Стигма ворона

Глава 2

В повозке воняло немытым телом, кровью и прокисшими сапогами. Люди, ехавшие в ней, выглядели один страшней другого: полуголые, со следами плетей на плечах, или в рваной одежде… У выхода с коротким мечом на коленях и плетью за поясом сидел огромный, почти квадратный стражник. Еще один воин расположился на возвышении спиной к вознице.

Эш приподнялся, подтянул к себе колени — и обнаружил, что у него связаны руки и ноги, как и у всех остальных.

— Эй, крысеныш, не трепыхайся там! — прикрикнул на него стражник. — На лавку пересаживайся спокойно, и без лишних движений. А то до места живым не доедешь.

— А… куда мы едем?.. — сиплым сорванным голосом спросил Эш.

— Куда-куда… Куда возят всех смертников — за границу Внешнего Круга! — брезгливо сквозь зубы выплюнул в ответ стражник.

Эш не верил своим ушам. Смертники? Внешний Круг?.. Каким образом он вообще здесь очутился?

— Но я же ничего дурного не сделал! — изумленно выдохнул Эш.

— Так у нас тут целая повозка невинных — ни одного грешника! — обнажил гнилые зубы в улыбке один из приговоренных.

— Я — свидетель, а не преступник! Я — телохранитель господина Аварры! — возмутился Эш, и его голос утонул в хохоте.

— А что, никого постарше-то в имении не нашлось? — сквозь смех проговорил один из смертников.

— Хранитель мамкиной титьки! — подхватил другой.

У парня от ярости сжались кулаки, а стражник, чуть приподнявшись со своего места, злобно гаркнул на развеселившихся:

— Молчать!

Все, как один, потупились и умолкли.

Уставившись на Эша, стражник с той же интонацией рявкнул:

— А ты на место свое сел и заткнулся!

Происходящее казалось Эшу скверным сном. Подчинившись требованию, он втиснулся на низкую скамью между двумя другими смертниками.

А в голове пульсировала только одна мысль: это какая-то страшная ошибка. Ведь даже если его в чем-то обвинили, сначала должен быть суд. Приговоров без суда не бывает!

И он с надеждой взглянул исподлобья на воина.

— А как же разбирательство?.. — проговорил он.

— Так оно уже было, малец, — хмыкнул тот. — Только ты спьяну его проспал.

Воин вынул из рукава скрученную в трубочку бумагу и громко прочитал:

— «Номер восемь, раб, собственность покойного господина Аварры, опоил дворцовую стражу и открыл задние ворота группе разбойников в количестве тридцати двух человек, пойманных и признавшихся в своем злодеянии». Так что, как видишь, и без тебя разобрались…

У Эша округлились глаза.

Он — кого-то опоил?.. И какие еще разбойники?.. Откуда их вообще взяли?

— Но это все неправда! — взорвался Эш, от негодования забывая, где он и в каком статусе теперь находится.

Сейчас он думал только о том, что белоголовый где-то там, на свободе, и все так же ухмыляется, потому что вышел сухим из воды. — Все было не так! — затараторил он. — В имение господина Аварры ворвались люди со стигмами!..

Резкий тычок ножнами под дых заставил его скорчиться и умолкнуть.

— А божественный орел к тебе не спускался?! — прогрохотал стражник. Схватив Эша за связанные руки, он выдернул его со скамьи в проход, и парень рухнул на днище телеги.

— Раб паршивый, голодранец поганый, пьянь малолетняя! — приговаривал он, охаживая Эша по спине короткой двухвостой плетью. — Ты на кого жевало свое открыл, мразь безродная!.. Я тебя научу!..

Парень крепко стиснул челюсти, стараясь сдержать крик — но не сумел. Плеть терзала его избитое тело, впиваясь в мякоть и разрывая кожу через рубаху, и на каждый удар из груди Эша вырывался низкий грудной хрип…

— Эй, хватит уже! — прикрикнул на стражника воин. —

Не перестарайся. Он хилый, а нам потом по мертвецам отчет держать.

Повернувшись к вознице, воин хлопнул того по спине.

— Останови-ка.

Повозка встала.

— Наружу выкинь его — пусть проветрится, — приказал воин.

И Эша вытолкали из телеги.

Снаружи стоял серый день. Пахло дождем, тучи мошкары вились над лесной дорогой. Мимо проехала еще одна телега, затянутая черной тканью. Вдоль тропы, присматривая за грузом, ехали верховые лучники. Кони под ними нервно вздрагивали, трясли головой и лягали себя задними ногами по пузу, пытаясь отогнать гнус.

— Что стряслось? — спросил один из всадников, подъезжая к остановившейся повозке.

— Да вот, остудить одного надо, — проворчал стражник, развязывая Эшу ноги. — Приглядишь за ним?

— Давай, — без особой радости кивнул тот.

Протащив веревку меж связанных рук Эша, конвоир привязал свободный конец к телеге и скрылся под навесом.

— Трогай! — донесся изнутри голос воина, и возница щелкнул поводьями, пуская коней. Веревка натянулась, заставляя Эша догонять повозку быстрым шагом.

После побоев дыхания не хватало. Жадно хватая ртом воздух вместе с гнусом, Эш сердито отплевывался. Легкий ветерок холодил окровавленную рубаху на спине.

Вот дурак. Кто же станет слушать раба — смертника? На что вообще он надеялся, открывая свой рот? Что пытался доказать?

Губы Эша невольно скривились в мрачной усмешке.

Ему еще здорово повезло, что им не нужен его труп. Конвоиры говорили что-то о необходимости отчитываться за мертвецов. Иначе лежать бы ему где-нибудь в канаве, червей кормить.

Нужно быть осмотрительней, и не высовываться без надобности. А то ведь и до внешнего Внешнего Круга можно не доехать.

— И чего тебе, парень, внутри-то не сиделось? — насмешливо проговорил верховой, почесывая искусанную ляжку.

Эш промолчал.

Эмоции отступали, и теперь в его сознании постепенно начала вырисовываться общая картина случившегося.

В ордене его учили, что суд всегда беспристрастен и опирается только на факты. Чистота совести судей подлежит контролю со стороны духа, и потому никто не вправе указывать ни судье, ни жрецу.

Наставники говорили — есть непреложные законы мира, которые невозможно нарушить.

Однако старик всегда приговаривал, что раз в сто лет даже посреди знойного лета может выпасть снег.

Проникновение убийц на территорию имения суд объяснил предательством Эша. Предательством, которого не было. И даже нашлись какие-то свидетели, подтвердившие его вину — разбойники. Или кого-то под пытками заставили признаться непоймя в чем, или признание подписал воздух.

Что это, как не снег в середине Эмеша?..

Теперь старик мертв, Эш едет в Черной повозке смертников, а настоящие убийцы где-то рядом, на свободе.

Убийцы…

Эш прекрасно помнил черные рисунки на их руках. И это были не просто рисунки, иначе дюжина воинов никогда не справилась бы с дворцовой стражей. Это были стигмы — он не сомневался в этом. А носителями стигмы могут быть только лучшие представители аристократического рода. Означает ли это, что кто-то из аристократов собственными руками убил старика?..

Но кому вообще мог помешать Аварра? Он вел почти отшельническую жизнь вот уже много лет, с того момента, как переехал на окраину в наградное имение. Старик уже с трудом запоминал имена, путал дни недели и месяцы. Сыновья жили в золоте где-то в столице, и за год службы Эша ни разу не навестили отца. Так кому была выгодна его смерть? И почему самого Эша оставили в живых? Кто засунул его в Черную повозку?

Пятнадцать лет он провел, как отшельник, обучаясь в ордене, и один год — как верный слуга. Больше ничего не успел. И кто-то решил, что на этом его жизнь должна закончиться.

Он потерял все, что имел и на что надеялся. Честное имя теперь навсегда запятнано. Свобода, которую обещал Аварра при условии безукоризненной трехлетней службы, так и осталась несбыточной мечтой. В лучшем случае, Эша теперь ждет каторжная работа и цепи до конца его дней — по крайней мере, среди горожан ходили такие слухи. Ну а в худшем…

Кто знает, что вообще может ожидать смертника во Внешнем круге.

И за что ему все это?! За верную службу?

Если бы Эш сейчас встретил виновника всего этого, никакие веревки не смогли бы удержать его.

«Иначе ты не заслуживаешь лица, которое носишь», — вспомнились ему вдруг слова белоголового.

Что он хотел сказать этим? Причем здесь вообще его лицо?..

С непривычки от длительных и напряженных размышлений у Эша заболела голова.

— Вот дерьмо, — тихо выругался он себе под нос.

— Полностью с тобой согласен, — со вздохом проворчал верховой и звонко шлепнул себя по шее, убивая муху.

Через пару часов Эша вернули в повозку. И вовремя: его ноги к тому времени уже подгибались в коленях, а спина, грудь и руки в тех местах, где веревка растерла запястья, были изъедены гнусом чуть не до костей. Липкий пот, как после сильной горячки, промочил ему всю рубаху, темные волосы сосульками повисли над глазами. Пустой желудок недовольно урчал.

Протолкнувшись ближе к середине ряда, Эш втиснулся между бородачом со шрамом на щеке и человеком, лица которого прежде не замечал.

На вид ему было около тридцати. Светло-русые волосы сбившимися прядями разметались по его плечам, рыжеватая всклоченная борода доставала до груди. И, в отличие от остальных, его удерживали не веревки, а цепь, сковывающая руки и ноги, как каторжнику.

Забившись на свое место, Эш устало вытянул ноги в проход. Потом энергично растер лицо и укусы на руках.

И невольно оценил, что в повозке почти никакого гнуса не было — по всей видимости, здесь было слишком смрадно даже для них. А потом вновь покосился на закованного в цепи.

— Ну и как там, снаружи?.. — полушепотом спросил тот, не поворачивая головы.

— Так себе.

— Очень подробно, однако, — усмехнулся в сторону закованный.

— Хочешь узнать подробней — плюнь в надзирателя, — зыркнул на него Эш. — Он тебе устроит прогулку.

Тот с улыбкой покосился на собеседника.

— Ну, меня-то гулять гораздо дальше отправят, чем тебя. Так что я, пожалуй, воздержусь.

Эш усмехнулся.

— Особые привилегии?

— Вроде того.

— За что в цепях?..

Тот хитро прищурился.

— За заслуги перед королевством.

Эш фыркнул, широко улыбнулся.

Тут в разговор вмешался стражник.

— Тишина! Прекратить шептаться! — угрожающе крикнул он.

Он никак не мог точно определить, кто провинился, и потому на всякий случай обвел гневным взглядом всех присутствующих.

Эш опустил голову, его собеседник тоже умолк.

По навесу мягко зашуршал моросящий дождь, через несколько мгновений обрушившийся на него шумным потоком.

— Откуда родом? — спросил каторжник совсем тихо, чуть склонив голову к уху Эша.

Юноша задумчиво почесал себе лицо грубой веревкой, связывавшей ему руки. Вроде, простой вопрос. Но ему не так уж легко было на него ответить.

Эш понятия не имел, в каком городе родился, или какой акаде принадлежали его отец с матерью. А место, где он вырос, было связано с множеством устрашающих баек, где толика правды круто замешивалась на бурной народной фантазии и приправлялась ненавистью.

Для жителей городов Внутреннего Круга сам факт существования людей, не посвященных тому или иному защитному духу был нестерпимой ересью. А «вороны» были чисты, как белый лист бумаги, и не принадлежали никому, кроме своих наставников, которые обучали их видеть, слышать, охотиться, преследовать, выслеживать и убивать. Брошенные младенцы, неугодные бастарды и дети рабов постоянно пополняли ряды воспитанников ордена. Те, кто доживал на Вороньем мысе до семнадцати лет, отправлялся на Воронью гору для завершения обучения и обретения предназначения.

Люди болтали, что из «воронов» готовят беспринципных убийц, готовых на любое черное дело, что их выкупают за большие деньги братоубийцы, или что они прислуживают городским старостам в качестве палачей без суда. Чего еще можно ожидать от того, чья совесть свободна от обетов?

— Я с Вороньего мыса, — ответил Эш.

Каторжник удивился.

— Сектант?..

— Ага. Так что бойся меня, — криво улыбнулся юноша.

Бородач беззвучно рассмеялся.

— Я из Поднебесного застенка, так что это тебе меня бояться надо, — прищурился тот.

После этих слов Эш с особенным интересом посмотрел на своего необычного собеседника — в легендарный каменный мешок, вырубленный прямо в скале, бросали не каждого.

— Там был лес, — сказал вдруг Эш.

Каторжник изменился в лице.

— Смешанный или сосновый? — глухим голосом спросил он.

— Смешанный, но сосен много. И тропа. И гнуса — хоть ложкой ешь.

Сосед Эша уставился на него внимательным взглядом.

— А тропа? Почва скорее песчаная, или черная?

— Черная.

Каторжник нахмурился.

— Значит, в окружную нас не повезли, а решили доставить напрямик к западной заставе, — проговорил он.

И в этот момент телега остановилась.

У Эша от волнения сердце замерло в груди, пустота в животе болезненно сжалась — он вдруг решил, что уже приехали.

Но ошибся.

Приговоренных выпустили по двое справить нужду. Веревка на ногах позволяла делать крошечные шажки, но люди все равно спотыкались, хватались друг за друга, чтобы не упасть и скользили по грязи.

Эшу в этом смысле повезло больше всех — после прогулки на привязи ему больше не стали связывать ноги.

А когда все, промокнув до нитки под дождем, собрались назад, каждому выдали по куску размокшего хлеба и ковшу воды.

При виде толстого ломтя у Эша с голодухи рот наполнился слюной. Он поднес было хлеб к губам, но почувствовал странный кисловатый запах, исходивший от него, и остановился. Сквозь торопливое чавканье в полумраке Эш расслышал чье-то недовольное бормотание, что хлеб горчит. Ткнув своего разговорчивого соседа локтем в бок, Эш выразительно посмотрел ему в глаза, потом на хлеб у себя в руках, и неприметно сунул кусок под лавку.

Каторжник озадаченно понюхал свой ломоть, пожал плечами, но решился последовать примеру Эша.

Телега продолжала тащиться вперед, дождь перестал, а приговоренные принялись засыпать один за другим. Смекнув, что к чему, Эш тоже принял сонную позу. Через четверть часа все крепко спали, разинув рты и громко похрапывая.

— Ненавижу эту работу, — со вздохом сказал воин стражнику. — Как по мне — так уж лучше виселица, чем вот так вот…

Тот громко, протяжно зевнул в ответ.

— Ничего, скоро привыкнешь. Как говорят на заставе, духам тоже нужно есть. А эти пусть хоть что-то полезное сделают за свою жизнь.

Эш, затаив дыхание, внимательно вслушивался в каждое слово. И то, что он слышал, с каждым мгновением нравилось ему все меньше.

— Жуткие они там все, на заставе… — проговорил воин.

— Это да, — согласился стражник. — Я уж сколько лет на этом перегоне, а до сих пор оторопь от них берет. Глаза у них у всех безумные какие-то. Так и кажется — вот щас отвернешься, а он как всадит тебе меч промеж лопаток по самую рукоять… Я на них вообще стараюсь не смотреть. Туши скинули, по головам пересчитали — и разъехались.

— Завидуют они нам.

— Еще бы, — хмыкнул стражник. — Живут-то как псы, вечно настороже… Ты выпить не хочешь?.. Я тут припрятал бутылочку.

— Давай на обратном пути. А то ведь уже почти на месте…

Дальше они обсуждали дорогу, ругались на дождь и гвоздичное масло, которое стоило дорого, а от гнуса все равно не помогло. Эш продолжал их слушать вполуха, лихорадочно соображая, что же будет дальше.

Он не раз слышал, что смертников из числа простолюдинов и рабов нередко вывозят за границы Внутреннего круга, чтобы те в тяжелых условиях выполняли полезную работу. Эш всегда представлял себе при этом что-то наподобие рудников или добычи ги-рана на болотах.

Но только сейчас он осознал, что на самом деле совершенно ничего не знает о Внешнем Круге.

Мир, который еще недавно ему казался четким и понятным, вдруг потерял всю свою стройность. Под закрытым веком закипали злые слезы, руки судорожно сжимались в кулаки — связанные руки.

Как ты докатился до жизни такой, Эш? Ты же «ворон»! Вороны не попадают в капканы и обходят силки. А ты — влип по самые уши…

Примерно через час до его слуха донеслись человеческие голоса и лай собак. Вскоре в просвет навеса за спиной возницы промелькнуло высветленное факелами пятно, и кони остановились. Стражник поднялся и грузно спрыгнул с телеги.

Эш напряженно вслушался в звук голосов снаружи.

Кто-то обменивался шутками. Кто-то кашлял — надрывно, приступами. Откуда-то справа доносился монотонный счет: «… третий, четвертый, пятый… А где шестой?..»

А потом вдруг кто-то откинул полотно навеса со входа, впуская в повозку трепетный свет факелов. От неожиданности Эш вздрогнул и тут же сомкнул глаза.

— Вот, принимай, — заявил стражник. — В этот раз в основном мясо. Один только интересный…

— Сам разберусь, — ответил ему густой баритон. — Давай, считай… И бумагу передай на них!

Второй конвойный прогромыхал сапогами мимо Эша, и начался монотонный ритмичный счет.

— Первый…

Послышался глухой стук упавшего на мягкую землю тела.

— Второй. Третий…

Тела спешно выгружали прямо на обочину, не отходя от повозки.

— … Седьмой… Восьмой…

Стражник шагнул к Эшу, но тот не стал дожидаться унизительной выгрузки. И поднялся на ноги.

От неожиданности стражник шарахнулся в сторону и схватился за меч…

— Я сам выйду, — заявил Эш, и двинулся к выходу.