Страшный рассказ

Глава 4

Этот опер был при полном параде — в новенькой, еще не успевшей обмяться по фигуре форме, с капитанскими погонами и даже с кобурой на поясе. Фуражка с орлом лежала на облезлом сейфе рядом с традиционной дерматиновой папкой на «молнии».

Физиономия у опера сейчас была недовольная, кислая, как будто он только что, не подумав, откусил добрую половину лимона. Почесав ногтями щеку, он зачем-то перебросил туда-сюда несколько страничек перекидного календаря, пожевал губами и пригладил ладонью редкие волосы на макушке, сквозь которые поблескивала бледная лысина. На Юрия он не смотрел.

«Зря я сюда пришел, — подумал Юрий, откровенно озираясь по сторонам. — Ничем он мне не поможет, этот капитан. По его кисломолочной морде видно, что не хочет помогать. Чего он хочет, так это поскорее меня отсюда сплавить. Ну, а с другой стороны, куда еще мне идти? Человек пропал без следа… Это, в конце концов, их работа — искать пропавших!»

Последняя мысль ему самому показалась смехотворной, и Юрий поневоле задумался над вопросом: почему, интересно знать, многие правильные, более того, законодательно подтвержденные и закрепленные вещи в действительности выглядят такими нелепыми?

Опер взял из лежавшей на столе пачки сигарету, долго катал ее между пальцев, разминая, сунул в зубы и принялся чиркать колесиком зажигалки, добывая огонь. На Юрия он по-прежнему не смотрел. Зажигалка наконец сработала, капитан прикурил сигарету, окутался облаком вонючего дыма, а потом, будто спохватившись, разогнал дымовую завесу ладонью и предупредительно поинтересовался, не возражает ли Юрий против курения в его присутствии.

— Не возражаю, — сказал Юрий, начиная понемногу терять терпение. — Если это как-то поможет мыслительному процессу, можете закурить хоть три штуки сразу.

Капитан метнул в него быстрый неприязненный взгляд и снова отвел глаза.

— Хорошо, Юрий, э…

— Алексеевич, — подсказал Юрий.

Капитан не обратил на подсказку ни малейшего внимания, сунулся в свои записи, вычитал оттуда отчество Юрия и только после этого продолжил начатую фразу.

— Хорошо, Юрий Алексеевич. Я так понимаю, что вас взволновало исчезновение вашей, гм… знакомой. Но по закону принять от вас заявление об исчезновении я могу лишь по истечении установленного срока, который еще далеко не истек. Думаю, что задолго до его истечения ваша знакомая объявится сама. А если не объявится… — Он поскреб ногтями лысину и вдруг посмотрел Юрию прямо в глаза. — Слушайте, а как вы себе это представляете? Кого мы должны искать? Как, вообще-то, вы собираетесь писать заявление, если даже фамилии пропавшей не знаете? Это, между прочим, называется «случайное знакомство». Встретили девицу, пригласили покататься, а она на первой же остановке передумала и вернулась домой. Мало ли что ей не понравилось! Может, просто одумалась, а может… Вы проверяли, ваши вещи все на месте?

— Если бы пропали вещи, я бы вас не стал беспокоить, — угрюмо огрызнулся Юрий. — Тогда, по крайней мере, все было бы ясно. А так… Вы что, не видите, как странно все это выглядит?

— Выглядит все действительно странно, — согласился капитан. Согласиться-то он согласился, но каким-то непонятным, почти насмешливым тоном, который очень не понравился Юрию. — Сами посудите, на что это похоже? Человек отправляется, как вы сами сказали, в дальнюю поездку, намеревается ночевать в гостиницах, в мотелях и при этом забывает дома паспорт. Платье, чтобы по ресторанам ходить, берет, а паспорт забывает… А может, у нее этого паспорта и вовсе нет? Что вы о ней знаете, кроме имени и внешности? Имя, кстати, вполне может оказаться ненастоящим, да и внешность, особенно у женщин, — это, знаете ли, дело такое… — Он покрутил в воздухе растопыренной пятерней, показывая, что особенно доверять женской внешности не следует. — А что телефон выбросила… Знаете, в наше время мобильник — невелика драгоценность. Да и по телевизору все время показывают крутых героев, которые своими мобильниками во все стороны расшвыриваются. Не понравилось ему что-то в разговоре, он его как шваркнет об асфальт этот свой мобильник… А может, просто уронила. Садилась в эту самую «Субару», которая от гостиницы отъезжала, и уронила в спешке. Машина тронулась, наехала на телефон, тот вдребезги… А вы на пустом месте целый детектив сочинили. Выдумали какое-то похищение…

— Выдумал, — не без яду повторил Юрий.

— Именно выдумали! И надо еще разобраться, с какой целью…

— Ну конечно, — сказал Филатов. — Я ее убил и, чтобы отвести подозрение, прибежал к вам. А труп спрятал под матрасом, можете проверить.

— Проверим, если понадобится, — с ленивой угрозой пообещал капитан.

— На здоровье, — Сказал Юрий и встал. — В общем, все ясно. Искать вы ее не будете, так?

— Не вижу оснований, — согласился опер. — По крайней мере, пока. Да и вам не советую пороть горячку. Ну, поссорились, так с кем не бывает!

— Да не ссорились мы! — в десятый, наверное, раз, с досадой повторил Юрий.

— Как знать, — терпеливо и тоже далеко не в первый раз произнес капитан. — С вашей точки зрения, может, и не ссорились, а с ее… Сказали что-нибудь не так, глянули как-нибудь косо… Я с женой двадцать лет прожил, и то порой не знаю, что она через пять минут выкинет, а тут — случайное знакомство. Может, она вообще из психиатрии сбежала, а вы ее подобрали. С этими больными и не такое случается. Вышел из дома воздухом подышать и пропал, а через двадцать лет объявляется на другом конце страны и ни черта не помнит — где был, что делал и как его зовут.

Юрий понимал, что капитан прав если не во всем, то во многом, но от этого желание обложить собеседника матом, а может быть, и дать ему между глаз ничуть не уменьшалось. Наоборот, злость и накопившееся за бессонную ночь напряжение хотелось на ком-нибудь сорвать. Пока желаемое не стало действительным, Юрий сдержанно кивнул и направился к дверям.

— Извините, что отнял время, — сказал он уже с порога.

— Ничего страшного, — механически и равнодушно, словно проигрывая затертую пластинку, откликнулся опер. — В конце концов, это наша работа.

— Угу, — сказал Юрий, распрощался и вышел, оставив при себе свое мнение о капитане, а также о том, как он выполняет свою работу.

Покинув отделение милиции и свернув за угол, он очутился на центральной площади городка, которая уже успела опостылеть ему хуже горькой редьки. Погода стояла ясная, но ветреная, по корявому асфальту гуляли крошечные пылевые смерчи, как перед грозой, в синем небе над городком плыли клочья облаков, похожие на рваную вату. Мимо Юрия, громко шурша, проползла гонимая ветром обертка шоколадного батончика; за оберткой, низко пригнув голову, с любопытством принюхиваясь, трусил худой бродячий пес — похоже, совсем молодой, никак не старше полугода. Пробегая мимо, он поднял голову и окинул Юрия заинтересованным взглядом, но тут бумажка с громким шорохом поползла дальше, за угол, к отделению милиции, и пес, махнув на прощанье хвостом, устремился за ней.

Филатов выудил из пачки последнюю сигарету, смял пустую картонку, поискал глазами урну, не нашел и спрятал угловатый бумажный комок в карман. Закурив, он не спеша двинулся к гостинице, пытаясь решить, как ему быть дальше.

Очевидно, задерживаться здесь не имело смысла. Администраторша, дежурившая вчера вечером, как и ожидал Юрий, ничего не знала — вместе с дежурной по этажу она весь вечер смотрела телевизор в комнате отдыха персонала, так что в это время мимо нее можно было не только пройти, но и беспрепятственно пронести что угодно, начиная с гостиничной мебели и кончая завернутым в простыню мертвым телом. Когда уехала темно-синяя «Субару», эта дама тоже не видела. Она вообще не знала, что такое «Субару», и Юрию пришлось долго объяснять, что это марка автомобиля, стоявшего перед гостиницей бок о бок с его джипом, а потом бесследно исчезнувшего. Тут же выяснилось, что никаких автомобилей перед гостиницей администраторша не видела и, кому принадлежала «Субару», понятия не имеет. Правда, она утверждала, что этот автомобиль не принадлежал никому из постояльцев, но эта уверенность ничуть не обрадовала Юрия, ибо лишала его последней надежды отыскать хоть какую-то зацепку в этом странном, непонятном деле.

«В каком еще деле, чудак? — подумал он, останавливаясь на крыльце гостиницы, чтобы докурить сигарету. — Мент прав, нет никакого дела! Скажи спасибо, простофиля, что деньги и документы уцелели. И, кстати, очень может быть, что по возвращении в Москву ты обнаружишь, что твою квартиру „обнесли“, как это теперь называется. Что вы сказали, Юрий Алексеевич? Ах, вы полагаете, что Ника не похожа на наводчицу! Ну, так ведь, если бы она была похожа, вы бы ее, пожалуй, и на порог не пустили… Впрочем, вы бы пустили, потому что дурак. Но наводчицы все-таки действуют иначе. Ну, допустим, джип она могла пригнать, чтобы втереться в доверие и присмотреться, где и что лежит у меня в квартире. Допустим, выманила из Москвы умело рассказанной байкой… Почему бы и нет? Может, этот ее волосатый дружок — никакой не литератор, а самый обыкновенный сутенер… Между прочим, это гораздо лучше объясняет его манеру обращаться с женщинами, чем какая-то там вспыльчивость, ревность какая-то… В общем, до вчерашнего вечера все действия Ники можно было при желании истолковать как часть хорошо продуманной операции по извлечению прибыли из отставного старшего лейтенанта Филатова.

Допустим, так. Но вот дальше начинается форменная чепуха. Если бы она была наводчицей, решившей рвануть когти и присоединиться к своему дружку, пока я полоскался в душе, ей незачем было оставлять свои вещи в номере. Ну, предположим, вещи она оставила, потому что боялась, как бы ее не засекла дежурная. Предположим, угонять джип не стала, чтобы не было проблем с ГАИ. Да и цена ему — копейка, этому джипу…»

«Все равно не сходится, — подумал он почти с облегчением. — Ну, не сходится! Если все происходило именно так, ей незачем было сначала звонить мне, а потом избавляться от телефона, да еще таким странным способом. Хотела запутать меня, представить все как похищение? Но зачем? Зачем было устраивать это представление в первый же вечер, отъехав всего на двести километров от Москвы? Я же мог сразу вернуться и застукать ее вместе с дружком у себя в квартире. И деньги оставила… Она же видела, что у меня в кошельке полно денег! И кредитки там же. Все осталось на месте. А в квартире, между прочим, брать нечего, кроме кое-какой бытовой техники. Так что эту версию, думается, мы можем со спокойной душой похоронить… Ясно тебе, ментяра? — мысленно адресовался он к оперу, который и навел его на эти неприятные размышления. — Яйца выеденного не стоят твои вонючие подозрения, понял? Я и раньше это знал, а теперь, обдумав все как следует, смело могу за это поручиться».

Легче ему от этого не стало — наоборот, хуже. Кражу он бы как-то пережил, а вот неизвестность… А вдруг Ника прямо сейчас, сию минуту, остро нуждается в его помощи? Вдруг она лежит связанная в подвале соседнего дома? Вдруг тот непонятный телефонный звонок был попыткой позвать на помощь?

Впрочем, это тоже представлялось маловероятным по той простой причине, что на площади, в паре десятков метров от того места, где он нашел разбитый телефон, как раз в то время дежурила патрульная машина.

Сержанты из ППС, конечно, не ангелы мщения. Они могли чего-то не заметить или просто сделать вид, что не заметили, но явное, открытое нападение на девушку посреди пустой автомобильной стоянки они бы вряд ли пропустили. Уж если у Ники хватило времени набрать номер Юрия, то крикнуть она успела бы наверняка. И не только крикнуть, но и добежать до милицейской машины, а еще лучше — до гостиницы, от дверей которой ее отделяло буквально несколько шагов…

Юрий бросил в урну окурок, выкинул туда же смятую сигаретную пачку и вошел в вестибюль. Дежурная — другая, не та, что сидела за стойкой вечером, — бросила на него осторожный взгляд, полный жгучего любопытства. Естественно, она была в курсе — сменщица наверняка поделилась с ней новостями, сильно их при этом приукрасив. «Да, надо сваливать отсюда, и поскорее», — подумал Юрий.

Не глядя на дежурную, он прошел мимо нее к лестнице, поднялся к себе в номер и быстро собрал вещи, кое-как распихав их по сумкам. Собирая сумку Ники, он обратил внимание на то, что ее кошелька нигде нет. Значит, покидая номер, она взяла деньги с собой. Деньги и телефон взяла, а вот вещи почему-то оставила… Неужели так спешила? Или просто боялась передумать? Да, пожалуй, так… Просто взяла и отрубила все ненужное одним махом — и сумку с надоевшими тряпками, и Юрия Филатова с его прогулкой в стиле кантри… А почему бы и нет? Недаром же она все время хмурилась, поминутно задумывалась о чем-то! И недаром — ох, недаром! — стоя на пороге гостиницы, так долго смотрела на запыленную темно-синюю «Субару». И паспорта у нее при себе не оказалось явно неспроста. То есть паспорт у нее наверняка все время был с собой. В самом деле, кем это надо быть, чтобы, отправляясь путешествовать, не взять с собой никаких документов? Не по Швейцарии ведь путешествие — по России! Так что паспорт у Ники, наверное, был, просто она не захотела его показывать. Видимо, решение вернуться в Москву созрело уже тогда. Ей всего-то и оставалось, что сказать администраторше за стойкой какую-нибудь колкость, и тогда их с Юрием с треском выставили бы из гостиницы. Она бы уговорила своего спутника вернуться в город, а там просто исчезла бы навсегда — в Москве это совсем нетрудно. Но тут вмешался этот пьяница со своим сердечным приступом, администраторша смягчилась, пустила их ночевать, и Нике пришлось срочно принимать решение: бежать в Москву тайком или продолжать путешествие, в котором она к тому времени не видела ни смысла, ни удовольствия…

Юрий опустился в кресло, закурил. Пока он отсутствовал, пепельницу успели снова отмыть до скрипа, но он отчетливо помнил два испачканных губной помадой бычка, которые лежали здесь, когда он вернулся из душа. Пожалуй, теперь он понимал, откуда они взялись. Наверное, Ника, так же как и он сейчас, сидела в кресле, курила, нервничала и размышляла… Решалась. А потом решилась, встала из кресла, рассовала по карманам самое необходимое — деньги, сигареты и телефон — и, не оглядываясь, вышла из номера, чтобы поскорее добраться до своего Саши, который, видимо, запал ей в душу куда глубже, чем она признавалась. А на стоянке, уже договорившись с водителем синей «Субару», уже держась, наверное, за открытую дверцу, решила вдруг, что уехать, не прощаясь, будет жестоко по отношению к Юрию, и набрала его номер. А потом, когда Юрий не ответил, с размаху кинула телефон, села в машину и уехала…

А может быть, капитан прав, и Ника действительно обронила телефон, даже не заметив этого. И вовсе не обязательно, чтобы по телефону проехалось колесо той самой машины, на которой она укатила в Москву, — уж очень кинематографическая получалась картинка. В жизни так не бывает. Телефон мог разбиться при падении, а мог просто попасть под ноги одному из местных алкашей, который заметил его только тогда, когда растоптал. Вот матерился, наверное…

Он прикурил новую сигарету от предыдущей, сунул окурок в пепельницу. Горничная, наводившая здесь порядок в его отсутствие, закрыла форточку, и табачный дым, клубясь, расползался по комнате, стремясь заполнить весь ее объем. Юрий не стал подниматься, чтобы проветрить помещение. За окном ветер раскачивал ветви деревьев сквера, где торчал дурацкий постамент, служивший отличным памятником последним двум десятилетиям российской истории. Глядя на эти качающиеся ветви, Юрий вдруг подумал, что, кажется, опять свалял дурака. В конце концов, почему он решил, что Ника сбежала? Откуда эта презумпция виновности? Почему, черт возьми, что бы ни случилось, в голову первым делом приходит самое плохое? Нет, прав был тот мент с кислой физиономией, что не согласился поднимать на ноги ГАИ и ППС! Тысячу раз прав. Ведь Нике могли позвонить из Москвы и сообщить что-то, что заставило ее, не медля ни минуты, броситься туда. Например, что кто-нибудь тяжело заболел или попал под машину и лежит при смерти в институте Склифосовского… Почему бы и нет? Ведь есть же у нее, наверное, какие-то родственники, знакомые, друзья, не имеющие никакого отношения ни к Юрию Филатову, ни к длинноволосому психопату Саше! Наверняка есть! И с кем-то из них, очевидно, случилось что-то очень скверное — что-то, потребовавшее присутствия Ники в Москве. Отсюда и спешка, и разбросанные по кровати, забытые вещи, и этот странный звонок, и даже разбитый телефон…

Она могла бы написать записку, но Юрий по собственному опыту знал, что это получается далеко не всегда. У него самого, например, вечно не оказывалось под рукой ни бумаги, ни ручки, когда требовалось нацарапать кому-нибудь пару строк. Да и времени на какие-то записки у нее, наверное, не было… Возможно, она рассчитывала передать что-нибудь Юрию через дежурную по этажу или через администратора, но ни той, ни другой на месте не оказалось. Вот она и умчалась, не поставив его в известность и впопыхах расколотив телефон. Может, сама же и наступила, как знать…

Юрию пришло в голову, что, раз уж Ника так торопилась, она могла бы просто постучаться в дверь душевой, сказать ему, что надо срочно ехать, и дождаться, пока он натянет штаны. Сборы отняли бы минут пять, от силы десять. Почему она этого не сделала? Возможно, не знала, как он отреагирует, а может быть, причина отъезда была не из тех, которыми принято делиться с посторонними людьми. Может быть, — тут Юрию снова пришел на ум его недавний собеседник, капитан милиции, — может быть, кто-то из ее родственников и впрямь сбежал из психушки, а то и натворил чего-нибудь в припадке буйства. Или просто кого-нибудь убил в пьяной драке… Да мало ли что! Жизнь полна неожиданностей. Скорее всего, в Москве все разъяснится. Ника позвонит или придет прямо к нему домой и все подробно, обстоятельно объяснит. А Юрий поверит, потому что верит людям всегда, пока не убедится, что они лгут. Сто раз ему доказывали, что это неправильно, сто раз он убеждался в этом на собственном горьком опыте, но, видно, прав был один его давний знакомый, утверждая, что гены пальцем не раздавишь…

Он решительно погасил сигарету, встал, в минуту закончил сборы, взял обе сумки в одну руку и легко сбежал по лестнице в вестибюль. Здесь, не вступая в пространные разговоры, он расплатился за номер, забрал свой паспорт, попрощался с администратором и вышел. Вокруг колес джипа ветер намел миниатюрные барханчики песка пополам с мелким мусором; остатки разбитого телефона куда-то исчезли, на асфальте валялась лишь пара острых пластмассовых осколков — мелких, почти незаметных. Юрий отпер машину, забросил сумки на заднее сиденье и сел за руль, старательно отгоняя мысль о том, что вот эти три или четыре обломка пластика и есть все, что осталось от Ники.

Неслышно клокоча мощным движком, джип медленно прокатился по двум разбитым, бугристым, засохшим до каменной твердости колеям, которые в здешних краях называли улицей, съехал на поросшую дерном площадку перед домом и остановился. Юрий выключил мотор, затянул ручной тормоз, воткнул для надежности первую передачу и вылез из машины.

Дом стоял на самом краю дачного поселка, на спускавшемся к заливному лугу косогоре, который сразу за баней круто обрывался вниз. Обрыв густо зарос орешником, лещиной и прочей лиственной дрянью, совершенно непролазной и, по слухам, ежегодно приносившей отменный урожай клещей. Это было все, что осталось от росшего когда-то леса; внизу, на заливном лугу, округлыми серебристо-зелеными купами рос ивняк, а еще дальше виднелась полоска леса на том берегу речки. Сама речка, узкая, быстротечная и холодная даже в тридцатиградусную жару, пряталась под обрывистым берегом, и отсюда, с дороги, разглядеть ее было невозможно.

Сам дом представлял собой сравнительно новое и весьма нелепое с виду бревенчатое сооружение на чересчур высоком и очень неаккуратном бетонном фундаменте. Юрий бывал здесь уже трижды или четырежды, но никак не мог запомнить конфигурацию крыши этого архитектурного дива или хотя бы сосчитать, сколько в нем комнат. Вообще-то, дом был невелик, но строился явно безо всякого плана, как бог на душу положит, и оттого производил довольно странное впечатление — как снаружи, так и внутри.

Позади дома виднелся участок с колодцем, баней (которая никогда не топилась по причине слишком вычурной конструкции печки, с которой никто не знал, как обращаться) и несколькими плодовыми деревьями. Свободное пространство, на котором нормальные люди обыкновенно разбивают грядки, здесь было засеяно газонной травой. Трава взошла неровно, клочками, а кое-где даже широкими дугами, повторявшими взмахи рук сеятеля, который разбрасывал семена. Недалеко от колодца, там, где трава была погуще, стояли крепкие с виду качели, которых осенью здесь не было, а на крышке колодца появилось сделанное масляной краской изображение веселого мышонка. Из открытых железных ворот, вмурованных в бетонный фундамент, высовывался запыленный нос старенького, видавшего виды «Опеля», в данный момент служившего хозяевам дома средством передвижения.

Откуда-то сверху донесся осторожный шорох, и, подняв голову, Юрий увидел прямо над собой, на высоченном крыльце дачи, пушистого рыжего кота — длинноносого, с совершенно разбойничьей физиономией. Глаза у этого экземпляра тоже были рыжие, чуть темнее шерсти, и круглые, как две монетки.

— Привет, — сказал ему Юрий. — А хозяева где?

Кот презрительно дернул хвостом и исчез с поля зрения. Очевидно, он полагал себя единовластным хозяином этого райского местечка, и бестактный вопрос Юрия его глубоко оскорбил.

— Подумаешь, цаца, — сказал Юрий и огляделся.

Впрочем, обоняние подсказало ему, где хозяева, раньше, чем он увидел выползавший из-за угла фундамента синеватый дымок. Подувший со стороны реки ветерок донес запах жарящегося на углях мяса, и Юрий понял, что приглашение заехать на шашлыки не было просто словом: шашлыки действительно жарились, и, судя по запаху, процесс их приготовления зашел уже довольно далеко.

Спохватившись, он открыл машину, забрал с заднего сиденья букет и сумку с провизией. Обогнув угол высокого, в полтора человеческих роста, фундамента, Юрий стал неторопливо спускаться по утоптанной тропинке. Теперь ему стала слышна доносившаяся из-за дома негромкая музыка — похоже, где-то там работало радио. Потом оттуда, из-за дома, смешно переступая короткими ножками, выбежало пухлое голубоглазое создание в цветастом сарафанчике и панамке с бантиком. Не добежав до Юрия пары метров, молодая хозяйка дачи остановилась и уставилась на него круглыми глазенками, засунув в рот большой палец.

— Привет, — сказал Юрий и присел на корточки.

— Привет, — ответило создание.

Филатов запустил руку в карман, выудил оттуда шоколадку и протянул девочке. Шоколадка была благосклонно принята, после чего барышня вдруг засмущалась, повернулась к нему спиной и, держа шоколадку перед собой в вытянутой руке, убежала за угол — не то хвастаться перед родителями добычей, не то жаловаться на постороннего дядю, раздающего детям подозрительные шоколадки. Впрочем, для того, чтобы повторять глупые басни, которыми изнывающие от безделья пенсионерки на скамеечках у подъездов пугают своих и чужих внуков, она была еще чересчур мала — если Юрию не изменяла память, было этой красотке года полтора от роду. Ну, может быть, два — с календарем у него была вечная путаница, и в том, что касалось дат, Юрий своей памяти не очень-то доверял.

— Катя! — послышался из-за угла встревоженный женский голос. — Где ты это взяла? Ну-ка, дай сюда!

— Дядя! — объявила счастливая обладательница шоколадки, по-видимому отвечая на вопрос о происхождении гостинца.

Затем послышался ее веселый смех, из чего следовало, что, не желая расставаться с трофеем, она решила спастись от строгой мамы бегством.

— Катька, стой! — раздался мужской голос, звучавший с притворной строгостью. — Ох, накажу я кого-то!

— Дядя! — повторила Катька уже откуда-то издали и опять засмеялась.

— Это надо понимать так, что наказывать следует дядю, — громко обращаясь к Юрию, пояснил женский голос. — Этому дяде сто раз говорили, что у ребенка аллергия на шоколад.

— Да, — согласился невидимый мужчина, — с памятью у дяди явный непорядок, прямо как у старой девы. Но наказывать его… как-то… Уж очень он здоровенный.

— Жениться ему надо, — продолжала женщина. — Вот когда его собственный ребенок наестся подаренного гостями шоколада и покроется с головы до ног красными пятнами, как осьминог, тогда с памятью у него сразу сделается полный порядок.

— Да, для него это будет хорошее наказание, — задумчиво согласился мужской голос, а в следующую секунду его обладатель, смеясь, выглянул из-за угла дома, заранее протягивая для рукопожатия узкую крепкую ладонь с длинными, как у пианиста, пальцами.

В другой руке у него был зажат топорик, которым он, очевидно, минуту назад колол дровишки для мангала. Главный редактор еженедельника «Московский полдень» был небрит и щеголял голым, заметно окрепшим за последние пару лет торсом, покрытым ранним загаром. Юрий отметил, что за истекшее с момента их последней встречи время господин главный редактор успел обзавестись небольшим, но различимым животиком; из этого следовал вполне логичный вывод, что не виделись они уже давно.

— Привет, пейзанин! — улыбаясь, сказал Юрий и пожал протянутую господином главным редактором руку. — Ишь, раздобрел на деревенских харчах, брюхо отрастил…

— Бароны стареют, — посмеиваясь, сказал Дмитрий Светлов.

— Да уж, бароны, — произнес Юрий. — Что барон, то барон. Собственным замком обзавелся, латифундист. А помнишь, как ты кричал: «Я?! Дачу?! Да на что мне сдался этот геморрой?! Только через мой труп!» Помнишь?

— Времена меняются, — отвечал главный редактор, подталкивая его к накрытому дощатому столу, возле которого, вытирая руки передником и приветливо улыбаясь Юрию, стояла Лида Светлова. — А вместе с ними меняемся и мы. Уж не знаю, к добру это или нет, но так устроен свет.

Юрий поздоровался с Лидочкой, вручил ей цветы и извинился за шоколадку.

— Ничего, — смеясь, ответила она, — на этот раз все, кажется, обошлось.

Проследив за направлением ее взгляда, Юрий увидел маленькую Катьку, которая, присев на корточки, усердно копала рыхлую землю, используя злосчастную шоколадку в качестве инструмента.

— Да, — сказал он, — действительно обошлось.

— Главное, не забыть ее потом отобрать, — заметила Лидочка. — А то как бы по окончании земляных работ наш полевод не слопал свой инвентарь.

Дмитрий уже вернулся к дымящемуся мангалу, распространявшему по участку вкусный запах почти готовых шашлыков.

— Хорошо, что ты позвонил, — сказал он Юрию. — Первые шашлыки в этом году, и в придачу такой сюрприз! Сто лет тебя не видел. Только, умоляю, не говори, что ты по делу.

Юрий промолчал, присел рядом с ним на корточки и вынул из заднего кармана джинсов сигареты. Светлов переворачивал шампуры, искоса поглядывая на него в ожидании ответа. Так ничего и не дождавшись, он сокрушенно вздохнул.

— Все ясно, — сказал он наконец. — А я — то, дурень, решил, что ты просто соскучился.

— Извини, — тоже вздохнув, сказал Юрий и, выудив из мангала подходящий уголек, прикурил сигарету. — Ты же меня знаешь. Я очень люблю с вами встречаться, но так, безо всякого дела, набиваться в гости… Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что нормальная семья, в которой все в порядке, это замкнутая система, где чем меньше посторонних, тем лучше.

— Много ты в этом понимаешь, — возразил Светлов. — Что ты можешь знать о семье? Ты же у нас волк-одиночка, убежденный холостяк.

— Ну, я ведь не на улице вырос. У меня родители всю жизнь душа в душу…

— Да нет, — перебил его Светлов, — я же не спорю, в чем-то ты, несомненно, прав. Пожалуй, ты, как всегда, прав в главном. Но в деталях, Юрий Алексеевич, ты вечно ошибаешься. И не просто ошибаешься, а… Даже слова не подберу.

— Эх ты, журналист, — упрекнул его Юрий. — Главный редактор. Слова он подобрать не может!

— Слов-то у меня сколько угодно, — признался Дмитрий, — но здесь дамы…

— Ты его на редакционных планерках не слышал, — обращаясь к Юрию, вставила Лида. — Там его мое присутствие почему-то не смущает.

— Я сказал «дамы», а не «дама», — возразил Светлов. — Или ты считаешь, что Катьке пора начать знакомство с ненормативной лексикой? Ну, — снова обратился он к Юрию, — и против кого у нас очередной джихад? Или у тебя на этот раз обычное, человеческое дело? Просто для разнообразия, а?

Юрий в ответ только вздохнул. Светлов покивал головой с видом человека, получившего подтверждение своим самым дурным предчувствиям.

— Да, — сказал он, — естественно… Знаешь, я был не прав, когда сказал, что все мы меняемся вместе со временем. Меняются все, кроме тебя.

— За шашлыками следи, — сердито буркнул Юрий. — Я угольями питаться не собираюсь. В кои-то веки решил поесть по-человечески… Лида, объясни, пожалуйста, своему мужу, что на Кавказе шашлык нравоучениями не приправляют.

— Ах да! — делая вид, что спохватился, воскликнул Дмитрий. — Я и забыл, ты же у нас большой специалист по Северному Кавказу! Правильно, там шашлык приправляют не нравоучениями, а глубокими раздумьями на тему: из кого бы это приготовить следующую порцию? Ну, и кого ты намерен пустить на шашлык в этот раз?

— Дима! — предостерегающе сказала Лидочка. — Ну что это такое, в самом деле? И после этого ты удивляешься, что Юрий Алексеевич к нам редко заглядывает.

— Спасибо за поддержку, Лидочка, — с улыбкой сказал Юрий, — но с вашим супругом я как-нибудь и сам справлюсь. В крайнем случае руку ему, писаке, выверну…

Он все думал, как бы ему перейти к делу. Внутри у него копилось напряжение, которое требовало разрядки, а вместо разрядки приходилось шутить, улыбаться и оправдываться: дескать, я же не виноват, что все время попадаю в какие-то странные истории… Словом, Юрий уже жалел, что приехал сюда, а не назначил Дмитрию встречу где-нибудь на нейтральной территории, как делал обычно. Там, на нейтральной территории, он бы сразу взял быка за рога. Просто сказал бы господину главному редактору, что от него требуется на этот раз, и тот, как обычно, сразу же взялся бы за дело в надежде, что и ему перепадет свой клок шерсти в виде сенсационного репортажа. Правда, до сих пор написать хоть пару строк о похождениях легендарного Инкассатора господину главному редактору не удавалось, но Димочка не терял надежды и продолжал упорно отслеживать подробности биографии Юрия. Филатов подозревал, что когда-нибудь он потеряет терпение и поставит вопрос ребром: посильная помощь в обмен на эксклюзивное интервью, — и не знал, как ему в таком случае поступить. Оказываемая Димочкой Светловым помощь всегда была своевременной и очень эффективной, а вот расплачиваться за нее — то бишь давать упомянутое интервью — Юрий не испытывал ни малейшего желания.

Кроме того, в данный момент перейти к своей просьбе ему мешало присутствие Лидочки. Почему-то казалось неправильным говорить при ней о Нике — о том, при каких обстоятельствах они познакомились, как и насколько близко сошлись и как странно расстались. Юрий всегда испытывал смущение, излагая Дмитрию Светлову свои просьбы, а уж при Лидочке он не делал этого никогда. Не будь дело таким срочным, он бы подождал, пока Светловы вернутся в город, и там, в Москве, изловил бы Димочку одного, без супруги.

Тут Лидочка очень кстати заметила, что юная Екатерина Дмитриевна, закончив свои раскопки, неумело, но очень старательно сдирает с изломанной шоколадки испачканную землей обертку. С криком «Катя, нельзя!» она бросилась через весь участок пресекать безобразие.

— Ну, — сразу же сказал Светлов, который, похоже, отлично понял нерешительность Юрия, — излагай, что у тебя опять стряслось. С кем из сильных мира сего ты поссорился на этот раз?

— Да в том-то и дело, что и сам не знаю, — признался Юрий. — Не знаю даже, поссорился ли я с кем-нибудь на самом деле или это мне только кажется.

— Некоторые философы утверждают, что весь окружающий мир — это всего лишь плод нашего воображения, — заявил Светлов, протягивая ему шашлык на горячем, слегка закопченном шампуре. — Ты будешь водку или вино?

— Какая разница, если и водка, и вино мне просто снятся? — сказал Юрий, нюхая шашлык.

— Тогда водку, — решил Светлов. — Что-то ты мне сегодня не нравишься. Рассказывай, что случилось.

Юрий покосился на Лидочку, которая в данный момент пыталась отобрать у Катьки шоколадку. Шоколадка выглядела так, словно побывала под колесами грузовика, но Катька ни в какую не желала с ней расставаться — напротив, она, казалось, поставила перед собой цель во что бы то ни стало употребить шоколадку в пищу вместе с оберткой и приставшей к ней землей и намеревалась сделать это любой ценой. Борьба характеров очень быстро закончилась громким, на весь поселок, обиженным ревом.

— Рассказывай, рассказывай, — велел Дмитрий, глядя, как Лидочка берет Катьку на руки и направляется с ней в дом. — Теперь это надолго. Пока утешит, пока покормит, пока уложит…

— Черт, как неловко получилось с этой шоколадкой! — в сердцах сказал Юрий.

— Забудь про шоколадку, — строго приказал Светлов. — Рассказывай.

Юрий выпил поднесенную рюмку, зубами стянул с шампура пахнущий дымком кусок мяса и, жуя, принялся рассказывать. Расцвечивать свою речь разными эпитетами и прочими художественными излишествами он не умел, и рассказ, как всегда, получился предельно кратким. К концу этого рассказа вспыхнувший было в глазах Светлова профессиональный огонек начал понемногу угасать, а потом и вовсе потух.

— Не советую, — сказал Димочка, когда Юрий замолчал.

— Чего именно ты мне не советуешь? — осведомился Юрий, ожидавший именно такого ответа.

— Искать ее не советую, — пояснил Светлов, задумчиво жуя шашлык. — Ты уже не в том возрасте, чтобы за молоденькими медичками по всей Москве гоняться. Пусть они за тобой бегают, а не хотят — флаг им в руки и паровоз навстречу. То есть пардон. Именно в твоем возрасте мужики обычно и начинают клеиться к малолеткам, но поверь опытному журналисту: со стороны это выглядит смешно и глупо. Нелепо выглядит, понимаешь?

— Дурак ты, хоть и главный редактор, — сказал Юрий, всесторонне обдумав этот ценный совет. — При чем тут беготня за юбками?

— А разве дело не в этом? Ты что, всерьез полагаешь, что эта девица нуждается в твоей помощи? Не смеши меня, Юрий Алексеевич. Милые бранятся — только тешатся. А ты влез со своей помощью, как слон в посудную лавку, запутал все до предела, а теперь сам же и недоволен. Судя по твоему рассказу, девчонка неглупа и сразу поняла, с кем имеет дело. Любому другому мужику она бы спокойно объяснила, что ошиблась, приняв желаемое за действительное, и хочет вернуться к своему волосатику. Писатель он, говоришь? Развелось их нынче как собак — что писателей, что художников, что певцов и композиторов… М-да… В общем, не бери в голову. Скажи спасибо, что она тебя не обокрала в знак благодарности за твое донкихотство. Ты проверял, в квартире все на месте?

— Иди ты к черту, — огрызнулся Юрий. — Еще один умник выискался на мою голову! Мало мне было мента… Узко мыслишь, господин главный редактор. Весь мир — бордель, все бабы — стервы… Так, что ли?

— Насчет всего мира не знаю, — сказал Светлов, — а вот Москва…

— А по физиономии? — послышался за спиной у Юрия голос Лидочки.

Юрий не слышал, как она подошла, и вздрогнул от неожиданности.

— Значит, московские женщины тебя не устраивают, — продолжала Лидочка, присаживаясь к столу. — Я правильно тебя поняла?

— Господи, да конечно же нет! — с преувеличенным энтузиазмом вскричал Димочка, вскакивая и наливая ей вина. — Ясно же, что о присутствующих никто не говорит!

— Странно, — проговорила Лидочка, смакуя вино. — У тебя такая воспитанная мама… Как же это она не объяснила тебе, что поливать людей грязью за глаза, мягко говоря, некрасиво?

— Поливать грязью и констатировать факты — не одно и то же, — возразил Светлов. — И вообще, что это за манера вмешиваться в чужие разговоры? Ты ведь даже не знаешь, о чем идет речь!

Вместо ответа Лидочка молча указала куда-то вверх. Обернувшись вместе с Дмитрием, Юрий увидел открытую форточку и досадливо крякнул.

— Ну хорошо, — не сдавался Светлов. — Пусть будет по-вашему: Москва — милый патриархальный городок, населенный сплошными ангелами во плоти, среди которых крайне редко встречаются не очень хорошие люди, каковых людей надлежит всячески отвращать от избранного ими неверного пути… Пусть! Тогда я не понимаю…

Юрий снова крякнул и вцепился зубами в уже успевший основательно остыть шашлык. Разговор буквально на глазах выливался в пустопорожнюю болтовню, от которой не было видно никакого толку.

— Не понимаю, — повторил Светлов, бросив на Юрия быстрый взгляд, — чего вы оба от меня хотите. Если человек по природе добр и благороден, тогда волноваться не о чем. В рамках этих ваших представлений исчезнувшая девица, разумеется, руководствовалась самыми благородными побуждениями, когда скрывала от человека, с которым спала, не только свой адрес, но даже и фамилию. И, уж конечно, сбежала она по какой-то весьма уважительной причине. Например, обнаружила, что беременна, и не захотела ставить нашего благородного рыцаря перед очень неприятной перспективой усыновления чужого ребенка с наследственно неустойчивой психикой… Ну, что вы оба так смотрите? Не нравится?

— Очень не нравится, — честно призналась Лидочка.

— Да, — согласился с ней Юрий. — Так и хочется дать тебе по ушам. Но я так понимаю, что, как только запасы яда у тебя иссякнут, ты наконец скажешь что-нибудь осмысленное.

Светлов возмущенно фыркнул.

— Что-нибудь осмысленное? — переспросил он. — Изволь. Насколько я понимаю, ты забрал себе в голову, что девушку похитил ее прежний дружок. Сначала, значит, спланировал свою страшную месть, описал ее в гениальном литературном произведении и послал рукопись коварной изменнице, дабы вогнать ее в трепет. А потом подумал немного и решил, что одного трепета маловато, что надо бы, значит, привести приговор в исполнение… Так? Ох, Юрик, Юрик!.. Знаешь, в чем твоя главная ошибка? От нее, от этой ошибки, происходят все твои беды до единой. А заключается она в том, что ты, дожив до сорока лет, упорно продолжаешь судить о людях по себе. Знаешь, что неправ, знаешь, что люди совсем не такие, какими тебе кажутся, но все равно гнешь свою линию. Так вот, написать страшный рассказ могу и я. Запросто! Не так уж это сложно, особенно если зарабатываешь себе на хлеб, составляя из букв слова, а из слов — предложения. Написать, Юрик, можно что угодно, но это вовсе не значит, что писатель, во всех подробностях изобразивший даже не убийство, а, к примеру, примитивную квартирную кражу, способен эту самую кражу совершить. Даже наоборот. Я это по себе знаю. Хочется, к примеру, кого-нибудь придушить, сядешь где-нибудь в уголке, закуришь, представишь себе процесс удушения, продумаешь его до мельчайших деталей — глядишь, и полегчало. Вроде на самом деле удавил подонка, который жить мешает…

— Господи, Дима, что ты несешь! — воскликнула Лидочка. — Значит, если ты увидишь, как меня насилуют в подъезде, то первым делом побежишь к письменному столу — переносить свои ощущения на бумагу?

— Не надо, — строго сказал Светлов. — Во-первых, не надо говорить такое даже в шутку. Во-вторых, не надо меня оскорблять. А в-третьих, не надо пытаться сбить меня с толку. Речь ведь совсем о другом! Ситуация, которую описала ты, требует немедленного, практически рефлекторного действия. А у нас на рассмотрении совсем другой случай — случай, когда человек заранее все продумал, и не только продумал, но и подробно, художественно описал, распечатал на принтере и отправил любимой по почте — не поленился, понимаешь, ноги бить, в очереди торчать, оформлять заказную бандероль. Знаешь, сколько на это требуется времени и сил? После такой работы не до похищений. Это только в голливудских боевиках изображают графоманов, которые доказывают редакторам правдивость своих сюжетов, претворяя их в жизнь. Творческий человек или тот, кто по глупости себя к таковым причисляет, способен ударить и даже убить, но только под влиянием момента, сгоряча, не успев подумать. А здесь ведь совсем другой коленкор! Нет, Юра, твоя версия не выдерживает критики.

— М-да, — проговорила Лидочка, задумчиво покачивая забытый бокал с красным вином. — В этом определенно что-то есть.

— Ага, — устало поддакнул Юрий. — То же самое и почти теми же словами я, помнится, втолковывал Нике за несколько часов до ее исчезновения.

Лидочка долго смотрела на него, смешно нахмурив тонкие брови, а потом решительно хлопнула по столу ладошкой.

— Юрий Алексеевич прав, — объявила она.

Димочка немедленно взъелся.

— Естественно, — проворчал он. — У тебя Юрий Алексеевич всегда прав, а я — наоборот. И тоже всегда.

— Ты сам прилагаешь к этому много усилий, — мягко сказала Лида Светлова. — Особенно сейчас.

— Тьфу на вас, — сказал Димочка. — Моралисты доморощенные… Учтите, вы меня ни в чем не убедили, и девчонка эта, вероятнее всего, больше всего на свете мечтает о том, чтобы ты, Юрик, никогда ее не нашел.

— Согласен, — сказал Юрий. — В общем-то, мне тоже так кажется. Но ведь существует и другая вероятность, правда?

— Существует, — Светлов вздохнул. — Правда, очень маленькая.

— Ну и отлично, — сказал Юрий. — Чем меньше, тем лучше. Мне ведь от нее ничего не надо. Позвоню в дверь, увижу ее на пороге живую и здоровую и пойду себе. Даже разговаривать не стану.

— Да, — сказал Светлов, — представляю себе немую сцену. Очень эффектно должно получиться. Прямо как в кино. Только она тебе вряд ли откроет. Нынче ведь в каждой двери по глазку.

— Да какая разница! — с досадой отмахнулся Юрий. — В конце концов, если какая-нибудь соседка скажет, что на днях видела ее в добром здравии, мне этого будет вполне достаточно… Просто… Это трудно объяснить. Вас там не было, а я не мастер описывать, что да как… В общем, есть разные мелочи, которые не совсем стыкуются друг с другом. По отдельности каждая из них вроде бы ничего не значит, а вот все вместе… В общем, беспокойно мне как-то.

— Не понимаю, — сказал Светлов, — но верю. Ты ведь врать совсем не умеешь, вот и приходится тебе верить, даже когда ты несешь откровенный бред.

— А я понимаю, — возразила Лидочка. — Сухарь ты все-таки, Димка!

— Ладно, — согласился Светлов, — я сухарь, а вы — две сдобные булочки. И чего вам, булочкам, от меня, сухаря, надо?

— Ее адрес, — сказал Юрий.

— А что тебе о ней известно, кроме имени?

— Только номер мобильного телефона.

— Что?! — Светлов театральным жестом хлопнул себя по лбу. — Зная номер телефона, ты за три дня не узнал адрес?

— Операторы мобильной связи не дают таких справок, — проворчал пристыженный Юрий. — Я пытался, даже ездил к ним в офис — объяснял, упрашивал, предлагал деньги… Ни в какую. С ментами договориться и то проще.

— Это потому, что ментам меньше платят, — пояснил Светлов. — Ох, и валенок же ты, Юрий Алексеевич! Проснись, родной, двадцать первый век на дворе! Слушай, — сказал он, неожиданно меняя тему, — а ты ведь, наверное, стиральную машину так до сих пор и не купил?

— А на что она мне? — агрессивно огрызнулся Юрий. — Свои тряпки я и руками отлично постираю, а для постельного белья существует прачечная…

— Кроманьонец, — с отвращением произнес Светлов и встал из-за стола. — Питекантроп… Сиди тут и ничего не трогай, примат. Я вернусь через минуту.

Он поднялся из-за стола, сунул окурок в еще дымящийся мангал и направился к дому.

— Катьку не разбуди, — сказала ему вслед Лида.

— Не разбужу, — остановившись на секунду, откликнулся господин главный редактор. — А ты следи за этим пещерным медведем. Как бы он тут чего-нибудь от скуки не сломал.

Когда Дмитрий скрылся из вида, за столом воцарилось неловкое молчание. Юрий боялся смотреть на Лидочку, ожидая увидеть на ее лице привычное выражение бабьей жалости. Это выражение появлялось там всякий раз, когда супруга господина главного редактора смотрела на бывшего редакционного водителя Филатова.

— Юра, — негромко сказала Лидочка, и Филатов вскинул глаза, — вы ее любите?

Юрий даже крякнул от неловкости. Вот так вопрос, в самом деле!

— Даже не знаю, Лидочка, что вам ответить, — сказал он, суя в зубы очередную сигарету. Курить ему не хотелось, но сигарета, как обычно, помогала скрыть неловкость и контролировать выражение лица. — Я об этом как-то не задумывался. Не успел, наверное.

— Значит, не любите, — уверенно констатировала Лидочка. — Об этом ведь не думают, это чувствуют… И времени на то, чтобы это почувствовать, много не требуется. Нет, вы не подумайте, что я вас осуждаю, я все понимаю, правда. Я просто пытаюсь понять. Ведь другой на вашем месте давно махнул бы рукой. Подумаешь, девушка сбежала… Дима почти наверняка прав: она сбежала, Юрий Алексеевич.

— Ну, и дай ей бог здоровья, — сказал Юрий. Он высек огонь и закурил, глядя, как за рекой садится солнце. — Я даже больше скажу: меня это ни капельки не удивляет. Со мной ведь ужасно скучно, особенно молодой девчонке. На танцы я не хожу, ночные клубы не посещаю, от современной музыки меня с души воротит… Со мной даже поговорить не о чем. Так что, если она сбежала, осуждать ее за это я не могу. А что, если она исчезла не по доброй воле? Я ведь в какой-то степени несу за это ответственность, так кому же в этом разбираться, если не мне?

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — тихонько проговорила Лидочка. — Да, с этим трудно спорить. Правда, в наше время никто и не спорит о таких вещах. Все просто поступают, как им удобнее, и не считают нужным оправдываться даже перед собой.

— Так ведь и я такой же, — заметил Юрий. — Поступаю так, как мне удобнее, и не считаюсь с чужими интересами. Вот, к примеру, вечер вам испортил…

— Любить иных — тяжелый крест, — нараспев процитировал Димочка Светлов, подсаживаясь к столу. — Чудак ты, ей-богу, Юрий Алексеевич. Кто мы такие, по-твоему? Мы — парочка московских журналюг, и испортить, как ты выразился, нам вечер против нашего желания — дело непростое. Можно подумать, кто-то сомневался, что ты явишься сюда с очередной глобальной проблемой… Ну-с, давай посмотрим, что мы тут имеем. — Потеснив тарелки, он установил на краю стола ноутбук, поднял крышку и включил питание. — Правда, базу данных я уже месяца два не обновлял, но, судя по твоему рассказу, девица жить не может без телефона и пользуется услугами мобильной связи далеко не первый день… Так, готово. Номер диктуй.

Юрий вынул из кармана свой мобильник, отыскал в записной книжке номер телефона Ники и продиктовал его Светлову. Господин главный редактор ловко, с пулеметной скоростью, набрал номер на клавиатуре ноутбука и залихватским жестом ударил по клавише ввода. Процесс поиска занял секунд десять, не больше.

— Вот и все, — сказал Дмитрий. — Готово, записывай.

— Так просто? — удивился Юрий, поневоле вспомнив, с какой легкостью Ника отыскала его собственный адрес по номеру машины.

— Наш век — век информационных технологий, — наставительно произнес Светлов. — Если бы ты не был таким замшелым ретроградом и удосужился приобрести компьютер, тебе не пришлось бы мыкаться целых три дня, а потом обращаться ко мне за помощью.

— Приобрести — не фокус, — пристыжено проворчал Юрий, видевший, что в данном случае Светлов прав на все сто процентов. — Приобрести компьютер может кто угодно, в том числе и я. А вот что мне потом с ним делать?

— Да, — подумав, согласился Дмитрий, — в этом что-то есть. Компьютер — это такая штука… Сколько ему кулак ни показывай, сам, без твоего участия, он работать не станет. С людьми в этом плане гораздо проще. Дал разок в ухо — и дело в шляпе…

— Это мысль, — сказал Юрий. — Кое-кому здесь не мешало бы дать в ухо.

— Это за что же? — возмутился Светлов. — Вот он, адрес. Записывай!

— Гм, — сказал Юрий.

— Ах да, — спохватился Светлов. — Естественно. Как обычно.

Он вынул из заднего кармана джинсов блокнот с засунутой между страниц шариковой ручкой, отыскал свободный листок, переписал адрес с экрана ноутбука, вырвал листок и протянул Юрию.

— Владей.

— Спасибо, — сказал Юрий и встал, засовывая бумажку с адресом в карман.

— Ты куда это намылился? — подозрительно осведомился Дмитрий. — А шашлык доесть? А соловьев послушать? Знаешь, как они здесь поют!..

— Соловьев послушаю как-нибудь в другой раз, — сказал Юрий. — Извините, ребята. Извините, Лидочка. Я все-таки испортил вам вечер. Но, честное слово, если останусь, будет только хуже.

— Да, — сказал Светлов, — это чувствуется. С тобой, что ли, поехать?

— А вот этого не надо, — быстро возразил Юрий.

— Ну, может, и не надо… В самом деле, зачем тебе журналист при объяснении с девушкой?

— Ты думаешь, объяснение все-таки будет? — спросил Филатов.

Некоторое время Светлов обдумывал ответ, потом глубоко вздохнул и пожал плечами.

— Я на это очень надеюсь, — сказал он наконец и повторил: — Очень.

— Удачи вам, Юрий Алексеевич, — сказала Лида Светлова.

Юрий посмотрел на них, стоящих на фоне догорающего в полях за речкой заката, помедлил, подбирая какие-нибудь хорошие, теплые слова, но, как всегда, не сумел найти ничего подходящего.

— Спасибо. Пока, — просто сказал он и, махнув на прощанье рукой, все ускоряя шаг, двинулся к своей машине.