Срок для Бешеного

ГОНЕЦ

Всю вторую смену они с Мишкой были плотно загружены работой, и Савелий только изредка вспоминал о разговоре с Королем, присматриваясь, не подойдет ли к нему незнакомое лицо. Незадолго до окончания смены, когда оставалось прогнать последнюю партию деталей, к Савелию подошел мастер.

— Ну как, тезка, не очень устал? Хватит силенок на третью смену? Конец месяца, сам понимаешь…

И вдруг Савелий, внутренне готовившийся к опасности, неожиданно даже для себя сорвался:

— Слушай, Петрович! Я всю неделю пахал как проклятый, и сам знаешь, что всегда напрашивался не только на вторую, но и на третью смену, но сегодня просто с ног валюсь! Выдохся, понимаешь, выдохся! И на завтра отгул беру! — выпалив все это единым духом, Савелий наклонился, чтобы откинуть крышку стола.

Ошеломленный таким словесным потоком от человека, который всегда отделывался односложными ответами и всегда соглашался поработать, мастер развел руками и тихо сказала

— Хорошо, Говорков, не можешь, так не можешь! — Повернувшись, чтобы уйти, добавил: — Отдохни, конечно! Если хочешь, то и в понедельник можешь не выходить: я отмечу в нарядной! Коль устал, давно бы сказал, что я, не человек, что ли? — Последние слова старый мастер произнес с обидой и медленно направился в свой кабинет.

«Что с тобой, Савелий? Сорвался, накричал на старого мастера, который к тебе со всей душой!.. И чего, спрашивается, взбеленился? Никак ты напугался?» — подумал Говорков, плюнув с досады. Он взглянул на часы: реле испортилось, что ли? Он не стал дожидаться автоматики и сам повернул рубильник. Натужно охнув, плиты пресса стали разъезжаться вниз!

Напарник недоуменно посмотрел на него, потом на пресс: некоторые плиты ДСП прилипли краями к плитам, а значит, их рано было вытаскивать — будет явный брак. Однако Мишка, привыкший доверять своему кумиру, не сказал ни слова. Савелий, задумчиво поглядывающий на пресс, не заметил, как к нему подошел какой-то мужик с желто-бледным лицом в новеньком зековском костюме.

— Привет, Савелий! — тихо сказал он.

— Привет, коли не шутишь! — ответил Савелий, недоуменно разглядывая мужика, сто лицо было ему незнакомо.

— Не пытайся, не знаешь ты меня! — тихо сказал он. — Да и я тебя, признаться, с трудом узнал: только фотокарточку твою видел…

Савелий сразу понял, что это и есть «гонец», и едва — не рассмеялся: прислали Геракла на расправу…

— Чего скажешь хорошего, земляк? — ухмыльнулся он.

— А мы и вправду земляки, из Москвы я! — Последние слова тот произнес шепотом: — Можешь отойти на пару минут?

— Миша, я сейчас: пусть остынут немного… Мужик прошел вперед между стопками готовых деталей и подошел ближе к окну, где они были сокрыты от посторонних глаз.

— Ну, слушаю! — повернулся Савелий к нему. Он был спокоен: вряд ли этот мужик должен был с ним что-то сделать, об этом даже смешно было подумать…

— Я только почтарь: вопросы можешь мне не задавать, известие несу через третьи руки! — Его губы чуть подрагивали, он был явно чем-то напуган.

— Не боись, говори! — успокоил его Савелий. — Или письмо есть?

— Нет, ксивоты нет, только карточка и на словах… — Он явно тянул, чего-то боясь.

— Говори, сказал же — не трону! — повторил Савелий, но и сам почувствовал волнение.

— Но учти, не я это говорю, а то, что было в ксиве: зашмонали ее в Ярославле, хотели и карточку, но я слезами вымолил…

— Хватит тянуть — оборвал Савелий.

— Ну смотри, обещал… «Если вякнешь что, за ним отправишься…», там еще были слова, но я забыл, прости уж… — Он поежился, нехотя сунул руку в карман и вытащил фотографию.

Савелий взял ее в руки и вдруг побледнел, застонал, как от сильной боли во всем теле, ноги стали ватными… На фотографии был его друг Виктор Варламов. Фотография была цветная и снята довольно умело: несмотря на пробитое в нескольких местах тело Виктора и изуродованное лицо его с обрезанными ушами, Савелий сразу узнал своего бывшего сержанта… В глазах у него потемнело, словно в цехе выключили свет, одеревеневшее тело не подчинялось своему хозяину… Так он стоял несколько минут… А когда пришел в себя, то мужика рядом не было: испугавшись нечаянной расправы, он моментально исчез…

В полной прострации, ничего, не видя перед собой, Савелий, словно робот, подошел к прессу и начал вставлять в него подряд то, что попадалось под руку, не обращая внимания, что там уже лежат детали стола.

Удивленный Мишка ничего не мог понять, но и помешать не решался: вдруг Савелий специально задумал сделать что-то? В это время рядом проходил Кривой, и Мишка подбежал к нему. Тот с полуслова все понял и бросился к Савелию:

— Не включай, Бешеный! Не включай! Но Савелий, словно не слыша ничего, уже опустил рычаг вниз, полки начали сдвигаться друг к другу, и вскоре раздался хруст исковерканных деталей.

Подскочив к рубильнику. Кривой вернул ручку назад, и пресс, удивленно взвизгнув, начал работать в обратном направлении.

— Ты что, Бешеный? Ведь снова могут в трюм загнать! — закричал он и вдруг рассмотрел лицо Савелия. — Что с тобой? Ты болен?

Савелий явно не понимал его. Он был невменяем. Глаза пустые, отсутствующие…

— Тебе плохо? — спрашивал Кривой и беспомощно оглядывался. — Ты иди на воздух! Иди, мы тут сами управимся! Иди! Проводи его, Мишка! — кивнул он напарнику Савелия, а сам стал быстро вытаскивать сломанные прессом детали…

Очутившись на улице, Савелий остановился как вкопанный и недоуменно посмотрел на Мишку, поддерживающего его за локоть.

— Чего тебе? — нахмурился Савелий.

— Да ничего; Садка, тебе плохо стало, вот я и…

— Все нормально, иди! — отстранился от него Савелий и медленно пошел в сторону деревянных ящиков для снарядов. Пройдя привычной дорогой между ровными рядами, он вдруг остановился и резко ударил кулаком в ближайший ящик. От сильного удара доска хрустнула, и этот звук подстегнул его: Савелий стал крушить ящики направо и налево, вкладывая в удары кулаков всю свою ярость… Несколько секунд продолжался этот странный «бой»… С рук закапала кровь, но он не обращал на это внимания, продолжая крушить и крушить… В какой-то момент он резко, так же как и начал, остановился и осмотрелся вокруг: несколько ящиков были буквально искрошены в щепки. Неожиданно он захохотал, истерично, навзрыд… Оборвав смех, взглянул на окровавленные кулаки и зло прошептал:

— Крови захотели? Так вы ее получите! Ждите ответа! — Он громко крикнул: — У круг, робяты! У круг! — Подпрыгнув, он ударил ногой ветошку, и несколько ящиков повалились прямо на рельсы железной дороги…

— Кто там с ума сходит? — раздался чей-то старческий голос, и Савелий вышел из-за штабеля. — Это ты, Бешеный? Что же так неаккуратно?. Прямо на рельсы… — извиняющимся тоном запричитал появившийся старик. — Вот-вот вагоны подадут под погрузку… Хоть отмашку подавай!..

— Под погрузку? — спросил вдруг Савелий. — Ящиков, что ли?

— Да нет, ящики уже днем загрузили и запломбировали… Бункере опилками пора освобождать, а то пожарники цех могут остановить! — Старик, одетый в желтую куртку, стал освобождать рельсы от ящиков и складывать в штабеля.

Немного подумав, Савелий принялся ему помогать: быстро и ловко подхватывал тяжелые ящики и забрасывал наверх.

— И когда их будут подавать? — как бы между прочим поинтересовался он.

— В два часа, думаю, будут уже под погрузкой, а что?

— Так что же ты суетишься: тут можно все ящики перекидать…

— Да мне еще в цех нужно зайти, чтобы людей на бункере оставили, а то снимут вторую смену — ищи тогда: они в третью сегодня не работают…

— Вся фабрика, что ли? — насторожился Савелий.

— Да нет — только первый цех… План слудили, вот и дали им отгул… — Старый зек быстро устал от тяжести ящиков, задохнулся.

— Черт тебя взял с этой погрузкой: поспать хотел, а теперь ищи другое место — менты понабегут, не дадут покоя…

— Не-е-е… чо им здеся делать? Опилки не ящики — куды в их спрячешься: враз на выезде пикой проткнут… Я здеся червонец добиваю и не слыхал, чтобы кто-то решился на такое, — деловито пояснил старик, забрасывая последний ящик. Удовлетворенно осмотревшись, он благодарно взглянул на Савелия. — Спасибо, земляк, за помощь! Можешь спокойно отдыхать: никто не помешает… Разве прапор какой, с обходом… так я маякну, ежели что… — Кивнув, он направился в сторону первого цеха…