Спорим, моя?

Эпилог

Мне кажется, я прихожу в себя. Когда сижу с родителями за ужином уже не выныриваю из разговоров надолго. Я говорю, смеюсь, улыбаюсь, но часть меня, будто рассыпалась. Мой первый мужчина, моя первая настоящая любовь… Все вранье.

Я Арина Туманова использованная, выброшенная и как итог, униженная. Мое грязное белье перебирают, в нем роются, выуживая из бельевой корзины сплетен новое, придуманное. Пусть.

Все белье у меня брендовое, омытое моими слезами, но только глубоко-глубоко внутри. Снаружи я кремень. Никто не осмелился заявить мне что-то в лицо. Никто, включая Сашу Сомину и Ксюшу Федорову. Они обсасывали мои кости, обгладывали, как волки, исключительно за спиной. Когда я оборачивалась — делали вид, что ничего не происходит и иногда мне самой казалось, что все случившееся просто сон, а остальное только кажется.

Он приехал в пятницу. Родители были у друзей. Сначала звонил в звонок, я не открывала. Не знаю, откуда он узнал, что я дома. Позже я посмотрела по камерам, как Макар забрался на крышу своего бмв, чтобы перемахнуть через забор и постучать в окно. Он застал меня сидя в гостиной. Мне порядком надоела собственная комната, слишком уж часто там наедине с собой я думала о Попутном.

Все-таки Попутный.

Он стоял и стучал в окно, и я знала, что он не остановится. Знала? Я хоть что-нибудь знала о нем? Что-нибудь из того, что не оказалось враньем?

Я вышла к нему. Убеждала, что не хочу, но я хотела. Хотела проснуться в его квартире на огромной кровати под аромат кофе и шутить за завтраком, а потом поставить поднос на стол и…

— Что тебе нужно, Макар? — надеюсь, это не звучало жалко.

Я прошла на порог и закрыла за собой дверь, отрезав возможность все забыть и пригласить его в дом. Я же люблю его.

— Я люблю тебя, Арина.

Он тяжело дышит и с шумом выдыхает еще раз, когда моя ладонь сама по себе приземляется на его щеку, обдавая мою руку жаром, оставляя красный след после.

— Уходи.

Я толкаю его в грудь. Не могу объяснить, что со мной. Наверное, все эмоции, которые сидели внутри, наконец нашли выход.

Макар делает шаг назад, но схватив меня за талию дергает на себя. Зря.

— Я люблю тебя!

Повторяет он, с силой сжимает меня в своих руках. Тело вздрагивает, потому что помнит. А мне нельзя не то, что помнить в эту секунду, мне нельзя даже вспоминать!

— Убирайся!

Вскрикиваю, отталкивая! Он настойчив и уходить не собирается, а у меня нет даже моральных сил на эту борьбу. Я до боли хочу быть с ним и не могу, потому что он козел.

— Я помню то свидание в гончарной мастерской, Макар. Оно было очень странным, — я прекращаю попытки выбраться из хватки и смотрю в голубые глаза напротив, — Еще тогда оно казалось мне каким-то липким что ли! А теперь я знаю, что мне не показалось, потому что ты лепил не глину, ты лепил из меня дуру! Очень красноречиво, чертов ты Попутный!

Не сдерживаюсь и снова толкаю в грудь. От неожиданности он отпускает и я, спустившись по ступеням, наконец оказываюсь на расстоянии от него. На безопасном расстоянии. С неба спускаются крупные капли дождя, но сейчас не до того.

— Нет, я злился, что ты пошла со мной. Уже тогда ты была мне симпатична, и я не хотел делать этого с тобой! Хотел, чтобы ты отказалась! — кричит он, не сдержавшись и спускается ко мне.

— Так это я виновата?! Отказался бы от спора еще тогда, ясно? Или вообще бы не спорил на людей! Не приходило тебе такое в голову, а? Ты мне нравился, Макар. Потому что я верила в людей. И верила, что только влюбленные могут придумать свидание с глиной, приволочь в универ огромный букет роз и ходить по пятам! Но нет, благодаря тебе я знаю, что это не так! Спасибо за науку!

Не удерживаю слезы, и они льются из глаз, но их не видно за усилившимся дождем. Давно такого ливня не было.

— Я не знал, что ты такая. Не знал! Я хотел все уладить! Хотел, чтобы ты не узнала!

Макар подходит ко мне, пытается взять за руку, но я снова дарю ему лишь пощечину. Подарки меняются, правда? На День рождения — себя, сейчас вот — пощечины одна за другой.

Не знаю как, но ему удается меня поцеловать. Потом, позже я буду убеждать себя, что боролась. Только когда его губы касаются моих, я рвано выдохнув прижимаюсь к Ветрову всем телом. В последний раз.

Обезбашенно и до боли я отвечаю на поцелуй. Теряя в нем себя, наперед утоляя жажду, но даже это не позволяет стереть рвущуюся наружу обиду. Мы полностью промокли, однако холода я не чувствую. Мне жарко и больно. И сейчас я чувствую, как Гарви сменяет достигший пятого уровня опасности ураган Ирма. Она уносит не только мое рваное сердце, Ирма терзает душу, вырывая с корнем все самое лучшее и самое болезненное. Меня выворачивает от глубокой острой пытки, и я знаю, что я не смогу оправиться. Слишком сильно Ветер повредил мои крылья, рассеял Туман и унес мое сердце, затеряв его далеко-далеко отсюда. Может, вручив недостойному Попутному, а возможно просто швырнув океан подкормить акул.

Я даю себе секунду на осознание всего в этот самый миг со мной случившегося. Слезы перемешались с дождем, всхлипы с удовольствием. Я его, а он мой. Сейчас. Секунду до… До того, как Ирма настигла Гарви… До того, как…

— Никогда больше не приходи, Макар. Никогда, — сквозь пелену воды я смотрю на него. В последний раз в любимые голубые глаза, — Я никогда не прощу тебя.

— Ты моя, Арина. Моя и точка. Моя до конца.

Это последнее, что я слышу прежде, чем уйти. Убежать от желания, от части себя, оставив ту самую часть ему на хранение или на растерзание. Попутному или в океан акулам.

Он не залечит и не вылечит. Это пройдет когда-нибудь или забудется. Но с ним. Больше нет. Ни в этой жизни.

Но в голове, словно набатом «Моя до конца».