Строптивая жена

Глава 27

Сара встала, подошла к трюмо и разглядывала себя в зеркале. Она напоминала ходячую тень. Ночная рубашка была черная, халат черный, волосы черные. Лицо, шея и декольте ослепительно белые, и от этого, губы казались ярче. Медленно она вытащила шпильки из волос, глядя на свое отражение. Никаких признаков женщины, которой она была месяц назад. Да, физическая форма та же, но взгляд изменился. В нем было горе и еще что-то, чего не было до Шотландии.

Время излечивает все раны. Так ведь говорят? Ей просто нужно помнить хорошие времена и не зацикливаться на смерти. Она не хотела идти по жизни с брешью в сердце, но слишком боялась, что это будет с ней всегда.

Но Дуглас должен быть всегда.

Она распустила волосы, затем подошла к туалетному столику, села и стала медленно расчесывать пряди. Наконец она откинула волосы назад, и они рассыпались по плечам.

Она выглядит слишком молодо, чтобы думать о совращении мужа.

Сара встала и отважилась выйти. Больше того, она прошла по коридору к герцогским покоям, к мужу.

Должно быть, она действительно храбрая, потому что без колебаний открыла дверь.

Дуглас снял сапоги, рубашку, потом брюки, белье и босиком отправился в ванную. Она была прекраснее, чем в Килмарине. Его удивляло, как быстро он привык наслаждаться роскошью и даже ожидать ее.

Он уставился на свое отражение в зеркале. Сегодня, с грязными полосами на лбу и щеках, он походил на чернорабочего. Он вымылся ледяной водой, вытерся полотенцем и тер волосы, пока они не высохли.

Выйдя из ванной, он увидел Сару, стоящую посреди комнаты.

Долго она смотрела на него расширившимися серыми глазами.

Он отвел взгляд, только для того, чтобы смягчить эффект ее воздействия на него. Дуглас пошел к кровати. Горничная уже приготовила постель и откинула одеяло.

— Твои алмазы в порядке?

— Все замечательно. — Он сел на кровать и накинул на колени одеяло, чувствуя себя мальчишкой, охваченным похотливыми мыслями, или женихом.

— Что это? — спросила она, взяв тонкую записную книжку, которую он оставил на столе у кресла.

Дуглас замер, подавляя желание броситься к Саре и выхватить свою книжку у нее из рук. Рано или поздно она обнаружила бы ее, рано или поздно узнала бы. Лучше теперь, когда их брак на грани распада.

Сара шутливо улыбалась ему, но он молчал. Он молчал, когда она села, раскрыла книжку и начала читать. Сначала она хмурилась, потом стала поглядывать на Дугласа, будто ожидая его подтверждения.

— Что это, Дуглас? — спросила она таким тоном, будто заметила расстегнутую пуговицу у него на рубашке или интересовалась процессом создания алмазов.

Положив руку на затылок, он откинул голову и уставился в потолок. Сделал глубокий вдох, потом второй и медленно выдыхал, выигрывая время.

— Там я записываю, что узнал. Чтобы не забыть.

— Настолько важно знать, как обращаться к герцогине? — нахмурила брови Сара.

— Я мало знаю об аристократии, — ответил он.

По ее молчанию Дуглас понял, что она ждет объяснений.

— Я родился без всякой собственности. У меня не было дома, подобного Чейвенсуорту. Я только слышал полные благоговейного трепета разговоры о Килмарине. Я сделал себя сам. И я горжусь этим, но у меня нет родословной, как у тебя. Я не Туллох из Килмарина и не потомок благородной семьи. Я просто Дуглас Эстон.

Сара не отвечала. Вместо этого она внимательно изучала свои руки, будто видела впервые.

— Чейвенсуорт никогда не принадлежал мне, — наконец сказала она. — Он был моим бременем, моей ответственностью. Но я не могу унаследовать его, потому что я женщина. Я всегда это знала.

— Но ты всегда была Херридж из Чейвенсуорта. Ты росла, понимая, что все вокруг тебя принадлежит семье, которая может проследить свое происхождение на протяжении шестисот лет. У тебя есть титул, который ты не можешь потерять даже в браке.

Она посмотрела на него, но он не дал ей говорить.

— Я однажды солгал тебе, сказав, что у меня было счастливое детство. Его не было. Я в восемь лет остался сиротой. Я крал и выклянчивал еду. Ребенком я был жадным до еды, до знаний, до всего, чего не имел. — Он улыбнулся. — Ты знаешь, как я встретил Алано? — спросил он. — Я залез к нему в карман. — Дуглас смотрел в пол. — Алано решил спасти меня. И он это сделал. Он научил меня читать и купил мне книги. Я не мог остановиться. Я был пьян от учения.

Дуглас разглядывал потолок.

— Думаешь, у меня нет шотландского акцента? Слышала бы ты меня тогда. Никто ни единого моего слова понять не мог. Алано всей душой стремился сделать из меня что-то путное. Он научил меня манерам, как одеваться, как вести себя должным образом.

Скрестив руки, он оперся плечом на резную спинку кровати.

— От Алано я научился испанскому языку, потом выучил французский и несколько других языков. Чем больше я путешествовал, тем меньше оставалось от моего прежнего говора, и наконец я заговорил совсем без акцента.

— Почему ты рассказываешь мне это? Думаешь, меня это оттолкнет?

Он улыбнулся снова.

— Это не отталкивающая история, Сара, — сказал он. — Это доказательство, что человек может сделать из себя то, что хочет. Я решил, что не хочу быть крысой, вынюхивающей на задворках завалявшегося лосося. Сначала я рискнул, посчитав, что за игорным столом мне повезет больше, чем другим. В первый же раз, когда потерял все мои деньги, я понял, что я такой же болван, как и другие. Так что я начал покупать в одном городе и продавать в другом, став с моим фургоном и товарами немного выше разносчика. Я выяснял, что нужно людям, и давал им это. Все необычное меня очаровывало. Я узнал, что лучше подхожу для роли торговца, чем авантюриста.

— Поэтому, когда говоришь, ты иногда колеблешься, будто ищешь правильное слово?

— Ты сняла слова у меня с языка, Сара, — мягко сказал он.

Сложив руки на коленях, она серьезно смотрела на него.

— Мне сообщили, что есть закон о бракоразводных процессах, который позволяет расторгнуть брак.

— Ты этого хочешь, Дуглас? — очень тихо и сдержанно спросила она.

Стук в дверь не дал ему ответить.

Сара встала, открыла дверь и стояла неподвижно, пока две горничные и лакей занимались их обедом. Когда лакей накрыл стол, она отпустила слуг и закрыла дверь.

Медленно она повернулась к Дугласу.

— Тогда все, что произошло в Шотландии, — уловка? Ты ничего ко мне не чувствовал?

Неужели она понятия не имеет, как чувственно выглядит, стоя вся в черном? Черный, конечно, цвет траура, но это и цвет ночи, цвет греха, мягких стонов и вздохов, тайн, которые влюбленные нашептывают друг другу. Она была прелестна в черном, с нежной кожей и влекущим ртом.

— Это абсурдный вопрос. — Он откинул одеяло, чтобы показать восставшее мужское естество.

— Но ты не хочешь быть женатым.

Здесь важны ее желания, а не его. Но не успел он это сказать, как его королева ночи, его чаровница без слов выбежала из герцогских покоев.

Она оказалась никудышной соблазнительницей. Она потерпела такую ужасную неудачу, что добралась в свою комнату в слезах. Она, конечно, не бежала, но оказалась в своей спальне очень быстро. Закрыв дверь, Сара привалилась к ней.

Нужно начать перебирать в уме запасы Чейвенсуорта. Поддерживать нужное количество простыней, наволочек, одеял, полотенец, скатертей было настоящей проблемой. После многих месяцев проверки и перепроверки до и после стирки она точно знала, сколько чего нужно иметь. Или, если это не поможет отвлечься от Дугласа, возможно, надо просто рыться в памяти и вспоминать, что говорила ее мать о Килмарине и о мужчине по имени Майкл.

Все, что угодно, только не думать о том, как ужасно она опозорилась, когда он думал только об окончании их брака.

Господи, что ей теперь делать?

Наверное, он обидел ее. Или нет? Нужно изгонять чувства, которые он питал к ней. Леди Сара могла уступить требованиям отца и остаться разведенной без заметного ущерба для своего достоинства. Погубит ли ее такой поступок в глазах светского общества? Он в этом сомневался. В конце концов, она дочь герцога, и общество создано для таких людей.

Он сомневался, что она будет тосковать по нему.

Этот брак был подарком. Возможно, подарком внезапно смилостивившейся судьбы. «Ты помнишь, как на Ниле ты едва не утонул в наводнение? Или укус паука в африканской саванне? Или когда ты был уверен, что наверняка потеряешь пальцы на ногах от обморожения в Альпах? Или когда тебя ограбили пираты в Карибском море? За все эти приключения, за все твои страдания я даю тебе драгоценный дар — дочь герцога, ласковую девушку с глазами цвета тумана и со столь же непостижимой натурой. Да, она красавица, но она и личность. Ей не легко принять, что она отдана в дар. Тебе придется добиваться ее, пока ты не победишь».

Она оделась для соблазна, а он заледенел от собственной гордости.

Что он за идиот!

— Открой дверь, Сара.

Она стояла перед дверью и разглядывала деревянную панель. Голос у него сердитый.

— Сара.

— Думаю, нам обоим пора спать, — сказала она.

— И я так думаю. Открой дверь.

Она резко дернула дверь, но слова, которые собиралась сказать, исчезли, когда она увидела его. На нем была только рубашка, к тому же расстегнутая.

— Входи. — Она распахнула дверь шире. — Быстрее, пока тебя слуги не увидели.

Она, нахмурившись, смотрела на него, но его улыбка от этого не потускнела.

Плотнее запахнув халат, она повернулась и пошла не к кровати, а в противоположном направлении. Терраса — вполне подходящее место для отступления. Сара так и сделала, ожидая, что Дуглас присоединится к ней. Напрасно.

Наконец она вернулась в спальню и увидела, что он снял рубашку.

О, он был великолепен. Его тело было теплым и живым и загорелым в местах, которые не должны загорать.

— Дуглас, тебе действительно надо чаще носить одежду.

— В самом деле?

Он позволил ей несколько минут смотреть, его ответом была расцветающая улыбка.

— Иди сюда, Сара, — сказал он мягко.

Она покачала головой. Будет лучше, если она останется в другой части комнаты.

Дуглас шагнул к ней, и будь она мудрее, она отступила бы на террасу и закрыла бы между ними дверь. Но он был так красив!

— Как ты могла подумать, что я хочу расторгнуть наш брак?

Она подняла глаза.

— Я думала, что ты больше не хочешь меня. И то, что случилось в Шотландии, не повторится в Чейвенсуорте.

— С чего ты это взяла? Я хочу тебя каждый час каждого дня, Сара.

Ее глаза расширились.

— Показать тебе, чему я научился в своих приключениях?

— От всех твоих женщин? — нахмурилась она.

— Во дворцах наслаждений, — сказал он. — Из книг и рисунков.

Более мудрая женщина подняла бы руку, чтобы остановить его, или просто вышла бы из комнаты. Но более мудрая женщина должна быть слепой, чтобы не быть очарованной видом Дугласа. Нагой Дуглас с отвердевшим, налившимся копьем был неотразим.

Сара снова отвернулась, заставив себя глубоко дышать.

Он встал рядом, так близко, что она чувствовала его копье у своих ягодиц. Обняв ее за талию, Дуглас прижал ее к себе, будто хотел пронзить.

Наклонившись, он прошептал ей на ухо:

— Мой рот может доставить неописуемый восторг, леди Сара.

Она вздрогнула.

— Показать?

— Ты уже это делал.

— Я не имею в виду твою прелестную грудь. — Он поглаживал подушечкой большого пальца сосок, едва прикрытый тонкой тканью ночной рубашки.

— Дуглас.

— Все хорошо, Сара. Страсть не запрещается.

Сара вздохнула. Даже при запрете она бы не смогла устоять. Быть рядом с ним — это настоящее волшебство. Ее сотрясала внутренняя дрожь.

Повернувшись, она потянула его голову вниз для поцелуя.

Когда Сара отстранилась, она едва переводила дух и с восторгом заметила, что и Дуглас тяжело дышит. Она пошла к кровати, бросив халат на пол. Никогда у нее не было свободы ходить нагой, как у него. Никогда не было уверенности или храбрости. Сегодня ночью, в золотистом свете лампы, заливавшем комнату, ей просто необходимо быть храброй.

Она двумя руками схватила ночную рубашку и потянула через голову.

Дуглас молчал, его взгляд бродил по ее телу. Она расправила плечи, положила руки на бедра, потом без единого слова забралась в кровать.

Он тут же оказался рядом.

Она засмеялась, возбуждение кипело в ее крови.

Они обнимались, сбивая простыни, охваченные жаром и лишившиеся рассудка. Повороты, скользящие по коже ладони, гладившие плечи, локти, ягодицы, колени. Ее ногти мягко прошлись по его спине, и он ответил, изогнувшись над ней.

Его кожа была горячей, и Сара согревалась, открывая свое тело воздуху, когда ее захлестывал жар. Она поднялась на колени, откинула назад волосы и налетела на него, как охваченная желанием сирена, щипала его грудь, мускулистые руки, слышала его смех и знала, что это похвала ее смелости.

Она была без ума от него.

Она села на него верхом и обеими руками взяла его копье. Ей нравилось ощущать его, бархатистое, твердое, горячее. Ее пальцы прошлись по его длине, зарылись в завитки волос у основания, взвесили тугой мешочек внизу.

Даже когда Дуглас поднялся, даже когда он издал низкий гортанный стон, Сара не позволила ему войти. Вместо этого она уперлась руками в матрас и выгнулась назад, подставляя себя прохладному воздуху, рукам Дугласа, его жаркому взгляду. Он касался ее всюду, его ловкие пальцы скользили по ее шее, кружили вокруг сосков, играли набухшими влажными складками лона, вызывая восторг.

Она снова потянулась к Дугласу, нуждаясь в контакте с его мужским естеством, притягивающим ее руки как магнит. Головка в конце этого волшебного инструмента увлажнилась, и когда зачарованная Сара кружила по ней чуткими пальцами, Дуглас издал низкий стон. Снова поднявшись, он предложил ей себя. Языческая жертва, и она приняла ее с ликованием. Он принадлежит ей.

Он не оставит ее, не сможет. Она потеряла мать и, возможно, свою индивидуальность. Его она не потеряет.

Внезапно Сара оказалась на спине, Дуглас коленом раздвигал ее бедра. Она развела ноги, приглашая, и он улыбнулся ей, свет лампы придавал ему вид разбойника, шотландского захватчика.

Она положила одну руку на его щеку, другую — на затылок и потянула к себе для поцелуя. Она желала его.

Ее пальцы дрожали, у нее перехватило дыхание, сердце гулко колотилось. Она схватила его за плечи и, вместо того чтобы вести себя сдержанно, потянула к себе.

— Дуглас, — прошептала она голосом слишком требовательным, слишком резким.

Он вошел в нее, думая о том, что чувствует и как двигается. Сара держала его за бедра, направляя ритм движений, решительный и мощный. Дуглас высвободил ее руки и держал их в своей ладони, чтобы слиться целиком.

С ее губ срывались какие-то звуки, но ее это не волновало.

Он входил в нее и отступал, увеличивая темп. Она обхватила ногами его икры и содрогнулась всем телом, когда волна наслаждения сокрушила ее. Какой-то миг, а может, вечность спустя она увидела, как запрокинулась его голова, напряглись мышцы на шее, опустились веки. Его лицо, это прекрасное лицо напряглось, застыло, потом смягчилось от удовольствия.

Как она жила без страсти? Как она жила без него?