Выздоровление шло медленно: прошло еще несколько дней, прежде чем Савелий смог заговорить. Тот день был пасмурным и дождливым: осень вступала в свои права. Варвара колдовала над какой-то тканью, строча, как из автомата, на ножной швейной машинке. Мишка лежал рядом, положив свою мохнатую, голову на кончик ее стопы. Он спал под мерный стрекот машинки.
Савелий давно проснулся и пристально смотрел на Варвару. Увлеченная работой, она не замечала его взгляда. Прострочив стежку, Варя вытащила из машинки полуготовую кофточку, скинула халатик, обнажив красивую грудь, и примерила свою работу. Покрутившись перед зеркалом, наметила место, где нужно было еще подобрать, снова накинула халатик. И опять застрекотала машинка…
— Меня Савелием зовут! — неожиданно проговорил он, и Варя, вздрогнув, обернулась.
— Наконец-то заговорил наш больной! — улыбнулась она и вдруг смутилась. — Давно проснулся? -
Она быстро поправила халатик, застегивая верхнюю пуговицу.
— Нет, только что! — слукавил он и тут же спросил, кивнув на фотографию Егора. — Когда он вернется?
Варя ответила не сразу, словно решая, стоит ли посвящать незнакомого человека в свою трагедию, но ответила просто, спокойно:
— Егор никогда не вернется: погиб он…
— Простите… — смутился Савелий.
— Ну что уж… Вы ж не знали… — Неожиданно для себя она снова перешла на «вы». — Седьмой год пошел…
— Лицо у него доброе!
— В самую точку! Мы и познакомились через его доброту! В тот день я выпросила у мамы тридцать пять рублей на туфли. Чешские, красные такие… Очень понравились! — Она смущенно улыбнулась. — Но их то ли вытащили, то ли обронила где… Иду, реву, а он сзади: «Что за трагедия, дружочек?»
Савелий улыбнулся: вот откуда появился «дружочек»!
— Это и был Егор! Голос такой ласковый, добрый. — Барин голос предательски дрогнул. — И захотелось мне рассказать все ему, не знаю почему… А он улыбнулся так по-доброму и говорит: «Когда деньги теряешь — не горе, горе, когда человека теряешь!» Вот уж точно сказал. — Она помолчала немного, смахнула набежавшую слезу и продолжила: — Потом достает и протягиваете мне деньги: «Разбогатеешь, — говорит, — отдашь!» Это уж потом я узнала, что он мне все деньги отдал, которые были у него: стипендию получил в тот день… Ночами потом подрабатывал…
— Как он погиб, в Афганистане? — спросил вдруг Савелий.
— Если бы… — Она вздохнула. — Глупо погиб, несправедливо… Медведь задрал… Сам-то он никогда не охотился, ружье носил так, на всякий случай. Видно, и погиб потому, что не смог выстрелить в последний момент… Карабин в стороне лежал — переломанный пополам… Схватился со зверюгой, а в руках — один нож… только и смог, что ухо ему отхватить. Так и остались мы сиротами…
— Мы?
— С дочуркой… Так и не увидел ее Егор: я тогда беременна была. Никогда себе не прощу, что не пришла в тот момент к нему на помощь! — Заметив его недоумение. Варя еще больше разнервничалась. — Господи! Да я же предчувствовала все!.. Или чувствовала… Даже не чувствовала, а видела. Не знаю, как и объяснить. Ну, видела, как во сне, что ли… И как он с медведем схватился… и как ружье пополам… Видела и уговаривала себя: кажется, мерещится… Дура! До сих пор не могу понять всего этого.
— Вы знаете, Варя, я читал об этом. — Савелий наморщился, припоминая. — Близкие люди иногда не только видят на расстоянии то, что происходит с родными людьми, но иногда даже и беду предчувствуют.
Они помолчали, думая каждый о своем, потом он спросил: А дочка где сейчас?
— В Артеке. Мой сводный брат вожатым работает там — по комсомольской путевке, вот и удалось в порядке исключения Егоринку с ним отправить. Нормальным-то путем таких маленьких туда не берут.
— Егоринка? — улыбнулся Савелий. — Какое славное имя: словно ручеек журчит… Егоринка… — повторил он. — А вы, значит, решили здесь остаться?
— Егор очень любил тайгу, жил ею… И меня заставил полюбить… Да и как можно не любить ее!.. Сама-то я из Ленинграда… Поначалу трудно было, скучала по городу, по работе — фельдшером работала на «Скорой», — по друзьям, а потом… Сейчас я в представить себя не могу без тайги: в Питер приеду, и через неделю назад тянет, не хватает чего-то… Да и как не любить тайгу? — воодушевлено повторила она. — Она же все дает человеку еду, одежду, жилье… Здесь можно увидеть целые театральные представления… Да-да, улыбайтесь, самые настоящие спектакли, поставленные обитателями тайги!
Варя настолько увлеклась рассказом, что глаза ее заблестели, щеки зарумянились.
— Вот поправитесь и сами увидите.
— Увидел уже — печально вздохнул он.
— Ну, допустим, в том, что случилось с вами, сами виноваты, и никто, кроме нас: не нужно было в таком изголодавшемся состоянии по деревьям лазать! Да еще после пьяных ягодок… — съязвила Варвара.
— Откуда… — начал он, но запнулся и подозрительно уставился на нее. — Вы что, наблюдали, подсматривали за мной?
— Чудак человек! — добродушно рассмеялась Варя. — Если бы я подсматривала за вами, как вы выразились, то мне бы сейчас не пришлось вас врачевать!.. По вашим автографам прочитала. Очень уж вы любите свои следы оставлять: и на дереве, и на траве, и дочиста обглоданный куст…
— Здорово! — не удержался от восхищения Савелий. — Неужели всему этому вас обучил Егор?
— И он, и тайга, и охотник тот. — Она нахмурилась. — Антоном его зовут. — Она внимательно посмотрела на Савелия, неон никак не отреагировал на это имя, и Варя продолжила: — Многое и самой пришлось постигать… А все-таки давно не видно Антона: обычно по несколько раз в месяц захаживал — то свежатинки какой занесет, то ягодок или кореньев каких, а тут около года носу не кажет… Не случилось ли чего? Ведь его однажды Мишка спас.
Услышав, что заговорили о нем, пес тут же поднял голову и посмотрел на Савелия, потом на хозяйку. Варя ласково потрепала его за ухо.
— Антон тогда под, лед провалился и как-то сумел выбраться, а до ближайшего зимовья — километров сорок! Спички промокли, сам вмиг льдом покрылся, что ледяная статуя: мороз-то под сорок! До зимовья — сорок! Мороз — с-орок! Кругом — сорок! А Мишка часто в тайгу убегает, порезвиться… он, видно, и наткнулся на эту ледяную статую. Мишка никогда больше суток не пропадает в тайге, а тут нет и нет — совсем пропала собака, как сквозь землю провалилась. Егор уж думал, что задрал медведь, а недели через три они и заявляются вдвоем с Антоном. Вот тогда-то и узнали все про нашего Милку!.. А как он с Егоринкой нянчился! Поверьте, лучше всякой няньки? Помощничек ты мой! Варя снова потрепала пса за ухо.
— Хороший песик! Хороший Мишутка!.. Хора… Ой! — всплеснула она руками. — Совсем заболталась! Настьку-то давно пора доить… Да и вас, должно, утомила.
— Что вы? — искренне воскликнул Савелий. — Нисколечко! — Затем тихо произнес: — Спасибо тебе, Варя! Огромное тебе спасибо?
— Да за что же, Господи!
— За все! За то, что спасла! Зато, что верность хранишь! — Его голос вдруг дрогнул.
Девушка задумчиво посмотрела ему в глаза, медленно подошла ближе, постояла рядом и неожиданно даже для себя самой ласково провела пальцами по его волосам. Вздрогнув от этого прикосновения, Савелий хотел что-то сказать, но Вари уже не было…
Не показалось ли ему это нежное прикосновение? Не выдал ли он желаемое за действительное? Хотя… Ну прикоснулась, ну и что? Что с того? Жалеет, видно, как всякого больного, убогого…
Савелий взглянул, на Мишку, который тоже поднялся на ноги и посмотрел на него, потом на дверь, где скрылась его хозяйка, снова на Савелия, вильнул хвостом, ткнулся ему в руку холодным носом, словно извиняясь, и важной походкой отправился за Варей.