— Был я мужик тверезый,
Знал, что за мной — семья:
Люди пошли в колхозы,
Что ж, за людьми и я.
Корову свою, кобылу
Свел с другими вслед.
Все уж по форме было,
Бац! Председателя нет.
Я заявляю совету:
"Жил, мол, с людьми в ладу.
Значит, на должность эту
Режьте — я не пойду".
Мне заявляют:
— Как так? Справишься, мол, вполне.
— Нет, — говорю, — характер
Не позволяет мне.
Тут меня малый и старый
Знают с ребяческих лет.
Слушать меня не станут,
Строгости в голосе нет...
Сколько ни тратил слов я —
"Брось! Заступай со дня!.."
— Нет, — говорю, — здоровье
Слабое у меня.
Дальше да больше, вижу —
Отбиться нет моих сил.
До старости лет грыжу
Скрывал. А тут объявил...
— У всех, — отвечают, — слабо
Здоровье. А грыжа не в счет.
— Нет, — говорю, — баба,
Супруга против идет...
— Ну, вот, — говорят, — отлично,
Иди, принимай колхоз!
С бабой своей ты лично
Обсудишь этот вопрос...
— Что ж, возражать не смею,
Но бабе как объявить?..
— Вам бы желал я с нею
Лично поговорить...
Принял колхоз.
Ты слушай.
Слушай, в виду имей.
Вскоре случился случай
Первый в жизни моей.
Давай заводить порядок,
Того-сего ворошить.
Жить по-живому надо,
Раз уж в колхозе жить.
Под ярь вспахали, посеяли,
Перевернули пар.
Рожь смолотили, свеяли
И под замок, в амбар.
Слушай... И все довольны,
Дело на лад идет.
Бац! Наш праздник престольный,
Справляли не первый год.
Делал что-то на риге я,
А мне говорят меж тем:
— Против ты старой религии?..
— Нет, — говорю, — зачем?..
Ладно. И кто-то пулей
Водки на всех привез.
И загудел, как улей,
Праздник на весь колхоз...
Так, с моего разрешенья,
Празднуют. Пить да пить.
Приходит им в рассужденье
По-свойски рожь разделить.
— Овес, — говорят, — колхозный,
А рожь, куда ни кидай,
Она еще сеяна розно.
Ее, — говорят, — подай.
Подай, — говорят, — сейчас
Каждому свою часть...
— За все, — говорю им, — части,
На то я считаюсь пред,
Перед Советской властью
Личный держу ответ.
— Ага, — заявляют, — ответ!
А ты нам сосед аль нет?..
А я объясняю:
— Сосед
Свыше полсотни лет...
— Нет, ты — противник наш,
Если ты рожь не дашь.
— Не дам, — говорю, — нипочем.
— Не дашь? — говорят.— Возьмем!..
Возьмем да возьмем. И тут
К амбару они идут.
Тогда я стал на пороге,
И слышу я голос свой:
— Рубите мне руки, ноги
И голову с плеч долой.
Стою, как прирос к порогу.
Как им со мною быть:
Тащить? Оттащить не могут.
Бить? Опасаются бить.
Держусь за замок, и — точка,
Бились со мною полдня.
Бац! Пожарную бочку
Тащат против меня...
Как хватит струя
Дугой И шапка моя
Долой!..
Крест-накрест водят струю,
Мотают. А я стою.
В лицо как раз достают,
Дохнуть не могу — стою.
Ту самую воду пью,
А, знаешь, стою.
Стою...
Подходят с кишкой все ближе:
Слабеет, значит, струя.
Бац! Погляжу и вижу
Несется баба моя.
— Слазь, — кричит мне, — сейчас,
В первый-последний раз!..
Ее не послушать сразу
На год нажить беду.
А тут я стою, зуб на зуб,
Мокрый, не попаду.
Но тут-то, сказать как другу,
Знать, стал я смел от воды.
— Иди-ка, — говорю, — супруга,
Катись-ка ты под туды...
Дал поворот от ворот...
И тут, брат, ахнул народ...
Уж если такой я смелый,
Что бабу свою послал,
Значит — святое дело,
Каждый так понимал...
И вот, брат, какие дела:
Совесть тут их взяла.
Вода уж мимо льет,
А я молочу зубами...
Вдруг первый несет белье
Перемениться из бани.
Другие несут обутку,
Дают своею рукой.
Просят:
— Прими ты в шутку
Случай такой...
Несут на плечи тулупчик
Душу отогревай.
— Выпей теперь, голубчик,
Пей, а нам не давай!
И я наливаю, пью
Окоченел, нельзя же...
Пью, а им не даю,
Не предлагаю даже.
Я похворал. Зато
После этого раза
Голоса... голоса что —
Слушаться стали глаза.
И с бабой моей с тех пор
Тише стал разговор...
И каждый гвоздик в стене,
И весь, что видишь, зажиток,
Все это стало при мне,
Значит, не лыком шитый.
Одну я семью считал,
И жил я, мужик тверезый,
Двором гордиться мечтал,
А вот, брат, горжусь колхозом.
I935
С одной красой пришла ты в мужний дом,
О горестном девичестве не плача.
Пришла девчонкой —
и всю жизнь потом
Была горда своей большой удачей.
Он у отца единственный был сын
Делиться не с кем.
Не идти в солдаты.
Двор. Лавка. Мельница.
Хозяин был один.
Живи, молчи и знай про свой достаток.
Ты хлопотала по двору чуть свет.
В грязи, в забвенье подрастали дети.
И не гадала ты, была ли, нет
Иная радость и любовь на свете.
И научилась думать обо всем
О счастье, гордости, плохом, хорошем
Лишь так, как тот, чей был и двор и дом,
Кто век тебя кормил, бил и берег, как лошадь...
И в жизни темной, муторной своей
Одно себе ты повторяла часто,
Что это все для них, мол, для детей,
Для них готовишь ты покой и счастье.
А у детей своя была судьба,
Они трудом твоим не дорожили,
Они росли — и на свои хлеба
От батьки с маткой убежать спешили.
И с ним одним, угрюмым стариком,
Куда везут вас, ты спокойно едешь,
Молчащим и бессмысленным врагом,
Подписывавших приговор соседей.
1935