Даже не открывая глаз, я знал, где находился. Звуки, запах… Больница. Кто — то стиснул мою руку, что побудило меня взглянуть.
Эндрю.
Уперевшись локтями в кровать, он сидел возле меня и крепко сжимал мою руку в своих руках. Наши переплетенные руки были около его лица, а глаза его были закрыты.
Он выглядел усталым и будто постарел лет на десять.
— Привет. — Мой голос надломился, горло словно чем — то царапнуло, но он меня услышал.
Он стрельнул в меня глазами и от видимого облегчения осел.
— О, Спэнсер.
— Сколько…? — Я даже не сумел закончить вопрос. — Воды.
Он по — быстрому дотянулся до маленького стаканчика и поднес к моим губам.
Благодаря холодной жидкости горло тут же расслабилось.
— Спасибо.
Эндрю поставил стаканчик на стол возле моих ног.
— Сейчас десять минут девятого, — вновь взяв меня за руку, сказал он. — Ты здесь с пяти. Сюда тебя доставили фельдшеры.
Я ничего не помнил.
— Мам, — крикнул Эндрю. Почти мгновенно вошли Хелен, Алан и Сара. — Можете сообщить, что он очнулся?
— Я схожу, — произнесла Сара и испарилась.
Хелен подошла к моей постели. Опустила ладонь на мою руку и печально улыбнулась.
— Мне жаль, что так случилось. Я уточняла про аллергию на моллюсков. С рестораном я разберусь. Не переживай.
В палату вошла медсестра — «У меня что, отдельная палата?» — проверила какие-то приборы и поинтересовалась моим самочувствием. Затем пришел доктор, но, рассказывая про “тяжелый случай аллергической реакции” и лекарства, которые мне дали, он обращался к родителям Эндрю, а не ко мне.
— Когда была первая аллергическая реакция? — задал доктор вопрос. Врач считал родителей Эндрю моими родителями?
Безусловно, они понятия не имели, когда у меня была первая аллергическая реакция.
— В три года, — ответил я. — Тогда был первый раз. А повторилась, когда мне было двенадцать.
Доктор нахмурил брови.
— Полагаю, становится хуже?
Я кивнул, потом пожал плечами.
— Наверно.
— Ну, вам очень повезло, что ваш отчим был рядом и ввел эпинефрин. В противном случае они навещали бы вас в подвальном помещении. Если вы понимаете, о чем я.
В подвале больницы располагался морг.
— Да.
— Мы оставим его на ночь, — сказал доктор. — И следующие сорок восемь часов я посоветовал бы не оставлять его в одиночестве. — Он еще что — то лепетал, но я очень устал и пребывал в замешательстве.
После ухода врача Эндрю взял меня за руку и пояснил:
— Мама сказала, что ты ее сын, а отец — твой отчим, — тихо проговорил он. — Нас считают братьями.
Хелен похлопала меня по ноге.
— Чтоб он мог остаться с тобой в палате.
— О, спасибо. — Горло снова царапнуло, отчего я поморщился. — Еще воды.
Эндрю поднялся и помог мне попить. Потом Алан изрек:
— Мы оставим вас на минутку. — Он вывел Хелен и Сару за дверь.
Я глубоко и утомленно вздохнул. Я ощущал усталость всем своим нутром. Эндрю коснулся ладонью моего лица.
— Я охереть как испугался, Спэнсер.
Я кивнул.
— Я тоже.
— Ты перестал дышать. Я подумал, что ты умрешь. — Он сжал мою руку и покачал головой. Он боролся со слезами. Он прильнул ближе и прижался ко мне губами. — Я люблю тебя, — выдохнул он.
Прежде чем я успел ответить, ярким и обеспокоенным пятном в палату ворвалась Лола. Увидев меня, она замерла на месте.
— Спэнсер!
Следом за ней, бледный как приведение, вошел Габ. Содрогаясь, он сел, поднял глаза и, объясняясь, выдал:
— За рулем была Лола. — У него дернулся глаз. — И ехала быстрее обычного.
Лола набросилась на меня с объятиями и выдавила те немногие признаки жизни, что во мне еще оставались. Обычно Эндрю отходил в сторонку, но я по — прежнему держал его за руку. И не отпустил бы ни за что.
— Ты в порядке? — спросила Лола и погладила меня по лицу и волосам. — Мне позвонил Эндрю. Хочешь, чтоб я заработала сердечный приступ? — Она посмотрела на Эндрю. — Спасибо. Как дела? Слава богу, ты его спас.
Эндрю покраснел.
— Вряд ли я много сделал. Отец сохранял спокойствие. А мне крышу снесло.
— Неправда, — донеслись из дверного проема слова Алана. — Именно Эндрю сказал, где был «эпипен».
Лола дотронулась до моей бороды и попыталась привести в порядок прическу.
— Нас один только пересказ напугал.
В этот момент вошла медсестра и остановилась.
— Ну, и кто должен здесь находиться?
— Мы все, — ласково ответила Лола. Розовые волосы были собраны в твист, макияж был совершенен, и на ней было похожее на кексик кукольное платье. Но все это медсестру не обдурило.
Сестра кивнула на меня.
— Мистеру Коэну нужен отдых. Он практически умер, что довольно изнурительно.
Часы посещения подошли к концу. — Потом она заприметила Габа. — Сэр? Вам нехорошо?
Габ, по — прежнему потный и бледный, глянул на нее и отмахнулся.
— Моя жена водит как сатана под наркотой.
Я, как и все остальные, хмыкнул, и прежде чем Лола успела начать спорить, Сара обвила ее руками, и они вышли. Габ отправился следом, Алан похлопал меня по ноге, а Хелен пообещала, что они вернутся утром.
Глядя на Эндрю, медсестра вздернула бровь, но он уселся рядом со мной.
— Я остаюсь.
Нужно было что — нибудь сказать. Перед тем, как нас прервали, он признался мне в любви, а я так ничего и не ответил. Но я дико устал. Глаза сами собой закрывались.
Эндрю большим пальцем рисовал круги на тыльной стороне моей ладони, а потом приподнял ее и поцеловал туда, где только что был его палец.
— Спи, Спэнсер. Я буду рядом.
У меня не вышло сформулировать ни слова, поэтому я сжал его руку и держал так крепко, как позволял мой ослабший организм. И я уснул.
Проснулся я, когда пришедшая на вечерний обход медсестра проверяла аппаратуру.
Эндрю спал на раскладушке, и от знания, что он до сих пор был здесь, в груди потеплело.
Он меня любил. Я знал, что он любил. Я слышал, как он рассказывал матери. Но он признался мне. Он признался мне, что любил меня. Это было сказано. Слова уже нельзя было забрать назад. Я не сомневался, что в отношении этих трех слов у вселенной имелась оговорка “никаких возвратов”. Не то чтоб мне хотелось, чтоб он от них отказался. Боже, да это последнее, чего мне хотелось.
Зато мне хотелось, чтоб мой глупый мозг и еще более глупое сердце определились, что делать с этими словами.
Самое сложное заключалось в том, что я тоже его любил. Мой глупый мозг был в состоянии признать, что мое предательское сердце сотворило то, что много лет назад я поклялся не делать. Что я влюбился.
И вот он спал на раскладушке в моей больничной палате. И я его любил. Он делал меня счастливейшим мужчиной в мире. Все дело было в словах, тех трех коротеньких словах. Можно было сознаться самому себе, что я любил Эндрю. Но заставить себя произнести их перед Эндрю я не мог.
Было нечто совершенно кошмарное во вручении израненного сердца другому человеку.
Все эти мысли наряду с постоянным писком и наполнявшими больницу звуками не давали уснуть. Эндрю очухался в начале седьмого, растерянный и немного не выспавшийся, но как только понял, где находился, тут же подумал обо мне.
— Привет. Как себя чувствуешь? — Голос его хрипел, и он провел руками по лицу.
— Гораздо лучше. Усталость по — прежнему есть, но мне уже лучше.
Он встал и потянулся. На нем до сих пор была вчерашняя одежда, после сна он выглядел помято и великолепно. Он поймал меня на подглядывании и улыбнулся.
— Что?
— Ничего. Спасибо, что остался.
— Где ж еще мне быть?
Я протянул ему руку, и он ее принял.
— Я практически всю ночь не спал. И почти присоединился к тебе на раскладушке.
Он улыбнулся и провел моей рукой по своему небритому подбородку.
— Вряд ли «братья» могут быть настолько близки.
О, точно.
— Братья?
— Вообще — то, сводные братья, но да.
— Я бы сказал, что мне до ужаса приятно, что мой сводный братишка остался на ночь, и мне захотелось пообниматься с ним в его постели.
Вошла медсестра, Эндрю резко отпустил мою руку и поднялся. Он открыл оконные шторы, а сестра проводила рутинную проверку и печатала что — то на компьютере.
— Скоро будет завтрак, — уходя, сообщила она.
Эндрю поморщился и вынул телефон из кармана. Что — то написал, потом посмотрел на меня.
— Ты не будешь есть больничную еду.
— Я как бы голоден.
— Как и я, но больничную еду подают в гастрономическом аду.
Я усмехнулся, отчего проснулся мой мочевой пузырь.
— Надо отлить.
— О, давай помогу. — Эндрю опустил ладонь мне на плечо.
— А подержать за меня не хочешь?
Он засмеялся.
— Вряд ли кто — нибудь оценит.
— Я в порядке, — заверил я, поднялся на ноги и потащил за собой стойку капельницы. — Встать я могу.
Он закусил губу.
— Не в этом смысле, — фыркнув, произнес я. — Точнее в этом смысле тоже могу, но мне не хотелось бы в момент прихода доктора щеголять палкостоянием.
— Чем?
— Типа стояком, только добавь сюда еще и полный мочевой пузырь. Ну, знаешь, такое бывает. — Я прошел в ванную комнату и подкатил к себе физраствор. — Через сорочку видно мой зад?
— А, да.
Я покрутил задницей.
— Прекрасно. — Я закрыл дверь, опустошил мочевой пузырь, потом помыл руки и умыл лицо. В больницах мне всегда казалось, что я грязный. К двери я стоял спиной, чтоб у Эндрю был идеальный обзор на мой зад. Протянув за спину руку, я распахнул дверь. — Знаешь, эти сорочки могут пригодиться. Может, стоит прихватить домой?
Только вот засмеялся не Эндрю. А Сара. Очень громко. Я обернулся. Эндрю медленно закрыл лицо руками, Сара, согнувшись, беззвучно сотрясалась от хохота, родители Эндрю, у которых в руках были еда и напитки, пытались сдержать смех, а врач приподнял бровь, неспешно кивнул и проговорил:
— Думаю, вы можете ее забрать.
Не сомневаюсь, я стал бордовым от головы до кончиков пальцев на ногах. И пропищал:
— Я не знал… Господи, простите.
— Я так понимаю, вам стало лучше? — спросил доктор.
— Гораздо. — По — прежнему избегая зрительного контакта с присутствовавшими в палате, я обошел их всех и присел на кровать. И удостоверился, что все было должным образом прикрыто. — Пожалуйста, можно мне домой? Я предпочел бы умереть от смущения там.
Влетела медсестра, без слов забрала капельницу, а когда она ушла, выражение лица доктора из веселого стало серьезным. Он прочитал мне лекцию о тяжелых формах аллергии, типа я ничего не знал, и кивком показал мне готовиться к выписке.
— Как уже было сказано прошлым вечером, я предпочел бы, чтоб ближайшие двое суток вы не оставались в одиночестве. При первых же признаках головокружения или тошноты, одышке или отечности вам нужно будет вернуться.
— Я могу с ним остаться, — сказал Эндрю.
Доктор фыркнул.
— Скоро с бумагами вернется сестра. Сделайте все возможное, чтоб она не поймала вас за кражей сорочки.
— Я пошутил. И мне очень жаль, — пробубнил я, и меня поглотила новая волна позора.
После ухода доктора первым захохотал Эндрю. Он хлопнул в ладоши и качнулся с пятки на носок.
— Ну, зато теперь все видели тебя со спины.
Я швырнул в него подушкой. Она была тяжелой как кирпич. Я надеялся сделать ему больно, но он с легкостью ее поймал.
— Держи, дорогой. — Хелен вручила мне стакан. — Зеленый чай. Эндрю подсказал, какой заказ сделать. Еще есть пирожные.
Алан протянул пакет, который держал.
— Никаких моллюсков. Я спрашивал.
Я улыбнулся и отпил чаю. Он был восхитительным.
— Спасибо. Спасибо вам всем за все. За чай, за то, что вчера меня спасли, за то, что сделали вид, будто я не продемонстрировал вам свой зад. И за то, что сказали, будто мы родственники, чтоб Эндрю смог остаться.
Хелен улыбнулась.
— А, да. Это скорее была не ложь, а актерская игра. Я до сих пор в состоянии устроить достойное представление. Никто даже не засомневался.
— Спасибо. Я ценю.
— После вчерашнего это было меньшее, что мы могли сделать, — отозвался Алан.
— Я никого не виню, — сказал я. — Такое случается. — Казалось, я никого не убедил.
Поэтому я отхлебнул чаю и выдохнул. — Чай отличный. Спасибо.
Эндрю присел на кровать, отпил кофе и глянул на пакет. Потом вытащил пирожное и откусил.
— М — м — м, гораздо вкуснее больничной еды.
— О, — заговорила Сара, — Лола хотела, чтоб первым делом ты позвонил ей.
Я посмотрел на Сару.
— Не могла бы ты подать мой телефон? Хотя я даже не знаю, где он.
На раскладушке Эндрю рядом со стопкой моей одежды стояла сумка. Я предположил, что там лежали мои пожитки, но уверен не был. Эндрю ткнул в нее пальцем и пробормотал что — то с набитым ртом. Мать его упрекнула, а он закатил глаза.
Нормальная такая семья. Невероятная, замечательная и любящая, но совершенно нормальная.
Сара передала мне мобильник и кошелек, и когда я проверил телефон, батарея уже была разряжена.
— Вряд ли она порадуется.
Эндрю взял свой мобильный и что — то пробурчал с полным ртом. Сара закатила глаза.
— Какой же ты мерзкий. — Потом обратилась ко мне: — Думаю, у меня сохранился ее номер. Помнишь, с того раза, когда мы планировали нашу первую встречу? — Она быстро вытащила телефон и пролистала страницы. — Да, есть. Хочешь, позвоню ей?
— Если можно, просто напиши, что я буду дома через… — Я глянул на Эндрю. — Я даже понятия не имею, в какой больнице нахожусь.
Он погладил меня по ноге и, к счастью, проглотил то, что жевал.
— Передай Лоле, что он будет дома в течение часа.
— Спасибо, — сказал я и повалился на кровать.
— Ты выглядишь усталым, — нежно произнес он.
— Прошлой ночью почти не спал.
— Давай ты оденешься, и как только принесут бумаги на выписку, я отвезу тебя домой.
Я кивнул.
— Звучит прекрасно. — Потом я кое — что припомнил: — Эй, разве сегодня не понедельник? Разве ты не должен работать?
— Взял небольшой отпуск. Дней скопилось прилично.
Мне не хотелось, чтоб из — за меня он пропускал работу, но мысль провести с ним целый день в постели была слишком заманчивой, чтоб отказываться. Я доел какое — то датское пирожное и прошагал в ванную комнату. К моей великой радости, за мной не волочилась капельница, и я придерживал полы сорочки.
По — быстрому я принял душ и оделся во вчерашнюю одежду. Вернувшись обратно в палату, я чувствовал себя гораздо лучше. Для заполнения бланков на выписку не очень — то терпеливо меня ждала медсестра. Я прочитал бумаги. Сестра выдала комментарий на тему, что молодые люди не страхуются должным образом, на что я ответил:
— Австралийские и американские больничные и медицинские страховки разительно отличаются, а получение надлежащей страховки — первое, что по приезду сюда я сделал. Я слышал жуткие истории о том, что за оказание неотложной помощи люди платили бешеные бабки, потому что не были застрахованы. И прикинул, зная свою удачливость, что у меня случится реакция, и я умру в комнате ожидания. — Я поставил подпись и протянул сестре планшет.
Она просмотрела бумаги.
— Вы не вписали родственников.
Я положил ручку. Ответ занял некоторое время.
— Нет.
Я чувствовал на себе взгляды. Эндрю прокашлялся и сделал шаг ближе, чтоб за меня заступиться.
— Ладно, мы можем идти? — Он опустил руку мне на поясницу. — Готов?
Я кивнул.
— Да.
К счастью, Алан пригнал к больнице машину Эндрю, которую вчера он оставил возле дома родителей после того, как я внезапно решил умереть. Мы попрощались, и я раз двадцать сказал «спасибо» его семье. Нас с Эндрю обняли и позволили уехать.
Я уселся на пассажирское кресло. На меня обрушилась тяжесть всех тех часов, в течение которых я не спал. Эндрю коснулся ладонью моего колена.
— Тебе нужно поспать.
Я даже поспорить не мог. Я опустил голову на подголовник и закрыл глаза.
— Угу. Хочешь присоединиться?
— Поспать — да, — отозвался он и вырулил с парковки. — Доктор сказал: в течение двух дней никаких физических нагрузок.
Глаза мои по — прежнему были закрыты.
— Я просто полежу. Можешь сделать все сам.
Он хмыкнул, но не согласился. Оставшуюся часть поездки до моего дома он молчал. Я предположил, что это была такая попытка дать мне отдохнуть. Когда мы припарковались позади салона, я с трудом поднялся по лестнице, а Эндрю открыл дверь. Я знал, что в какой — то момент Лола да и все остальные поднимутся наверх. И я понятия не имел, нужно ли было Эндрю куда — нибудь уехать. Но я скинул ботинки и стянул рубашку, а потом побрел к кухонному шкафу. Вытащил запасной ключ и сонно подошел к Эндрю.
Я до сих пор не отреагировал на его признание в любви. Сомневался, что сумею.
Поэтому я протянул руку.
— Хочу, чтоб он был у тебя.
Эндрю стрельнул в меня взором.
— Если вдруг тебе понадобится уйти и вернуться, — пояснил я. — И если я еще буду спать.
Он охнул. И не смог скрыть боль на своем лице.
Я схватил его за футболку и удерживал на месте.
— Нет, не так. Я понимаю, что это означает, и понимаю, что это огромный шаг.
Ключ важнее зубной щетки, что меня вполне устраивает. Я даю тебе ключ от своего дома, чтоб ты мог приходить в любое время. Тебе не нужно спрашивать. Я никогда не скажу «нет». — Я медленно моргнул. — Хочу, чтоб он у тебя был.
— Спэнсер, — прошептал он. — Спасибо.
Я приник к нему и поцеловал.
— Пожалуйста.
— Боже, да ты прям на ходу засыпаешь, — пробормотал он, взял меня за руку и повел в спальню. — В постель.
Я расстегнул и стащил брюки и в одних лишь боксерах улегся в постель. Эндрю укрыл меня одеялом, а потом подобрал мои штаны. Положил мой кошелек на тумбочку и поставил мой мобильный на зарядку, словно старался отвлечься и хоть чем — то себя занять.
— Спасибо. — Мой голос даже для меня звучал утомленно. — Присядь на секунду.
Нерешительно он сделал то, о чем я попросил.
— Что такое?
— Ты в порядке?
— Конечно. Почему должно быть иначе?
— Вряд ли было очень приятно наблюдать мою аллергическую реакцию.
Он хохотнул, но не особо весело.
— Ты почти умер, Спэнсер. Ты перестал дышать. И меня никто не предупреждал, что от введенного «эпипена» тебя будет так трясти.
Я простонал.
— Прости. Должно быть, было кошмарно.
— Да, — тихо ответил Эндрю. Смотрел он прямо на меня. — Но в том нет твоей вины, поэтому не извиняйся.
— Мне все равно жаль. Хотел бы я, чтоб ты этого не видел. Лихорадка — это побочный эффект, по крайней мере, мне так говорили. Не у всех так происходит. Я не знал, что у меня такое бывает, прости.
Он кивнул и печально улыбнулся. В глазах стояли слезы.
— Как же я испугался.
Я сцапал его руку.
— Эй. Ложись. — Я потянул его ближе к себе, он ко мне прижался и обвил себя моей рукой. — Я здесь.
Рядом со мной он расслабился и крепче сжал мою руку. И когда я уже больше не мог бороться со сном, до меня долетел его шепот:
— Я тоже здесь.
Разбудили меня звуки пения Дженис Джоплин. Пела она что — то обо мне и Бобби Макги. Занавески в комнате были зашторены, и я понятия не имел, который был час. И был я один. Из гостиной до меня доносились голоса — Эндрю, Эмилио и Лолы — поэтому я скатился с постели, надел шорты, взял телефон и вышел к людям.
— Эй, а вот и он, — сказал Эмилио и поднялся меня поприветствовать. — Как чувствуешь себя, дружище?
— Усталость все еще присутствует. Который час? — спросил я, проверив телефон.
Было время обеда. Не удивительно, что я был голоден.
Лола меня обняла и всего ощупала.
— Ты в порядке? Нужно что — нибудь принести?
— Я в норме. Хочу есть, но если ты принесешь моллюсков, будет круто. — Повисло молчание. — Что? Слишком рано?
Эндрю прыснул.
— Не смешно.
Я повалился на диван рядом с Эндрю и прильнул к его груди. Обнял себя его рукой и вздохнул.
— Вообще — то, было смешно.
Лола была на кухне.
— Хочешь сэндвич, Спэнс?
— Не откажусь. Я помогу, — сказал я и попытался подняться.
— Нет, я помогу, — отбиваясь от меня, произнес Эндрю и поднялся.
— Ты поможешь? — поинтересовался я. — С готовкой?
Он повернулся ко мне.
— Делать сэндвичи и готовить — разные вещи, умник.
Эмилио засмеялся, и я глянул на него.
— Не занят сегодня?
— Клиент придет в два. Решил подняться и проверить, как ты поживаешь. Эндрю говорил, вчера ты был не в самой лучшей форме.
Я вздохнул.
— Да. Было не очень. Мне повезло, что он и его родители были рядом.
— У тебя еще есть «эпипен»?
— Да, конечно.
— У меня есть упаковка в шкафу возле стойки, — проговорил он. — Проверил после рассказа Лолы. У нее тоже по упаковке в машине и в сумочке. У Эндрю дома есть?
— Я ему дам.
На лице у него появилась маска из разряда «я на полном серьезе».
— Я не шучу.
Его покровительство было явным признаком неравнодушия. Я послал ему улыбку.
— Знаю. И спасибо.
Я включил мобильник, и тут же зажужжали оповещения о пришедших сообщениях и пропущенных звонках.
— Забирай, — крикнула из кухни Лола.
Я поднял свою утомленную задницу с дивана и, просматривая пропущенные звонки, прокручивал экран, как вдруг один из них привлек мое внимание. И не один звонок, их было три. И международный код 612…
Австралия.
— Спэнсер, что такое? — Эндрю стоял передо мной, в руке держал тарелку, на которой лежал сэндвич. Я и не осознавал, что замер как вкопанный.
Несколько раз я моргнул и откашлялся.
— У меня несколько пропущенных звонков из дома. То есть из Австралии.
Эндрю посмотрел на мой мобильник, а затем вернулся взглядом ко мне.
— Сообщения есть?
Я перешел к голосовой почте. К тому моменту, как Эмилио и Лола встали рядом и за мной наблюдали, я нажал на сообщение и включил громкую связь.
— Здравствуйте, Спэнсер. Это Терренс Аскот из «Баркли Соломонс». Пожалуйста, перезвоните мне на этот номер.
Сердце мое билось хаотично.
— Ну, это плохо, — пробормотал я и проверил, который был час. Здесь было начало второго, а значит, там был девятый час утра. Я откашлялся и каким — то чудом умудрился заговорить: — Терренс — мой адвокат.
Зная, что Терренс работал допоздна, я нажал «позвонить». По прошествии нескольких гудков ответила женщина.
— Доброе утро, «Баркли Соломонс», офис Терренса Аскота.
Я сделал глубокий вдох и, глядя на Эндрю, изрек:
— Меня зовут Спэнсер Коэн, мне звонил Терренс Аскот.
Она перевела меня в режим ожидания, и когда он снял трубку, я выключил громкую связь и приложил трубку к уху. Не хотелось, чтоб все слушали. Я, безусловно, им расскажу, но только после того, как переварю информацию.
— Простите, что пропустил ваши звонки, — сказал я. — Вчера сложилась непредвиденная ситуация.
— Все в порядке?
«О, разумеется. Всего — то чуть не умер. Ничего глобального».
— Да, все в порядке.
На некоторое время воцарилась тишина, а затем он сделал глубокий вдох, словно перед сообщением плохих новостей силился успокоиться. Я знал, что ничего хорошего ждать не стоит. Адвокаты мучительно подбирали слова только в том случае, если новости было трудно проговорить вслух.
Я решил избавить его от мучений.
— В последний раз, когда мы с вами общались, вы проинформировали меня о смерти тети Марви. Разве вам не платят достаточно, чтоб приносить мне радостные вести?
Раздался тихий вздох.
— К сожалению, Спэнсер, сейчас вести тоже плохие. Со мной вышел на связь мистер Льюис Коэн.
— Ох. — Льюис был моим братом. Такого я не ожидал. Я вообще не знал, чего ожидал, но жуткая надежда, будто шарик, раздулась в груди без моего на то разрешения.
— Да, — сказал мой адвокат. — Он попросил меня передать кое — какие безрадостные новости.
Я ждал.
— Скончался ваш младший брат, Арчер Коэн.
Надувшийся шарик лопнул в моей груди, и весь воздух из легких испарился.
Неуверенно я присел на диван, а Эндрю опустился рядом со мной. Он взял меня за руку и своим прикосновением, словно осязаемым спасительным тросом, выдернул меня из момента, когда мне начало казаться, будто я тонул.
— Что?
— Он покончил с собой. Мне очень жаль, что именно я вам сообщаю. Льюис без ведома отца связался с моим офисом. Он просил, если вы согласны, чтоб я передал вам его контактную информацию. Он желает с вами поговорить. Если хотите, я могу выслать информацию е — мэйлом.
— Да, — в ответ прошептал я. Больше ничего я сделать не мог. В голове был туман, а зрение помутилось.
— Спэнсер, — ласково продолжил он, — если уж на то пошло, он был очень искренен.
На вопрос, почему я должен огорчать вас еще больше, он ответил: «Кроме Спэнсера, у меня никого из семьи не осталось».
После этих слов я больше его не слышал.
Эндрю забрал у меня трубку и положил на стол. А потом взял меня за руки.
— Спэнсер, что такое?
Я не понимал, как сумел заговорить.
— Мой брат умер… Покончил жизнь самоубийством.
Все молчали, кроме запевшего «Нет солнечного света» Билла Уизерса. Лола прошла к проигрывателю и тихонько приподняла тонарм, а Эндрю сжал мою руку.
После этого я впал в оцепенение.