СПИРИТ III

Глава 25. Злоба дня

Шаг Странника перенёс бронекостюм как раз туда, где его ждали. Тут же в бесполезную на Саде обесточенную железяку впились десятки атакующих заклинаний и с полсотни стрел, озаряя ночь вспышками света и огненными полосами от подожженных наконечников. Но Чак уже понял, что шаг вовсе не нов для этого мира, и потому костюм был заранее пуст.

— Я же говорил, что они узнают, где мы шагнём, — мысленно обратился маг к богу, на что кот отправил в ответ анимированную улыбающуюся рожицу с ушками.

Чак и Мяч появились на расстоянии пятидесяти шагов друг от друга и, словно танцоры, синхронно шагнули вперёд, а затем также вместе сделали ещё пару шагов в сторону, чтобы снова пойти вперед и вбок, но уже в противоположном направлении. Всё это могло казаться бессмысленным, особенно под прицелом у сотни лучников, но спины Странника и бога начало вдруг греть, словно они стояли у открытого огня. Это умное заклинание защиты крепости не справилось с расчетами и благодаря магии Чака частично переместилось туда, где земляне могли её просто-напросто обойти, фигурально выражаясь, пешком.

— Получится? — мысленно спросил кот, видимо, не желая врезаться в невидимые защитные барьеры.

— Уже получилось! Шагаем! — крикнул маг.

Лучники продолжали бить в то место, где только что видели цели, а полноватый высокий маг в золотой броне посылал со стены боевые заклинания.

Рука Мяча появилась прямо у него из груди в том месте, где ребра защищала золотая кираса.

Никто не заметил, как сердце с аккуратно вырезанными рёбрами грудной клетки и таким же аккуратным срезом позвоночника в этот самый миг упали с метровой высоты на поле перед стеной, как раз туда, откуда переместился бог.

Чак не просто колдовал, а мстил, вплетая в каждое заклинание какой-нибудь «перенос». Пятьдесят лучников потянулись в корзины за стрелами, но там их ожидали клубки ядовитых змей, собранных и перенесённых хитрой символьной магией со всей округи. Мяч переместился обратно к Чаку, а стоявший на стене маг удивлённо взглянул на дыру в своей груди и повалился на камни.

На стене началась паника. Кого-то ужалила змея, кто-то звал дежурного мага, виня во всём вражеских колдунов. Сотник лучников всё еще пытался наладить оборону крепости, командуя обсыпать пространство перед стеной стрелами, не зная, что земляне уже внутри и неспешно идут по опустевшим жилым кварталам к шестой стене, посматривая по сторонам на покинутые домики с наспех забитыми окнами и дверьми.

— Чак, это не тот колдун! — наконец покачал головой Мяч.

— Что? — переспросил Чак, не сразу его расслышав.

— Я говорю, я разговаривал на стене с другим колдуном. Мы убили не того…

— Это бывшие адепты Тирипса, тут каждый кто-то нужный. А что убили, как ты говоришь, не того, это, конечно, плохо, — согласился маг.

— Ну да. Возвращаться будем этим же путём — воскресим!

— Подкалываешь за то, что мы на Терре и Луне атмосферу поправили после того, как сами сломали? — догадался Чак.

— Ну да, — пожал плечами Мяч. — Ломать — не строить!

— Ты уверен, что используешь выражение в правильном контексте?

— Нет, — признался бог. — Но как ты догадался, что защиту можно обойти и с тем, что они на шаг так отреагируют?

— Они постоянно находили нас с Эйни. Это их наследство от Тирипс-Странников — вычислять нас по «шагам». А как получилось со стеной… Я просто заменил ей привязку к охраняемой локации, и теперь кусок магической защиты стоит в другом месте. Ну, понимаешь, я не взломал её, а передвинул, вернее, она сама передвинулась. Её сделали умной, но, видимо, недостаточно.

— Эй, Странник с Богом! — донеслось откуда-то сверху.

Оба землянина остановились и подняли головы.

На крыше одного из домов стоял тот самый архимаг в кроваво-грязной рясе, в очках с выбитой левой линзой и сжимал в руках то, что Мяч использовал ранее как белый флаг. Память символьного мага в точности скопировала этот странный, неведомый на Саде предмет, и в воздухе описывали сложную фигуру, вполне сравнимую с фигурой высшего пилотажа, белые новенькие трусы.

— Да ты покойник, колдун! — рявкнул Чак, готовя боевое заклинание, но тут на его плечо легла мохнатая лапа Мяча.

— Стой! Он машет белыми трусами!

— И?

— Ты что, не понимаешь? Я принёс в этот мир символ мира. Может, это будет символом мира во всех разумных мирах, нужно только дать им шанс. Шанс и знания о трусах! — настойчиво, словно гипнотизируя, объяснил Мяч.

Чак посмотрел на него как на сумасшедшего.

— Интересно, в твою честь что, уже алтари в Колумбии воздвигли? Что ты мелешь? — спросил наконец он и сконцентрировался на враге, который хоть и махал белым флагом, но был защищен более чем достаточно для быстрого агрессивного боя.

— Да подожди ты! При чем здесь Колумбия? Глянь сам: он не атакует, у него в руке белый флаг, он пришёл поговорить. Ну же, Чак, цивилизация, не знавшая нижнего белья, должна иметь второй шанс! — Мяч указал рукой на Гель Тиира.

— Поговорить… Что ты сделал с Эйни, с нашей лучницей? — выкрикнул Чак.

— Я не до конца вас понимаю, но это было до того, как мы начали махать этой штукой. А ещё до этого мы воевали, гибли наши по воле ваших! Я не нарушал порядок переговоров, — с жутким прерывистым акцентом ответил ему Гель Тиир.

— Видишь? Первое правило белых трусов: «Чти правила трусов!» — шепнул Мяч Чаку и уже громче обратился к садовцу: — Что ты хотел и почему тебя не было в бою на стене?

— Ты так говоришь, словно жалеешь о том, что не убил его, — заметил Чак.

— Не мешай, — отмахнулся Мяч. — Я тут только что установил контакт с кем-то, кто меня понимает!

— Вы идёте к шестой стене, но ваш враг совсем в другом месте, на другой стороне города! — произнес Гель Тиир, мельком глянув на юг.

— Я же тебе говорил, что нам надо в сам город, к вашим местам силы, и тогда мы сможем победить их богов, — медленно проговорил Мяч.

— Я вам не очень-то верю, — покачал головой архимаг. — И мы договаривались о том, что сначала вы нападете на их богов, а потом я доложу о вас королю.

— Что ты мне врёшь? Ты, на секундочку, самому Богу врёшь! — усмехнулся Мяч. — Я, между прочим, твое донесение видел.

— У вас в городе свои люди?

— Слушай, белый брат, сейчас каждый человек свой. На вас вон даже орки напали. Так что давай мы сначала дойдем до места силы, а потом дадим люлей тэварцам у седьмой стены.

— Нет уже седьмой стены: они её пробили. Не обошли, как вы, а пробили. Теперь я вижу разницу между вами…

— И в чём же она? — невольно скривился Чак.

— Вы не убиваете без нужды и не едите сердца врагов.

При этих словах Мяч подавился слюной и закашлялся.

— И хотя вы и Странники Спирита, думаю, наши с вами цели совпадают! — добавил архимаг.

Я пришёл в себя лежащим в гостиной, причем с ощущением, что мне по колено не то что море, а все океаны Сада вместе взятые. Тут, в белой комнате, горел приглушенный свет и, как и прежде, стояли пять кресел. Два из них были приведены в горизонтальное положение — моё и то, на котором спала Эйни.

Я не мог вспомнить, что со мной произошло, помня последним лишь то, как Чак погружает свою девушку в сон. Но одно я знал точно: я выспался так, как давно не высыпался. Энергия била через край. Даже сердце, казалось, стучало чуть чаще, и я решился на эксперимент. Подняв руки перед собой, я посмотрел на тигровую раскраску и постарался закрепить в памяти то, как я выглядел до своего побега из тюрьмы АF.

В сознании начали всплывать заклинания обратной трансформы. На Саде они тоже были, за тем исключением, что тут такие вещи производила не система, а самая настоящая магия.

«Себя превращать сложно только в первый раз», — говорили трактаты, однако единожды выстроенные волшебные формулы далее работали всегда и везде и даже не особо тратили силу, которая на Саде называлась «маной».

Я вливал ее столько, сколько требовалось. Перед глазами плыло. К горлу подступала тошнота, но я не закрывал глаз, чтобы видеть, как шерсть словно втягивается обратно, превращаясь в белую не загорелую человеческую кожу, пальцы удлиняются, а вместо когтей проступают обычные ногти. От спины потянуло прохладой — это исчез хвост, который всегда нужно было подбирать, чтобы его не защемило дверями; притухли яркие звуки работающих систем — это тигриные уши передвинулись ниже по черепной коробке, а во рту исчезли клыки. На лицо упала вьющаяся прядь светлых волос… Я и забыл, что в человеческом облике носил длинные волосы.

Выдох вырвался сам собой и звонким эхом отразился от бежевых пластиковых стен. В это время лисодевушка дернулась, застонав во сне. После трансформы мои руки тряслись, но сил было всё еще много, словно в этом мире превращаться из тигра в человека было нормальным даже для мага средней руки. Мой костюм растягивался где нужно, а где нет, наоборот, утягивал тело, когда я не спеша подошёл к Эйни.

Закрыв глаза, я увидел следы старания Чака Вульфена. Он всё делал правильно, но, судя по характеру работы, словно рубил топором быстрорастущую траву.

— Чак? — позвала проснувшаяся девушка, глядя на мир белыми сферами слепых глаз.

— Нет, Эйни. Это лишь я, — ответил я как можно более успокаивающим тоном.

— Мне очень больно, — простонала она.

— Я вижу, — отозвался я, глядя на выделяемые ею на тонких планах острые скачкообразные вибрации, чем-то похожие на рисунок кардиограммы.

Моя энергия окутала лисодевушку, словно одеяло. Боль явно поутихла, но не прошла. Слепота Эйни была не простым заклинанием ослепления. Она убивала, выпивала энергию и уносила её куда-то вдаль, возможно, к наложившему заклинание магу, если он, конечно, знал о том, что делает, а не просто копировал формулы тёмных Странников.

— Ты не сможешь мне помочь, ты же больше не Странник… — проскулила Эйни.

— Не Странник, — согласился я. — И именно поэтому у меня может получиться.

Я положил свои руки ей на голову и, погрузив пальцы в рыжий ёжик волос, легко скользнул по лисьим ушам, после чего задержался на глазах. Как только ладони ощутили тепло, я ответил опутывающим циклом возвратного заклинания. Эйни всё еще чувствовала боль, но интуитивно я понимал, что ее ни в коем случае нельзя убирать совсем. Уровень злобы этого мира не допускал бескровное и безболезненное течение каких-либо событий, и в этом был ключ ко всему происходящему, ключ от настоящего склепа, доверху заполненного трупами, и потому тот, кто боялся ощутить особый оттенок новой для реальности, обречён был потерпеть ТУТ, на Саде, неудачу. Она-то и постигла Странника Спирита, опытного мага Чака Вульфена, однако порежь он палец и вложи в свои заклинания хотя бы каплю своей крови, у него бы всё получилось.

Глаза Эйни всё еще испытывали боль, и вскоре под моими руками стало мокро от ее слёз. Она скрежетала зубами, из ее горла вырывались сдавленные и протяжные стоны, временами напоминавшие волчий вой. Постепенно я расшифровал цикл заклинания. Тот колдун, что накладывал его, был тоже ранен, испытывал боль и страх, но не за себя, а за кого-то еще, кто был так похож на беспомощного заложника ситуации, чья душа еще не успела нагрешить настолько, чтобы быть сожранной в планетарной жатве. Поэтому глаза Эйни и не поддались лечению даже Странником. Гель Тиир боялся за других и в этом бою, возможно, сам того не зная, использовал принцип жертвы.

Я невольно улыбнулся, испытывая некое уважение к этому невзрачному на вид кастеру и к тому, как он сплел этот цикл. Так не колдуют. Так прыгают на гранату, закрывая товарищей от разящих осколков; так остаются прикрывать отступающее отделение с одним лишь потоковым ружьём; так вызывают огонь на себя.

«Чак, Чак!.. — мелькнула мысль. — Конечно, ты поймешь со временем символьную магию, эту сложную науку, но сейчас ключ от этого заклинания, прости, не у тебя». Ключ на нашем языке трактовался как жертва, безвозвратная потеря ради высшей цели.

Оно затаилось под моими руками, терзая глаза девушки и готовясь отразить всё, что я ему противопоставлю, до тех пор, пока ему не докажут, что лечащий готов жертвовать. И я показал ему, как «шагнул» к людям, как, уже будучи Странником Спирита, сдался на суд не Тирипсу, а людям, желая понести наказание за все наши и их злодеяния на Терре. Да, это была установка тёмного Странника. Да, это была эмпатия, но ничего в этой вселенной не происходит в обход сознательной воли. Атакующий цикл принял мой ключ и, в последний раз опалив болью девушку, аннигилировался, растворившись в пространстве мира магии и маны.

Убрав руки, я снова увидел зеленую радужку её глаз. Эйни улыбнулась сквозь слёзы, приподнялась и, потянувшись, обняла меня. Голова закружилась — то ли от магического успеха, то ли от потери сил, съеденных в совокупности трансформой и лечением. В глазах потемнело, правда, на одно мгновение, но придя в себя, я почувствовал, что всем телом навалился на её хрупкое тело, так что ощущал под упруго стянутой синтетической тканью костюма частое биение сердца кемономими. Повисшая пауза была слишком долгой, пока мы смотрели друг на друга на расстоянии, слишком уж близком для боевых товарищей.

Я рывком приподнялся и посмотрел на закрытую шлюзовую дверь, словно желая убедиться, что в нее никто не вошел. Дверь оставалась закрытой.

— Я разобрался в заклинании, но декативация потребовала слишком много сил. Пойду в свою каюту. Тебе бы тоже еще поспать, — произнёс я, не глядя на девушку, и, шатаясь, шагнул к двери.