётся наружу. И исчезает, когда гаснет в вечернем воздухе, расцвеченном пёстрыми гирляндами, последний звук.