СССР: вернуться в детство 4

17. ЧТО-ТО НОВЕНЬКОЕ

Дней через десять к нам на хозяйство подъехали два интересных дяденьки. Посмотрели инкубатор, несколько раз включили-выключили, проверили разные датчики, почитали инструкцию и бодро сообщили Вове, мол:

— Пфе, да тут всё примитивно! — и умчались.

— Военные, что ли? — спросила я.

— Как догадалась?

— Ну уж не знаю, то ли по выправке, то ли потому, что у ворот их встретил защитного цвета уазик с военными номерами.

Вова даже удивился моей несказанной прозорливости. Нет, в принципе, то, что я заметила бобик, странно — я ж Зоркий Сокол[42]. Но манеру держаться я обычно считываю.

— С ИВАТУ, что ли? — уточнила я.

— Ага. Говорят, как раз удачно. После последнего пленума всем пришла разнарядка организовать на подсобных площадях что-нибудь такое, для поддержки инициатив народонаселения. Они уж головы себе сломали…

Эк у нас в военном ведомстве удивительно всё!

— Так ты давай, подскажи мужикам: можно на разные размеры делать. Или регулируемые — побольше-поменьше. И на разное количество. Кому-то на тридцать штук достаточно будет, кому-то — на двести. Только их испытывать надо будет, чтоб температура выдерживалась, влажность и прочее. Брудеры ещё под это дело паровозом. Кормушки бункерные, тут вообще ума не надо, а в хозяйствах — оптимизация. Поилки…

Я подумала, что есть нечто глубоко ироничное в том, чтобы высшее военное авиационно-инженерное училище производило инкубаторы для нелетающей домашней птицы.

Ладно, осталось подождать, как оно на деле получится, а то я возмечтала тут о пончиках небесных.

Первого мая после обеда Вовка намылился к своим дедам. Тебе, говорит, и так не скучно будет — сейчас толпа родни привалит (у матушки ж день рождения), а ему, дескать, надо с дедом переговорить, да плюс к тому есть надежда, что дядя Лёва в гостях будет — переговорить в неформальной семейной обстановке, что там как с инкубаторами.

Однако, вернулся Вова совсем с другими новостями. Он дождался, пока народ немного рассосётся и пригласил меня пройтись по противопожарке.

Вокруг нас скакал Роб, Вовка время от времени бросал ему палку, которую тот притаскивал обратно. Собачья идиллия!

— Я так понимаю, ты не очень хочешь, чтобы нас слушали?

— М-гм, — Вовка слегка прикусил губу. — Новости, Олька, не очень.

— Не с инкубаторами же?

Он помотал головой.

— Чё б я тебя из-за инкубаторов сюда попёр…

— Логично.

— Короче, Олька, не всем понравилось последнее решение пленума.

— Что, не хотят люди быть предпринимателями?

— И это, ты будешь смеяться, тоже.

Фу, блин! Ненавижу вот это его выражение: «ты будешь смеяться». Каждый раз ни фига не смешно!

— Вова-а! Что?..

— Западная Украина начала возмущаться. Натурально, как в прошлый раз, только сейчас повод другой подхватили. Аж с пикетами выходят: «Не допустим возврат к капиталистическим пережиткам!» — и вот это вот всё.

— Западная? — поразилась я до глубины души. — И чего им не понравилось? Они ж всю дорогу чем-то приторговывали, шабашили. Такие просторы открываются, зарабатывай — не хочу!

— Вот и я о чём. Подозреваю, что не своим умом они до такого допёрли. Опять же, листовки с лозунгами «против рвачей» повсюду появились. Кто-то где-то их печатает?

— Или завозит.

— Или завозит… — эхом откликнулся Вовка. — Подозреваю, что тут дело ещё и в том, что вся восточная Украина теперь вовсе даже не Украина, регионы-то переделили, самое жирное всё у них отрезали.

— Нет, я понимаю, что они кушать привыкли хорошо. Но это ж СССР. Они как себе представляют — что сейчас прям массовый голод наступит?

— Ты не поверишь, «голодомор» уже вспомнили.

— Так это точно ненашенские мутят!

— А как же. Если, ты говоришь, по всем прогнозам надвигается общемировая жопа, и они на этот счёт исследования проводили, то наши предупреждённые нетоварищи давно крючков повсюду понацепляли. Жить хотят, твари. За чей-нибудь счёт.

В животе стало холодно:

— И что?

— Что. Нашим ментам тоже разнарядки пришли, чтоб бдели, особенно если вдруг какие-то листовки… Но я думаю, что тут у нас особых «спящих» нет, разве что собственные дураки с инициативой.

— И как с ними?..

— Если зафиксировано участие в митингах, пикетах и тому подобное — как минимум административка со всеми вытекающими, вплоть до исправительно-трудовых на тридцать дней. Штраф могут выписать, до пятидесяти рублей, кажись.

— Лишение должности?

— Скорее всего, если на руководящей или административной сидит. А вот если вторично или что посерьёзнее — там вплоть до высылки, сроки не могу тебе сказать.

— И это, я так понимаю, не худшее, что произошло?

— Н-нет. Худшее на югах.

— Что, горячие южные парни не хотят между собой дружицца?

— Причём, некоторые не хотят очень агрессивно. В Киргизии до русских погромов дошло.

— Ни фига себе…

— Мда.

— А как же «все люди братья»?

Вова в непечатных выражениях высказал мне, что киргизские братья забили на эту поговорку.

— И что теперь?

— Наши следят и ждут. Дядь Аркаша говорит, что у нас националистических поползновений пока не было — и все надеются, что пронесёт. Но бдят.

— Ну, крандец…

— А ты как думала? Господа пиндосы сильно рассчитывают если не сожрать, то понадкусывать СССР, и локальная войнушка в любой из республик им была бы очень кстати. Вот там, я думаю, завербованных до фига. Это ещё Прибалтика молчит.

— Списываю на то, что они тормозные.

Вовка коротко усмехнулся:

— Не исключено.

Мы развернулись и пошли вверх по противопожарке, к нашему участку. Слышно было, что у мамы с Женей смеются и поют, пахло шашлыками. Господи, живи да радуйся, нет же… Нам в Сибири, где всё, особенно в пору комсомольских строек, как в котле перемешалось, эти дурацкие националистические идеи казались до крайности идиотскими. Ну, реально. Что вы делите???

Я тяжко вздохнула.

— Не боись, прорвёмся, — мрачновато утешил меня Вовка. — Из хороших новостей, копия инкубатора работает стабильно, пошли эксперименты с размерами.

— Ну, класс! И что, они готовы прямо производство организовать?

— Небольшое, но готовы. В рамках этих… обязательств, или как там…

Расскажу сразу, чем завершилась эта эпопея, иначе лоскутно и непонятно всё получится.

Я думала, что по советской традиции ничем не нервировать общественность, никто и ничего про волнения в республиках писать не станет, но в центральной «Правде» неожиданно начали выходить статьи. Не знаю, кто и как сработал, но в целом ряде случаев докопались до первоисточников, разоблачительно уходящих корнями за кордон (в чём, мы лично и не сомневались).

А дальше (не возьмусь судить, по собственному почину или по чьей-то подсказке) в редакции газет пошли письма от имени многотысячных коллективов предприятий-гигантов с требованиями сурово покарать (а иногда прямо расстрелять) всех, кто выступает против решений советской власти. Вот это, я вам скажу, кто-то догадался запустить мощную встречную волну!

Процесс был громким. Точнее, целый ряд процессов. И высылка, наверное, оказалась самой масштабной со времён товарища Сталина. Те, кто не захотел жить при изменившихся порядках на юге и на западе, поехали сильно на север, организовывать сельское хозяйство в экстремальных климатических условиях. В связи с новым делением перекос по плотности населения между отдельными областями стал не просто резким, а как-то уже запредельным, что ли. Но после объявления приговоров, у меня возникло стойкое подозрение, что подобный ход событий предполагался заранее. Никаких поездов в места новых поселений не ходило, дорог, как говорили, тоже особо не было — всё в точном соответствии с песней: «только самолётом можно долететь»[43].

Товарищ Андропов выступил, сказал много и разного, в конце как-то сбился с официозного тона и высказался в том духе, что раз они такие умные, вот пусть и попробуют самостоятельное общество процветания выстроить. А заодно причинить пользу Родине. Это, дескать, вроде как десант космонавтов-переселенцев. Сказано же «и на Марсе будут яблони цвести»[44]. А тут даже не Марс, атмосферу менять не надо. Только города построить, инфраструктуру организовать.

А чтобы умные люди могли себя проявить максимально, туда же, к несогласным административно, будут отправлены и все несогласные политически. Дорогая наша либеральная интеллигенция, все осужденные по политическим статьям, диссиденты и прочие. Им даже предоставится свобода экспериментально проверить любые свои идеи в границах, не противоречащих законам Союза Советских Социалистических Регионов. А коммунистическая партия сделает всё возможное для перевоспитания несознательных граждан.

Далее пошли панорамы северных природ, перемежающиеся картинками, с голосом за кадром. Диктор пояснил нам, что расселение полагалось производить малыми посёлками, не превышающими численность в тысячу человек. Новым поселенцам будет передано необходимое для жизни и производства…

Как я поняла, эти посёлки должны были выстроиться в определённом порядке и в случае удачи в дальнейшем стать частью инфраструктуры будущих северных городов, обеспечивать их всяким потребным, в том числе питанием.

В финале диктор сухо добавил, что новым поселенцам вменяется в трёхмесячный срок обечпечить условия для круглогодичного пребывания, обучения и воспитания подрастающего поколения, в противном случае на осенне-весенний период детей придётся вывозить в специализированные интернаты.

Это холодным душем отрезвило и Кавказ, и Среднюю Азию, и даже западную Украину.

А в магазинах внезапно появились яблоки (нормальные, не избитые вусмерть и не гнилые). Народ сперва кидался и нахватывал авоськами, а потом как-то привыкли, что яблоки есть, и успокоились. К декабрю, сразу скажу, пошли даже мандарины, и картинка повторилась снова. Но мандарины тоже не закончились в один день. И хоть продавали их по-прежнему по килограмму в одни руки, не сходили с прилавков весь декабрь и январь.

Но это я немножко забегаю вперёд. Громкими процессами страну будет лихорадить всё лето и часть осени. Люди, связанные с пенитенциарными учреждениями будут рассказывать, что после наступления холодов целые эшелоны «антисоветчиков» остались во временных пересылочных лагерях до следующей весны, а пока местные иркутские власти внезапно озадачились совершенно другой проблемой.

Это на самом деле, флэшбек такой. В одной из книг Макаренко (честно, не помню в какой), прибыв на место будущей колонии, он (Макаренко) встречает как бы педагога (такого, типа безумного профессора), в каморке которого на стене висит лозунг на полосе бумаги: «Стенография — путь к социализму!»

Каким образом стенография должна была обеспечить вход в светлое социалистическое будущее, осталось покрыто туманом. А вспомнила я об этом потому, что господа-товарищи, которые сидели в комиссии напротив нас, почему-то были уверены, что так же здорово всё получится с этнографией. Ну, или хотя бы с фольклором. Вообще, они, по-моему, не очень различали два этих понятия.

Так. Сначала.

19 мая 1986.

Нас пригласили на заседание расширенной комиссии, в которую были включены представители горисполкома, облисполкома, комитета по культуре, детских и молодёжных коммунистических организаций (в лице пионервожатых и комсомольских вожаков), краеведы-музейщики и ещё какие-то люди. Всё было солидно — большой кабинет, ковры, огромный, не побоюсь этого слова, полированный стол, стакан перед каждым заседающим и несколько графинов с водой. Должно быть, от долгих речей у выступающих пересыхает в горле.

Слова начали по очереди брать всякие ответственные тёти и дяди, которые красиво говорили про прошедший пленум, про новые горизонты, а также про (внезапно) сохранение культурного наследия.

Я слушала, не совсем понимая, нахрена нас вообще сюда позвали, и между делом меня вдруг живо заинтересовал вопрос: почему у комсомольцев вожаки, а у пионеров — вожатые? Что за невнятная дифференциация штанов?[45]

Поразмышляв ещё немного я выстроила для себя такой ранжир:

Великий вождь (это, конечно, Ленин или Сталин, обычно употребляется в сочетании со словами «мировой революции»);

Вождь (просто, без «великого»; это всякие прочие типа «дорогого Леонида Ильича», партийный);

Вожак (это комсомольский, таких пруд пруди, в каждой школе хоть один да есть; как правило, это граждане, которые сознательно нацелились не работать, а руководить);

Вожатый (просто должность для граждан, которые хотят — или были заставлены — рулить пионэрами; по качеству сильно разнились между собой, впрочем, как и представители всех прочих категорий).

И тут председатель этого сборища, которому, кажется, было не менее скучно, чем мне, этак поднял брови и выпучил глаза, словно перед этим едва не уснул (не исключаю, что так оно и было). Пантомима была такая интересная, что я невольно сконцентрировалась на происходящем. А дядя завершил свои эволюции и громогласно заявил:

— Так давайте обратимся непосредственно к председателю этой юннатской станции! Что они думают по поставленному вопросу?

Вот тут я оказалась в сложном положении. Что я думаю? Да ничего! Я ж не слушала. Как их слушать вообще, пока сквозь дебри их измышлений пробьёшься…

Но заявить, что я тупо прохлопала ушами, стратегически неправильно — сразу все закивают головами, что я маленькая, и больше ни на какие заседания не позовут. А на виду быть надо — это и определённая общественная бронь, и кой-какие преференции под такое дело получить можно.

— Мысль интересная, — дипломатически ответила я. — А можно ещё раз чётко услышать, что конкретно от нас требуется?

И вот тут-то они мне и выдали.

Товарищ Андропов же заявил, что нужно сохранять национальные традиции в специальных объединениях. Традиция (особенно в сознании руководства) — это нечто, связанное с селом. А вот тут у нас как раз и подходящий объект есть сельской направленности — как удобно! Пусть они заодно и центром народной культуры будут.

— Вы что, прикалываетесь? — обалдело спросила я.

Хорошо, что Вова сегодня со мной отказался поехать (он эти заседания вообще на дух не переносит). Представляю, что мой муж-матершинник мог бы им ляпнуть. Нет, он, конечно, старается сдерживаться, но когда вот так…

Собрание завозилось. Только что они так всё здорово обсудили — и вдруг. Больше всех возбудились комсомольские вожаки. Начали активно выражать, так сказать, порицать и осуждать. И, конечно, понимающе кивать друг другу — мол, чего же ждать о детей, не понимают высоких целей партии.

Это меня так здорово взбесило, что я встала и несколько раз хорошо стукнула толстым стеклянным стаканом по полированной столешнице. Согласна, жест идиотский. В последнее время у меня чёт нервы сдают.

Зато люди настолько не ожидали подобного неадеквата, что все вдруг замолчали.