В низенькой светелке, с створчатым окном,
Светится лампадка в сумраке ночном:
Слабый огонечек то совсем замрет,
То дрожащим светом стены обольет.
Новая светелка чисто прибрана:
В темноте белеет занавесь окна;
Пол отструган гладко: ровен потолок;
Печка развальн'ая стала в уголок.
По стенам - укладки с дедовским добром,
Узкая скамейка, крытая ковром,
Крашеные пяльцы с стулом раздвижным
И кровать резная с пологом цветным.
На кровати крепко спит седой старик:
Видно, пересыпан хмелем пуховик!
Крепко спит - не слышит хмельный старина,
Что во сне лепечет п'од ухом жена.
Душно ей, неловко возле старика;
Свесилась с кровати полная рука;
Губы раскраснелись, словно корольки;
Кинули ресницы тень на пол-щеки;
Одеяло сбито, свернуто в комок;
С головы скатился шелковый платок;
На груди сорочка ходит-ходенем,
И коса сползает по плечу ужом.
А за печкой кто-то нехотя ворчит:
Знать другой хозяин по ночам не спит!
На мужа с женою смотрит домовой
И качает тихо дряхлой головой:
"Сладко им соснулось: полночь на дворе…
Жучка призатихла в теплой конуре;
Обошел обычным я дозором дом -
Весело хозяить в домике таком!
Погреба набиты, закрома полны,
И на сеновале сена с три копны;
От конюшни кучки сена отгребешь,
Корму дашь лошадкам, гривы заплетешь,
Сходишь в кладовые, отомкнешь замки -
Клади дорогие ломят сундуки.
Все бы было ладно, все мне по нутру…
Только вот хозяйка нам не ко двору:
Больно черноброва, больно молода, -
На сердце тревога, в голове - беда!
Кровь-то говорлива, грудь-то высока…
Мигом одурачит мужа-старика…
Знать и домовому не сплести порой
Бороду седую с черною косой.
При людях смеется, а - глядишь - тайком
Плачет да вздыхает - знаю я по ком!
Погоди ж, я с нею шуточку сшучу
И от черной думы разом отучу:
Только обоймется с грезой горячо, -
Я тотчас голубке лапу на плечо,
За косу поймаю, сдерну простыню -
Волей аль неволей грезу отгоню…
Этим не проймется, - пропадай она,
Баба-переметка, мужняя жена!
Всей косматой грудью лягу ей на грудь
И не дам ни разу наливной вздохнуть,
Защемлю ей сердце в крепкие тиски:
Скажут, что зачахла с горя да с тоски".
"Ты - краса ли моя девичья…"
Ты - краса ли моя девичья,
Ты - кова ль моя трубчатая,
Не на радость ты мне, д'евице,
Не в утеху доставалася!
Что тебе ли, русой косыньке,
Люди добрые завидуют,
За тебя ли, косу русую,
Извели меня, младешеньку,
Опоили горемычную
Зельем - лютою отравою…
Ох, не зельем извели меня,
Опоили не отравою,
А извел меня соколий глаз,
Опоила речь медовая…
(1849 г.?)
"Снаряжай скорей, матушка родимая…"
Снаряжай скорей, матушка родимая,
Под венец свое д'итятко любимое.
Я гневить тебя нынче зарекалася -
От сердечного друга отказалася…
Расплетай же мне косыньку шелк'овую,
Уложи меня на кровать тес'овую,
Пелену набрось мне на груди белые
И скрести под ней руки помертвелые;
В головах зажги свечи воску ярого
И зови ко мне жениха-то старого:
Пусть войдет старик - смотрит да дивуется -
На красу ль мою девичью любуется.
(1849 г.)