Страдание

Глава 32

Но, как выяснилось, не все. Внутри «Черного ястреба» оказалось не так уж просторно. У нас был пилот, второй пилот, место для трех носилок и два маленьких сиденья для медиков. Один медик остался с Перкинсом помогать раненым на земле. Арэса и Трэверса мы уложили на одной стороне салона, а третьего раненого закрепили между ними и сиденьями для медиков. Когда все расселись по местам, стало как-то тесновато. Я не упоминала, что у меня еще и клаустрофобия?

В поле моего зрения маячили только носилки, никаких окон, что обычно помогает при клаустрофобии. Я была пристегнута к сиденью, хотя пришлось постараться, расположив дробовик и винтовку за спиной так, чтобы не мешались. Вибрация взлетающего вертолета проносилась по моему телу ровным, настойчивым ритмом. Подкатившая в лесу после бега тошнота, вернулась, и я пыталась ее унять, медленно и глубоко дыша. А еще пыталась притвориться, что не нахожусь в крутящейся машине смерти в нескольких десятках метров над землей. Раздался звук, словно кто-то пытался перебороть удушье, и он был настолько громким, что я услышала его даже сквозь наушники и шум лопастей. Подняв взгляд, я увидела, что Арэс пытается сесть. Медик из вертолета, которого мне представили как Лоуренса (так что я понятия не имела имя это или фамилия), отстегнул свои ремни и попытался силой уложить Арэса обратно, но тот оттолкнул его одним взмахом руки и только я спасла его от падения на лежащего посередине раненного мужчину, подставив ему руки под спину. Ни он, ни Трэверс не шевелились.

— Арэс, все в порядке! — крикнула я.

Лоуренс сел обратно на сиденье, так что я могла видеть за ним Арэса. Взгляд его широко раскрытых, обеспокоенных глаз шарил по салону, пока не нашел меня. Я видела, как расслабляется его лицо, когда отстегнулась и осторожно направилась к нему, чтобы не перегибаться через третьего раненного. Его носилки я использовала в качестве поручней, но кроме Арэса все находились без сознания, так что никто не возражал.

В моих наушниках раздался голос Лоуренса:

— Можете его успокоить, чтобы я мог проверить его показания?

— Да, — ответила я. Вертолет слегка потряхивало от турбулентности, а я еще не привыкла к такому полету. Арэс потянулся ко мне, а я протянула ему левую руку, так что наши руки сплелись в районе локтей, как при армрестлинге. Я почувствовала, как спазм пронесся по его руке. Он изогнулся на носилках, лицо исказила явная гримаса боли. Он что-то бормотал, говорил, но из-за наушников я его не слышала. Я освободила одно ухо и склонилась ближе к нему.

— Что-то не так, — выдохнул он.

Я повернулась и смогла прокричать ему в ухо:

— Ты ранен.

— Нет, не только, это… — Он снова скорчился, его рука конвульсивно сжала мою, и я чуть было не сказала ему, что слишком сильно, но он сам ослабил хватку.

Я коснулась его лица, дождалась, когда он посмотрит на меня и сказала:

— Врачу нужно осмотреть тебя. Ты не будешь ему мешать, хорошо?

Он закатил от боли глаза, но выдавил:

— Хорошо.

Я повернулась и махнула Лоуренсу, а когда начала отпускать руку Арэса, он вцепился в нее еще крепче, как будто боялся меня отпустить, так что я продолжила держать, прижав его руку к себе. К тому же, так ниже вероятность, что он снова случайно толкнет Лоуренса. Если медику потребуется больше пространства, то я сяду на свое место, но если могу остаться с Арэсом, чтобы успокоить его, то я так и сделаю.

Лоуренс приступил к работе, обходя меня, но только он коснулся его, как тело Арэса дернулось в такой сильной конвульсии, что если б я не держала его за руку, он опять бы заехал ей в медика. Я прижалась крепче к нему и прокричала прямо в лицо:

— Арэс, все хорошо. Он помогает тебе.

— Мне нужно просто кое-что проверить, никаких иголок, ничего такого, — успокаивал Лоуренс, перекрикивая шум.

— Нет, — выдавил Арэс сдавленным голосом.

— Дай ему делать его работу, Арэс, — попросила я, наклонившись к его лицу. Находясь всего в нескольких сантиметрах от лица Арэса, я увидела, как его глаза становятся золотистыми, приобретая глаза гиены. Энергия его зверя пробралась через наши сжатые руки и поползла по моему позвоночнику. — Нет, не смей здесь перекидываться!

— Не могу… он хочет, чтобы я перекинулся.

— Кто хочет?

— Вампир, ее Мастер, он… он может управлять моим… зверем.

— Он не может управлять через укус.

— На землю, — сказал он. — На землю, я не могу больше сдерживаться. Он… оно… призывает меня.

— Это не возможно, не таким способом.

— Это все укус, эта гниль… в ней частица его. Это не просто болезнь, это он… это он.

— Кто?

Он бессловесно закричал во все горло, а потом снова обрел голос:

— Больно, господи, как же больно!

— Арес! Не надо…

Он притянул меня ближе за наши сомкнутые руки, и я смотрела сверху на его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, словно держа его голову на коленях. Его рука едва не раздавливала мою.

— Когда перекинусь, я уже не буду собой. Понимаешь? Я не буду… собой. Он… мной завладеет. Он будет меня… контролировать.

— Черт, — прошептала я, но должно быть на моем лице отразилось понимание, потому что какое-то напряжение оставило его. Он верил, что я обо всем позабочусь. А я лишь надеялась, что мне это удастся.

— Он имеет в виду именно то, что мне показалось? — спросил Лоуренс.

— Приземляемся сейчас же, — скомандовала я.

Лоуренс покачал головой:

— Мы не можем.

— Надо вытащить Арэса отсюда до того, как он перекинется.

Он постучал в микрофон и спросил:

— Нам есть где приземлиться прямо сейчас?

Голос пилота раздался в наушниках:

— Ответ отрицательный.

Арэс снова забился в конвульсиях, от хлынувшей из его тела энергии все волоски на моем теле встали дыбом. Он зарычал и звук вышел достаточно громким, чтобы даже Лоуренс услышал его, несмотря на весь шум. Он глянул на меня округлившимися глазами и вернулся к микрофону:

— У нас проблема и нам как можно скорее необходимо приземлиться.

Второй пилот повернулся к нам и спросил:

— Что тут за чертовщина творится?

— Оборотень, — просто ответил Лоуренс.

— Приземлиться было бы неплохо, — крикнула я.

— Отрицательный, повторяю — ответ отрицательный, нам негде безопасно приземлиться, — ответил пилот.

Я включила свой микрофон:

— Оборотень вот-вот перекинется, нам нужно вытащить его отсюда до этого.

— Нас заверили, что оборотень себя контролирует, иначе мы бы ни за что не пустили его на свою птичку, — сказал второй пилот.

— В обычных условия он контролирует. Но поверьте мне, вы не захотите, чтобы он был здесь, когда перекинется.

— Нам негде будет приземлиться по крайней мере еще минут десять. Он сможет столько продержаться?

— Арэс, — позвала я.

Он посмотрел на меня своими глазами гиены. Его тело содрогалось в конвульсиях и я уже почти сдалась. Он мне руку раздавит, если не остановится.

— Арэс, ты меня слышишь?

— Да. — Но голос его был на грани рычания.

— Десять минут, продержись еще десять минут и они приземляться.

— Не думаю… я не уверен.

— Держись, мы вытащим тебя отсюда, но ты должен держаться.

Его снова скрутило и мне пришлось вырвать у него свою руку, или он бы ее мне сломал.

— Прости, — прохрипел он и снова закричал, но крик его закончился невнятным воем.

Лоуренс отпрянул, но для отступления у него было только его маленькое сиденье. Пилот посмотрел мимо нас, но из-за шума сказал в микрофон:

— Что это еще за чертовщина??

— Нам нужно приземлиться, — ответила я.

— У нас не будет ни единого места для посадки еще семь минут.

— Анита! — закричал Арэс.

Я слегка отодвинулась, чтобы ему легче было меня видеть, но руку подержаться не предложила.

— Я здесь.

— Пристрели меня.

— Что?

— Пристрели меня до того, как я перекинусь. — Он скорчился на носилках и снова заорал от боли, а потом прорычал: — Здесь вам негде укрыться.

— Семь минут, еще только семь минут, держись.

Он заорал, и из его горла исторгнулся невнятный вопль.

— Я нападу на вас. Я уже не буду собой… я чувствую это. О боже! Господи! Пристрели меня! — Он глянул дикими глазами на Лоуренса, обращаясь к нему: — Пристрели меня!

Лоуренс покачал головой:

— Я здесь, чтобы спасти твой зад, а не убить.

— Анита!

— Я здесь, Арэс.

— Не дай ему… использоваться меня… так… — И он просто стал кричать снова и снова, так быстро, как только успевал набрать в легкие воздуха. Его тело начало дергаться и извиваться. Я могла видеть под его кожей движение мускулов и связок так, как они никогда не должны были двигаться. Он боролся со своей переменой, а значит, она будет происходить медленнее и гораздо, гораздо, гораздо болезненней. Он пытался выиграть нам время.

— Это всегда так больно? — спросил Лоуренс.

Я покачала головой:

— Он сопротивляется.

— Чтобы дать нам время, — понял он.

Я кивнула.

— Можете отодвинуть другого пострадавшего подальше от него?

— Куда? — спросил он.

Он прав. Свободного места не было. Трэверс был пристегнут к носилкам над Арэсом, а третий раненый, имя которого я так и не знала, находился посередине салона. Черт, черт, черт!!!

Крики сменились на те невнятные, хохочущие звуки, от которых по коже побежали мурашки. Потек мех, стали смещаться кости, словно чья-то гигантская рука ломала человеческое тело и перестраивала его, раздирая на части. Я никогда не видела, чтобы кто-то так перекидывался, как будто части тела разрывались и соединялись снова. И с Арэса теперь текла на только прозрачная жидкость. Из его тела хлынула кровь, забрызгав весь салон вертолета, а Арэс все еще пытался бороться. Столько крови при перемене бывает только если оборотень сопротивляется перемене. Часть попала на лежащего на полу вертолета мужчину и я, было, заволновалась, как бы кровь ликантропа не занеслась в его открытые раны, но потом нам стало не до этого.

Арэс разорвал удерживающие его на носилках ремни и попытался сесть, но так как над ним были закреплены носилки с Трэверсом, места сесть не было. Он перевернулся к нам спиной и большая его часть оказалась скрыта в тени, под одеялами, что набросили на него медики. Мы даже под одеялом видели как движутся его кости и мускулы, словно змеиный рой. Я услышала, как в рацию кричит второй пилот:

— СОС! СОС! СОС!

Лоуренс пристегнулся к сиденью. Я осталась стоять, намертво вцепившись одной рукой в край носилок, а другой расстегивала кобуру с Браунингом. Да, да, винтовка или дробовик убили бы его наверняка, но прошили бы насквозь не только Арэса, но и вертолет. А Браунинг проделает дыру только в теле. Мне не хотелось этого делать, но я проходила летную подготовку и могла управлять самолетами, в том числе и вертолетами. И вертолеты гораздо хуже самолетов переносят стрельбу. Не важно, что показывают в кино, если повредите лопасть несущего винта — вертолет упадет. Повредите двигатель — вертолет упадет. Самолеты могут летать и с одним двигателем, или даже немного планировать совсем без них; но как только у вертолета перестает работать хоть одна лопасть — он разбивается. И если уж мне придется стрелять в Арэса, нам нет нужды за компанию умирать вместе с ним.

«Черный Ястреб» вздрогнул и пошел на снижение. Пилот прокричал:

— Я нашел площадку, но посадка будет жесткой. Пристегнитесь!

Я хотела сесть и пристегнуться, но не была уверена, что смогу пристрелить Арэса раньше, чем он набросится на пилотов. В салоне было очень тесно. Я заверила их, что он не перекинется в воздухе, но ошиблась, так что пришлось стоять между ними и тем, что лежало в темноте на носилках. Низкое, злое рычание просачивалось в салон.

Я усилила хватку, как можно устойчивее расставила ноги и нацелилась в затененную гору, которой являлся Арэс. Утешало лишь то, что в форме гиены Арэс будет слишком крупным, чтобы свободно передвигаться в таком узком пространстве. То, что вышло для нас кошмаром, ему тоже не подыграло. Или я пыталась убедить себя в этом, когда почувствовала, как что-то ударило в дно вертолета.

— Деревья! — прокричал Лоуренс.

Теперь, зная, что это за шум, стал слышен скрежет ветвей о днище. Я чувствовала попытки пилота посадить вертолет как можно мягче. Нам недолго придется скользить по деревьям, ровно до тех пор, пока не повредятся лопасти вертолета. Нас тряхануло, и я потеряла устойчивость, стараясь не упасть на третьего раненного и не сводить прицела с Арэса. Он перевернулся и попытался скатиться на пол, но на секунду оказался в ловушке между носилками Трэверса над собой и бортами своих носилок. У меня была всего секунда, чтобы увидеть вергиену, как бледный меховой кошмар, заполняющий пространство. Я все еще стояла на полусогнутых, пытаясь одной рукой удержаться от падения, и если придется стрелять, с каждым наклоном вертолета я рисковала задеть Трэверса.

Лоуренс закричал, но у меня не было времени смотреть на него. Мне нужно было отыскать лучшую траекторию для стрельбы. Но гиенолак со всей своей силой рванулся, ломая носилки под собой и подкидывая носилки Трэверса. Гиена вырвалась и направилась к Лоуренсу. Он уже достал свой пистолет, поэтому и выстрелил раньше меня. Я попала в грудь, но знала, что выстрел был не смертельным.

Раздался вопль Лоуренса. Навалившись на лежащего на полу раненого, я уперла дуло в мохнатое тело и выстрелила еще дважды. Но пули попали в торс — я его не убила! Очевидно, лишь разозлила, потому что он повернулся и пошел на меня. Навалившись всем своим весом, он вдавил меня в раненного на полу. Я видела огромные окрашенные кровью челюсти, сумасшедшие глаза, и выстрелила в эту пасть. Вслед за моим, раздалось еще два выстрела. Я почувствовала, как мне в бочину будто с такой силы зарядили бейсбольной битой, что у меня перехватило дыхание. Но я знала, что если не убью существо надо мной, никогда уже не смогу дышать.

Показалась рука, и гиена откусила ее, вместе с зажатым в ней пистолетом. Кровь залила мне лицо, вокруг все орали. Удар пришелся с такой силы, что раздался скрежет, а потом мы оказались на земле. Кто-то свалился на нас, и гиена оттолкнулась от меня, вгрызаясь в мужчину. Я думала, что это Лоуренс, но кто-то открыл широкую дверь с его стороны, и это тоже был не Лоуренс…

Я оказалась в ловушке под задними конечностями гиены — он буквально сидел на мне. Я разрядила в него Браунинг, куда только могла достать. Даже если это его не убьет, то хотя бы ранит, искалечит, но в следующую секунду он оттолкнулся от меня и исчез.

Я заставила себя сесть и увидела лежащего у двери Лоуренса. Его плечо было оторвано с такой силой, что вместе с ним была вырвана яремная вена. Он был мертв или на последнем издыхании. Я увидела огни и дома. Мы приземлились в ебучем пригороде, и Арэс сейчас разгуливал среди этих семей, детей… Пиздец!

Оглянувшись на пилотов, я увидела, как первый накладывает второму жгут. Его рука была оторвана, и это его кровь, в основном, залила мне лицо.

Я заставила себя двигаться, заставила добраться до большой двери. Браунинг я бросила, перетянула к себе винтовку и в поисках Арэса выглянула наружу. Я не ожидала его увидеть, думала, что он уже далеко, но его жажда крови оказалась сейчас настолько сильна, что он не смог пройти мимо добычи. На подъездной дороге к дому стояла машина, из окон высовывались белолицые детишки. Женщина стояла у машины, полу присев, волосы и одежда у нее сдувало назад от крутящихся лопастей вертолета, которые только сейчас начали замедляться. Не уверена, видела ли она большую гиену, но дети видели точно. Это был один из тех, кристально-чистых моментов, когда все замедляется. Появляется иллюзия, что у тебя есть все время мира. Отдельные детали выделяются так четко, будто они вырезаны из алмазов. Я видела, как в машине начали кричать дети. Видела, как женщина прикрыла глаза от поднявшихся в воздух пыли и мусора от вращающихся лопастей вертолета. И увидела гиену, мех которой блестел от крови, и она рванула к женщине. Я подняла винтовку к плечу, крепко зажала ее подбородком, включила подствольный фонарь и, осветив задние лапы гиены, выстрелила. Патроны в шесть и восемь миллиметров развернули зверя, практически отстрелив ему задние конечности. Он кувыркнулся и повернулся, смотря на меня, и взгляд был отнюдь не животным. Развернувшись, он пустился прочь от женщины, прочь от детей, прямо к подступающим к заднему двору деревьям. Если он скроется среди них, мы его потеряем.

Для большей устойчивости я прислонилась к борту замершего вертолета и так как все еще тяжело дышала, затаила дыхание. В голове прозвучал голос Арэса с того стрельбища. Он был снайпером. Я тренировалась стрелять на расстоянии от двадцати пяти до пятидесяти метров. Гиенолак находился более чем в ста метрах от меня и по-прежнему в движении; он был едва ли не смертельно ранен и все еще отлично двигался. Сто метров, сто пятьдесят — не важно, голова-то была на месте, я отыскала ее через оптический прицел, прямо как он меня и учил: «Следи за целью, сделай поправку на ветер». У меня всегда были проблемы с ветром. Я спустила курок.

Гиенолак кувырком улетел в темную бездну на краю леса. Мне нужно было знать, я должна была удостовериться. Я оттолкнулась от «Черного Ястреба». С боком у меня было что-то не так, он онемел, как будто я слишком долго бежала с винтовкой наготове. На меня упал столб света, следуя попятам. Я услышала еще один вертолет, но не отрывала взгляд от того места, куда свалился Арэс.

Пилот присоединился ко мне, держа у плеча свою винтовку. Он что-то говорил, но я не могла разобрать. Прожектор все еще следовал за нами, так что этот яркий белый свет осветил лежащего на траве Арэса. Он снова был человеком, но казалось, будто ему отсекли голову. Отпечатки, может быть отпечатки помогут им его опознать, потому что для слепка зубов уже было поздно.

Стоя над тем, что осталось от Арэса, я вернула винтовку на место. Затем повалилась на колени возле него.

— Вы ранены? — спросил пилот.

Я покачала головой, но потом поняла, что у меня режет бок. Я дотронулась до него рукой, а когда подняла ее, она была вся в свежей крови.

— Блядь.

— Вас подстрелили.

— Ага, — согласилась я, — подстрелили. — И медленно соскользнула на землю, оставшись лежать, уставившись на второй вертолет и его прожектор. Это был новостной вертолет. Наверно нас показывают в прямом эфире по местному ТВ. Еще раз, блядь!

Пилот вернулся с аптечкой. Он зажал мне рану. Могу поспорить, в меня попала пуля второго пилота, когда тот стрелял в гиену. Чертова дружеская огневая поддержка.

Я смотрела на тело в паре метров от меня. Я смотрела на мужчину в паре метров от меня. Я смотрела на Арэса в паре метров от меня. Я смотрела на то, что осталось от Арэса. Я смотрела на то, что с ним сотворила моя пуля. Он был бы впечатлен, что мне удалось сделать такой выстрел. Он был бы так горд, что, наконец, научил меня отслеживать направление ветра. Я бы даже могла ему дать поверить, что смогла так быстро рассчитать его скорость, но это была бы лож. Правда в том, что я так и не могла рассчитывать направление ветра и вносить поправки в дальний выстрел, но я бы ему этого не сказала. Это была одна их фишек парней, и по какой-то причине от этого я залилась слезами. Я слышала отдаленный вой сирен «скорой». Пилот надавил слишком сильно, что я аж присела:

— Ох же черт. — Но движений оказалось слишком много. Ночь нахлынула на меня переливом теней и цвета, а когда темнота начала поглощать мир, я не стала с этим бороться.