ГЛАВА ПЕРВАЯ


1929 год. Начало ликвидации успешных хлеборобов — «кулаков».

Прошел 1928 год, «год коллективизации», вернее — первый год коллективизации, — и был достигнут минимальный прогресс в вопросе коллективизации. Более того — произошел сильный спад в производстве зерна, ибо в результате закрытия рынков в городах в 1927 году крестьяне сократили посевы за ненадобностью «лишнего» — товарного зерна, лишнего труда. Эту ситуацию усугубила ошибочное по времени начало массовой коллективизации весной 1928 года — во время посевной. Фактически усердными представителями власти и партийными агитаторами и сопротивляющимися крестьянами весенняя посевная 1928 года была во многом сорвана — было засеяно ещё меньше площадей, и эти площади хуже обработаны. И всю эту мрачную картину на фоне массовых недовольств рабочих из-за продовольственного дефицита усугубил неурожай 1928 года. Если в 1927 году по сравнению с 1926 годом государство не добрало около 100 млн. пудов хлеба, то в 1928 году недобрало уже по сравнению с 1927 годом. В конце 1928 года экономические показатели заготовки зерна уже улучшали «раскулачиванием» — грабежом успешных крестьян, изъятием прошлогодних накопленных запасов. В конце 1928 года ЦК и Политбюро уже обсуждался вопрос импорта хлеба в 1929 году.

14 февраля: Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о введении карточной системы отпуска хлеба во всей стране. Хлеб отпускался по заборным книжкам, которые получало только трудовое население. Поэтому понятно настроение Сталина и его окружения на фоне больших успехов индустриализации. «В случае недостачи хлеба — ввоз хлеба миллионов на 100 рублей. А если валюты не хватит на то, чтобы покрыть ввоз хлеба и ввоз оборудования для промышленности, то надо сократить ввоз оборудования, а значит, и темп развития нашей индустрии» — переживал Сталин, ибо с индустриализацией в первую очередь была связана безопасность страны, её обороноспособность.

Что делать? Отказываться от «перестройки» сельского хозяйства, от коллективизации, которая будет «капать» по 2% в год, дать отбой коллективизации? Как поведут себя после этого победители-крестьяне, победившие некогда Ленина и Бронштейна, а теперь Сталина? Каковы перспективы? Или принципиально настоять на своём — и идти напролом через крестьянские головы и достигнуть цели чего бы это не стоило? В этом случае перспективы также не очень понятны. Сталин в конце 1927 года принял решение начать коллективизацию и в начале 1928 года начал, целый год её проводил — и цели не достиг, оказался между началом и концом, где этого конца не видно.

Решение Сталина было видно по принятому 3 января 1929 года решению Политбюро, а затем Постановлению Президиума ВЦИК от 14 января 1929 года «Об образовании на территории РСФСР административно-территориальных объединений краевого и областного значения». Этими постановлениями было законодательно оформлено создание с 1 октября 1929 года Северного края в составе Архангельской, Вологодской, Северо-Двинской губерний и автономной Коми области с центром в городе Архангельске. Для чего был создан и административно упорядочен Северный край, станет понятным уже через несколько месяцев. Согласно этим постановлениям губернские структуры были переименованы в окружкомы, а уездные и волостные комитеты — в райкомы.

В связи с демаршем Н. Бухарина осенью 1928 года по поводу коллективизации, Сталин в первой половине 1929 года решил навести порядок в верхушке партии и добиться её монолитности перед окончательным решением крестьянского вопроса. 30 января 1929 года прошло специальное заседание ЦК ВКП(б), длившееся до 9 февраля. В первый день его работы Бухарин со своими сторонниками озвучил декларацию, в которой обвинил Сталина в проведении гибельной политики индустриализации на основе «военно-феодальной эксплуатации крестьянства». И в знак протеста против проводимой в деревне политики Николай Бухарин подал в отставку из «Правды» и из Коминтерна. Стоит отметить, что этот «герой» захвата Российской империи впервые занял довольно симпатичную позицию в защиту крестьянства и с осени 1928 года среди партийных функционеров собрал и сплотил немало единомышленников. Это была уже не троцкистская, а другого вида оппозиция, состоявшая из русских коммунистов, которые вступились за русских крестьян. Поэтому в условиях фактически начавшейся войны с русским крестьянством эта оппозиция представляла особую опасность, поэтому Сталин уделил ей много внимания и много мягко с ней возился.

7 февраля 1929 года ЦК партии предложил Бухарину компромисс — остаться на всех постах, но он отказался. Предложивший компромисс Сталин сокрушался: «Разве трудно понять, что Бухарин и его друзья должны были всеми силами уцепиться за этот компромисс, предложенный им Политбюро, чтобы ликвидировать тем самым остроту внутрипартийного положения. Почему же Бухарин и его друзья отвергли этот компромисс? Выходит, что на деле у нас не одна линия, а две линии.

Рыков сказал в своей речи неправду, заявив, что генеральная линия у нас одна. В своей речи на настоящем пленуме ЦК и ЦКК Рыков встал на эту оппортунистическую точку зрения. Не угодно ли послушать характеристику оппортуниста вообще, данную товарищем Лениным в одной их своих статей?» И далее Сталин уже традиционно взял себе в помощники авторитетного «бога» — Ленина — зачитал большую цитату Ленина 15-летней давности. После чего стало быть — против оппозиционеров опять вместе со Сталиным был Ленин. И опять против оппозиции Сталин запустил свой лом нерушимого «единства партии»:

«Разве можно допускать такую политику перелётов при наличии одной общей генеральной линии? Если линия одна, откуда взялась декларация тройки (Бухарин, Рыков, Томский) от 9 февраля, в которой нагло и грубо-клеветнически обвиняют партию: а) в политике военно-феодальной эксплуатации крестьянства» (на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 года).

На этом апрельском пленуме идеологическая схватка по поводу крестьян была жаркой, против Сталина за крестьян выступил даже аморфный безликий Рыков. Стоит заметить, что в защиту своих крестьян выступили именно русские партийцы, Сталин: «Рыков пугал здесь партию, уверяя, что посевные площади по СССР имеют тенденцию систематически сокращаться. Верно ли, что посевные площади имеют тенденцию к систематическому сокращению? Нет, неверно».

После этого следовало ожидать, что Сталин, опровергая Рыкова, приведет свои цифры, но «крыть» в цифрах было нечем, — и Сталин поступил оригинально: «Может быть Рыков читал когда-либо «Развитие капитализма в России» Ленина». Цитатой Ленина об экономистах и о средних числах Сталин попытался поставить под сомнение очевидные факты, указанные Рыковым. Но у Сталина в этом апрельском споре были свои «железные» аргументы:

«Нам нужно для обеспечения хлебом городов и промышленных пунктов, Красной Армии и районов технических культур около 500 млн. пудов хлеба ежегодно. В порядке самотёка нам удаётся заготовить около 300-350 млн. пудов. Остальные 150 млн. пудов приходится брать в порядке организованного давления на кулацкие зажиточные слои деревни. Вот о чём говорит нам опыт хлебозаготовок за последние два года». В переводе на нормальный язык последняя фраза Сталина должна звучать так: «Остальные 150 млн. пудов нам, как и в прошлом 1928 году, придется отбирать у крестьянства силой, с помощью грабежа».

А переживания Сталина, кстати, были обоснованы и понятны, ибо кроме «потемкинских городов» — Москвы и Ленинграда в других городах была угроза голода, например, в 1929 г. смоленский рабочий по продовольственной карточке получал в день 600 г хлеба, члены его семьи — по 300 г хлеба; на одного человека полагалось в месяц 200 г жиров и не более 1 литра подсолнечного масла в месяц. Причина этого понятна — объёмы хлебозаготовок продолжали неуклонно снижаться. Например, по Северо-Кавказскому краю, где «усердствовал» А. Андреев, январский (1929 г.) месячный план заготовок оказался выполнен только на 54%. Рабочие во многих провинциальных городах уже мечтали о сравнительно сытых царских временах, голодное ожидание прекрасного коммунизма затянулось уже более 10 лет и «просвета» не было видно.

Ситуация с продовольствием усугублялась, и в марте 1929 года Сталин был вынужден вводить нормирование продовольствия в Москве. За хлебом последовало нормированное распределение и других дефицитных продуктов: сахара, мяса, масла, чая и т.д.

В этой ситуации у Сталина под давлением оппозиции было большое искушение повернуть обратно к нэпу, оставить в покое крестьян и дать им свободно работать, и через год они опять все рынки заполнят продуктами. Ленин сломался и временно повернул к нэпу в более тяжелых условиях, но у него в этом вопросе не было такой серьёзной русской оппозиции, Бухарин тогда ему старательно помогал и договорился даже до того, что расстрелы — это «способ коммунистического воспитания». Но упорство, терпение и упрямство Сталина в истории человечества имеет немного аналогов. И по вопросу продолжать или не продолжать жестокую коллективизацию, Сталин своё решение объяснил на пленуме в апреле 1929 года оригинально, вспоминая свою ссылку:

«Видали ли вы рыбаков перед бурей на большой реке, вроде Енисея? Я их видал не раз. Бывает, что одна группа рыбаков перед лицом наступившей бури мобилизует все свои силы, воодушевляет своих людей и смело ведет лодку навстречу буре: «Держись, ребята, крепче за руль, режь волны, не возьмёт!». Но бывает и другой сорт рыбаков, которые чуя бурю, падают духом, начинают хныкать и деморализуют свои же собственные ряды».

Сталин был точно не из последних. «Нарком должен обладать оптимизмом и железными нервами», — вспоминал самый молодой советский нарком Николай Байбаков наставления Сталина. «Железные нервы» можно расшифровать: терпение, выдержка, не поддаваться эмоциям, прагматичность и даже циничность и жестокость в достижении целей, умение «держать удар», волевая и интеллектуальная способность дотянуть до конца намеченной цели, несмотря на все трудности препятствия. Сталин такими качествами в избытке обладал, иначе он не пережил был успешно затянувшуюся трагическую коллективизацию, крайне коварную умышленно запутанную историю с репрессиями в середине 30-х и Вторую мировую войну. Теперь Сталин находился «на переправе» между двумя «берегами», и решил бодро идти напролом через крестьянство, используя целый комплекс различных способов «отъёма» зерна, денег и коллективизации.

Оппозиция обвиняла Сталина в том, что он использовал способ Бронштейна-Ленина по грабежу крестьян и рабочих под названием «ножницы цен», и на апрельском пленуме (1929 г.) Сталин парировал: «О чём идет дело в известной резолюции объединенного заседания Политбюро и Президиума ЦКК (февраль 1929 г.) по вопросу о «ножницах»? Речь идёт там о том, что, кроме обычных налогов, прямых и косвенных, которые платит крестьянство государству, оно даёт ещё некий сверхналог в виде переплат на промтовары и в виде недополучек по линии цен на сельскохозяйственные продукты. Верно ли, что этот сверхналог, уплачиваемый крестьянством, существует на деле? Да, верно. Так вот, этот сверхналог, получаемый в результате «ножниц», и составляет «нечто вроде дани». Не дань, а «нечто вроде дани». Это есть «нечто вроде дани» за нашу отсталость».

Оригинально получается — ленинцы, коммунисты захватили в России власть и развязали Гражданскую войну, в результате страна оказалась в руинах, отсталой… — и за эту кровавую разрушительную авантюру Ленина, Бронштейна, Сталина и прочих «большевиков» теперь рабским трудом долгие годы должны расплачиваться русские крестьяне! Ай-да Сталин… Кто-то из вас, уважаемые читатели, профессора и академики, может понять разницу между понятием слова «дань» и сталинским «тонким» понятием «нечто вроде дани»?

На практике это выглядело так — советские заготовители в принудительном порядке «закупали» у крестьян, например, сливочное масло по 4 рубля за килограмм, а продавали в магазинах рабочим и служащим по 28 рублей. А за производство, например, лопаты или вил рабочим платили 5 рублей, а крестьянам продавали за 30. Бизнес и скрытая эксплуатация были по размерам просто фантастическими.

Вышеизложенные слова Сталина любопытно комментирует Ю. Мухин: «Надо отдать должное большевикам — они мало что скрывали от народа. На апрельском 1929 г. пленуме ЦК ВКП(б) И.В. Сталин говорил: «Кроме обычных налогов, прямых и косвенных, которые платит крестьянство государству, оно дает ещё некий сверхналог в виде переплат на промтовары и в виде недополучек по линии цен на сельскохозяйственные продукты».

Говоря о том, что большевики «не скрывали от народа», в данном случае лукавый Ю. Мухин «забыл» отметить, что Сталин объяснял о сверхналогах с крестьян не на митинге народу и не через газету, и не депутатам на съезде, а на пленуме в узком кругу приближенных, помощникам в этой суперэксплуатации народа.

Второй способ «интеллектуального» грабежа — это необоснованная эмиссия, производство денег и умышленное обесценивание зарплат. Был создан 5-летний план печатания не обеспеченных ничем денег, и именно с 1929 года Сталин начал его реализовывать — «нарисовал» за год 800 миллионов рублей. Это естественно вызвало большую инфляцию, — быстрый рост цен и сильное обесценивание денег. Эту шулерскую технологию не буду подробно рассматривать, ибо в книге N6 подробно рассматривал это шулерство, мошенничество в исполнении В.И. Ленина.

Крестьяне не были финансовыми или экономическими профессорами, но это «кидалово» проходили уже при Ленине, и то, что их продукт труда очередной раз обесценили и забрали обманом почти даром — это они прекрасно понимали. И то, что писал Ю. Мухин о махинациях Ленина теперь было опять актуально: «Хлеб у крестьян надо было брать, а дать ему было пока нечего. Поэтому брали, ничего взамен не давая. Брали всеми доступными способами: и налогами, и обложениями, и удержанием цены на хлеб на низком уровне, и вот таким способом, какой назвал Зверев, — умышленно обесценивали совзнак такими темпами, что, продав сегодня хлеб, завтра крестьянин на обесценивающуюся выручку ничего не мог купить».

Мухин вместо правдивого глагола — «грабить» или выражения — «грабили крестьян», мягко пытался избежать использования этого слова и нашел замену — «брали, ничего взамен не давая», «брали всеми доступными способами» Мухин вместо правдивого глагола — «грабить» или выражения — «грабили крестьян», мягко пытался избежать использования этого слова и нашел замену — «брали, ничего взамен не давая», «брали всеми доступными способами».

В результате этого мошенничества — у одних в руках оказывался ценный валютный товар на экспорт, а у других — просто бесполезные бумажки. Кстати, — это рабство, рабовладельческий строй, который не сравним с ненавистным царским режимом, даже до раскрепощения крестьян; так поступал только любимый большевиками Петр «великий».

Несмотря на то, что Ю. Мухин в своей книге пишет, что: «высокие цены на промтовары заставляли донашивать ношенное-переношенное», пытается всё-таки неким образом извернуться и оправдать Сталина: «Правда, для тех же 80% населения цена на продовольствие не имела особого значения — оно у них было своё». Как будто крестьянам это всё доставалось даром или у них была волшебная скатерть-самобранка. И как будто крестьянам совсем не нужны были настоящие деньги — чтобы купить одежду, обувь, инвентарь, лес для строительства и пр.

Из вышеприведенных цитат Ю. Мухина, из его книги видно, что он отлично понимал плачевное, трагическое положение крестьян в СССР во время коллективизации, однако Ю. Мухин пишет:

«Ведь что ни говори, но ВКП(б) — это в первую очередь партия пролетариата, а в период с 1929 по 1935 год рост благосостояния граждан был начат с крестьян и, в какой-то степени, в ущерб рабочим». Это возмутительное враньё Ю. Мухина показывает — насколько беспредельны возможности человека, когда у него совершенно отсутствует совесть.

Опера ОГПУ в 1929 году фиксировали через своих агентов недовольные роптания возмущенных крестьян: «Вот дожили — деньги есть, а купить нечего, хоть голый да босый ходи. Надоела эта кукольная комедия. Неужели они думают долго царствовать и народ мучить — ведь чем дальше, тем хуже становится, и недостаток во всём увеличивается»; «Поскольку нет принудительной ссыпки хлеба, не нужно поддаваться агитации коммунистов и сдавать им хлеб. Пусть лучше наш хлеб погибает, но даром не отдадим» (Армавирский округ).

А ситуация с продовольствием и так была сложной, ибо коллективизация и репрессии отразились на ценах на продовольствие, например, если в апреле 1928 года на рынках килограмм муки стоил 3 руб. 90 коп, то 1 марта 1929 г. — 26 руб. 64 коп., а 1 апреля 1929 г. — 28 руб. 32 коп. Мы наблюдаем галопирующую инфляцию, обесценивание зарплат рабочих и выручки крестьян за проданную государству продукцию. Правительство было вынуждено вводить продовольственные карточки, чтобы обеспечить гарантированный продовольственный минимум рабочим. Любопытно, как это негативное явление умудряется перевернуть и объяснить «в плюсе» фанатичный сталинист Ю. Мухин:

«Кстати о карточках… Поясним эксклюзивно профессорам: карточки — это дополнительный денежный доход того, кому они предназначены. Экономист должен понимать, что если хозяин помимо обычного дохода предоставляет работнику и дополнительный, то это сильный хозяин».

По-моему, — более наглое враньё о «дополнительных доходах» рабочих трудно найти, только — у Сванидзе в других «крайностях». Продовольственные карточки были обычной гарантией получения минимального количества продовольствия, чтобы не обессилить или умереть на случай, если бы рабочий не смог найти и купить себе продовольствие или у него не хватило бы зарплаты на приобретение достаточного количества продовольствия.

Но это не единственное вычурное объяснение Ю. Мухиным «гениального» изобретения коммунистов — продовольственной карточки, вот ещё один вариант раскрытия этого «глубокого замысла»: «Речь идет о том, что большевики с 1929 года, накануне коллективизации, стали осмысленно поднимать цены на продовольствие. И поскольку они поставили себе цель поднять эти цены в 10 раз, т.е. сделать их на порядок выше тех, по которым капиталисты скупали хлеб у крестьян при царе, то большевики и ввели карточки, чтобы от этого рынка горожане особо не пострадали».

Представляю молчаливое потрясающее удивление много видавшего в своей жизни Сталина, если он узнал бы, как много можно «нагородить», наумничать вокруг обычной вынужденной продовольственной карточки.

Чтобы компенсировать инфляцию и увеличить зарплаты рабочих, Сталин должен был опять включить денежный печатный станок и печатать дополнительные миллионы рублей, которые в свою очередь ещё более поднимали цены на товары и ускоряли инфляцию. Рост денежной массы в СССР в результате дополнительной эмиссии с 1929 года по 1930 год составил 152%, то есть — денежная масса в СССР увеличилась в 2,5 раза, а цены на продовольствие повысились на 50%. Сталин попытался сковать выпущенные «лишние» деньги, негативно влияющие на инфляцию, — 20 марта 1929 г.: ЦИК и Совнарком приняли постановление о выпуске государственного внутреннего займа сроком на 10 лет на сумму 50 млн. рублей. И облигации этого займа советские власти всех уровней в «добровольно»-принудительном порядке стали навязывать рабочим и крестьянам, прекрасно понимая, что, с учётом темпов обесценивания денег, для рабочих и крестьян это фактически являлось изъятием денег, а для государства в этот период — дешевым кредитованием. Кроме нарушения количественной пропорции «товар-деньги», переизбытка денег, существовала ещё одна причина стремительного роста цен на продукты питания.

«Итак, в 1929 году нет никакой войны, идет бурный рост экономики, но вдруг поднимаются цены на хлеб, — пытается объяснить это факт Ю. Мухин, — Зверев объясняет это так, что увеличился, дескать, спрос на хлеб из-за того, что масса людей перешла в город. А в деревне они, что — хлеб не ели? Это же не объяснение: раз не было резкого роста населения, то не должен был повыситься и спрос».

Получается, что знаменитый министр финансов при Сталине, многие годы занимавший этот пост, был намного глупее Ю. Мухина? И куда смотрел Сталин, подбирая себе кадры на такой важный в государстве пост? Сделал промашку? Нет, — и со Сталиным и со Зверевым всё в порядке. Просто есть факты в истории, которые Ю. Мухину не дано понять, возможно, никогда. А дело в том, что — не людей-едоков стало больше, а хлеба меньше, в том числе и потому, что огромное количество крестьян в прошлом году и не только ели хлеб, но и его производили намного больше, чем ели, это ведь были успешные, талантливые хлеборобы, а уйдя в город, они перестали производить хлеб, но продолжали его есть. Звереву это понять было просто, а Ю. Мухин ещё долго будет «биться головой о стену» или о Зверева.

Крестьянам не выгодно было трудиться фактически бесплатно, и особенно возмущал их обманный способ грабежа. Это приведет в следующие годы к более трагическим последствиям: по этой причине крестьяне перестанут производить товарное продовольствие, это, в свою очередь, приведет к резкому сокращению продзаготовок, а сокращение продзаготовок уменьшит наполнение продовольственных карточек и ещё более усилит обесценивание добавочно напечатанных денег и зарплат, это, в свою очередь, приведет к угрозе голода в городах и к угрозе резкого сокращения импорта зерна. И обозленный, принципиально «зарубившийся» Сталин станет забирать продовольствие изо рта у крестьян, которое они произвели сугубо для своего пропитания, а конфискация пропитания вызовет известные знаменитые трагические последствия.

В этой партийной дискуссии о судьбах крестьян некоторые сверхретивые ускорители коммунизма предлагали Сталину радикальный коммунистический вариант коллективизации — вместо колхозов, совхозов и коммун артельного и кооперативного типа — абсолютно всё отобрать у крестьян, обобществить и согнать крестьян в жесткие коммунистические коммуны, эдакие первые «ласточки» коммунизма. Сталин раскритиковал эту крайность и пояснил:

«Основным звеном колхозного движения является не коммуна, а артель, но в артели «не обобществляются приусадебные земли (мелкие огороды, садики), жилые постройки, известная часть молочного скота, мелкий скот, птица и т.д.».

Немного повторюсь, Сталин в отличие от экзальтированных любителей коммун был прагматиком и прекрасно понимал, и даже сам планировал — в рабоче-«крестьянском» государстве сейчас наступит период невиданной эксплуатации 120 миллионов крестьян, сравнимый только с периодом тиранства и деспотизма Петра Первого, который ввел рабовладельческие принципы — крепостное право. В этом коммунистическом повторе Сталин планировал, что в колхозе почти вся прибавочная стоимость, прибыль колхозов и совхозов пойдет государству, а сельхозработникам, бывшим крестьянам — крохи в виде трудодней, а их семьи должны будут выжить за счет внеурочного труда на своём приусадебном клочке земли — на «мелком огороде» и за счет «мелкого скота и птицы» и коровы. Таким образом достигалась максимальная производительность крестьянского труда, его максимальная прибыльность для власти. Сталин всё просчитал.

Наличие этого государственного клочка земли-огорода размером примерно в 10 соток вокруг дома и этой живности дало минимальную зацепку лукавым советским и современным историкам обозвать этих сельхозрабочих — «крестьянами».

Сталин, как его герой-лодочник в бурю на переправе, терпел, крепился, пытался вдохнуть в своих растерянных оголтелых партийцев больше оптимизма и на апрельском пленуме 1929 года рисовал радужные перспективы: «Сейчас у колхозов имеются два с лишним миллиона гектаров земли. К концу пятилетки колхозы будут иметь более чем 25 миллионов гектаров. За счет кого тут вырастает колхозный клин? За счёт индивидуального бедняцко-середняцкого клина. А как же вы хотите? Как же иначе переводить бедняцко-середняцкие индивидуальные хозяйства на рельсы коллективного хозяйства?»

Обратите внимание, — Сталин признал, что коллективизации подверглись и подвергнуться не только зажиточные крестьяне, но и середняки и бедняки, фактически это и была сплошная коллективизация — и по территории и по классовому разнообразию, о которой Сталин официально объявит только в начале 1930 года. У бедняков для колхоза много не возьмешь, кроме рабочих рук и земельного надела, а откуда взять для колхоза необходимый сельхозинвентарь и достаточное количество лошадей и коров? Ведь МТС и тракторов для колхозов ещё не было — свои заводы ещё не производят. Всё необходимое для колхозов можно было «взять» у середняков и, особенно, у успешных зажиточных крестьян, называемых кулаками, по отношению к которым весной 1929 года Сталин выработал четкую позицию.

Н. Бухарин пытался найти мирный вариант развития сельского хозяйства и убеждал своих партийцев, что кулаки вполне могут вписаться в социалистическое общество, что «кулацкие кооперативные гнезда» будут врастать в систему социалистического хозяйства. Сталин на подобные допущения реагировал резко:

«Одно из двух: либо марксова теория борьбы классов, либо теория врастания капиталистов в социализм. Бухарин пытался в своей речи подкрепить теорию врастания кулачества в социализм ссылкой на известную цитату Ленина. При этом он утверждает, что Ленин говорит то же самое, что и Бухарин. Это неверно, товарищи. Это грубая и непозволительная клевета на Ленина. Вот текст этой цитаты из Ленина: «Конечно, в нашей Советской республике социальный строй основан на сотрудничестве двух классов: рабочих и крестьян, к которому теперь допущены на известной основе и нэпманы, т.е. буржуазия».

Вы видите, что здесь нет ни одного слова насчёт врастания класса капиталистов в социализм. Здесь говорится лишь о том, что мы «допустили» к сотрудничеству рабочих и крестьян на «известных условиях». Так могут толковать цитату из Ленина лишь люди, потерявшие стыд».

И после ещё одной цитаты Ленина — что после установления диктатуры пролетариата классовая борьба не исчезает, «а только меняет свои формы, становясь во многих отношениях ещё ожесточеннее», — Сталин делает вывод: «Уничтожение классов путём ожесточенной классовой борьбы пролетариата, — такова формула Ленина».

Здесь мы являемся свидетелями момента, когда Сталин, как обычно ссылаясь на Ленина, принял принципиальное решение — применить крайне жестокую форму коллективизации — форсированно создать колхозы с помощью и благодаря уничтожению кулака как класса

Можно было, руководствуясь здравой логикой, поступить иначе: оставить пока в покое эти 10% эффективно работающих хлеборобов, товарное зерно которых всё равно вышло бы на рынок, а вначале объединить в колхозы и совхозы 90% крестьян — непроизводительных деревенских бедняков и середняков, чтобы поднять их эффективность, и чтобы от них был бы какой-то толк всему обществу, государству. Но Сталин, как и Ленин, считал, что оставлять кулаков нельзя — неправильный, слишком хороший пример предыдущей формации, и взялся за их уничтожение. Как показал дальнейший ход истории, и история других стран — ошибочной и кровавой была платформа Ленина и, соответственно, Сталина.

«Беря эти излишки у кулаков, мы не только облегчаем снабжение хлебом городов и Красной армии, но и подрываем средство хозяйственного и политического усиления кулачества», — объяснял Сталин. Сталин не озвучил ещё один важный плюс уничтожения кулаков как класса — конфискованное, экспроприированное (ограбленное) имущество кулаков явиться основой материальной базы создаваемых колхозов.

Именно на этом апрельском пленуме Сталин произнес слова о «применении «чрезвычайных мер», которые я уже цитировал ранее: «Что касается хлебозаготовительных затруднений в данный момент, то необходимо признать допустимость временных чрезвычайных мер, подкрепленных общественной поддержкой середняцко-бедняцких масс, как одно из средств сломить сопротивление кулачества и взять у него максимально хлебные излишки. Правда, этот метод сочетается иногда с применением чрезвычайных мер против кулачества, что вызывает комические вопли у Бухарина и Рыкова. А что в этом плохого?»

Да, а что в этом плохого(?) — расстрелять несколько десятков тысяч особо активных, буйных зажиточных крестьян, а остальных несколько миллионов кулаков сослать на вечную мерзлоту?

В следующей главе мы будем наблюдать события лета 1929 года и увидим, что означают на практике сталинские слова — «допустимость временных чрезвычайных мер, подкрепленных общественной поддержкой середняцко-бедняцких масс, как одно из средств сломить сопротивление кулачества».

На вопрос: «Какова польза государству, Сталину от раскулачивания в коллективизации?», следует перечислить следующие выгоды: 1) ликвидировался отрицательный пример прошлой формации, 2) ликвидировались или изолировались самые активные, причем, самые авторитетные противники коллективизации, 3) в результате ликвидации кулацкого хозяйства Советская власть экспроприировала результаты труда кулака — накопленные запасы зерна, сала, копченого и вяленого мяса и т.д. — увеличивала продзаготовки, 4) сельхозинвентарь, телеги, веялки, сеялки, лошади и коровы шли в колхоз и пополняли его материальную базу, активы, 5) за счет кулацкого добра — куры, гуси, свиньи, вещи и предметы домашнего быта, осуществлялись вознаграждения труда коллективизаторов и их пропитание, 6) убегающие от репрессий успешные крестьяне прибегали в растущие города, где на строящихся заводах нужна была рабочая сила, 7) от репрессированных получали ещё одну выгоду — их использовали, как бесплатных рабов, в валке леса, строительстве дорог, каналов и т.д.

Логично выглядело, что следующим шагом Сталина было более конкретное очерчение цели главного удара. В мае 1929 года Сталин решил устранить серьёзную недоработку: коллективизацию начали полтора года назад, в прошлом году начали ликвидировать кулаков, а не написали четкую инструкцию — кто такие кулаки и по каким признакам их определять. До этого месяца коллективизаторы это делали по своему уму и своему усмотрению «на глаз». Здесь были свои плюсы — под удар попадал крепкий середняк. К тому же главный крестьянин СССР — М. Калинин напутал, намудрил и внес только путаницу, — написав в газете «Известия» от 22 марта 1925 года статью, в которой выразил убеждение, что кулаков почти уже нет, тем более как класса, что остались только «вымирающие единицы» или всех крестьян следует считать кулаками:

«Говорить о кулаке как об общественном слое сейчас можно только в том случае, если считать, что всякий сельскохозяйственный предприниматель есть кулак, если по инерции военного коммунизма всякого исправного крестьянина считать кулаком. Кулак — это тип дореволюционной России. Кулак это жупел, это призрак старого мира. Во всяком случае, это не общественный слой, даже не группа, даже не кучка. Это вымирающие уже единицы».

И 21 мая 1929 года СНК СССР издал Постановление «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться Кодекс Законов о труде», где впервые законодательно были определены критерии определения термина «кулак»:

1) систематически применяется наемный труд;

2) наличие мельницы, маслобойни, крупорушки, просушки, применение механического двигателя;

3) сдача в наем сложных сельскохозяйственных машин с механическими двигателями;

4) сдача в наем помещений;

5) занятие торговлей, ростовщичеством, посредничеством, наличие нетрудовых доходов (к примеру, служители культа).

Как видим — священник подпадал под понятие «кулак». Главным признаком кулака на первом этапе было применение наёмного труда.

Всё, — теоретическая часть закончилась: решение принято, и цели четко определены и Сталиным и 16-й Всесоюзной партконференцией и утверждены 5 съездом Советов СССР в мае 1929 года — коллективизировать 16-18% крестьянских хозяйств. За счет кого и чего это осуществить также понятно. Осталось закончить затянувшуюся партийную дискуссию и ликвидировать последние сомнения, улучшить команду коллективизаторов, подготовить общественное мнение и форсировано начать работу.

Партийную дискуссию с Бухариным и Рыковым Сталин закончил «классически»: «Надо установить специальные меры, вплоть до исключения из ЦК и из партии, против тех, которые попытаются нарушить секретность решений партии, её ЦК, её Политбюро». Стало быть — в этой дискуссии Бухарин и Рыков выдали немало партийных секретов от народа. Не случайно в знаменитом сталинском многотомнике трудов до 1929 года в каждом томе отражался примерно один год трудов Сталина, а после 1929 года в один том вместились все постановления партии и теоретические труды Сталина в «густые» годы коллективизации до 1934 года. Потрясающий случай скрытности и секретности Сталина и коммунистической партии.

После апреля 1929 года с Бухариным и его группой уже никто не спорил, а в августе 1929 года Бухарина вывели из Президиума ЦККИ, затем он был смещен с поста руководителя делегации ВКП(б) в Коминтерне и лишен членства в Президиуме ИККИ, а в ноябре 1929 года Бухарина вывели из Политбюро. Впрочем, с ноября 1929 года Бухарин уже полностью думал «по-сталински» и всячески норовил его поддержать. В середине 30-х Сталин припомнит Бухарину эти его «палки в колеса» в ходе и так трудной коллективизации.

Сразу после апрельских обсуждений Сталин взбодрил своих подопечных очередной кадровой, партийной чисткой, включая профсоюзы, — убрал слабовольных и «мягкотелых», неспособных к коллективизации в новом жестком ключе. Для жесткой «грязной» работы по ломке крестьян «через колено» Сталину понадобились старые проверенные кадры, совершенно не жалеющие какое-то или чьё-то крестьянство, чтобы не было национальной жалости или сочувствия, солидарности. Сталин помнил оценку-совет Ленина: «Русский человек добер, русский человек рохля, тютя…» (Так учил Ленин Бронштейна подбирать кадры перед eгo первой отправкой на фронт). В данной ситуации необходимы были жестокие захватчики, «нерасслабившиеся» за мирные годы, надсмотрщики — погонщики и Сталин применил проверенный ленинский «протокольный» принцип: человек с ружьём — русский, а его начальник — комиссар победной Гражданской или, в крайнем случае, другой — нерусской национальности.

Для руководства новой волны коллективизации был создан Народный комиссариат земледелия, который возглавил Яков Эпштейн под маской — «Яковлев» (возможно, предок горбачевского «перестроечника» — идеолога развала СССР). Вновь образованные и утвержденные в начале 1929 года территориальные единицы возглавили: Бауман — Московскую область, а начальником ОГПУ по Московской области был назначен Лейба Вельский-Левин, ОГПУ возглавлял Менжинский, а начальником оперативного отдела ОГПУ назначили Фиму Евдокимова (настоящая фамилия которого неизвестна), Варейкиса Сталин поставил во главе Центрально-Черноземной области, Менделя Хатаевич — Средне-Волжского края, Коссиора — во главе Украины, мрачно знаменитого Шаю Голощекина — во главе Казахстана, Роберта Эйхе — Сибири и только русского Андреева — во главе Северо-Кавказского края. С идеологической стороны ломку крестьянства охотно возглавил старый проверенный безбожник, главный безбожник СССР, руководитель расправ над православными священниками — профессор марксизма-ленинизма Миней Израилевич Губельман (под маской — Емельян Михайлович Ярославский) и его друзья по кровавому ремеслу: Шлихтер и Борис Иофан; а председателем комитета заготовок Сталин поставил И. Клейнера, во главе продзапасов страны поставил Моисея Калмановича (не исключено, что это его потомок-сотрудник КГБ разбогател на юаровских алмазах и скупил в лихие 90-е огромную часть Москвы), главой «Экспортхлеба» — Абрама Кисина, руководителем торговли внутри СССР Сталин назначил И. Вейцера, а еврей И. Зеленский возглавил кооперацию, Собельсон (под маской — Радек) руководил периодической печатью, которая развернула соответствующую пропагандистскую кампанию под лозунгом «Кто не вступает в колхоз — враг Советской власти»; за переселение арестованных отвечал зампред ОГПУ С.А. Мессинг, секретную комиссию при правительстве по устройству высланных кулаков возглавил В.В. Шмидт.

В связи с этим далеко не полным перечнем «героев» коллективизации отмечу важное мнение одного уважаемого ученого, с которым я полностью согласен: «Здесь перед нами встает нелегкий и, так сказать, щекотливый вопрос о личной роли Сталина в трагедии коллективизации. «Антисталинисты» целиком и полностью возлагают вину на вождя, а «сталинисты» (число коих в последнее время заметно растет) либо стараются вообще обойти эту неприятную для них тему, либо выдвигают в качестве главных виновников других тогдашних деятелей.

Ясно, что попытки «обелить» Сталина несостоятельны, ибо даже в том случае, если наиболее беспощадные и разрушительные акции того времени осуществляли другие лица, ответственность все равно лежит и на Сталине, ибо эти лица (тот же Мендель Хатаевич) оказались на своих постах с его ведома и не без его воли. Повторю ещё раз, его роль в трагедии того времени не подлежит никакому сомнению» — заключил Вадим Кожинов («Россия. Век XX»).

При этом задам риторический вопрос — кто после этого заикнется, что Сталин не любил евреев, им не доверял и был антисемитом в смысле — антиевреем? Разве только традиционно природные бесшабашные наглецы. Даже трудно четко определить национальный характер этой власти над русскими, украинцами, белорусами, татарами, калмыками, бурятами и другими народами захваченной империи, — большая группа интернационалистов с преобладанием «революционной» нации во главе с грузином-марксистом. Несмотря на эту любовь Сталина — юдофилию, в современной России эту огромную толпу кровавых палачей (при этом ещё не названа большая группа руководителей ОГПУ и начальников концлагерей) умудряется примерно 20 лет подряд при активной помощи всех телеканалов и курирующего их аппарата президента и профильного министерства усердно прятать за узкими плечами Сталина большая профессиональная команда В. Познер, Н. Сванидзе, Л. Радзиховский, В. Соловьёв, Млечин, Бунтман, Венедиктов, Ерофеев, Швыдкой и им подобные.

Неудивительно, что в 1929 году юдофилия Сталина опять вылилась в оргмероприятия — в апреле 1929 года на партийном пленуме партийные лидеры обсуждали очередную вспышку антисемитизма, и приняли решение провести в обществе очередную пропагандистскую акцию против «антисемитского душка». Как утверждает А. Солженицын, — в Европе даже разгорелся диспут о причинах этой вспышки антисемитизма в СССР. Сама постановка вопроса в данном случае, в этот период — почему(?), выглядит горько-издевательской. Крестьяне видели — кто пришел ликвидировать их элиту и соответственно реагировали. Хотя такие историки как Г. Костырченко умудрялись видеть направляющую руку находящихся за границей «черносотенцев», Костырченко:

«Антиеврейские лозунги широко использовались и основными силами антисоветского подполья, от монархистов до анархистов. Вот почему Сталин не мог допустить разгула аитиеврейской народной стихии». Кстати, — в этот период Сталин для антисталиниста Г. Костырченко был очень хорошим.

Сталин, кроме контрпропаганды, решил сбить волну антисемитизма, «выпустить пар недовольства» и другим способом — «1 апреля 1929 года ЦК, например, приказал ОГПУ «арестовать» в ближайшие дни 100-150 заведомых спекулянтов по Москве (характерно, что предусмотренная уголовным кодексом статья, каравшая спекуляцию, называлась в народе «еврейской статьей»), являющихся фактически организаторами паники на рынке потребительских товаров и «хвостов, и выслать их в далекие края Сибири», — зафиксировал в своей книге страстный юдофил Г. Костырченко, который оригинально объяснил эту меру: что Сталин, якобы, пошел на эту репрессивную акцию чтобы «утолить антисемитский зуд плебса». Оригинально, обычно в этом случае борцы с «русским фашизмом» обнаруживают — «животный антисемитизм русского народа» или — «природный антисемитизм русского народа».

Не без удовольствия Г. Костырченко отметил ещё один способ борьбы с антисемитизмом, обычно применяемый сегодня на выборах — привлечение «общепризнанных авторитетов»:

«Пустили в ход и пропагандистскую артиллерию главного калибра. В сентябре 1929 года великий пролетарский писатель и давний защитник гонимого еврейства Максим Горький, утверждавший, что антисемитизм — это религия дураков, опубликовал в «Правде» статью, в которой негодовал по поводу распространения антисемитских листовок в преддверии 12-й годовщины Октября».

В это время М. Горький со своими многочисленными женами (кроме одной), детьми и их женами и мужьями загорал на Капри или наслаждался Парижем или Римом, и иногда по просьбе Сталина писал в СССР письма, которые публиковали в «Правде». Особенно для рабочих Максим Горький был большим авторитетом, он ещё до революции был яростным защитником евреев, захвативших затем Российскую империю. Об ущербе бесспорно талантливого писателя из народа Максима Горького Российской империи и русскому народу можно написать отдельную книгу. Кто-то из старшего поколения может в сердцах воскликнуть — ничего святого! О святости или отсутствии оного не я говорю, а — бесспорные исторические факты.

Были эффективны против антисемитизма и проверенные сталинские способы, — Г. Костырченко: «Не остались в стороне и карательные органы. Квалифицируя в соответствии с законом действия по возбуждению ненависти на национальной почве как государственное преступление, ОГПУ не только организовало сбор агентурной информации о проявлениях антисемитизма во всех слоях советского общества, но и производило показательно-устрашающие аресты представителей наиболее социально активной почвеннической интеллигенции». Как видим — была в то время в СССР, в отличие от М. Горького, почвенническая интеллигенция с другой судьбой.

Антисемитские акции властей в этот период отличалась от многих предыдущих тем, что в них впервые не принимал активного участия против русских Н. Бухарин.

Эту главу закончу любопытным наблюдением. В мае 1929 года Сталина увидел и описал итальянский коммунист, фашист и масон Курцио Малапарте: «Говорят, о человеке можно судить по его походке. Во время Всероссийского съезда советов в мае 1929 года в Москве, в Большом театре, я видел, как Сталин вышел на сцену; я сидел в оркестровой яме, под самой рампой. Сталин появился из-за спин народных комиссаров, членов ЦК, выстроившихся в два ряда на просцениуме: одет он был очень просто, в серый китель и темные брюки, заправленные в высокие сапоги.

Невысокий, широкоплечий, коренастый, на крупной голове шапка черных волос, удлиненные глаза казались больше от угольно-черных бровей, лицо утяжеляли колючие черные усы. Сталин шел медленным тяжелым шагом, стуча каблуками по паркету; слегка наклоненная голова, руки, опущенные вдоль туловища, делали его похожим на крестьянина, но крестьянина-горца, сурового, упорного, терпеливого и осмотрительного. При его появлении в зале раздался восторженный рев, но он даже не повернулся в ту сторону, он неторопливо шел дальше, занял место позади Рыкова и Калинина, поднял голову, посмотрел на приветствовавшую его громадную толпу и остался стоять все также беспристрастно, ссутулившись, пристально глядя перед собой непроницаемым взглядом».

Летом 1929 года Сталин существенно модернизировал тактику репрессий против кулаков, и это мы будем наблюдать в следующей главе. А заканчивая эту главу, особо выделю и подчеркну важные объяснения Сталина на апрельском пленуме 1929 года своей партийной элите, кстати, и нам:

«Не следует забывать, что при нормальных условиях Украина и Северный Кавказ заготавливают около половины всего заготавливаемого хлеба по СССР», «В прошлом году на 1 апреля заготовили мы хлеба на Украине (ржи и пшеницы) 200 млн. пудов, а в этом году — всего лишь 26-27 млн. пудов» (к Северному Кавказу тогда относили земли бывшего казачества на Дону и Приазовье). Поэтому в следующие годы Сталин особое внимание уделит этим регионам.


Загрузка...