Сотрудники ОГПУ вынимали «агентурный градусник» из крестьянской среды и читали из донесений антисоветские высказывания крестьян: «Ничего не пожалею, последнюю корову отдам, лишь бы уничтожить эту проклятую власть и придушить всех стервецов-коммунистов. Мы с нетерпением ждём объявления войны, тогда мы рассчитаемся со всеми коммунистами и с теми, кто их поддерживал. Не долго будут грабить нас теперь, скоро настанет и для нас час» (Владимирская губерний, Муромский уезд). «Умрём с голоду, власть хлеб отбирает, а нам ничего не даёт. От власти нам ничего хорошего не получить, надо находить выход самим. Пора опять браться за оружие» (Тамбовский уезд). Кстати, когда через 12 лет начнется грандиозная война с Гитлером, то отголоски настроений этого периода в начале войны будут видны.
По понятным причинам после лета 1929 года сопротивление крестьян в Гражданской войне в СССР возросло многократно. Формы сопротивления были многообразны: поджоги, порчи техники, опережающая распродажа имущества, необоснованный забой скота приобрел грандиозные масштабы, нанося долговременный ущерб всей экономике страны. В 1929 году по одной только РСФСР было зарегистрировано около 30 тыс. поджогов. Только в сентябре-октябре 1929 года в «прогрессивной» Ленинградской области произошло свыше 100 террактов, сопровождаемых убийством советских работников, солдат, милиционеров, партийных активистов.
Крестьяне отчаянно защищались и мстили за грабеж и своих близких, например, в Центрально-Черноземной области с июля по ноябрь 1929 года произошло 749 террактов, в результате которых произошло 44 убийства советских работников. В 1929 году было зафиксировано в СССР более 30 тысяч поджогов колхозного имущества. Всего в 1929 году ОГПУ было зафиксировано на всей территории СССР около 1300 крестьянских восстаний. Согласно докладной записке Секретно-оперативного отдела ОГПУ, если в течение 1928 года было зафиксировано 1027 террористических актов, то в 1929 г. — 8278. В 1929 году было подавлено крупное антисоветское восстание в Бурятии, а затем в Киргизии. В результате этой кровавой коллективизации примерно 500 тысяч казахов и русских казаков из территории Казахстана и Киргизии ушли в Китай.
Стоит отметить, что в послевоенном СССР вся эта информация по политическим соображениям была засекречена, упорно её скрывали от школьников и студентов. И сегодня подавляющее количество фанатичных сталинистов стараются эту тему быстро проскочить или вообще «не заметить», «игнорировать», или пытаются лукаво «мудрить». Например, некто Олег Павловский в своей работе «Жизнь вождя. Коллективизация. Миф о голодоморе» смачным языком пишет:
«Авторы жуют пропагандистский штамп, который даже геббельсовцы через месяц выплюнули, — они пишут: «антиколхозные выступления крестьян». Но причем тут колхозы? Коллективизация началась в 1929 г., а уже в марте 1930 вышло постановление ЦК о запрещении насильственной коллективизации, и «новоиспеченные колхозники массово повалили из колхозов обратно» и «было восстановлено до половины раскулаченных хозяйств». То есть, была восстановлена ситуация 1928 года, а на Украине и Дону бунты продолжались и продолжались. Но ведь это говорит о том, что дело было не в колхозах, — бунтуя, крестьяне вступали в колхозы и в колхозах бунтовали. Против чего?
Авторы об этом говорят, но не делают выводов — на Украине и Дону крестьяне бунтовали против того, чтобы платить налог государству. Но и здесь не всё просто — казалось бы, что бунтовать против того, что государству следовало продать по мировым ценам часть урожая? Оно ведь налогами могло взять и бесплатно. Отдай налог — и спи спокойно, т.е. остальное зерно продай на базаре. Но вы видите, что хохлы и казаки, казалось бы, вознамерились не давать государству вообще ничего».
Из этого сумбура О. Павловского следует, что был некий необъяснимый бессмысленный бунт крестьян то ли против налогов, то ли против обязательной продажи зерна государству или против всего вместе, но антиколхозных выступлений крестьян вообще не было, да и сама коллективизация началась в 1929 году и через полгода — вначале 1930-го закончилась. Понятно, что такой лихой обманный «пилотаж» О. Павловского по нашей истории рассчитан на полных глупцов и совершенно безграмотных. Если не разбирать откровенное враньё по поводу периода насильственной коллективизации, который на самом деле был с 1928 по 1934 гг. с небольшим перерывом в первой половине 1930-го года, и наглую ложь по поводу закупки у крестьян зерна по мировым ценам, и я постараюсь доходчиво ответить на неожиданный для меня вопрос со стороны этого фанатичного сталиниста — почему бунтовали против Советской власти советские крестьяне?
На многих примерах и свидетельствах на этот вопрос в этой книге уже был неоднократно дан ответ: крестьяне бунтовали против грабежа со стороны Советской власти, Сталина заработанного ими тяжелым трудом добра, результатов их труда, против жестокой к ним политики государства, против ограничения свобод, против попытки изменить их привычный традиционный уклад жизни, против репрессий, жестокого насилия и даже убийств. Мало причин? В этот период, в отличие от 1918-1922 гг, как уже неоднократно было показано — часто полный грабеж зажиточных крестьян и середняков являлся существенным вспомогательным методом в создании колхозов, начальным «технологическим» звеном. Эту антисоветскую борьбу можно также квалифицировать как борьбу за свою собственность, за свою семью, за свою жизнь и жизнь своих детей. Вот что вспоминал об этом периоде Панкратов Алексей Федорович (1907 г. рожд., из Тамбовской обл.):
«Деревня была разношерстной: бедняки, середняки, зажиточные. К беднякам относили крестьян, не имевших скота. До коллективизации деревня жила спокойно: поля убраны, скотина ухожена, хлеб в закромах. Все друг другу доверяли, ни от кого не запирались, никто чужого не брал. Все, как одна семья, были. И пьяницы у нас были. Да где их только нету?! А как пришла коллективизация, так всё и смешалось: и скотина, и хлеб общими стали. Многие дома стояли заколоченными. Дворы — пусты. Всё сразу осиротело. Сначала на всё это было дико смотреть. Но ничего! Потом попривыкли и к этому. В колхоз звали обещаниями. Говорили, что все будут жить одинаково хорошо. Те, кто победней, сразу поверили этим обещаниям, стали вступать в колхоз. Но зажиточные не доверяли этим словам, боялись потерять своё кровное. Были случаи и силой загоняли в колхоз. Тогда крику, слез и ругани было полно. Были и такие, кто колхозам сопротивлялся: скотину травили, зерно жгли, и вообще всякую «порчу» делали. Их потом «врагами народа» назвали, ссылали, а, бывало, и расстреливали. Это чтобы другим неповадно было колхозам сопротивляться».
Из этого примера к вышеперечисленному перечню можно добавить ещё одну причину — потому что насильственно загоняли в колхоз. На эту тему своё «мудреное» объяснение выразил сталинист К. Романенко: «Следует подчеркнуть, что кулаки поднимались против коллективизации не потому, что их стали самих вовлекать в колхозы или раскулачивать. Кулак почувствовал, что уже само создание колхозов уничтожит базу для его экономического существования».
К. Романенко здесь не прав, потому что создание колхозов уже предусматривало предварительный грабеж кулаков, раскулачивание, и их полное отсутствие к концу коллективизации. Поэтому вместо — «само создание колхозов уничтожит базу для его экономического существования», следовало бы выразиться правдиво — в ходе создания колхозов одновременно уничтожалась коммунистами экономическая база жизни кулаков. Разница здесь существенна, ибо, послушав лукавого К. Романенко, можно подумать, что в тот период имела место равноправная экономическая конкуренция двух систем хозяйствования: колхозной и единоличной, вернее — семейной, родовой. Кстати, эта полная замена системы производства в деревне осуществлялась с таким насилием и остервенением, что создавалось впечатление, будто уничтожаются все базовые основы жизни успешных крестьян. Уверен, — если бы так беспардонно и жестоко отобрали у товарища К. Романенко все результаты его многолетнего труда и уничтожили бы его семье привычную базу экономического существования, сопровождая это зуботычинами и издевательствами, то «мудрец» К. Романенко, если не был бы полностью парализован страхом перед своими любимыми коммунистами, — обязательно возмутился бы, и, очень вероятно, — в агрессивной форме.
Взглянем на ещё одно свидетельство — отрывок воспоминания Марьиной Настасьи Федосеевны (1912 г. рожд. из д. Балахоновка Кемеровской области):
«День работаешь в поле, ночью идешь в амбар урожай сортировать или на сушилку зерно сушить. Раньше поля вручную пололи. И дети работали в колхозе. А как же! Знаете, сколько за такую работу мы получали (смеется). Ничего мы не получали! Частушка такая была: «Колхознички-канареечки, поработай год без копеечки». Было даже так, что работали мы, работали, но и 300 граммов хлеба на трудодень не получали. Живи, как хочешь! Сдавали всё государству, а себе ничего нам не оставляли. Получали за работу всего один раз в год. Голодали! А в карман даже гороху нельзя было взять. Судили! Были у нас такие случаи. Помню, одна тетенька в кармане фартука натаскала с зерносушилки ведерка два зерна. Так ее судили! Сколько ей дали, уж и не припомню.
Судили и за то, что кто-то на работу не выходил. О! Нельзя было не ходить на работу! Я как-то ногу прорубила, когда пни корчевала. Но и с такой раной нельзя было дома сидеть. Это не считалось уважительной причиной. Я ходить не могла, а меня всё равно поставили на работу. Правда, поставили в пожарку. Я должна была не только следить, где что загорелось, но и со всем пожарным хозяйством управляться. Я ходить не могу, а коней в пожарке надо напоить, накормить.
День и ночь мы в колхозе работали. Больничных нам не давали. Не давали их даже на детей. У меня их пятеро было. Дети же постоянно болеют. Вот двое и умерли. Сначала дочка заболела воспалением легких. Её нужно было вести в Верхотомку в больницу. Это километров 20-25 от нас будет. Председатель меня не отпустил, сказал, что работать нужно. Девочка моя и умерла. Потом, когда мальчик так же заболел, я председателю доложилась, что вести в больницу нужно. Он меня снова не отпустил. Так двоих детей я потеряла. Тогда с работой очень строго было. Попробуй не выйди! За всю нашу работу мы получали крохи» (материалы спецэкспедиции фонда «Исторические исследования»).
Похожие воспоминания были и у Изотовой Дарьи Максимовны (1909 г. рожд.):
«Самое обидное, что мы наживали своим трудом, а у нас всё отобрали. Люди стали пухнуть от голода. От колхоза ничего не получали и не видели. Приедет уполномоченный со своей сворой, всё выгребет, оставит немного зерна на семена, а на еду — ни граммочки! Выручал свой огород. Но работать на нем было некогда. Весь день — в колхозе. С утра — до ночи. На неделю нам выдавали по полбуханки хлеба. В этом проклятом колхозе ничего не видели, кроме как сеять, жать, убирать! Когда сделали колхозы, начались различные эпидемии: корь, туберкулез. Поумирало очень много людей. А самое страшное было то, что чаще умирали детки, особенно грудные. А что тут мудреного. Ведь родившая женщина обязана была выходить на работу в колхоз через две недели. У меня у самой умерло девять грудных детей. Этот колхоз погубил очень много людей!».
Из этих двух примеров можно добавить ещё одну причину недовольства крестьян — тяжелейшие условия труда и жизни в колхозе, сверхэксплуатация за минимальную натуральную оплату.
Можно даже поставить вопрос: «А знал ли Сталин причины сопротивления крестьян, которые не знает вышеназванный современный сталинист О. Павловский, К. Романенко, Ю. Мухин и им подобные?» Конечно, ему сообщали в своих докладах не только сотрудники ОГПУ, но неоднократно знаменитый писатель М. Шолохов, который например, в письме Сталину от 4 апреля 1933 года сообщал (отрывок письма):
«В Плешаковском колхозе два уполномоченных РК, Белов и другой товарищ, фамилия которого мне неизвестна, допытываясь у колхозников, где зарыт хлеб, впервые применили впоследствии распространившийся по району метод «допроса с пристрастием». В полночь вызывали в комсод, по одному, колхозников, сначала допрашивали, угрожая пытками, а потом применяли пытки: между пальцев клали карандаш и ломали суставы, а затем надевали на шею веревочную петлю и вели к проруби в Дону топить.
В Грачевском колхозе уполномоченный РК при допросе подвешивал колхозниц за шею к потолку, продолжал допрашивать полузадушенных, потом на ремне вел к реке, избивал по дороге ногами, ставил на льду на колени и продолжал допрос.
В Лиховидовском колхозе уполномоченный РК на бригадном собрании приказал колхозникам встать, поставил в дверях вооруженного сельского, которому вменил в обязанность следить за тем, чтобы никто не садился, а сам ушел обедать. Пообедал, выспался, пришел через 4 часа. Собрание под охраной сельского стояло. И уполномоченный продолжал собрание.
На первом же бюро РК новый секретарь РК поставил вопрос об этих перегибах. Было записано в решении бюро о том, что такие «методы» хлебозаготовок искажают линию партии. Об этом на другой день узнал Овчинников, приехавший из Верхне-Донского района (он работал особоуполномоченным по двум районам: Вешенскому и Верхне-Донскому), и тотчас же предложил секретарю РК: «О перегибах в решении не записывай! Нам нужен хлеб, а не разговорчики о перегибах. А вот ты с первых же дней приезда начинаешь разговоры о перегибах и тем самым ослабляешь накал борьбы за хлеб, расхолаживаешь парторганизацию, демобилизуешь ее!»
После отъезда Овчинникова в Верхне-Донской район работой стал руководить Шарапов. О работе уполномоченного или секретаря ячейки Шарапов судил не только по количеству найденного хлеба, но и по числу семей, выкинутых из домов, по числу раскрытых при обысках крыш и разваленных печей. «Детишек ему стало жалко выкидывать на мороз! Расслюнявился! Кулацкая жалость его одолела! Пусть, как щенки, пищат и дохнут, но саботаж мы сломим!» — распекал на бюро РК Шарапов секретаря ячейки Малаховского колхоза за то, что тот проявил некоторое колебание при массовом выселении семей колхозников на улицу. На бюро РК, в ячейке, в правлении колхоза, громя работавших по хлебозаготовкам, Шарапов не знал иного обращения, кроме как «сволочь», «подлец», «кусок слюнтяя», «предатель», «сукин сын». Вот лексикон, при помощи которого уполномоченный крайкома объяснялся с районными и сельскими коммунистами.
Мне казалось, что это — один из овчинниковских перегибов, но в конце января или в начале февраля в Вешенскую приехал секретарь крайкома Зимин. По пути в Вешенскую он пробыл два часа в Чукаринском колхозе и на бюро РК выступил по поводу хода хлебозаготовок в этом колхозе. Первый вопрос, который он задал присутствовавшему на бюро секретарю Чукаринской ячейки: — «Сколько у тебя выселенных из домов?» — «Сорок восемь хозяйств». — «Где они ночуют?» Секретарь ячейки засмеялся, потом ответил, что ночуют, мол, где придется. Зимин ему на это сказал: «А должны ночевать не у родственников, не в помещениях, а на улице!»
После этого по району взяли линию еще круче. И выселенные стали замерзать. В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери. Сама мать обморозилась. Женщину эту выселял кандидат партии — работник Базковского колхоза. Его, после того как ребенок замерз, а женщину тихонько посадили в тюрьму, посадили за «перегиб». За что же посадили? И если посадили правильно, то почему остается на свободе т. Зимин?
Число замерзших не установлено, т.к. этой статистикой никто не интересовался и не интересуется; точно так же, как никто не интересуется количеством умерших от голода. Бесспорно одно: огромное количество взрослых и «цветов жизни» после двухмесячной зимовки на улице, после ночевок на снегу уйдут из этой жизни вместе с последним снегом. А те, которые останутся в живых, будут полукалеками. Но выселение — это еще не самое главное.
Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 тонны хлеба: массовые избиения колхозников и единоличников. Сажание «в холодную». «Есть яма?» — «Нет». — «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия — январь, февраль. Часто в амбары сажались целыми бригадами.
В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма? Опять подожгу!» В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос. В Наполовском колхозе уполномоченный РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же (Плоткин) заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: «Стреляйся, а нет — сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный) и, когда щелкнул боек, упал в обмороке. (Р.К. — в этот момент мне вспомнилось, что современный сталинист О. Павловский совсем не к месту вспомнил о геббельсовских методах, — а показанные в этом письме возмущенным Шолоховым применяемые коммунистами-сталинистами методы к своему народу — не геббельсовские?)
В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перца (горчицы) и приказал не выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином.
В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков. Там же: закатывали в рядно и топтали ногами.
В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказав бежать к хутору рысью.
В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 человек демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику — подозреваемому в краже — во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу.
В Кружилинском колхозе уполномоченный РК Ковтун на собрании 6 бригады спрашивает у колхозника: «Где хлеб зарыл?» — «Не зарывал, товарищ!» — «Не зарывал? А ну, высовывай язык! Стой так!» Шестьдесят взрослых людей, советских граждан по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в 7 и в 8 бригадах; с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял еще становиться на колени.
В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.
В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом.
В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз.
В Колундаевском колхозе разутых до боса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезли в Базковскую больницу. Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали.
В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз.
Примеры эти можно бесконечно умножить. Это — не отдельные случаи загибов, это — узаконенный в районном масштабе — «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету».
Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне»? Так вот этакое «истязание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников. Причем, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью.
Обойти молчанием то, что в течение трех месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».
С приветом. М. Шолохов».
(АП РФ, ф. 45, он. 1, д. 827, л. 7-22. Подлинник).
Как видим — Шолохов, чтобы спасти казаков, своих земляков сильно рисковал — фактически шантажируя Сталина, — что весь этот широкомасштабный сатанизм опубликует в книге. Кстати, описанные кошмарные события в деревнях и селах происходили с 1928 года и после того, как Сталин якобы остудил своих рьяных комиссаров в 1930 году в статье «Головокружение от успехов» и до начала войны; с 1934 года наблюдался постепенный спад насилия в деревне.
К великому стыду великого русского народа замечу — в этом письме Сталину Шолохов назвал имена многих кровавых извергов, но — ни одного латышского, еврейского или польского имени. В описанных Шолоховым многих случаях русские неистово издевались над русскими. Можно, конечно, найти оправдание, что в системе, созданной Лениным-Бланком и Бронштейном и сохраненной, использованной и развитой грузинским националистом Сталиным чиновник любой национальности вынужден был быть таким. До этой поганой кучи скажу совсем «кощунственную» бесспорную правду — не припомню, чтобы над немецкими крестьянами и в тысячной доле так издевались их жестокие власти.
И такая горестная участь постигла не только русских, украинских и белорусских крестьян, но и крестьян всех национальностей СССР: киргизов, чеченцев, абхазцев, казахов и пр.
В конце лета 1929 года сопротивление крестьян сильно возросло на всей территории СССР. В сентябре 1929 г. вспыхнуло вооруженное восстание в Каракалпакии и в Сырдарьинском округе Узбекистана, в Костанайском округе. По данным ОГПУ в 1929 г. в Казахстане против Советской власти боролся 31 вооруженный повстанческий отряд «басмачей».
По оценке некоторых специалистов, в СССР примерно 1,5-2 миллиона крестьян активно участвовали в борьбе против Советской власти в этот период. Хотел ли Сталин начать очередную Гражданскую войну? — Нет. Но мог ли предположить Сталин, что в результате насилия крестьяне опять окажут масштабное сопротивление Советской власти, как это они делали раньше, и может вспыхнуть Гражданская война? — Да, конечно. Следовательно, Сталин, преследуя свои цели, предполагал с большой вероятностью, что Гражданская война может вспыхнуть и, несмотря на это, он сознательно принимал решения и совершал действия, провоцирующие бунт, сопротивление крестьян, и заранее готовился к этому, поэтому-то при малейших недовольствах в деревнях местные сотрудники ОГПУ сразу выдергивали и расстреливали или арестовывали местных авторитетных крестьян, которые не выразили лояльность к новой политике власти, — чтобы не появились новые Антоновы, Пугачевы и Разины. Эту технологию и сегодня использует при массовых беспорядках полиция во всех странах, — в первую очередь нейтрализуя пассионариев, потенциальных вожаков, которые могут грамотно организовать бунт или сопротивление.
Эта Крестьянская Гражданская война отличалась от Крестьянской Гражданской войны 1921-1922 годов тем, что на этот раз крестьяне не объединились в большие армии, как это было в Тамбовской губернии, Ярославской и других. Тогда крестьяне были более сплочены, потому их большевики непрестанно грабили, «прессовали» в течение более 3-х лет; к концу Гражданской войны их сплотили своими репрессиями большевики и созданные большевиками общие беды: нищета и смертельный голод. А на этот раз крестьяне в благополучный для себя период были неожиданно застигнуты врасплох, довольно быстро расслоены и противопоставлены друг другу. И Гражданская война в СССР приобрела характер массовых мелких сопротивлений в разной форме, неповиновений, терактов, локальных вооруженных восстаний во многих областях СССР, и больше напоминала со стороны крестьян гражданскую партизанскую войну.
Осенью 1929 года в Северно-Кавказском крае возникли подпольные организации — «Союз борьбы за освобождение крестьян», «Союз хлеборобов» и другие. На Украине крестьяне сопротивлялись под лозунгами — «Ни одного фунта хлеба Советской власти!», «Все поезда с хлебом — под откос!». И катились составы с награбленным зерном под откос, и люто зверствовали советские карательные отряды. Существенное увеличение состава Красной армии в 1929 году было связано не только с конфликтом на советско-китайской границе и напряжением с 1927 года на западной границе, но и с тревожной ситуацией внутри страны, с разгоравшейся в СССР Гражданской войной.
В конце 1929 года наиболее крупное восстание крестьян против советской власти вспыхнуло в Сибири — в Красноярском крае. На «окраинах» СССР — в национальных республиках также бурлило возмущение против советской власти, против насильственной жестокой коллективизации. Весь Карачаевский край был охвачен восстанием, а в Казахстане отряды восставших крестьян («басмачей») достигали внушительных размеров — до 3 тысяч бойцов, которые беспощадно уничтожались Красной армией. Свидетель тех событий — советский журналист Иван Солоневич в своей мемуарной книге «Россия в концлагере» вспоминал:
«Я пишу очерки о Дагестане. Из этих очерков цензура выбрасывает самые отдаленные намеки на тот весьма существенный факт, что весь плоскостной Дагестан вымирает от малярии, что вербовочные организации вербуют туда людей — кубанцев и украинцев — приблизительно на верную смерть. Я еду в Киргизию и вижу там неслыханное разорение киргизского скотоводства, концентрационные лагеря на реке Чу, цыганские таборы оборванных и голодных кулацких семейств, выселенных сюда из Украины. Я чудом уношу свои ноги от киргизского восстания, и киргизы зарезали бы меня, как барана, и имели бы весьма веские основания для этой операции: я русский и из Москвы. И обо всем этом я не могу писать ни слова».
Можно отметить обидный факт — поскольку инициатива коллективизации исходила из Москвы, а Москва считалась русским городом, то всю вину за грабеж и издевательства свалили огулом на русских, фактически воспользовались коварным предложением Бронштейна-Троцкого на секретном совещании по национальному вопросу в 1923 году. А ведь и Сталин был не русским, и большинство его рьяных подопечных палачей также были не русскими, а, например, и по сей день многие украинцы, памятуя те события, несправедливо относятся к русским (москалям) с ненавистью и претензиями за то кровавое насилие.
Чтобы смягчить ситуацию, и как-то утихомирить национальные «окраины» Сталин в 1929 году предлагал осуществить ряд «пряничных» мер: «Все мы говорим о необходимости культурной революции в нашей стране. Для этого необходимо покрыть страну богатой сетью школ на родном языке, снабдив их кадрами преподавателей, владеющих родным языком. Для этого нужно национализировать, т.е. сделать национальными по составу, все аппараты управления, от партийных до профсоюзных, до государственных и хозяйственных. Для этого нужно развернуть прессу, театры, кино и другие культурные учреждения на родном языке.
Почему, спрашивают, на родном языке? Да потому, что миллионные массы народа могут преуспевать в деле культурного, политического и хозяйственного развития только на родном, на национальном языке». Сталин в этом случае повторил свои тезисы, высказанные им в работе по национальному вопросу в конце 1912 года. Подчеркну — меры, предложенные Сталиным — верные, решают местные национальные порывы и амбиции местных элит, но сказанное в этот период, в 1929 году, имеет другие цели.
А к русским у Сталина оказался совсем другой подход — он продолжил бороться с русским духом, основой крепости которого считал религию, соответственно он продолжил ленинскую политику уничтожения христианских церквей, священников и русской интеллигенции из «бывших», считая их оставшимся духовным стержнем народа. — С июля 1929 года Сталин начал новую волну массового закрытия церквей и репрессий священников. Во второй половине 1929 года Сталин и его подопечные закрыли 1119 (одну тысячу сто девятнадцать) церквей. В Москве из 500 храмов к началу января 1930 года осталось 224, а к 1931 году осталось 87 церквей, в том числе закрыли в Москве знаменитый Чудов монастырь в Кремле и Даниловский монастырь. Особенно комиссары демонстрировали сатанинское упорство в уничтожении церквей в глубинке России, например по данным коммуниста М.В. Ходякова в Орле к 1930 г. не осталось ни одной действующей православной церкви. До 1929 года с царских времен в СССР оставалось ещё 25 тысяч христианских храмов, а к 1939 их осталось всего 1277. То есть за этот период Сталин разгромил более 23 тысяч христианских храмов и ни одной синагоги.
Наблюдая за этой богоборческой вакханалией Сталина, и памятуя знаменитое произведение Ф. Достоевского, можно сказать — Сталин в этот период бесился и бесновался. И наблюдая за этими бесспорными историческими фактами, мягко выражаясь — со смешанными чувствами читаю в очередном номере газеты «Завтра» (N51 за декабрь 2009 г.) очередную возвышенную экзальтацию талантливого журналиста и, бесспорно, патриота Александра Проханова:
«Одухотворенный мистик и духовидец, Сталин вернул в русский народ православие, укротил богоборческое зло, окропил «сталинский проект» святой водой русской веры». Это какое-то издевательство, насмешка или затмение ума и заблуждение? Сложность оценки действий Сталина в том, что в одном и том же вопросе в разные периоды истории он, руководствуясь разными соображениями — по ситуации и по текущим задачам, поступал по-разному. Поэтому давать Сталину оценку огулом — неверно, а следует с привязкой к конкретному периоду и к его конкретным действиям. Можно, конечно, начертать два столбца и разнести действия Сталина со знаком «минус» и «плюс» и в конце суммировать и сравнить, но при этом простая статистика, арифметика не подходит, ибо следует некоторые действия оценивать по их глобальной весомости, значимости и таким же последствиям.
Я уже применял понятие — разноуровневая диалектика, в данном случае — («прохановская») духовность у Сталина была в самом акте созидания и в его благородной и глобальной цели, а многие средства, способы и методы, которые он применял для достижения этих целей, точно никак нельзя назвать — духовными, тем более в рассматриваемый период по отношению к христианским священникам, храмам и к многомиллионному крестьянству. В тяжелейший период начала 1943 года Сталин соблаговолил протянуть руку церкви потому, что в этой ситуации Сталину так было выгодно, он сплачивал и противопоставлял Гитлеру всё, что только можно было: от мирового еврейства, западных союзников до христианской церкви и возвращения царских погон офицерам. Циничный, расчетливый прагматизм Сталина в истории человечества имеет немного аналогов. И А. Проханов это прекрасно знает, но врёт напропалую, даже «святая цель» эту ложь не оправдывает; помню как он разбивался в брызги, уговаривая нас избрать на второй срок В. Путина. В таком возрасте несерьёзно и непристойно быть таким суматошным, легковесным и легкомысленным. Зная это, либералы без опаски делают ему персональное исключение — допускают этого патриота к радио и телеэфиру.
Историк К. Романенко по поводу этой богоборческой и антицерковной акции Сталина пишет: «Присутствовала и ещё одна особенность, которая замалчивалась советскими историками. В числе организаторов и участников коллективизации было много коммунистов и комсомольцев — евреев, испытывающих почти врожденную ненависть к христианской религии. Они видели в церкви опору для сопротивляющейся коллективизации деревни и, по их мнению, ниспровержение религии должно было разоружить сельских жителей. В деревнях закрывались церкви, сбивались кресты, снимались колокола и сжигались иконы» («Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров», М., 2008 г.).
Уверен — ошибочно и лживо свалить этот сатанизм только на кровавых комиссаров-русоненавистников и оставить чистым и невинным «ничего не знающего» Сталина. Выше я уже приводил мнение Вадима Кожинова, которое совершенно подходит и к этому случаю — а кто хозяин в стране, кто подбирал и ставил эти кадры именно на этот участок работы?
Современные еврейские идеологи «отмазывая» и скрывая многочисленных кровавых еврейских палачей, всё сваливают на «палача» Сталина, а современные сталинисты, «отмазывая» Сталина — на «еврейских палачей», пора обеим сторонам не смешить народ и честно называть этот весь репрессивный комплекс, всю эту жестокую и временами дружную команду кровавых коммунистов.
Подчеркну — это очередное уничтожение церквей и очередные репрессии против священников происходили уже не при Бронштейне и Ленине-Бланке, а при Сталине, и это несмотря на то, что в 1927 году глава церкви — митрополит Сергий (Страгородский) памятуя основной христианский постулат Савла-Павла и официально провозгласил декларацию во славу коммунистов и заявил, что «новая власть» от Бога.
Не первый раз в исследовании истории нашего Отечества в первой половине 20-го века наблюдаем остервенелую борьбу коммунистов против церкви и священников, — пора взглянуть на это явление пристальнее, разобраться поглубже.