Сталинградские были

Юные солдаты

Когда этот паренек появился в разведроте, кое-кто из бойцов решил, что прислали его только для заполнения пробела в штатной ведомости. На вид ему можно было дать не больше пятнадцати лет. Он только что выписался из больницы. Щеки втянулись, тонкие губы едва прикрывали впалый рот, но глаза смотрели строго, сосредоточенно.

Представляясь командиру роты, он объявил, что зовут его Борисом Ивановым и что прибыл он для прохождения воинской службы. Старший лейтенант Голубев оглядел новичка, взял у него предписание и сказал:

— Служите, раз прислали. Работу какую-нибудь найдем…

— Я пришел не какой-нибудь работой заниматься, а врагов бить! — обиженно ответил Борис.

— Что-что? — переспросил старший лейтенант.

— Фашистов бить. А если я… — Борис запнулся, — если я вам не подхожу, товарищ командир, отпустите меня в другую часть…

Старший лейтенант теперь уже с интересом посмотрел на новичка. «Молод, вот и ерепенится», — подумал он и более мягко сказал:

— Вы неправильно меня поняли. У нас здесь каждый для того и находится, чтобы бить врагов. Родом вы откуда?

Борис исподлобья глянул на командира:

— Родом я из деревни, а учился и работал здесь.

— В Сталинграде?

— Да, на тракторном, — с достоинством ответил Борис.

…В ремесленное училище Борис Иванов поступил тринадцати лет. Одновременно с ним прибыло много ребят о Поволжья. В новом обмундировании все они казались ему одинаково хорошими. Но больше других заинтересовал Бориса плотный чернявый паренек, важно прогуливавшийся по двору. Борис долго следил за ним, не решаясь подойти: «Скажет еще — подлизываюсь».

Чернявый хотя и замечал любопытные взгляды Бориса, но тоже выдерживал характер. Наконец все же крикнул:

— Чего смотришь? Иди сюда!

— Захочешь — сам подойдешь, — бросил в ответ Борис, вскинув голову.

— Гонора, видать, у тебя много, а вот силенки что-то незаметно, — усмехнулся чернявый.

— Давай померяемся, — подскочил к нему Борис. — Давай!..

— Времени терять не хочется, — небрежно ответил чернявый и добавил — Тебя небось тронь, а ты к директору…

— Я не такой ябеда, как у твоего отца дети!

— Ну? — удивился чернявый. — Звать-то как?

— Борис. А тебя?

— А меня Вася, фамилия Чекмарев. Дружить будем?

— Давай!

Они стали неразлучными друзьями: жили в одной комнате общежития, в столовой садились рядом, уроки учили по одной книжке. И на завод после окончания училища пришли тоже вместе.

Старый мастер встретил их приветливо и, обращаясь к бригадиру, наставительно сказал:

— Работу этим ребятам дай потруднее. Пусть сразу почувствуют красоту токарного дела.

Бригадир поручил им обточку составного валика магнето. Борис и Вася волновались, заправляя заготовки в шпиндель станка, но делали все правильно, с расчетом. Мастер следил за их движениями и одобрительно кивал головой.

Первые месяцы друзья знали только одну дорогу — от общежития до завода, от завода до общежития — и думали тоже только об одном — о работе. Потом нашлось время и для прогулок.

Они полюбили Сталинград, его широкие, прямые проспекты, залитые гладким асфальтом, обширные площади с памятниками, зелеными газонами и журчащими фонтанами, красивые новые здания, великолепные дворцы культуры, заводы.

Однажды в выходной день друзья направились к реке. Утро выдалось яркое, солнечное. По Волге вереницами плыли баржи, пароходы, речные трамваи, проносились глиссеры, моторные лодки. Гремела музыка, лились песни, раздавался веселый смех.

И вдруг все стихло. Из уст в уста передавалось тревожное слово — война.

Это было в воскресенье 22 июня 1941 года.

А в воскресенье 23 августа 1942 года на город налетели фашистские бомбардировщики.

Борис видел, как падали вниз тяжелые фугасные бомбы, как рабочие выбегали из цехов, брали винтовки, гранаты, надевали стальные каски и строились во взводы, роты, батальоны.

Стало известно, что вражеские танки и автоматчики прорываются к заводу.

— Вася, пошли, а то прихватят! — крикнул Борис, вбегая в цех со двора. — Пошли!..

— Пока задание не кончу, не пойду и тебе не советую. Видишь, как люди работают.

Борис обвел глазами цех и, не сказав больше ни слова, встал на свое место. Он не отходил от станка до тех пор, пока не был закончен ремонт последнего танка.

Совсем уже ночью по затемненным улицам друзья добрались до райкома комсомола. Здесь было шумно, многолюдно. Подростки и юноши требовали немедленно выдать им оружие, требовали неотступно, настойчиво. Секретарь райкома комсомола — молодая женщина, раскрасневшаяся, охрипшая, разъясняла, что оружие в первую очередь выдается взрослым, а для тех, кто помоложе, найдется другое занятие. Но ее не хотели слушать.

— Неправильно!

— В комсомоле все равны!

Крик оборвала команда:

— Кто в санчасть? Стройтесь здесь! Подносчики патронов, сюда!

Борис и Вася стали в колонну подносчиков патронов, и их повели к центру города. Им встречались улицы, перегороженные сваленными телефонными столбами и деревьями, горящие дома. Плачущие женщины и дети пробирались к переправам. У обочины тротуара лежала убитая девочка лет десяти. В руке у нее был зажат поводок, на котором была привязана большая белая коза. Коза жалобно блеяла, будто старалась разбудить свою маленькую хозяйку.

— Не убивать, а казнить их надо, — вздрогнул Борис, увидев девочку.

— Кого? — спросил Вася, будто не поняв негодующих слов товарища.

— Гитлеров, вот кого! И их помощников. Эх, на передовую бы мне…

К колонне подбежал связной и передал новое приказание: немедленно повернуть к переправе — помогать эвакуировать за Волгу население и ценное имущество.

Всю ночь комсомольцы сооружали плоты, переправляя на них людей на левый берег. Устали смертельно.

Чтобы разогнать сонливость, Борис умылся холодной речной водой. Вытирая лицо, он взглянул на утреннее небо и увидел в нем черные едва заметные точки. С каждым мгновением эти точки приближались. Выйдя к Волге, самолеты ринулись вниз и покрыли реку огненными всплесками.

На берегу вспыхнули какие-то ящики. Вася побежал тушить их и вдруг упал. Борис бросился на помощь товарищу. Что-то сильное подняло его вверх и швырнуло в Волгу.

Пришел он в себя только в больнице, куда доставили его матросы спасательного катера. Осмотрелся и вспомнил, что произошло на переправе. Ему хотелось узнать, где Вася, не пострадал ли кто из людей на плотах, но в больнице никто не мог ответить на эти вопросы. Это мучило и волновало Бориса.

Когда он наконец выписался из больницы, то направился прямо в военкомат.

— Значит, фашистов хочешь бить? — спросил его военком. — Хорошо. Мы удовлетворим твою просьбу.

Идя в часть, Борис думал, что командир поступит так же, как старый мастер на заводе. Увидит его и прикажет: «Дайте этому бойцу задание потруднее. Пусть он сразу почувствует красоту военного дела». Но командир роты старший лейтенант Голубев назначил его дежурным телефонистом. Услышав такое распоряжение, Борис насупился.

— Надеюсь, недолго буду сидеть у телефона? — спросил он.

— Это от вас будет зависеть, — ответил старший лейтенант. — Учитесь.

С детства у Бориса был неспокойный характер, однако он умел сдерживать себя, подчиняться старшим, коллективу.

Сидя у аппарата, он слушал, отвечал, принимал приказания, передавал сообщения, вызывал к телефону командиров, журил телефонистов, которые задерживались с ответом. В свободное от дежурства время бегал с пакетами в штаб дивизии, растапливал печурку в землянке, носил воду с Волги, завидуя разведчикам, когда те уходили в расположение врага.

Старший лейтенант Голубев видел, как томится этот исполнительный, молчаливый паренек. Однажды он сказал:

— Город ты, Иванов, знаешь хорошо, но ведь тебе после болезни будет трудно ползать по развалинам.

Борис вспомнил убитую девочку, бомбежку переправы, вспомнил Васю, и все в нем запротестовало. Пусть испробует меня старший лейтенант, — подумал он, — а тогда увидит, могу я или не могу».

Свои мысли он выложил Голубеву.

В этот день готовился ночной поиск. Старший лейтенант, отдав необходимые приказания, сказал:

— Сдадите дежурство, товарищ Иванов, и ляжете отдыхать.

— Опять отдыхать?! — со слезами в голосе воскликнул Борис. — Когда только этому будет конец?

— Когда война кончится, — невозмутимо ответил Голубев.

— Товарищ старший лейтенант! Вернусь на завод, товарищи спросят: «Сколько фашистов убил?» А я им: «Некогда было: телефонную ручку крутил». Не пойду я отдыхать!..

— Товарищ Иванов! — строго сказал командир. — Вы немедленно пойдете отдыхать, а завтра отправитесь в город.

— В город?! — не веря своим ушам, переспросил Борис и с благодарностью посмотрел на Голубева.

Командир сдержал свое слово. На другой день он вызвал к себе Бориса и приказал подготовиться к вылазке в город.

— Возьмите с собой пистолет и «карманную артиллерию», — посоветовал он. — В наших условиях солдат без гранаты, что скрипач без смычка. Понятно?.. А теперь в добрый час!

Голубев довел молодого разведчика до передовой, уточнил боевое задание и пожал руку.

— Ну идите да не ударьте лицом в грязь.

— Это я-то? — спросил Борис, улыбаясь. — Будьте уверены, товарищ старший лейтенант, не подкачаю.

Попрощавшись, он нырнул в темноту, ощупью прошел по развалинам метров сто и остановился. Сердце его радостно билось.

Всего каких-нибудь два часа назад он был простым телефонистом, а теперь идет в разведку. Конечно, телефонист тоже важная фигура в армии. Но разве можно сравнить его с разведчиком? Ведь разведка — это глаза и уши командования… В часы боевого затишья Борис изучал устав, внимательно слушал рассказы бывалых разведчиков, учился бесшумно ходить, ползать, метать гранаты, метко стрелять из автомата, распознавать неприятельские знаки различия, типы пушек, минометов. И вот наконец он разведчик. Теперь он сам должен решать, как лучше выполнить задание, как действовать, если придется неожиданно встретиться с противником.

Борис двинулся вперед, ползком перебрался через немецкую линию обороны и, прижимаясь к стенам, стал быстро перебегать от одного укрытия к другому. Это было нелегко, и он вскоре почувствовал усталость.

До Площади павших бойцов, куда направлялся Борис, оставалось уже немного. Он решил забраться в разрушенный дом, передохнуть. Но только присел под лестничной клеткой, как глаза стали слипаться, а голова клониться к коленям. «Эх ты, разведчик! Сцапают тебя, как сонную курицу», — мысленно окликнул он сам себя и вскочил на ноги. И тут же услышал, как по мостовой застучали подкованные каблуки немецких солдат. Это были патрули, охранявшие подступы к площади.

Борис притаился. Когда патрули прошли, тронулся дальше. Через несколько минут он добрался до Дома книги, который выходил фасадом на Площадь павших бойцов.

Раньше это была живописная площадь с большими красивыми зданиями Центрального универмага, почтамта, гостиницы, Дома Красной Армии. Посреди площади был разбит сквер, над которым высился обелиск в память воинов-героев, павших в боях за Царицын во время гражданской войны. Сейчас площадь стала неузнаваема. Немцы, подняв асфальтовые покрытия, изрыли ее зигзагами окопов, понастроили доты и дзоты.

Борис видел глазницы амбразур, силуэты пушек и пулеметов, высунувшихся из укреплений. Он несколько раз пересчитал их, стараясь сохранить в памяти все подробности. Оставалось уточнить пути, по которым гитлеровцы подвозят питание и боеприпасы гарнизонам, находящимся в укреплениях.

Борис решил подняться этажом выше. Но не успел он пройти и половину лестницы, как снаружи послышалась чужая речь и звяканье металла. Потом в проемах окон замелькали тени: «Опять патрули, — подумал разведчик. — Неужели заметили?»

Раздумывать было некогда. Борис бесшумно прокрался в подвал, в котельную, ощупью отыскал топку котла и залез в нее. Однако вскоре он убедился, что тревога была ложной, и снова поднялся на первый этаж. Через амбразуру, пробитую у самой земли, ему было видно, как вражеские солдаты маскировали огромную мортиру, обращенную стволом к Волге, как тянули к ней откуда-то телефонный провод.

«Наверно, от наблюдательного пункта, — подумал Борис. — Надо узнать, где он…»

В это время что-то сухо треснуло в воздухе, дрогнули стены, посыпались кирпичи. Наша артиллерия начала обстрел немецких позиций. Разрывы следовали один за другим. Гитлеровцы забегали, засуетились.

Борис услышал, что кто-то торопливо спускается сверху. Это был неприятельский солдат, может быть, снайпер, может быть, наблюдатель, сидевший под самой крышей. Фашист добрался до перекрытия второго этажа, пробитого бомбой, уцепился за свисавшие обломки, рассчитывая спрыгнуть вниз. Борис нажал на спусковой крючок пистолета, и враг, как куль, грохнулся об пол.

Наскоро обшарив карманы убитого и раздобыв еще ряд ценных сведений, юный разведчик под прикрытием ночи поспешил к своим.

Когда он приоткрыл дверь в командирскую землянку, старший лейтенант Голубев сидел на корточках у топившейся печурки, задумчиво глядя на огонь.

— Разрешите войти? — сказал Борис.

— Иванов, Борис! Вернулся? — вскочил обрадованный Голубев.

Борис подошел к ящику, на котором стоял котелок с водой, и стал жадно пить. Потом торопливо сунул руку в карман и вынул маленький плоский пистолетик.

— Для вас, товарищ старший лейтенант. А это вот для переводчика: должно быть, дневник, письма, документы и прочая дребедень.

— Как задание? — спросил старший лейтенант.

— В порядке. Семь дзотов, в каждом по две амбразуры. Три замаскированные пушки. Живой силы, судя по всему, не так уж много, — ответил Борис и опять полез в карман.

— Что еще у тебя? — удивился старший лейтенант.

— Железный крест. А это — снайперский значок. Насилу оторвал — проволочкой был прикручен.

С этого дня в роте стали говорить о Борисе как о заправском разведчике, а через неделю это мнение закрепилось еще прочнее, и не без основания.

Дивизия, в которой служил Борис, удерживала северо-восточные склоны Мамаева кургана. Вершину его занимали гитлеровцы. Оттуда они обстреливали Волгу. Не выявив огневых точек противника, нельзя было сбить его с вершины.

— Надо обследовать Мамаев курган, — сказал Борису старший лейтенант. — Пойдете вдвоем.

— С кем? — поинтересовался Борис.

— Прибыл тут к нам молодой товарищ. Тоже сталинградец.

Старший лейтенант приказал вызвать новичка.

Увидев вошедшего, Борис сначала оторопел, потом радостно крикнул:

— Вася?! Милый!

— Борис! Борька!

Они бросились друг к другу и расцеловались.

— Где же ты был до этих пор? — спросил, еще не веря своим глазам, Борис.

— Мне немцы дырку в боку провернули: думали на тот свет отправить, да не вышло. А ты?

— Меня курносая старуха смерть тоже к себе тянула. Но врач силен попался. Гляди, целехонек, — ответил Борис.

Вася сделал серьезное лицо, со всех сторон оглядел Бориса, схватил его в объятия и закружил по землянке.

Командир роты, прислонясь к двери, смотрел на друзей. Ему было радостно за них и в то же время немного грустно. Только что встретились ребята после долгой разлуки, а через несколько часов им предстоит идти навстречу смертельной опасности. Голубев понимал, что им хочется побыть наедине, поговорить, вспомнить училище, завод, товарищей. Поэтому он не стал долго задерживать юных разведчиков. Проверил, хорошо ли они усвоили задание, и отпустил отдыхать.

Друзья сначала зашли на кухню к повару и плотно поужинали. Потом отправились в землянку к Борису. Примостившись в уголке, обсудили, что взять с собой, как лучше подойти к окопам противника, на что обратить особое внимание.

Разговор потянулся длинной цепочкой, перескакивая с одной темы на другую. Вася рассказал, как он после той памятной ночи у переправы попал в госпиталь, как, выздоровев, добровольно пошел в армию, участвовал в нескольких атаках.

Незаметно перешли к воспоминаниям детства.

— Любил я в ночное лошадей водить, — рассказывал Вася. — Хорошо. Кругом степь, тишина. Соберут ребята сухого навоза, разожгут костер и давай картошку печь. А то шутку какую-нибудь выкинут. Особенно потешались над сонливыми. Был у нас один до сна такой охотник, как пчела до меда. Не успеем, бывало, лошадей спутать, а он уже храпит. Заснул он раз, а ребята один конец веревки за ногу ему захлестнули, а за другой тянуть начали. Он со сна не понял, в чем дело, вскочил и давай орать. Смеху было…

— А мы сонливым табак в нос сыпали, чихали те до утра, — сказал Борис.

Он выглянул за дверь землянки. Черное, по-осеннему неприветливое небо тяжело висело над городом.

— На улице, Вася, хоть глаз выколи. Идти вполне можно.

Они пошли рядом, держась за руки и вглядываясь в темень. Мамаев курган издали казался невероятно огромным, таинственным и страшным. Чем ближе ребята подходили к нему, тем сильнее охватывало их волнение. У самой подошвы кургана они передохнули и дальше уже не шли, а ползли.

Ракеты то и дело прорезали темноту, ярко освещая окрестность. Прижимаясь к земле, разведчики ждали, пока они погаснут.

Вдруг Борис увидел неподалеку от себя замаскированную кустами немецкую противотанковую пушку и возле нее часового.

— Ишь ты, где пристроили, — шепнул он, толкнув локтем Васю.

Контуры пушки и фигура часового вырисовывались на фоне ночного неба. Часовому, видно, надоело стоять на одном месте. Он то присаживался к щиту орудия, то отходил к блиндажу, где отдыхал орудийный расчет.

— Запомним, — сказал Борис.

Бесшумно, как ящерицы, они снова поползли вверх по склону.

На вершине кургана разведчики забрались в воронку от бомбы и, пользуясь вспышками ракет, занялись наблюдением. Высмотрев все, что могло представить интерес для командования дивизии, поползли обратно.

Спускались с кургана правее, чем поднимались, по ложбинке, обходя пушку с другой стороны. Метрах в семидесяти ниже ее Борис остановился.

— Сбегай к саперам за веревкой, — прошептал он Васе. — Да попроси подлиннее.

— Ты что задумал? — удивился тот.

— Мы ее, как твоего сонливого, за ногу…

Повторять не пришлось: Вася все понял и словно растаял в темноте.

Время тянулось медленно. Борис уже начал опасаться, не заблудился ли его товарищ, как вдруг тот бесшумно появился рядом с ним.

— Держи…

Привязав к ноге, повыше щиколотки, конец веревки, Борис сказал:

— Я поползу, а ты разматывай. Как подергаю — тащи. Да посильнее. Понял?..

Следя за веревкой, Вася угадывал, когда его товарищ полз медленней или быстрей, когда останавливался и снова трогался вперед.

Наконец веревка размоталась полностью. Вася ждал сигнала, крепко сжимая намотанный на руку конец. Веревка дернулась раз, другой, третий. Упершись ногами в кочку, Вася потянул ее к себе. Что-то невидимое сперва сопротивлялось, потом стало легко подаваться к нему.

Вдруг появился Борис.

— Всю операцию сорвал! — зло прошептал он, махнув кулаком у самого Васиного носа.

— Сам же дергал! — удивился Вася.

— Веревка коротка оказалась, вот и дергал. Надо было тебе подойти поближе. А теперь начинай все заново…

Отдохнув, Борис снова пополз к пушке. В нескольких шагах от нее, за кустом, припал к земле и стал выжидать, когда гитлеровец пойдет к блиндажу. Но тот на этот раз, как нарочно, долго не отходил от пушки, должно быть ждал смену.

Выглянула полная луна и ярко осветила курган. От неудобного положения у Бориса затекли руки и ноги. Под шинель забиралась холодная сырость, нагоняемая ветром с Волги. Наконец туча прикрыла луну, и все погрузилось во мрак.

Часовому, видно, надоело ждать. Он сердито плюнул и побрел к блиндажу.

Не мешкая, Борис юркнул к пушке, захлестнул конец веревки за ее ствол и подал условный сигнал. Но пушка не трогалась с места, так как под колеса были подложены деревянные клинья. Борис вытащил их и стал осторожно подталкивать орудие.

Сзади послышалась немецкая речь.

«Смена караула», — догадался Борис и опрометью скатился вниз.

— Ахтунг, ахтунг! Вер ист дас? — встревоженно окликали вражеские солдаты.

Пушка рванулась с места и покатилась вниз, набирая скорость. Перепуганные гитлеровцы открыли беспорядочную стрельбу.

Грохот катившегося орудия долетел до наших окопов.

Бойцы по тревоге схватили оружие и приготовились к бою. Но, увидев перед бруствером «машину без бензина и керосина», расхохотались.

Борис четким шагом подошел к командиру роты и доложил:

— Товарищ старший лейтенант, задание выполнено. Огневые точки противника разведаны. Одна доставлена как трофейная!