Выбранный Либби ресторан располагался в северной части пляжа Бонди. Льюис припарковался возле отеля, и мы отправились как были, переодеваться не стали. Одежда наша была повседневной, практичной и вполне подходящей.
Мы выпивали и смеялись. Витавшее в воздухе настроение было смесью облегчения и счастья. Появилось ощущение, что Льюис давненько не испытывал подобных эмоций. И если хоть на миг мне показалось, что мое отлучение от семьи никак не повлияло на братьев, то я ошибался. Арчер столь рьяно сражался со своими собственными тайнами, что больше не смог выносить их тяжесть, а Льюис страдал в одиночестве.
Да, мой мир перевернулся с ног на голову, и меня, точно мусор, не принимали во внимание. Но у меня была тетя Марви. У меня был человек, который меня забрал и показал, что такое любовь безо всяких условностей. У моих братьев ничего подобного не было.
Я начал подумывать, что, по сути, мне повезло больше.
Льюис поднял бокал.
— За новое начало.
Мы чокнулись бокалами и повторили тост:
— За новое начало.
Льюис сделал глоток.
— Знаешь, вернувшись домой после похорон Арчи, я позвонил твоему адвокату.
Пришлось набирать несколько раз, потому что не удавалось вспомнить его имя. Помню, что из — за завещания тети Марви отца чуть не хватил удар, и он привлек целую кучу адвокатов. Но я его все — таки отыскал и попросил передать новости об Арчи. По прошествии двух дней я позвонил снова, и он сказал, что говорил с тобой и передал мои контакты. Мне казалось, ты давно уже плюнул на эту семью. Я ни на секунду не осудил бы тебя, но должен был попробовать.
— Эти два дня длились бесконечно, — с любовью посмотрев на Льюиса, произнесла Либби. — Стоило телефону зазвонить, он тут же подскакивал.
— Спэнсер лежал в больнице, — не дав мне шанса пояснить самостоятельно, выпалил Эндрю.
— Чего? — Льюис улыбался, но смотрел озабоченно.
Я попытался снизить значимость произошедшего.
— Да… э — э… случилась неожиданная стычка с крабовым мясом.
Эндрю не стал мне подыгрывать.
— Он почти умер. Доктор сказал, что аллергические реакции становятся хуже, и следующая может стать последней. Ничего страшнее в жизни не видел.
— Ты был там? — спросил Льюис.
— К счастью, — ответил я. — Мы были дома у его родителей. Я танцевал с его матерью рок — н — ролл в стиле пятидесятых, а потом мы, — я махнул на Эндрю, затем указал на себя, — танцевали медленный танец под Рэя Чарльза. Как вдруг я рухнул на пол в их гостиной. Эндрю и его отец спасли мне жизнь.
— Это было в воскресенье? — прошептал Льюис. Я кивнул. — Боже. Я практически тебя потерял в день похорон Арчи. — Льюис несколько раз моргнул, словно не мог разложить в голове только что сказанные слова.
— И вы прилетели спустя всего несколько дней? — спросила Либби. Казалось, она была ошеломлена ничуть не меньше Льюиса.
— Конечно. Меня же позвал Льюис. — Я пожал плечами и послал ей улыбку. Я чувствовал на себе взгляд Льюиса, но посмотреть на него не мог. День и без того прошел эмоционально, и, честно говоря, от слез уже тошнило.
— Я рада, что вы приехали, — произнесла Либби.
— Я тоже рад своему приезду, — отозвался Эндрю и сжал мою лежавшую на бедре руку.
Я приподнял наши соединенные руки, опустил их на стол и переплел наши пальцы.
— И я.
Льюис обнял Либби.
— Эндрю, Спэнсер рассказывал, что твои родители руководят фондом для нуждающихся в помощи людей?
— Да. Фонд «Акация» — третий ребенок моей матери.
Льюис пересказал наш разговор насчет возможного основания центра для детей из ЛГБТКИ — сообщества, который будет финансироваться из наших с Льюисом дивидендов от компании отца.
Мы пообедали и выпили вина, и безостановочно болтали обо всем на свете. И сидя вместе с братом и Либби, и Эндрю, я не мог не размышлять о том, насколько все было сюрреалистично. Если б можно было остановить время и посмотреть на этот момент со стороны, впитать его в себя, я бы отметил, что все было идеально. Мой брат, которого я никак не ожидал вновь увидеть, не говоря уже о том, чтоб заслужить полнейшее одобрение и дружелюбие, и Эндрю, мой любимый мужчина… Как уже было сказано: все было идеально.
Мы решили закруглиться и вернуться в отель, попрощались, и Льюис пообещал увидеться с нами завтра. Когда мы с Эндрю добрались до нашего номера, он драматично рухнул на постель.
— Я выдохся.
Я поднял его левую ногу и стянул ботинок, потом сделал то же самое с правой ногой, после чего забрался на него и нежно поцеловал.
— Насколько выдохся?
Улыбка неспешно растянула его губы.
— Не настолько.
— Прекрасно. — Я поцеловал его глубже, основательнее. Дождался стона, оторвался от него и, присев, стащил с него кофту. Швырнул ее на пол, а он уложил меня на спину, головой на подушки, словно я ничего не весил, и разместился у меня между ног. Он углубил поцелуй, склонил голову для удобного ракурса, и его язык ворвался в мой рот.
Ну, ясно.
Командир Эндрю вернулся.
Он прервал поцелуй лишь для того, чтоб меня раздеть, и даже это длилось слишком долго. Мои опухшие губы нуждались в нем, как в воздухе. Когда мы оба были обнажены, он лег на меня сверху, и наши члены соприкоснулись. И он взял нас обоих в руку. Но хотелось мне не этого… Не это мне требовалось.
Я обхватил его лицо руками и прошептал:
— Займись со мной любовью.
Его закрытые глаза затрепетали, и я почувствовал, как по нему пробежала дрожь.
Но он выполнил мою просьбу. Медленно и уверенно он подготавливал меня до тех пор, пока я не начал умолять.
— Эндрю, пожалуйста. Хочу, чтоб ты был во мне.
Комнату освещал лунный свет. Его зрачки расширились от страсти, губы распухли от поцелуев. Прекраснее он еще не выглядел. Он сел на корточки и раскатал презерватив, добавил еще смазки и направил свой член к моему входу. Оперся на руку и протолкнулся внутрь. Его глаза зажмурились, но я вынудил его смотреть на меня. Двигался он не спеша, наполнял меня, растягивал меня, а я наблюдал за каждой промелькнувшей в его глазах эмоцией.
Мы занимались любовью. Ленивые движения, нежнейшие прикосновения, сладчайшие поцелуи.
Он полностью меня дополнил. Идеальнейший пазл, недостающая частичка меня самого. Я его любил. А когда слова уже вертелись на кончике языка, он меня поцеловал.
Я не произнес их вслух, но не сомневаюсь, он сумел попробовать их на вкус.
Уснули мы в объятиях друг друга. Эмоциональное окончание эмоционального дня.
Проснулся я, когда Эндрю вошел в балконные стеклянные двери — купе. Он уже успел принять душ и одеться и выглядел довольно бодрым.
— Привет, — сонно прохрипел я.
Он лучезарно улыбнулся.
— Привет, соня.
— Чем занимаешься?
— Фотографирую пляж. Хочу отправить Лоле и Саре. Я заказал завтрак. Шуруй в душ и одевайся. Уже почти девять.
Я перекатился на спину и протер глаза.
— Черт. Должно быть, я переутомился. Наверняка, даже не шевелился.
Эндрю улыбнулся.
— Вчерашний день был трудным. Я не удивлен.
В чем мать родила я присел на краешек кровати, почесал голову и проигнорировал ноющую боль в заднице.
— А еще ты и твой Членомонстр.
Эндрю зашелся хохотом, раскраснелся ото лба до воротника и указал на ванную.
— В душ.
Я хмыкнул и направился в ванную комнату. Вода была горячей, что мышцы шеи и плеч приняли на ура. Я даже не заметил, что, должно быть, в какой — то момент заходил Эндрю. Но когда я вышел из душевой, дверь была закрыта, а мои вещи аккуратно лежали на тумбочке. Я надел джинсовые шорты длиной до колен и футболку, уложил волосы и, распахнув дверь, смог лицезреть причину, по которой Эндрю закрыл дверь.
На постели сидел Льюис и просматривал варианты завтрака. Эндрю сидел за столом и пил кофе. Они оба чему — то улыбались. Я явно что — то пропустил.
Я многозначительно глянул на поднос с едой, а потом на Льюиса.
— Привет. Наслаждаетесь завтраком?
Он вытер пальцы о салфетку.
— Да. Нужно больше бекона.
Я фыркнул, налил себе зеленый чай и разместился на стуле напротив Эндрю.
— Чай неплох. Спасибо.
Он разломил тост и откусил.
— На здоровье.
Льюис налил себе стакан воды.
— Ну что, какие планы на сегодня?
— Я подумывал отвести Эндрю на пляж. Но на Бонди пойти не могу. Ноги моей там не будет. А у тебя?
Льюис пожал плечами.
— Я взял отпуск на неделю. Еще до того, как узнал о твоем приезде. Могу побыть вашим такси, если хотите.
— Здорово. — Я отпил чаю, съел половину тоста и натянул ботинки. Учитывая, что на мне была футболка, Льюис мог видеть мои татуированные руки. Я поймал его за разглядыванием отдельных картинок, но вопросов он задавать не стал. А я вроде как даже порадовался. Весь вчерашний день был посвящен прошлому и моментам, которые хотелось бы изменить. Мне хотелось, чтоб день сегодняшний стал началом движения вперед, и меня посетила мысль, что он думал о том же.
— Можем выдвигаться?
Оставив поднос возле двери, мы вошли в лифт. Льюис нажал кнопку первого этажа.
— Не знаю, может, в этом будет чересчур много информации, и это действительно не мое дело, но я искренне надеюсь, что вы покрестили одну из любимейших отцовским кроватей старым гейским способом, о котором она никогда не позабудет.
Я захохотал, и двери лифта открылись.
— Поверь, если б существовала пена с эффектом памяти, следующих посетителей ждало бы неимоверное удовольствие.
Эндрю простонал.
— Спэнсер!
Льюис разразился смехом, и мы вышли в теплое сиднейское утро. Я пожал плечами и ухмыльнулся.
— Нам будто бы снова четырнадцать и шестнадцать. — Льюис захохотал, и мне стало гораздо легче, чем было за последние годы. Я обнял Эндрю за плечи. — Идем к воде. Давай проверим, умеет ли Членомонстр плавать.
Льюис фыркнул.
— Кто?
— Не важно, — ответил Эндрю и, сильно толкнув, прижал меня к стене. — Не смешно.
Я так бурно хохотал, что даже не сумел остроумно ответить, поэтому вместо этого схватил его за руку и пересек улицу. Льюис покачал головой, явно не уловив смысл шутки, но по — прежнему улыбался.
Мы здесь выросли. Правда, чаще мы посещали пляж Бронте, но и на Бонди провели немало летних деньков. Вполне символично, что из всевозможных мест в Сиднее, где мы с Льюисом могли бы наверстать упущенное, было выбрано именно это место. Мы направились в северную часть, где прогуливались местные жители. Большинство туристов обретались в южной части, но мы отправились прямиком к Флэт Рок[12]. Сняли ботинки и прошлись по каменному выступу, где волны встречались с землей.
— Теперь ясно, почему название именно Флэт Рок, — сказал Эндрю и окинул взглядом огромную территорию, по иронии судьбы заваленную плоскими камнями.
— Да, мы не особо напрягаемся с названиями, — ответил Льюис.
Эндрю прыснул, и я мельком увидел, как его поглотили легкий ветерок и морская дымка. Позади нас дети прыгали в воду, смеялись и испарялись в океане, солнце припекало, небо было ярко — голубым.
— Неплохой вид, — глядя на Тихий океан, произнес Эндрю.
— Очень даже неплохой, — шепотом согласился я, но смотрел только на него. От смущения он разрумянился.
— Пойдемте туда, — крикнул Льюис. Он стоял на длинной лестнице, что опоясывала скалистый утес. — Помнишь? — указывая путь, спросил он.
Разве можно было забыть? Я так быстро взлетел по чрезмерно крутой лестнице, что, оказавшись наверху, с трудом мог перевести дыхание. Льюис был не лучше, зато Эндрю дышал вполне ровно. Он хлопнул меня по плечу.
— Тебе пора начинать ходить со мной в зал.
Я усадил свой зад на перила и от него отмахнулся. Льюис сел рядом со мной, и мы наблюдали, как Эндрю шагал к открытому тренажёрному залу. Среди местных он был очень популярен, это была открытая площадка для тренировок с видом на пляж Бонди, хотя больше было похоже на соревнование между качками — спортивными наркоманами, которые изо всех сил пытались смотреться как можно выгоднее, стать больше и быть в лучшей форме, чем сосед.
Несколько парней посмотрели на Эндрю, и я заметил, как они хохотнули, решив, что ботанского вида паренек подходил лишь для насмешек. Все они стояли с голым торсом, такие загорелые и мускулистые, а Эндрю был бледным и одет был в кофту и жилет с ромбиками. Но потом Эндрю подпрыгнул, схватился за турник, и, скрестив ступни, с легкостью начал подтягиваться. И не какие — то пару раз и медленно. Потянулся он, должно быть, раз двадцать и довольно быстро. Казалось, для него это было раз плюнуть. Теперь парни смотрели на него с выражением, говорившим «о, черт», но Эндрю совершенно не обращал внимания. Он отпустил турник, ухмыльнулся и вытер руки о шорты. Затем закатал рукава до плеч и встал между двумя параллельными брусьями. Мастерски подпрыгнул, бицепсы взбугрились, поднял ноги на девяносто градусов и удерживал.
Около минуты. Мышцы плеч натягивали кофту, руки были напряжены, а потом, засмеявшись, он спрыгнул и встряхнулся. И подошел к нам, словно не сделал ничего выдающегося.
— Будем считать это сегодняшней тренировкой.
Льюис пихнул меня под ребра.
— Закрой рот.
Я хмыкнул.
— Боже, Эндрю. Мне действительно стоит пойти с тобой в зал. — Потом я кивнул туда, где стояли наблюдавшие за ним парни. — Ты просто обязан снять кофту и продемонстрировать парням, что скрывается под этим жилетом.
Эндрю обернулся и очень быстро отвернулся. И полностью раскраснелся.
— Они смотрели?
Я фыркнул.
— О, Эндрю. Ты даже не представляешь.
И тут зазвонил телефон Льюиса. Он достал его из кармана и застонал. Независимо от того, хотел он или нет, мне было видно имя на экране.
«Отец».
Льюис вздохнул.
— Простите. — Он принял вызов, и, к счастью, я слышал беседу только с его стороны. — Я же говорил, что на этой неделе меня не будет… На пляже… А Крис сам не в состоянии разобраться? — Он вновь застонал. — Ладно. Подъеду через двадцать минут.
Он сбросил звонок, и его ноздри раздулись.
— Извините. Придется ехать на работу.
— Без проблем, — отозвался я. — Пересечемся вечером?
Льюис кивнул.
— Звучит отлично. — Он поднялся, а затем замер и вынул ключи. — Вот. Возьмите мою машину. Покажи Эндрю достопримечательности Сиднея.
— У меня больше нет прав. Истек срок действия, — пояснил я.
Он бросил мне ключи.
— Тогда не попадайтесь. — Он зашагал по Кэмпбелл — Параду[13], поймал такси и уехал.
Я звякнул ключами.
— Ну, ладно. Куда сначала?
Он едва сдерживался, чтоб не поежиться.
— Ты собираешься сесть за руль новенькой «ауди» брата? Ты не водил несколько лет.
Я протянул ключи.
— Хочешь попробовать?
— Боже, нет.
Я расхохотался над его выражением лица, и мы отправились обратно к отелю. От мысли снова сесть за руль меня охватило глупое волнение. Я не водил машину несколько лет. Я никогда не водил в Штатах. А когда сел за руль и завел двигатель, он замурлыкал, как котенок, а я, словно идиот, ухмыльнулся.
— Думаю, по возвращении в ЛА мне стоит получить права.
Он прыснул.
— Только не задень никого.
— Доверься мне хоть чуточку. — Я дал задний ход и аккуратно выехал с парковки.
Вел я себя осмотрительно и нервно, но в основном пребывал в восторге. Ведь правду говорят: подобные умения не забываются. Я влился в поток машин на Кэмпбелл-Параде и направился в сторону города. Доехав до знакомого перекрестка, я осознал: мне было необходимо кое — что увидеть.
— Прежде чем устроить грандиозную экскурсию, сначала я хочу кое — что тебе показать.
Проехав несколько улиц, я завернул на улицу своего детства и, тормознув возле тротуара, указал на претенциозный огромный двухэтажный белый дом.
— В этом доме я вырос.
Эндрю внимательно его разглядывал.
— Ты никогда не говорил, что твоя семья владеет отелями.
— Вплоть до позавчерашнего дня у меня не было семьи.
Эндрю бросил на меня извиняющийся взгляд.
— Прости. Ты понял, о чем я.
— Понял. Здесь не о чем говорить. Сказать по правде, я старался не упоминать и не думать о них.
Эндрю понимающе кивнул. Я перевел взор на дом, и в это же мгновение открылись ворота гаража. Сердце замерло, я понятия не имел, кого увижу, заметят ли меня, а если заметят, что будет дальше.
Выехала новая модель «бмв» и остановилась. Ролловые ворота опустились, и женщина, которую прежде мне видеть не доводилось, вышла из автомобиля и забрала из почтового ящика письма.
— Кто это?
— Не знаю. — Я тщательнее всмотрелся в дом, и до меня дошло, что на балконе больше не стояли четыре огромных горшка, за которые мать отвалила целое состояние. В саду бегала собака, а у моей матери была аллергия на собак… Женщина на своем «бмв» проехала мимо нас, и тогда — то мы и обратили внимание на сидевших сзади двоих детей.
— Должно быть, они его продали и переехали.
Эндрю нахмурился и сжал мою руку. Наверно, он собирался порассуждать на тему, что родители, без сомнений, мне сообщили бы, но потом, видимо, вспомнил, что сообщать бы они не стали.
— Ты в порядке?
«Был ли я в порядке?». Секунду я пытался определиться, что чувствовал сердцем, и старался отыскать самый честный ответ.
— Знаешь что? Я в порядке. Почти десять лет этот дом не был моим. А что до родителей, то мне глубоко насрать, где они живут.
Эндрю улыбнулся.
— Покажешь, где жила тетя Марви?
Я ухмыльнулся.
— С удовольствием. — Я вывернул на улицу и проехал мимо дома, в котором провел детство.
Тот факт, что я ничего не чувствовал, был очень приятным осознанием. Возможно, мне наконец — то удалось продвинуться вперед и принять отношение родителей. А еще я отдавал себе отчет в том, что многим в этом вопросе был обязан сидевшему рядом со мной мужчине.
Именно в этом была разница между Эндрю и терапией. Терапия была сфокусирована на родителях и причиненной мне боли, тогда как Эндрю, сам того не понимая, был сфокусирован на мне. Он показал мне, что я был достоен любви, и что если у меня выйдет немного опустить свои защитные стены, это не только поможет полюбить, но и отпустить боль.
Я проехал по переулкам Дабл — Бэй[14] и затормозил возле дома в стиле бунгало.
— Вот здесь мы и жили.
— Он стоит на воде?
— Да.
— Господи.
Я залился смехом.
— Теперь ты понимаешь, почему из — за завещания тети Марви отца чуть удар не хватил.
По его глазам я заметил момент озарения.
— Она оставила тебе этот дом?
Я медленно кивнул.
— Я его продал. Отсюда и деньги.
Он посмотрел на дом, потом перевел взгляд на меня.
— Ты говорил, она оставила тебе приличную сумму.
Я дернул плечами.
— Знаешь, твои предки тоже живут в шикарной части города. Ты никогда не говорил, что у них не дом, а особняк.
— Я говорил, что они театралы.
— Да, как и голодающие актеры. В ЛА их полно.
Он хохотнул.
— Когда ты сказал, что работать тебе не нужно, я решил… Ну, честно говоря, понятия не имею, что я решил.
— Деньги у меня хранятся на срочных вкладах и инвестированы в акции, поэтому, увидев мой банковский счет, можно решить, что все у меня вполне нормально. С другой стороны, мое дело довольно приличное.
Он долго меня рассматривал, потом изумленно фыркнул.
— Ты самый скромный из всех известных мне людей.
Я пожал плечами.
— В тридцатые годы мой прадед вкладывался в недвижимость, что после его смерти принесло выгоду всей моей семье, в том числе дядюшкам и тетушкам. Мои родители были неймдропперами[15], благодаря чему взбирались по социальной лестнице. Думаю, ты знаком с таким типажом. А тетя Марви, несмотря на финансовое состояние, была очень робкой и очень приземленной. Она учила меня относиться ко всем точно так же, и не важно, кто передо мной: генеральный директор или уборщик туалетов.
Эндрю тепло улыбнулся.
— Жаль, мне не посчастливилось с ней познакомиться.
Я оперся о консоль, он сделал то же самое. И я его поцеловал.
— Спасибо.
Эндрю выпрямился.
— Могу я задать вопрос?
— Конечно.
— Жалеешь, что его продал?
— Нет. Сидней больше не мой дом. Я даже сюда не возвращался.
Он смотрел на дом, словно, спрашивая, не хотел видеть моего лица.
— И что теперь будешь делать? Раз уж вы с Льюисом общаетесь?
— Вернусь в ЛА и оттуда буду поддерживать с ним связь. — Я стиснул руку Эндрю. — Посмотри на меня. — Он посмотрел, и я продолжил: — Мой дом в ЛА. С Эмилио и Лолой, и с восхитительным парнем, с которым я встречаюсь. Он был на обложке журнала «Самый невероятный в мире бойфренд».
Он подавил улыбку.
— Неужели?
— Да. И «Самого сексуального мужчины из ныне живущих» по версии редакции «Членомонстр». Он имел коммерческий успех, его смели с полок.
Теперь он засмеялся.
— Ты абсурден.
— А ты идеален. Так что мы квиты. — Я его поцеловал, и мы оба улыбнулись. Я завел двигатель, и мы двинулись в путь. Я свернул на магистраль и по знакам поехал в город.
— Куда сначала? — спросил Эндрю.
— Первая остановка сегодняшней изумительной обзорной экскурсии по Сиднею от Спэнсера Коэна — чудесный центр города, где мы посетим Дарлинг — Харбор[16], Серкулар Куэй[17], Рокс[18] и небольшой оперный театр. После мы отправимся на Харбор — Бридж[19] и, если останется время, отведем симпатичного американского туриста в зоопарк, чтоб он смог познакомиться с милой и приятной дикой природой Австралии.
— Разве это не опасно?
— Не совсем. Кое — кто сможет тебя убить, остальные — только травмировать или покалечить. Ты справишься.
Эндрю захохотал.
— Знаешь, ты довольно неплохо водишь. — Он протянул руку, которую я принял и мысленно поблагодарил Льюиса за машину с «автоматом».
Я опустил наши переплетенные руки на бедро.
— Спасибо.
Улетать из Сиднея было и радостно, и печально. Мы восхитительно провели несколько дней с Льюисом и Либи, и несмотря на то, что мне не терпелось отправиться домой, все равно оставлять брата было грустно. Они с Либби добросили нас до аэропорта и пошли проводить.
Он крепко меня обнял и неохотно отпустил.
— Мы же поговорим, да?
Я кивнул.
— Безусловно. По е — мэйлу, телефону, как угодно.
Выглядел он немного расстроенным, но, как и я, радовался, что мы сумели сблизиться.
— Я, правда, очень благодарен тебе за приезд. Это… много значит.
— В следующий раз вы приедете к нам.
Глаза Льюиса засияли.
— А можно? Было бы круто. В октябре у Либби двухнедельные каникулы, и мы как раз раздумывали, куда бы отправиться.
— Бронируйте билеты, и дай мне знать, когда вас встречать.
Льюис, зная, что следующая встреча определенно состоится, стал гораздо счастливее. На прощание он обнял Эндрю, а Либби обняла меня и прошептала на ухо:
— Спасибо. За все. Он в тебе нуждается.
— Как и я, — прошептал я в ответ, а потом чмокнул ее в щеку. — В любое время.
Объявили посадку на наш рейс, и, вымотанные, мы с Эндрю расселись по своим местам. Зная, что придется провести в самолете всю ночь, весь день мы занимались всем, что можно было выдумать, в том числе ночью делали что угодно, только не спали. Мы накупили подарки всем знакомым и наелись до отвала.
Но я понимал, что, стоит мне попасть в самолет, сон тут же меня поглотит.
Опустившись головой на подголовник, я повернулся к Эндрю.
— Спасибо, что поехал со мной.
Казалось, устал он не меньше меня. Он улыбнулся уголком губ.
— Всегда пожалуйста.
Я мог лишь смотреть на него. Кто — то задал ему вопрос, но я не обращал внимания.
Я не мог оторвать от него глаз. Он был таким идеальным. Невероятным, великолепным, добрым, умным и веселым. Если б я верил, что души были разделены на две части, и нам нужно было искать свою вторую половинку, тогда я его нашел. Он был той самой недостающей частью меня.
— Спэнсер? — Должно быть, Эндрю о чем — то спрашивал. — Попить? Бортпроводница хочет знать, чего ты желаешь: газировки или воды? Зеленого чая нет, я уже уточнил. И сомневаюсь, что чайник с чаем подошел бы…
— Я люблю тебя.
Он перестал бубнить и вытаращился.
— Чего?
Я по — прежнему лениво полулежал в кресле и улыбался.
— Я сказал, что люблю тебя.
Он охнул и закрыл рот рукой. Стюардесса издала звук наподобие «а — а — а — ах», а сидевшая рядом с Эндрю женщина уставилась на него и ждала его ответа.
— Спэнсер…
— Несколько недель я пытался произнести эти слова. Ты же знаешь, они тяжело мне даются, но ты офигеть какой невероятный.
Сдерживая слезы, Эндрю заморгал и одними губами, будто у него пропал голос, проговорил: «Я тоже тебя люблю».
Я сонно улыбнулся.
— Просто решил, что ты должен знать.
Эндрю отмахнулся от стюардессы, а она улыбнулась его взволнованности. Он сделал глубокий вдох и обвил меня рукой.
— Если б существовал журнал «Самые неловко — романтические признания в любви», не сомневаюсь, вот это было бы на обложке.
Я хмыкнул.
— Извини. Говорил же: у меня глупое сердце, а мозг еще глупее. Они все решают самостоятельно.
Он засмеялся, и в его глазах поблескивали слезы счастья.
— Я тоже тебя люблю, — прошептал он, в этот раз сказав слова по — настоящему, подался вперед и по — быстрому меня поцеловал.
Я вздохнул, словно его слова были теплым одеялом.
— Теперь можно поспать.
— Поспать? Как я смогу уснуть? Мое сердцебиение разогналось до сумасшедшего ритма, такое чувство, будто мне вкололи кофеина. Ты не имеешь права признаваться мне в любви и ждать, что я буду спать.
Все еще располагаясь к нему лицом и держа его за руку, я закрыл глаза. Вряд ли в ближайшее время с моих губ сойдет улыбка.
— Ш — ш — ш — ш — ш.
Я чувствовал, как он глазел на меня.
— Тьфу. Ненавижу тебя.
Почти погрузившись в сон, я расхохотался.
— Не правда.
Он приподнял наши соединенные руки, и я ощутил, как его губы прижались к тыльной стороне моей ладони.
— Да, не правда.