Стрела Купидона

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На следующее утро Тара проснулась с нездоровым румянцем на щеках и опухшими глазами, жалуясь на плохое самочувствие. Она упорно демонстрировала кашель, поэтому Фиби разрешила все сомнения в ее пользу и позвонила в школу, объяснив отсутствие девочки.

Она и сама чувствовала себя скверно после беспокойной ночи с тревожными снами.

— Какие уроки ты пропускаешь? — поинтересовалась Фиби.

— Никакие. — Губы Тары задрожали. — Они собираются репетировать пьесу.

— Ну и замечательно! — решительно сказала Фиби. — Тогда ты можешь разучивать свой сюрприз для папы.

Тара покачала головой.

— Я не хочу больше этим заниматься. Все пропало.

— Возможно, позже ты изменишь свое мнение, — ласково сказала ей Фиби, мысленно проклиная миссис Фрэнке вместе с ее кознями.

Минуту-другую Тара молчала, потом спросила:

— Можно мне спать в комнате папочки, пока он в отъезде?

— Не знаю, — ответила удивленная Фиби. — Спросим у Кэрри.

— Она мне разрешит, — уверяла ее Тара.

Так все и вышло.

— Конечно, можно, крошечка моя, — приласкала девочку Кэрри. — Если так она себя чувствует ближе к нему, что же… Пожалуйста, помогите мне сменить белье, — тотчас добавила она.

— Да, конечно, — согласилась Фиби, подумав, что это еще одно препятствие, которое придется преодолеть. До сих пор у нее никогда не было повода входить в спальню Доминика. В те редкие случаи, когда дверь туда была открыта, она отворачивала голову и трусливо пробегала мимо.

Покои Синей Бороды — так она называла про себя спальню, которая столько лет была центром многих ее ночных кошмаров.

Стиснув зубы и крепко сжав кулаки, девушка вошла вслед за Кэрри и застыла на месте с открытым от удивления ртом. Это была совсем не та комната, которую она помнила.

Когда-то темно-красные стены были оклеены светло-кремовыми в золотую полоску обоями, бесследно исчезла кровать под балдахином, а на ее месте стоял широкий диван. Остальная мебель также была другой.

— Обставлено со вкусом, правда? — заговорила Кэрри. — Мистер Доминик все переделал, когда его брак распался. Что же, это понятно. Никто не смог бы спать с его воспоминаниями.

Или с моими, подумала Фиби.

— Когда мы пойдем покупать рождественскую елку? — нетерпеливо спросила за ленчем Тара. — Мы могли бы нарядить ее к приезду папочки.

— Прекрасная мысль, — улыбнулась ей Фиби, довольная, что девочка выглядит гораздо менее подавленной.

— Пожалуйста, пойдем сегодня днем, — взмолилась Тара. — Вечером я должна быть дома, потому что папа обещал звонить мне.

Сердце Фиби бешено заколотилось.

— В таком случае нам лучше поторопиться, — не задумываясь, быстро откликнулась она.

В просторном помещении, где хранились елки, стоял восхитительный хвойный аромат. Народу было немного, рождественский ажиотаж еще не начался.

После долгих обсуждений Фиби и Тара остановили свой выбор на елке среднего размера, у которой к тому же были живые корни.

— Мы сможем посадить ее в нашем саду после Рождества, — счастливо предложила Тара.

Остаток дня они провели, разбирая большую коробку с игрушками и гирляндами, которую откуда-то извлекла Кэрри. Из пластилина они вылепили Купидона со стрелой для верхушки елки. Купидон получил крылышки из старых кружевных занавесок и золотую стрелу. Таре он казался идеальным.

У нее много чего было рассказать отцу во время долгожданного телефонного разговора. Фиби видела, как быстро Тара, услышав звонок, помчалась в холл.

Доминик, подумала она, окажется просто счастливчиком, если ему удастся вставить словечко.

Но вероятно, ему это удалось, потому что внезапно Тара вернулась.

— Фиби, папа хочет что-то сказать тебе, — объявила она. Вид у нее был встревоженный. — Надеюсь, он не сердится, что я не пошла в школу.

Однако далекий голос, звучал вполне радостно. Доминик просто интересовался, как дела у его дочери.

— Тара сказала, что перебралась в вашу комнату? Я… я надеюсь, вы не возражаете? — спросила Фиби.

— Если так спокойнее… А как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — ответила она с излишним оптимизмом. — У меня был отличный день.

— Мой тоже оказался не слишком плох. — Он помолчал. — Возможно, я вернусь раньше, чем ожидал. Доброй ночи, Фиби. Будьте умницей. Берегите себя.

Она медленно положила трубку, чувствуя, как неровно бьется ее пульс.

— Ты вся красная, — сказала Тара и добавила: — Я думаю, нам нужно купить белой омелы.

Фиби ожидала, что этим вечером Тару будет непросто уложить в кровать, но девочка повела себя на редкость послушно.

— Чем скорее я усну, тем скорее наступит следующий день и приедет папочка.

Кэрри ушла в поселок на рождественский вечер женского общества, и дом казался пустым и тихим.

Фиби залезла на высокую табуретку, чтобы подровнять крылышки и стрелу Купидона.

— Так лучше, — оценила она, запыхавшись после недолгих усилий.

— Намного, — похвалил веселый мужской голос сзади нее, и чьи-то руки обхватили ее за талию и сняли со стула.

Уже когда ее губы раскрылись в вопле испуга, она поняла, что узнала этот голос, и ее сердце ушло в пятки. Она вырвалась.

— Тони, Тони Кетери! Что, черт побери, ты здесь делаешь?

— Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — по виду Тони можно было понять, что он ошеломлен не меньше. — Где старина Дом?

— В данный момент его здесь нет. — Она посмотрела на него с ненавистью. — Он тебя ждал?

Тони засмеялся:

— Я бы так не сказал, но он знает, что я всегда неожиданно сваливаюсь ему на голову. — Он в свою очередь посмотрел на нее оценивающим взглядом. — Каково же твое оправдание?

— Я здесь работаю, — сухо проинформировала она. — Я — няня его дочери.

— Серьезно? — Его брови взметнулись от удивления. — Вот те раз! Надо полагать, ваша первая краткая неожиданная встреча прощена и забыта?

Фиби не решилась сказать правду:

— Разумеется.

— Как интересно, — произнес он тихо. — Мое впечателние о Доме в корне поменялось. Но говорят, что время лекарь. — Тони подошел к столику с напитками и плеснул себе щедрую порцию виски. — Не желаешь присоединиться? — Он помахал ей графином. — Ах, нет, я совсем забыл. Ты, кажется, предпочитаешь водку?

— Ты мне омерзителен!

Он засмеялся.

— Раньше ты чувствовала совсем иное, моя дорогая. Было время, когда не могла надышаться на меня.

Фиби подошла к двери.

— Я думаю, тебе лучше уйти.

— Приказываешь? Слишком быстрый переход от няни, дорогая, в члены семьи. — Он злобно улыбнулся, глядя на ее испуганное лицо. — Ты не знала, что Дом и я состоим в далеком родстве, правда? Значит, вы не обсуждали события шестилетней давности, иначе он наверняка сообщил бы тебе.

— Боже мой! — Фиби вспомнила беседу с Кэрри. — Ты его сводный брат!

— Дошло… — заметил он небрежно и отхлебнул виски, задумчиво глядя на нее. — Выходит, это по-прежнему большой секрет. Как интересно и как выгодно!

— Отчего же?

— Ну, с одной стороны, ты перестанешь мне приказывать, — сказал он с неожиданной холодностью. — Это, если ты хочешь, чтобы твоя тайна так и осталась тайной. А я не думаю, что ты бы задержалась здесь надолго, если бы Дом узнал, кем ты была на самом деле. Только представь себе; он позволяет маленькой дряни, которую он вышвырнул из своего дома, присматривать за своим драгоценным ребенком! — Тони сокрушенно покачал головой. — Он и мне сказал несколько крепких слов, по правде говоря, почти непростительных. Серена, видишь ли, имела обыкновение встречать его подобным образом, когда была в хорошем расположении духа. Проблема в том, что ей было свойственно приветствовать многих таким же образом, включая меня. И Дом застукал нас. В своей комнате. На своей кровати. — Он состроил гримасу. — Большая непростительная ошибка. Я стал в полном смысле слова персоной нон грата, и бедная, несчастная Серена — тоже. Таким образом, я пытался вернуть его расположение, предложив ему замену. В конце концов, обнаженная блондинка на кровати чертовски похожа на другую. Если не считать того, что ты была совершенно неопытной, — добавил Тони.

Он осмотрел ее с ног до головы. Его улыбка заставила Фиби съежиться.

— Я мог и сам насладиться тобой, по правде говоря. Голая, ты похорошела на сто процентов. Восхитительное маленькое непорочное тело.

— Не знаю, чего ты пытаешься добиться, только ничего у тебя не вышло. Я хотела бы, чтобы ты ушел.

— Что же, здесь мы расходимся. — Тони налил себе еще немного виски. — Потому что я остаюсь. Полагаю, Дом все еще держит этого старого дракона в экономках? Вытащи-ка ее из постели, будь добра, и заставь приготовить мне что-нибудь поесть на скорую руку.

— Ее нет.

Его улыбка стала шире.

— Насколько я полагаю, все, что ты приготовишь, может оказаться неудобоваримым для меня. — Он пожал плечами. — Мне придется пойти в бар. Пойдешь со мной?

— Нет!

— Ну да, конечно! Ты же должна сидеть с ребенком.

— Да, — сказала она. — Но это не имеет значения. Даже если бы была свободна, я бы не пошла с тобой.

Он театрально вздохнул:

— Да что ты говоришь! А когда-то готова была пройти по битому стеклу, чтобы заполучить меня. Как же ты непостоянна!

— Нет. Я просто повзрослела, вот и все!

Он все еще улыбался, но в его голубых глазах уже не было веселья.

— В таком случае буду кушать в одиночестве.

— Там можно снять и комнату, — бросила она вдогонку.

Но это была чистейшая бравада, признала Фиби, оставшись одна.

Она села и взяла газету, но слова расплывались у нее перед глазами в бессмысленные пятна.

Когда вдруг зазвонил телефон, она почти подпрыгнула от неожиданности.

— Алло! — неуверенно произнесла она.

— Фиби?

Она судорожно вздохнула.

— Ах, Доминик, это вы. Что-то случилось?

— Я только что собирался вам задать тот же вопрос.

Она прикусила губу.

— Не-ет, все прекрасно, — неестественным тоном заверила она. — Просто я удивилась, что вы еще раз позвонили.

— Я хотел поговорить с вами, когда рядом не будет Тары. — Он помолчал. — Наше соглашение это допускает, надеюсь? Вы не ощущаете потребность привлечь Кэрри в качестве доверенного лица?

Сама того не желая, она рассмеялась.

— Я думаю, мы можем обойтись без посредников.

— Я хотел поговорить об этом прошлым вечером, но помешали другие события. В Мидбартоне есть художественный салон, где продается изумительный домик для кукол. Я задумал купить его в качестве рождественского подарка для Тары. Что вы об этом думаете?

— Звучит действительно здорово. В нем есть мебель?

— Нет, они продают ее отдельно. Я хотел бы, чтобы вы заехали туда и отложили, если он вам понравится. Подберите также какую-нибудь мебель и скажите им, чтобы прислали счет мне в офис.

— О, охотно сделаю это. — Фиби вспомнила свой собственный домик для кукол и те часы радости, которыми он наполнил ее жизнь. — Это хоть меня порадует…

— Что случилось с отличным днем?

— Он кончился.

— Мой — тоже. Здесь действительно ужасно тоскливо. — Он немного помолчал. — Мне бы хотелось, чтобы я был дома.

— Мне тоже, — неосторожно признала она.

— Почему, Фиби? — по-доброму засмеялся он. — Могу я предположить, что вам не хватает меня?

— Я думала о Таре, — строго произнесла она. Какой-то звук заставил ее повернуть голову. К своему ужасу, она увидела Тони, стоящего в проеме двери.

— Я… я лучше пойду, — сказала она Доминику.

— Приговорив меня к одиночеству гостиничного номера и кабельному телевидению? Очень любезно. — Его голос звучал странно, почти тоскливо, но телефон мог искажать.

— Уверена, есть много такого, чем вы могли бы заняться. — Фиби всей кожей чувствовала присутствие подслушивающего соглядатая в нескольких ярдах от нее. — У меня у самой работы невпроворот.

— В таком случае сожалею, что потревожил вас, — ответил он вежливо и без смеха. — Пожалуйста, не забудьте о домике для кукол.

— Завтра я первым делом займусь им после того, как отвезу Тару в школу.

Фиби положила трубку.

— Ваш бесценный работодатель, полагаю, звонил поболтать о том о сем на сон грядущий? Как трогательно. У вас так заведено?

— Я думала, ты ушел в бар.

— Нет, вместо этого я решил сделать себе сэндвич. Не хотелось, вернувшись, оказаться перед запертой дверью, — произнес в ответ Тони елейным голосом. — Кэрри уже дома? Мне нужно, чтобы она приготовила мне постель.

— Нет еще.

Он досадливо причмокнул.

— Тогда тебе придется сделать это самой, дорогая нянюшка. Может, ты хочешь, чтобы я разделил кровать с тобой?

— Вряд ли. А что заставляет тебя думать, что Доминик позволит тебе остаться под его крышей?

— Рождество — время мира, согласия, всепрощения. Или ты полагаешь, я злоупотребляю братской любовью?

— Да.

— В таком случае это просто удача, что его здесь нет. — Он сделал нетерпеливый жест. — Послушай, Фиби, мне нужно переночевать где-то пару ночей. Выручи меня, и я не раскрою Дому твою страшную тайну. Договорились?

— Полагаю, что я на самом деле не смею здесь распоряжаться, — напряженно признала она. — Но ты можешь сам постелить себе постель.

Он поморщился.

— С годами ты не стала лучше, Фиби. Никогда не замечал за тобой такой жестокости. Где ты спишь?

— Не твое дело!

Он пожал плечами.

— Тогда не вини меня, если я заблужусь ночью и по ошибке загляну к тебе.

— Хорошо, — оборвала она. — Я сплю в комнате Доминика.

Он удивленно поднял брови.

— Правда, дорогая? Несмотря ни на что, два одиноких сердца уже стали биться как одно? — Он присвистнул. — Это бы объяснило тот задушевный телефонный разговор.

— Я просто составляю компанию Таре, — спокойно сказала она. — И она уже спит, так что не вздумай заходить туда.

Тони снова пожал плечами.

— Прекрасно. Но ты просто не знаешь, что теряешь.

Фиби кинула на него испепеляющий взгляд.

— Напротив, — сказала она. — Знаю это не понаслышке.

Она вышла из комнаты и поднялась наверх, в спальню Доминика.

Тара действительно крепко спала и не шелохнулась, когда Фиби подняла одеяло и осторожно вытянулась рядом с ней.

Она чувствовала себя смертельно уставшей, но сон от нее ускользал.

Все те годы она ненавидела Доминика. Обвиняла его в жестокости и бесчувственности. А что должен был чувствовать он, застав свою жену со своим сводным братом? А потом увидев «сюрприз» Тони?

Тони использовал и предал их обоих, поняла она, но страдания Доминика были сильнее, чем её собственные. След, который остался в его душе, был глубже и мучительнее. Измены, которые он пережил, были непростительными.

А я видела только его гнев и презрение, сожалела Фиби. И никогда не замечала его боли, его унижения. Да и первая встреча произошла не в самый подходящий момент. И теперь то же самое. Жизненный курс Доминика определен, и Хейзл Синклер разделит его с ним, хорошо это или плохо.

Она повернулась на бок и заплакала от обиды и бессилия что-либо изменить. Но плач ее был беззвучным, чтобы не потревожить спящее дитя Доминика.

Потому что, в конечном счете, забота о Таре была единственным проявлением любви, которую она смела предложить Доминику, и единственным, которое бы он принял.

Когда на самом деле она хотела предложить ему свое сердце и душу.