Спэнсер Коэн. Книга 3

Эпилог

Два года спустя

Я повесил трубку и улыбнулся Хелен.

— Грандиозное открытие через восемь недель.

Мать Эндрю прислонилась к моему офисному столу и закрыла рот руками.

— Как же я тобой горжусь.

— В основном всем занимался Льюис. — Я отверг ее комплимент. Но через два месяца в Сиднее откроет свои двери «Фонд Арчера Коэна». В течение двух лет с момента нашего с Эндрю возвращения домой из Сиднея я постоянно был на связи с Льюисом и подкидывал ему идеи для проекта, который зажег в нем искру. Он очень тяжело воспринял потерю брата, и строительство фонда, приюта и безопасного места для представителей ЛГБТКИ — сообщества, было его проявлением скорби. Он не сумел помочь Арчи, когда тот нуждался, зато теперь сможет помочь другим людям. Может, это и материальное выражение вины, но явно позитивное.

Я помогал ему всем, чем только мог, как и Хелен. Она бесплатно предложила свою бизнес — модель, и всякий раз, как у него появлялись вопросы, он шел к нам. Наш отец, мягко выражаясь, не особо обрадовался этой авантюре. Но Льюис посмотрел ему прямо в глаза и заявил: если ему что — то не нравилось, тогда он потеряет своего единственного ребенка. О моем вкладе отцу известно не было, но Льюис сказал, что я буду обязан приехать на открытие. И я ни за что его не подвел бы.

— Пусть он нас увидит, — произнес Льюис. — С этим фондом он никак не связан.

Вообще. — Льюис удостоверился, чтоб именно так и было. — Это наши деньги и наш фонд. Он не имеет права его трогать. А когда он увидит, что в день открытия ты стоишь рядом со мной, надеюсь, это сожрет его заживо.

Я попробовал поспорить, что в таком случае его позиция в сети отелей «Атолл» окажется под угрозой, но Льюис был непоколебим.

— Есть вещи гораздо важнее, Спэнсер. Я знаю, где пролегает граница моей преданности. Именно там, где все это время должны были быть они.

От его слов в горле вырос ком.

— Я тобой горжусь, — сказал я ровно за секунду до того, как те же самые слова повторила мне мать Эндрю.

— Вам с Эндрю придется ехать, — проговорила Хелен. — Возьми несколько недель отпуска, проведи время с Льюисом. Попутешествуй, отдохни. Ты заслужил.

Я улыбнулся.

— Спасибо. Прежде чем соглашаться, я уточню, сможет ли Эндрю взять отпуск.

Я начал помогать Хелен в фонде «Акация», разыскивал находившихся в группе риска тинейджеров и молодых людей, подвергшихся насилию и дискриминации из — за сексуальной ориентации или гендерной принадлежности. Моя роль относилась к типу «офицер по связи». Дети могли выйти на связь со мной, а я — с ними. Оглядываясь назад, эта роль идеально мне подходила. Что началось как помощь по случаю, превратилось в работу с почти полной занятостью. Мои деньки в качестве «фиксатора отношений» были сочтены. Теперь четыре дня в неделю я проводил в фонде «Акация» и по — прежнему пару дней в неделю помогал Эмилио в салоне. Около года назад я перебрался к Эндрю, поэтому помощь была отличным оправданием потусоваться с Эмилио. До сих пор каждую неделю в обязательном порядке мы собирались за воскресным завтраком.

Может, стоило спросить Янни, вдруг он захочет стать приглашенным спикером на открытии в Сиднее? Он — то уж точно мог бы поручиться за успех такого фонда. Питер, без сомнений, поедет с ним: с первой встречи они были неразлучны. Их дружба переросла в большее, чем просто любовь к немому кино. Для них это была долгая, двухлетняя дорога, но сейчас Янни разительно отличался от того паренька, что я когда — то встретил, называл себя ухоженным твинком Питера и превосходно им командовал. Питер потакал каждой его прихоти и любовно на него смотрел, но всем было ясно, что Янни его обожал. Янни его боготворил. Их отношения в стиле «дэдди — кинк[21]» были отработаны до совершенства, и я провозгласил их своей самой успешной историей… Ну, кроме нас с Эндрю, разумеется.

— О, а вот и Эндрю, — выдергивая меня из мечтательности, изрекла Хелен.

Ну, разве он не был отрадой для глаз? Господи, я мог бы им упиваться. Прошло уже два года, но стоило его увидеть, и всякий раз екало сердце.

Хелен хмыкнула.

— Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится, Спэнсер?

Я оторвал взгляд от шедшего к нам Эндрю и посмотрел на нее. Это могло вывернуть куда угодно.

— Нет.

— Выражение твоего лица, когда ты видишь моего сына. То есть я очень рада, что он счастлив, и, безусловно, ты хорошо к нему относишься. Но когда он приходит сюда, и ты его замечаешь, все твое лицо изменяется. Будто внутри загорается свет.

Я охнул.

— При виде его у тебя захватывает дух.

Я прокашлялся.

— Да.

Хелен безмятежно вздохнула, и тут в дверном проеме появилась голова Эндрю.

— Можно войти?

— Конечно, — отозвалась его мать и любовно улыбнулась. Она грациозно поднялась и проскользнула к двери. — Я как раз говорила Спэнсеру, что меня восхищает то, как он на тебя смотрит.

Эндрю поджал губы и взглянул на меня с извиняющимся видом.

Я пожал плечами и покачал головой.

— Я не стесняюсь.

Хелен чмокнула Эндрю в щеку и испарилась в коридоре. Эндрю вошел и, подавшись ближе, поцеловал меня.

Я вдохнул его аромат. За два года моя любовь к его запаху совершенно не уменьшилась.

— И чем я обязан такому удовольствию?

Он прислонился задницей к столу.

— Что, мне нельзя заскочить на работу к своему бойфренду?

— Можно.

— Мне нужно было выполнить кое — какие поручения босса моего босса, и я находился всего в паре кварталов отсюда. Но остаться не могу. До окончания рабочего дня меня ждут обратно. Только хотел удостовериться, что планы на вечер все еще в силе.

Эндрю организовал вечеринку для всех наших знакомых в «Басовой линии» — относительно новом джаз — баре, который он очень любил. Это не было чем — то необычным.

Он и раньше приглашал наших друзей выпить. Компания всегда была отличной, закуски — потрясающими, а музыка — сказочной.

— Даже не мечтаю находиться в другом месте.

— Хочешь, заберу тебя?

Я проверил время. Было немногим после четырех.

— Придется встретиться на месте. Ничего? Мне нужно еще несколько часов поработать, и будет быстрее, если я поеду прямиком туда. — Я опустил взгляд на свой наряд: черные брюки, серую рубашку на пуговицах и черные подтяжки. — Так сойдет?

— Ты всегда выглядишь превосходно.

Я ждал, пока он осмотрит меня сверху донизу. Он обожал, когда я носил подтяжки, хотя и не признавался, но глаза его выдавали. Большим пальцем я подцепил резинку и потянул.

— Если хочешь, могу устроить приватное шоу.

Он решил отделаться смешком и немного покраснел. Я ожидал замечания, но вместо этого он произнес:

— Позже.

Я простонал и одновременно засмеялся.

— Ты меня убиваешь. Как с такими мыслями в голове я должен работать?

Он хмыкнул.

— Да уж, и на этой ноте мне пора возвращаться, пока не… Ну, пока мы не организовали тебе неприятности на работе. — Он поднялся. — Увидимся вечером.

— О, пока не забыл. Только что я общался с Льюисом. Он спрашивал, сможем ли мы приехать через восемь недель на грандиозное открытие.

Ответ его прозвучал незамедлительно и от всего сердца.

— Ни за что не пропустим.

— Твоя мама предложила нам немного отдохнуть. — Я пожал плечами. — Узнай на работе, сможешь или нет.

— Узнаю. — Он прильнул ближе и вновь меня поцеловал. — И насчет вечера: не опаздывай. — И, улыбнувшись, он вышел.

Войдя в бар, я опаздывал примерно на полчаса. Внутри было довольно людно, и мне пришлось проталкиваться в дальнюю часть помещения, где, как мне было известно, должен был находиться Эндрю, — ближе всего к сцене и свинг — музыке.

Только вот его там не было. Он стоял возле бара с Эмилио, и я огорошенно и вместе с тем увлеченно наблюдал, как они опрокидывали шоты. Ну, ладно. Это было непривычно.

Эмилио похлопал Эндрю по плечу, и тут Эндрю заметил меня. Он что — то проговорил, я не разобрал, что именно, но Эмилио обернулся и, увидев меня, ухмыльнулся.

— Привет, Спэнсер! — крикнул он. — Давай я куплю тебе выпить.

Он заказал очередной раунд текилы, и до меня дошло: что — то явно происходило.

Эмилио редко употреблял алкоголь и в последний раз пил текилу в день получения мной визы для постоянного проживания. После того вечера он поклялся, что больше никогда в жизни не станет ее пить. Поэтому определенно что — то было не так.

— Что за повод? — спросил я, а потом выпил шот.

Эндрю практически проглотил стопку, так что отвечать пришлось Эмилио.

— Пятница.

Боже. Алкогольное жжение прокатилось от головы до пальцев ног. Я выдохнул и сосредоточил взгляд на Эндрю. Он хохотнул и, казалось, был не в себе.

— Все нормально?

Он облизнул губы и быстро кивнул.

— Все замечательно. Только вот текила поганая.

Чтоб перекричать музыку, я подался ближе.

— Так зачем ты ее пьешь?

Нервно засмеявшись, Эндрю ответил:

— Идея принадлежала Эмилио.

Ясно. Совершенно точно что — то было не так.

Тогда — то я и окинул взглядом столики. Там были все. То есть вообще все. Его друзья, мои друзья, его родители. «Какого хера?».

Группа замолчала, и прежде чем я успел задать Эндрю вопрос, какого дьявола здесь творилось, вклинился бармен:

— Эй, приятель, что тебе принести?

Я повернулся к нему.

— Бутиллированную воду. Две. — Я прикинул, раз уж Эндрю успел накидаться текилой, то вряд ли откажется от воды.

Я положил на стойку двадцатку, и тут в микрофон заговорила солистка группы:

— Дамы и господа, мы возьмем небольшой перерыв, но прежде чем уйти, хотим представить вам особенного гостя.

Теперь почти все посетители бара, и я в том числе, смотрели на сцену. И я увидел, как Эндрю шагал к даме возле микрофона.

Ладно, происходившее реально было несуразным.

В свете софитов было сложно разобрать, то ли из — за боязни сцены он стал бледно-зеленым, то ли из — за смущения раскраснелся. Похоже, его состояние было смесью и того, и другого. Потом он сел за фортепиано.

Напитки и сдача были позабыты. Я уставился на него. Какого черта он делал? Он терпеть не мог играть перед толпой. Терпеть не мог. Однажды он сравнил это с сожжением. Он поправил микрофон, и я заметил, как дрожали его руки.

— Х — м — м, — слишком громко протянул он, потом отклонился немного назад и начал заново. И прокашлялся. — Мне есть что… — Он опустил глаза в пол и что — то пробубнил, никто не смог разобрать ни слова. Микрофон издал пронзительный звук, и где — то в толпе люди начали смеяться.

Эндрю опустил руки на клавиши.

— Э — э…

Кто — то в толпе завопил:

— Может, сыграешь уже? Или так и будешь блеять в микрофон?

Я не успел сказать козлу закрыть на хрен пасть, потому что Эндрю заиграл первые такты «Полета шмеля», его пальцы изящно скользили по клавишам. Это было кодом пианиста для «эй, урод, захлопнись».

Зрители зааплодировали и захохотали, а Эндрю провел руками по волосам.

— Хм, Спэнсер?

Я и не осознавал, что сделал несколько шагов к сцене. Кажется, на танцполе был только я один. И на нас пялился весь бар.

Эндрю, чтоб сосредоточиться, сделал глубокий вдох, вновь опустил руки на клавиши и начал играть. За два проведенных вместе года Эндрю никогда мне ее не играл.

«Аллилуйю».

Я даже не знал, что Эндрю умел играть эту песню… И вдруг он запел.

Святая матерь божья, глубокий, напряженный и совершенный голос Эндрю был похож на ангельский. Абсолютно отличный от Джеффа Бакли, милый, хриплый и благоговейный. Он пел о священных аккордах и озадаченных королях, и красоте лунного света.

Я даже представить не мог, насколько ему должно было быть сложно. И тем не менее, он делал это для меня. Мое глупое сердце беспорядочно барабанило, а глупый мозг был не в состоянии принять увиденное.

Я обернулся и заметил Лолу и Эмилио, Габа и Даниэлу, все улыбались так, словно понимали суть происходившего. Они были в курсе, что он планировал играть для меня на фортепиано и петь?

Как раз в момент выхода музыкантов я вернулся взглядом к сцене. Присоединился барабанщик, потом басы, и женщина начала подпевать Эндрю о мраморных арках и маршах победы, и вся группа играла песню так, словно они ее написали.

Крещендо было феноменальным, и я чувствовал, как ритм резонировал в моей груди. Но перед финальным припевом песня преобразилась в нечто другое. Это было попурри из песен, аудитория взревела, как вдруг музыка выровнялась в одну-единственную песню.

Я не был знаком с этой песней, хотя и знал, о чем она. Женщина душевно и прекрасно пела о чудесном вечере, что любовь — замечательная штука.

Эндрю поднялся из — за фортепиано и спустился со сцены. Смотрел он прямо на меня, и музыка затихла. Полнейшая тишина повисла в помещении, а затем наши друзья во главе с Эмилио и Лолой, и родителями Эндрю запели следующую строчку.

— Если б я мог, то абсолютно точно женился бы на тебе.

Обернувшись, я посмотрел на них, а потом вернулся взором к Эндрю и обнаружил, что он опустился передо мной на колено.

Я не имел ни малейшего понятия, продолжала ли группа играть. Я не знал, пели по — прежнему наши друзья или нет. Я не знал, что делала публика позади нас…

Я видел лишь Эндрю.

Он достал из кармана серебряное кольцо и протянул его мне на ладони. Он зашептал, а, может, и закричал сквозь шум, от которого отгородилось мое подсознание. Я по — прежнему не понимал.

Но слышал я его отлично.

— Спэнсер Коэн, если б существовал журнал «Единственный мужчина, с которым я хочу провести всю жизнь», ты был бы на обложке каждого издания. Всегда. Ты — все для меня. Ты заслуживаешь больше любви и счастья, чем я сумею тебе дать за одну жизнь, но мне хочется попытаться. Давай поженимся. Пожалуйста.

Я силился заговорить. Я силился не плакать. И провалился по обоим пунктам. «Он хотел на мне жениться?». Я умудрился лишь кивнуть.

Эндрю встал и набросился на меня с объятиями. Он спрятал лицо на моей шее, и нас резво окружило море обнимавших людей. Нас растащили в стороны, обнимали и поздравляли индивидуально, что было мило и всякое такое, но не в этих руках я хотел находиться. Я отлепил от себя Лолу и нашел Эндрю, которого смущал отец. Я похлопал Алана по плечу, прерывая этот танец из объятий, и дождался, пока он отойдет в сторонку.

Эндрю пристально на меня посмотрел и нервно выдохнул. Мой голос был полон непролитых слез.

— Ты сыграл «Аллилуйю».

— Я ее спел. Ничего ужаснее в жизни не делал. В восьмилетнем возрасте я сломал ногу. По вполне понятным причинам это было неприятно, но пение — явный победитель.

Мне казалось, игры на рояле будет достаточно, но петь? Не могу поверить… Понятия не имею, о чем я думал, когда все это планировал.

Вот тут и нашлось объяснение шотам текилы. Я рассмеялся и притянул его в успокаивавшие душу объятия. Прижатый ко мне Эндрю был лекарством. Он починил меня в тех смыслах, которых никогда не сможет понять.

— Ты думал, что это будет лучшее в мире предложение. И ты посрамил Джеффа Бакли.

Он улыбнулся мне в шею.

— Тебе понравилось?

— Я в восторге. — Я отстранился, обнял ладонями его лицо и нежно прижался к нему губами. Голова все еще кружилась. — Не могу поверить в то, что ты сделал. Ты реально хочешь, чтоб мы поженились?

— Больше всего на свете, — прошептал он, — я хочу звать тебя своим мужем.

От его искренности, его честности и ошеломлявшей любви мои глаза наполнились слезами.

— Я люблю тебя, Эндрю. Если б существовал журнал под названием «Единственный мужчина, с которым я хочу провести всю жизнь», я был бы не на каждой обложке. Ты был бы на обложках лимитированных изданий. Знаешь, только для меня.

Какой же превосходной была его улыбка.

— Я хотел подготовить журнал под названием «Тот, на ком я мечтаю жениться» с тобой на обложке, но подумал, ты посчитаешь это тупостью.

Я залился смехом.

— Было бы круто. Но ты, и сделанное тобой, — я махнул на сцену и наших друзей, — было идеально.

— Может, нам стоит сделать свадебные приглашения в виде обложек журналов? — поразмышлял он. Я не совсем понимал, шутил он или нет, но рядом с нами заверещала его мать.

— Какая шикарная идея!

Так оно и началось. Судя по всему, Хелен, Сара и Лола уже спланировали всю нашу свадьбу и остаток нашей жизни. Мне было плевать. Потому что в тот момент начала играть музыка. Этта Джеймс запела «Наконец — то!», а я медленно — медленно танцевал с Эндрю среди наших друзей и семьи. Я уткнулся лицом ему в шею, а он обнял меня крепче.

Душещипательный голос Этты Джеймс наполнил мою грудь словами о том, что с одиночеством было покончено, и что жизнь превратилась в песню. Она пела о найденных мечтах и рае. И она была права, потому что я держал его в своих руках.

Наконец — то. И впрямь, наконец — то.

Конец