Тремя часами позднее мы опять были в больнице, а отец Мики очнулся. Он вытащил здоровую руку из-под одеяла и, взяв ее, Мика поднес к своей груди и прижал к сердцу.
— Майк, — сказал он слабым из-за лекарств голосом. Врачи не до конца еще вывели их из его организма, чтобы он только смог поговорить со своим сыном.
— Пап, мне так жаль.
— Почему?
— Ты знаешь, что я люблю тебя, маму, Бэт, Джерри… и остальных детей.
Я посмотрела на лицо его отца. Он моргнул, и глаза его были так похожи на Микины, за исключением того, что были карими, хотя у Мики когда-то тоже были такие.
— Ты знаешь?
Мика кивнул:
— Как только увидел Фрост, маме и Таю пришлось мне все рассказать.
Его отец улыбнулся, и улыбка эта была хорошей, полной любви и счастья, даже в таком состоянии.
— Мы и не думали, что она настолько будет на меня похожа.
Мика еще крепче прижал руку отца к себе, кивая немного чаще, чем следовало, будто не доверял своему голосу. Мы с Натаниэлем стояли в углу палаты, держась за руки. Хотя и предпочли бы подождать снаружи, но Мика захотел, чтобы мы вошли с ним. Его мать набралась храбрости и осталась ждать в холле.
— Ты не расстроился из-за своей матери, Тая и… — он тяжело сглотнул, закрыл глаза и судорожно выдохнул, — и всего остального.
— Нет, совсем нет.
— Джерри все еще злится.
— Джерри всегда злится.
Его отец улыбнулся и слегка кивнул, но по его лицу прошла судорога. Ценой этого разговора стало почти полное снятие его с анальгетиков.
— Давай позову медсестру; тебе больно.
Он снова тяжело сглотнул и судорожно выдохнул:
— От болеутоляющих я отключаюсь, а я не хочу все пропустить.
— Хорошо, — сдался Мика слегка хриплым голосом, но он не плакал. Он будет сильным ради отца, потому что в этом весь Мика. Натаниэль сильнее сжал мою руку. Я посмотрела на него и увидела, что глаза его блестят от непролитых слез. «Я не заплачу, не здесь, не сейчас, не перед Рашем Каллаханом. Я ведь могу никогда больше не увидеться с отцом Мики, не хочу при этом залиться слезами. Я не заплачу, черт все подери».
— Кто это? — спросил он, глядя на нас.
— Это Анита и Натаниэль.
Мы подошли ближе к кровати, все еще держась за руки.
— Маршал Анита Блейк, — сказал его отец.
— Да, — подтвердила я.
Эти карие глаза, так похожие на Микины, переместили взгляд на Натаниэля. Меж его глаз образовалась морщинка, словно он слишком упорно думал как бы что-то сказать.
Мика отнял одну руку от отца и протянул ее нам. Я взяла его за руку и потянула за собой Натаниэля. Мика объявил:
— Мы живем втроем уже почти три года. — Он скривил губы в легкой усмешке. — Я думал, вы с мамой не одобрите наши отношения с Натаниэлем.
Его отец засмеялся, но смех этот быстро оборвался судорогами, прошедшими по всему его телу. Как будто он боролся с тем, чтобы не скорчиться от боли.
Мика выпустил мою руку и потянулся к экстренной кнопке:
— Отец, давай я все-таки вызову медсестру.
— Нет. — Он сжал руку Мики достаточно сильно, чтобы напряглись мышцы предплечья. Он посмотрел на сына с яростью, почти гневом. — Нет, — повторил он.
— Хорошо, хорошо, — сдался Мика и снова положил руку поверх руки отца, словно желая быть к нему настолько ближе, насколько это возможно.
— Как ты узнал, что я здесь? — спросил его отец.
— Мама позвонила Аните.
Раш посмотрел на меня и это был тот самый взгляд, взгляд копа. Взгляд, который скрывает почти все эмоции, но оценивает тебя, и видит больше, чем доступно обычным людям.
— Она обратилась к ней, как женщина к женщине, — сказал он.
— Да, — ответила я.
Он улыбнулся:
— Я читал о вас, маршал. И как прошло это обращение к вашей женской сущности?
— Я сделала, что она хотела. Привела сюда Мику, — улыбнулась я.
Его улыбка растянулась чуть шире:
— И правда. Спасибо вам.
— Всегда пожалуйста. Я бы хотела оказаться здесь при других обстоятельствах, сэр.
— Как и я, и не надо назвать меня «сэр», я — Раш.
— Тогда не надо называть меня «маршал».
Он еще раз глубоко вздохнул и было видно, каких усилий ему стоило сделать это спокойно:
— Тогда Анита.
— Да.
— И Натаниэль, — добавил он.
— Да, сэр, — отозвался Натаниэль.
— Зови меня Раш.
— Раш, — повторил Натаниэль и крепче сжал мою руку.
— Мама сказала, что ты знаешь, почему я так ужасно отнесся к вам десять лет назад.
Раш обратил взгляд на сына:
— Я видел несколько фотографий, что Химера сделал с другими семьями. И понял, почему ты так поступил.
Я хотела спросить, насколько плохо он с ними обошелся, но сейчас было не время и не место для подобных вопросов. Я наверно как-то дернулась, потому что Раш посмотрел на меня:
— Спрашивай, — сказал он.
— Какие фотографии?
— Он занимался убийствами и пытками по всей стране, до того, как приехал со своей шайкой в Сент-Луис. У федералов есть досье на эти преступления, они просто не знали кто, или что, совершал их на протяжении долгого времени. — Его тело содрогнулось на кровати и он сильнее сжал руку Мики, не из любви, а словно в качестве поддержки.
Напряженным от боли голосом, Раш произнес:
— Не надо медсестры, пока не надо.
— Не хочу тратить ваше время, говоря о полицейских делах, — сказала я.
— Хотите знать, почему кто-то из федерального бюро показал мне это досье. — Его голос вновь стал обретать силу, но лицо все еще оставалось напряженным.
— Да, — ответила я.
— Да, — сказал Мика.
Он окинул на нас двоих взглядом, и на его лице снова появилось коповское выражение. Он посмотрел на меня. В его глазах проявилась сила личности и я помолилась, чтобы мне удалось увидеть его в полном здравии.
— Имя Ван Клиф тебе о чем-нибудь говорит, Анита?
Я моргнула, изо всех сил стараясь сохранить свое нейтральное коповское лицо. Ван Клиф был одним из тех, кто помогал тренировать Эдуарда, маршала Тэда Форрестера, участвовавшего в тайных операциях после армии. С Ван Клифом было связано еще двое людей: Бернардо Конь-в-яблоках и Отто Джеффрис. Они тоже были маршалами сверхъестественного подразделения, как и я. Я знала, что очень долго Эдуард работал наемным убийцей, а Тэд Форрестер было его законное альтер эго наподобие Кларка Кента. Настоящим именем Отто Джеффриса было Олаф, и он не обучался в нашей армии бороться с опасностью, и не работал наемником в других странах, у него просто хобби такое. Он был серийным убийцей, но занимался этим только когда у него не было работы, так что правительство по полной старалось его загрузить, чтобы у него не оставалось времени на «игры».
Я, честно говоря, не знала, сколько правительству известно о делах Эдуарда и Олафа, но Ван Клиф помогал тренировать этих троих и еще одного мужчину, с которым четверо из нас довелось встретиться около четырех лет назад. Этот человек умер. В отличии о нас.
Я слишком долго молчала, потому что Раш сказал:
— Вижу, что говорит.
— А что это имя говорит вам? — поинтересовалась я.
Мика поочередно переводил с одного из нас на другого глаза, потому что не понимал о чем мы. Я еще не была с ним знакома, когда последний раз якшалась с людьми Ван Клифа. Эдуард, Олаф и Бернардо не в счет. Эдуард был одним из моих самых близких друзей. Бернардо коллегой по работе. Олаф был в меня влюблен, потому что мы вместе охотились на вампиров, вместе убивали, а он считал это нечто вроде прелюдии перед чем-то большим. На последней нашей совместной работе на Олафа напал верлев и тесты показали положительный результат на ликантропию. После этого он исчез, как и одна докторша. Мы решили, что он прихватил ее с собой, вернувшись к своему хобби. Он написал мне письмо, и буквально сказал, что собирается держаться от меня подальше, пока не будет уверен, что я не сделаю из него домашнего питомца, как из Никки. Они пересекались по работе до того, как я приручила Никки.
— Я работал с людьми Ван Клифа, — ответил Раш.
Я моргнула, пытаясь сохранить лицо пустым, и старалась переварить то, что отец Мики знал таких же опасных людей, как и я.
— Почему они показали вам досье и откуда у них вообще оно на Химеру и его людей?
— Военные уже долгое время были заинтересованы в использовании ручных оборотней. Химера их заинтересовал.
— А военные знали, чем он занимался? — спросил Мика.
— Поначалу нет. Они организовали на него и его людей охоту в то время, как он, и ты, приехали в Сент-Луис. Они собирались попытаться его схватить. Его ДНК на его жертвах показала, что он панвера. Они хотели его изучить.
— Изучить, — повторил Мика с недоверием, которое начинало перерастать в гнев.
— Я только в этом году узнал. — Он закрыл глаза и судорожно вздохнул. На его лбу стали проступать капельки пота. — Ты их тоже заинтересовала, Анита.
— Потому что я тоже панвера.
Он открыл глаза:
— То, что ты не перекидываешься, заинтересовало их еще больше.
— Ты нас предупреждаешь? — спросил Мика.
— Они могут попытаться шантажом заставить вас им помогать.
— Каким шантажом?
— Химера и его люди приехали в Сент-Луис, это нам известно, но они оттуда так и не выехали.
Он неотрывно смотрел на меня. Я пыталась сохранить спокойное выражение лица, как делала это раньше:
— Что вы хотите от меня услышать?
— Такие люди как Химера и его люди не могут просто взять и исчезнуть, Анита. Но твой анализ крови отмел все слухи в правительстве.
— Не знаю о чем вы.
— Ты убила его. И находилась довольно близко к нему, раз ему удалось поранить тебя когтями или зубами. У штаммов ликантропии есть свои ДНК, так же, как у вирусов. Они знают, что в тебе есть немного его ДНК, но ты лучше себя контролируешь. Ты как мечта военных — быстрая, сильная, тебя сложнее ранить, ты лучше убиваешь, и никогда не перекидываешься в зверя.
— Это не из-за того, что у меня несколько штаммов.
— Тогда из-за чего?
Я немного подумала и ответила:
— Мы думаем это из-за меток вампира. Вампиры не могут заразиться ликантропией, а когда я заразилась, то уже была связана с Жан-Клодом.
Раш еще раз с трудом сглотнул, закрыл глаза и некоторое время просто дышал:
— Так без вовремя полученных вампирских меток, это бы не сработало.
— Это могло сработать только в моем случае. Не уверена, что на других сработает так же.
— Если я больше не очнусь, расскажи Гонсалезу то, что рассказала мне. Он позаботится, чтобы информация дошла до нужных людей. Ни в чем не сознавайся, просто скажи, что твой контроль основан на связи с Мастером Сент-Луиса. Скажи им, что такое нельзя повторить.
— Что нельзя повторить? — спросил Мика.
— Создать больше таких как она.
— Да вы, наверное, шутите, — воскликнула я.
— Я бы не стал тратить свое время с Майком на ложь. — Он посмотрел на своего сына. — Ты любишь ее?
— Люблю.
— А Натаниэля?
— Люблю.
— Хорошо, я рад. Я люблю твою маму, всегда любил, и я люблю Тая. У нас все получается.
— У нас тоже все получается.
— Ты знаешь, что тетя Джоди живет со своей девушкой?
— Ага.
Раш рассмеялся, но потом скорчился на кровати и издал болезненный звук.
— Мать с отцом стали спрашивать, что они не так сделали, раз двое их детей живут в противоестественном грехе. — Он снова засмеялся, но звук вышел резкий. — Бэй и Тай здесь?
— В коридоре, — сказал Мика.
Он посмотрел на Мику, но глаза его лихорадочно горели, и лицо блестело от пота:
— Я люблю тебя, сынок.
— И я тебя, пап.
Раш посмотрел на меня:
— Позаботься о нем, Анита.
— Обязательно.
— Натаниэль, ты любишь моего мальчика?
— Очень.
— Хорошо. Заботьтесь друг о друге.
— Конечно, обещаем.
Раш закивал слишком часто и быстро. Его рука конвульсивно задрожала и он попросил:
— Пускай зайдут. Если мне больше не удастся с тобой поговорить, знай что я люблю тебя и знаю, что ты хороший и сильный, и я очень рад, что в твоей жизни есть двое людей, которых ты любишь; это больше, чем некоторые могут получить.
Мика свободной рукой коснулся волос отца:
— Я люблю тебя, отец. — Он повернулся к нам. — Позовите маму и Тая.
Мы с Натаниэлем повернулись и вышли, оставив Мику с отцом, чтобы напоследок они могли сказать друг другу все, что говорится в этих случаях, если у вас есть такой шанс и вы действительно друг друга любите.