Сталинградские были

Слушай мою команду!

Солдат скуп на похвалу, а на войне тем более. Но для критики всегда найдет причину. Хороший обед, скажем, сварил повар, да, вишь, соли мало положил. Красива шинель с разрезом, а спать под ней плохо — поддувает. Казалось бы, бронебойку нельзя не похвалить — замечательное оружие, но и тут прицепка есть: мало патронов сразу заряжается. Бывает и такой разговор: убил товарищ за день пять гитлеровцев, а почему не шесть? Подбил танк, почему не два? Словом, трудно угодить на требовательный солдатский вкус.

Но вот о подвиге группы саперов из сибирской дивизии сталинградцы отзывались не иначе как с полным одобрением. Уж очень смело провели те боевую операцию, так смело, что и придраться не к чему.

Упорное сопротивление Советской Армии в Сталинграде вызвало у немецкого командования серьезные опасения за дальнейший успех на этом участке. Но оставить в покое город Гитлер и не думал: это был бы большой удар по его военному и политическому престижу. И вот тогда гитлеровцы направили свой главный удар на заводской район, а острие удара — на завод «Баррикады».

Тактика врага была ясна: развивая наступление, приковать силы Советской Армии к этому району и в то же время скрытно подготовить удар на новом участке.

В одно утро после мощной огневой подготовки гитлеровцы пошли в наступление. Атаки чередовались одна за другой, перемежаясь с мощными авиационными ударами и артиллерийскими налетами. Но на их пути встала боевая сибирская дивизия.

Камни, спрессованные металлические стружки и обрезки, тавровые балки, трамвайные рельсы — все это сибиряки использовали для баррикад и завалов. В дело пустили даже кровати, матрацы, кухонные плиты, столы, диваны, — словом, все, что попадало под руку. Свои сооружения они укрепили окопами, блиндажами, ходами сообщения, минными полями и сложной системой артиллерийского и стрелкового огня.

Не одна немецкая дивизия истекла кровью на этом участке, но гитлеровские генералы не жалели ни живой силы, ни техники и продолжали лезть напролом. Вой пикирующих бомбардировщиков не умолкал ни на минуту. В сплошной гул сливались взрывы. Как подкошенные, оседали дома и заводские корпуса, рассыпались кирпичные и каменные стены. Железобетон и тот не выдерживал. А сибиряки стояли. И не только стояли, а изматывали врага, перемалывали его технику, хотя и у самих сил с каждым днем становилось все меньше и меньше.

— Наша оборона будто худой плетень стала, — сказал начальник штаба дивизии. — Одну дыру залатаем, волк в другую лезет. Да и латать уже нечем. Хорошо еще, что стыки полков не нащупали…

Сапер Илья Брысин, углублявший ход сообщения к командному пункту, не разобрал, что говорил дальше начальник штаба, но догадался, что стыки являются слабым местом в обороне дивизии и что прикрыть их нечем. Он, конечно, не мог предугадать, как будут развиваться события, если враги нащупают стыки, но рассудил правильно: «Раз у командования дивизии никаких подвижных резервов не осталось и ждать их пока неоткуда, значит, надо быть наготове нам, саперам».

Этот вывод скоро подтвердился. Ночью разведчики сообщили, что перед стыком двух полков сосредоточиваются немцы. Командованию дивизии взять людей было неоткуда. Тогда решили направить для прикрытия уязвимого места десять саперов во главе с лейтенантом Павловым.

Дул сильный ветер. Он собирал где-то в степи сухой снег, мешал его с песком и зло бросал в лицо бойцам. На пути их то и дело попадались ямы, завалы, искореженные орудийные лафеты, спирали колючей проволоки, зарядные ящики, помятые и пробитые каски. Но саперы были привычны к ночным переходам и бесшумно продвигались вперед.

До места назначения оставалось уже совсем немного — каких-нибудь сто — сто пятьдесят метров, как вдруг в небо взвилась ракета, рассыпав за собой яркий зеленый след. Грохнули выстрелы. Вблизи разорвалась мина. Ее осколки остервенело взвизгнули в воздухе. Лейтенант Павлов, шедший впереди, неловко взмахнул руками и упал. Саперы растерянно столпились возле убитого командира.

Илья Брысин мгновенно понял, к чему может привести это замешательство. Он выступил вперед и хрипловато крикнул, преодолевая природную стеснительность:

— Группа, слушай мою команду! Товарищ лейтенант убит, но боевая задача должна быть выполнена. Ясно? За мной!

Поправил сумку с гранатами и пошел вперед.

Саперы двинулись за ним.

Задворками, ныряя в проломы стен и заборов, они выбрались к назначенному месту и расположились в развалинах.

Только теперь Брысин почувствовал, как дрожали у него руки и ноги. Он никак не мог понять, отчего это: то ли от усталости и напряжения при ходьбе, то ли от тяжести гранат, которые он нес в вещевом мешке, то ли от чувства ответственности, принятой на себя после смерти лейтенанта. Он посмотрел на товарищей. Бойцы тяжело дышали, как после утомительной работы, молча вытирая рукавицами мокрые лбы. Только Копцов, прибывший в Сталинград с последним пополнением, как ни в чем не бывало сидел на земле и беспечно позевывал, прикрывая рот широкой ладонью.

— Ленив ты, братец, ой и ленив, — сердитым шепотом сказал ему Брысин. — Смотрю я на тебя, и кажется мне, будто ты у нашего каптера на выучке был. Все замашки его.

— Это какие такие «замашки»?

— Самые поганые: держаться подальше от дела, поближе к кухне, медленно спешить и думать только о себе..» Ты почему не пособил Костюченко нести патроны?

— А он меня не просил, — ответил Копцов.

— Отговорок у тебя, видать, на всю жизнь припасено, а вот заботы о товарище и на один час не нашлось, — сказал Брысин и отвернулся.

Ветер, как это часто бывает перед утром, утихомирился, и дым из блиндажей сизыми свечами поднимался к посветлевшему небу. Ни шороха вокруг. Только галки порой с резким криком перелетали с места на место.

— Позавтракали немцы и консервные банки выбросили. Вот и хлопочут галки, — заметил Брысин. — Значит, скоро надо ждать атаки.

Копцов не преминул возразить:

— А может, и не пойдут немцы в атаку. Почем ты знаешь?

Брысин не спеша покрутил колечки черных усов и, хитровато щурясь, оглядел товарищей.

— А если они не пойдут, то мы пойдем.

— Это зачем же? — удивился Копцов. — Нас посылали в оборону…

— Оборона разная бывает, — перебил Брысин. — Самая лучшая та, при которой не ждут противника, а ищут его. Ясно? Только вот разведать надо получше.

Он умолк, выбирая, кого послать в разведку.

— Тебе придется заняться этим вопросом, товарищ Цуников.

— Есть, товарищ старшой, заняться этим вопросом, — отозвался Цуников, рослый, широкоплечий сапер. — Мы это живо обделаем.

Он затянул потуже ремень и осторожно выглянул в оконный проем. Не обнаружив ничего подозрительного, перевалился через подоконник и на животе пополз через улицу к стоявшему наискось от них дому, вдоль которого тянулась свежевыкопанная траншея.

Траншея была пуста. Цуников осторожно перелез через нее и нырнул в подъезд.

На лестнице недоставало многих ступенек. Сверху свисали оголенные балки, огромные пласты штукатурки, обломки чердачных перекрытий, готовые в любую минуту свалиться на голову. Ловко преодолевая препятствия, Цуников забрался на четвертый этаж и выглянул в окно. Полуразрушенные дома тесно обступили квадратный двор, образовав огромный колодезь, на дне которого сидели гитлеровцы. Скопилось их здесь немало, и чувствовали они себя, видимо, в полной безопасности. Один, обвязанный поверх пилотки женским платком, пристроился на каком-то ящике и старательно выводил на губной гармошке мотив «Хорста Весселя» — фашистской песенки Мюнхена. Другой раскрыл потрепанную записную книжку, зажав в зубах карандаш, вопросительно смотрел в небо. У входа в котельное помещение стоял унтер-офицер и показывал фотокарточки.

Гитлеровцы, разглядывая их, громко смеялись. В углу двора солдаты играли в карты. Несколько человек прыгали на одной ноге, видимо, чтобы не озябнуть.

Возвратясь назад, Цуников рассказал товарищам о том, как ведут себя немцы.

— Совсем распоясались, нахалы. Хозяевами себя чувствуют, — заключил он.

Брысин поморщился, рывком надвинул шапку на глаза.

— Приготовить оружие! — распорядился он.

Саперы проверили винтовки и автоматы, расстегнули гранатные сумки и вопросительно уставились на своего старшого. Брысин подал команду следовать за ним.

Бойцы перебрались через улицу и, совершив головокружительное путешествие по стенам и карнизам, забрались туда, где уже побывал Цуников.

Не подозревая об опасности, гитлеровцы по-прежнему беззаботно коротали время и, как показалось Цуникову, вели себя даже несколько свободнее, чем прежде.

— Наверно, хватили для храбрости, — шепнул он Брысину. — Что ж, пора раздавать закуску.

Брысин предостерегающе дернул его за рукав:

— Погоди, пусть ребята отдышатся.

Но саперы уже были готовы к бою и ждали только сигнала. Брысин поднялся во весь рост и запустил вниз связку гранат. Вслед полетели связки, брошенные другими саперами. Во дворе стало темно от дыма и пыли. Горько запахло взрывчаткой: сверху не было видно, как сработали гранаты, но отчетливо слышались крики, стоны, бессвязная команда.

— Сибиряки, за мной! — крикнул Брысин, сбегая вниз по ступенькам навстречу гитлеровцам, которые, толкая друг друга, беспорядочно лезли в дом через оконные проемы.

Завязалась ожесточенная схватка. Длилась она недолго — всего несколько минут. Немцы, ошеломленные внезапностью нападения, струсили и бросились наутек с такой быстротой, будто напало на них не отделение, а целый советский батальон.

В домах и во дворе остались только убитые.

Саперы расположились у оконных проемов и впервые с утра завернули по внушительной цигарке. Брысин положил на подоконник автомат и тоже закурил. Глубоко затягиваясь, он с беспокойством вслушивался в тишину, которая в любую минуту могла быть нарушена артиллерийскими или минометными залпами или же новой неприятельской атакой. Он раздумывал над тем, правильно ли поступил, что пошел навстречу немцам? Не лучше ли было бы сидеть в развалинах и ждать, чтобы они начали первые? Не то пошли бы в атаку, не то нет? Но теперь, зная, что за стенами дома сидят советские солдаты, пойдут обязательно.

«Нет, пассивная оборона к хорошему бы не привела, — решил Брысин. — Враги, пользуясь своим численным превосходством, блокировали бы отделение саперов, вклинились в стык между полками, и тогда труднее было бы удержать их».

Примерно так же думал и Цуников, искоса поглядывая на своего старшого. Копцов, глядя на порозовевшее утреннее небо, вспоминал о доме. Полевые работы в колхозе уже подошли к концу, убран хлеб, закончен сев, домолачиваются последние скирды. Скоро начнутся свадьбы, гулянки… «А кому жениться-то? — мысленно перебил он самого себя, и улыбка сошла с его потрескавшихся губ. — Все женихи небось так же, как и я, где-то животом грязь приглаживают. Чтобы жизнь снова пошла своим чередом, надо сперва здесь разделаться», — подумал Копцов, и ему стало стыдно за свои пререкания с Брысиным, и он тверже сжал винтовку.

Между тем гитлеровцы выкатили из-за угла два орудия и открыли стрельбу прямой наводкой. Снаряды со свистом впивались в дрожащую стену, оставляя в ней красные, точно свежие раны, пробоины. Штукатурка кусками валилась на пол. Дым лез в глаза, вызывая обильные слезы.

Немцы пристрелялись, и снаряды стали залетать в оконные проемы. Взрывная волна отбросила Брысина к стене и ударила головой о какой-то выступ. Сгоряча он не почувствовал боли. Вскочил на ноги и приказал саперам спуститься в подвальное помещение, чтобы переждать там артиллерийский обстрел.

Когда орудия смолкли, саперы снова заняли свои места. Они увидели, как невдалеке появился немец. Он ползком пробирался между каменными глыбами, разбросанными на мостовой. За ним показался еще один, еще и еще… Наши бойцы не подавали ни малейшего признака жизни. Гитлеровцы осмелели совсем. Они поднялись, перебежали улицу и расселись у противоположного дома.

Копцов впервые увидел так близко настоящего, живого врага. Сердце его забилось.

Облюбовав одного гитлеровца, он долго и судорожно в него целился. Потом спокойно спустил курок. Копцова охватила гордость от сознания того, что именно от его пули падал с искаженным лицом фашист на землю, которую он пришел завоевывать.

— Один! — сказал он вслух и перезарядил винтовку.

Чем больше он стрелял, тем больше ощущал уверенность в себе и в своих товарищах. Он не знал, сколько времени придется вести бой в этих развалинах, но твердо решил, что будет держаться столько, сколько нужно.

Однако силы с той и другой стороны были далеко не равные. Гитлеровцам, несмотря на потери, удалось прорваться к дому. Саперы, отстреливаясь, отошли на второй этаж и забаррикадировались.

— Рус, сдавайс! — кричали немцы снизу. — Мы дадим вам жизнь. Рус, сдавайс!

Саперы швырнули в ответ несколько гранат. Немцы выскочили из подъезда, но ненадолго. Минут через пять они вернулись назад, заложили под лестницу взрывчатку и взорвали. Целый лестничный пролет грохнул вниз, подняв облако пыли, перемешанной с дымом.

Полузадохнувшиеся бойцы, притихнув, настороженно смотрели на Брысина. Они верили, что их старшой не ошибется и на этот раз.

— Не робей, ребята, — вполголоса сказал Брысин. — Не выйдет их дело.

Он приказал саперам связать две плащ-палатки.

Бойцы спустились через окно на противоположную сторону дома, обошли по траншее вокруг здания и ударили гитлеровцам в тыл.

Эта вылазка была настолько дерзкой и неожиданной, что немцы не устояли.

— Накололись! Еще не так наколетесь! — крикнул вслед убегающим фашистам Копцов.

Сказано это было так уверенно, что Брысин одобрительно посмотрел на бойца и подмигнул ему. «Пожалуй, будет толк из парня», — подумал он.

Положение, однако, было не из легких. Предстоял тяжелый бой с превосходящими силами противника, которого нужно было задержать любой ценой.

Выбрав наиболее выгодные позиции, Брысин ждал. Тревога сжимала солдатское сердце. Память воскрешала яркие картины прожитого.

Вспомнился тот день, когда дивизионная партийная комиссия принимала его в ряды Коммунистической партии.

— Вам, товарищ Брысин, известны обязанности члена партии? — спросил седой майор, секретарь парткомиссии.

— Известны. Быть всюду и во всем коммунистом, первому подниматься на призыв командира и, если нужно, не задумываясь, отдать жизнь за дело победы.

Майор похвалил его за ответ, но в то же время заметил:

— Умереть — дело нетрудное. Куда труднее и врага победить, и самому живому остаться…

В это время кто-то из саперов крикнул:

— Подходят! Немцы подходят!

Гитлеровцы шли развернутым строем. Их было не меньше роты.

Илья Брысин оглядел товарищей, поднял над головой автомат.

Глаза его блестели. Лицо стало строгим, торжественным, словно он приготовился произнести клятву, а не команду.

— Братцы! — воскликнул он. — За нашу Родину! За Советскую страну!.. Пли!

Как будто чья-то одна рука сразу нажала на все спусковые крючки. Залп сбил с ног немецкого офицера и пять-шесть солдат. Вражеская цепь сомкнулась, но продолжала двигаться вперед.

— Пли! — вторично скомандовал Илья Брысин.

Гитлеровцы перешагнули через трупы убитых, перестроили свои ряды и на ходу открыли ответную стрельбу.

— Огонь! — крикнул Брысин.

Звонкими очередями рвали воздух автоматы, щелкали, обгоняя друг друга, винтовочные выстрелы. Потом все слилось в сплошной дребезжащий грохот.

Но фашисты не отступали. Они то припадали к земле, то, поднимаясь, бежали вперед и что-то кричали.

Обороняющимся приходилось поворачивать оружие и вправо, и влево, стрелять веером сразу во все стороны.

Цуникова ранило в ногу, раздробило его винтовку. Двумя пулями сразу пробило правое плечо Копцову. Стонал тяжело раненный боец Дудников. Но ни один из них не сошел со своего места. Цуников схватил трофейную винтовку и бил врага его же оружием. Копцов левой рукой бросал в немцев гранаты, бросал скупо, с расчетом.

Брысин и радовался, и болел сердцем за своих товарищей, подбадривая их. Когда же гитлеровцы приблизились на последний бросок, он поднял над головой связку гранат и во весь голос крикнул:

— Вперед! За мной!.. Ура!..

— Ура-а! — сотней голосов раскатилось в ответ.

— Ура-а-а!..

Из-за развалин, из окон и проломов стен — отовсюду выскакивали советские бойцы из прибывшего свежего подкрепления.

— Ура-а-а!.. — кричали они, тесня врага.

Вечером Брысин вместе с товарищами был вызван в штаб дивизии.

— Выполняя боевое задание командования, группа саперов сдержала натиск противника и нанесла ему удар, — доложил он. — Уничтожено восемьдесят семь гитлеровцев, захвачены и доставлены станковый пулемет, двенадцать винтовок и пять автоматов противника. Остальное трофейное имущество подобрано прибывшим на подмогу пехотным подразделением. Убит лейтенант Павлов. Ранены бойцы Копцов, Дудников, Цуников…

— Но и вы тоже ранены? — сказал полковник, указывая на его разбитый висок.

— Чистые пустяки! Говорить не стоит, — ответил Брысин и смущенно улыбнулся. — Дрались ведь, а в драке и не то бывает…