Студёная любовь

Глава 14

Синар

Я чувствовал, как тепло стремительно уходит из моего тела. Каждый вдох — приближение к неизбежной темноте. Никто из королевских магов и врачевателей не смог понять, что случилось в портале. Приглашали архимагов обеих стран, целителей, менталистов. Ничего. Ни ответов, ни помощи. Разводили руками, шепчась между собой, что старший наследник престола давно мертв.

Три года. Три гребаных года азохусу под хвост! И никаких шансов. А виновата в том, что привычная жизнь рушится, моя ненаглядная невеста, отмороженная девица, которую папа поймал артефактом.

Хрен вам! Я выкарабкаюсь, всем морозным монстрам, что поселились в груди, назло. И пусть не сяду на трон, не сильно-то он мне и нужен был — мороки больше, чем удовольствия, но буду жить! Найду способ победить заразу, что ко мне прицепилась, а еще лучше вернуть ее хозяйке, а после возьму пару фрейлин и надолго зависну на южных берегах. Никакой больше политики, круглых столов, переговоров и, не дай Нэйша, кровопролитий. Только секс, выпивка и танцы. Я люблю танцы, особенно, если нагишом.

Да только все это приторные мечты, которые приходили мутными образами, когда я ночами мучился от бессилия и холода.

Нить, что привязалась к Любаве, звенела все сильнее, а ледяная мерзость обвила грудь тугим кольцом, словно под ребрами вместо сердца теперь ледяная пустошь.

Когда одним утром, едва разлепил замерзшие веки, а пальцы отказались собираться в кулаки, понял, что пора в путь, за ненаглядной невестой. Пора вернуть ей подарочек.

Особо никто не отговаривал, давно все оплакали непутевого принца, если горевали, конечно, а не притворялись.

Только мама печалилась, что я сам не свой, но тоже ничего не могла сделать.

Отец отмалчивался. Ничего удивительного, ему давно моя жизнь неинтересна.

Братья… каждый был занят своей судьбой и счастьем, даже Эв не особо горел желанием общаться, а о том, что предупреждал меня перед балом, забыл. Или сказал, что забыл. Но его совет, не упустить невесту, оказался пророческим… Я теперь на младшего косился с опаской и с трепетом прислушивался к его речи, вдруг еще что-то полезное озвучит, никто не знает, какие в нас скрыты таланты, пока они не проявятся сами. Но брат молчал. Обиделся на меня за то, что теперь отец его к женитьбе склоняет.

Братьев я после возвращения видел один раз и то мельком.

Я ведь бесполезен, пока болен, даже королем не смогу стать, если вдруг что с отцом случится. Благо это будет нескоро. Лан заменит меня на троне, он женат давно, дочку растит, но закрыть вопрос с нестабильными землями Криты, что граничат с Иманом, и закрепить дружбу с соседями, не сможет. А папе очень хотелось связать, впервые за полторы тысячи лет от Создания, две королевские семьи и остаться в истории правителем, при котором практически не было войн, и мир стал одним целым.

Неясно только, почему он меня в академию за невестой отправил, если хотел женить на иманской принцессе?

Не верил в меня?

Или что-то другое планировал?

Несколько дней шла подготовка колесницы, что доставит нас в другой мир. Должна по моим расчетам. Мы добавили к портальному камню еще рианца, усилители магию, все сработает, хотя и рискованно, ведь на столь дальние расстояния я машину еще не испытывал.

Ялик спал эти дни по несколько часов, все гайки крутил да настраивал колесницу по моим подсказкам. Я чертежи рисовал, едва шевеля пальцами, оттого несколько раз и не вышло запустить мощный механизм, там точность нужна.

Но вчера у нас получилось. Хотя я после ударной работы в комнату вернуться не смог, так и остался лежать, откинувшись в мастерской спиной на диванчик. До утра рассматривал на потолке странные иллюзии, что приносила мне в холодном бреду болезнь. То птицу смерти, то морозные растущие ветки по куполу, то трескающийся лед над головой. Один раз я даже вскинулся от страха, показалось, что острые лезвия летят в голову, но магия рассыпалась на подлете и укрыла меня мерцающим в темноте серебром.

Странная зараза. Будто зовет меня куда-то. Будто говорит со мной.

Утром же, когда Ялик проснулся, он сопел всю ночь, лежа на полу рядом, я понял, что мои ноги больше не сгибаются, дыхание стало затруднительным, изо рта вылетал не пар, а морозное облако.

Слуги, что помогали умываться и переодеваться, давно от меня отшатывались, боясь, что я их превращу в ледышку. Хотелось подшутить над ними, рявкнуть или зашипеть, чтобы разбежались, но губы совсем задубели, не смог ничего сказать.

Наряжали в поездку меня долго, любое движение вызывало в теле дикую боль. Придворный лекарь перед дорогой напоил горячим чаем и дал пожевать семена кострицы, но это не помогло, лишь оставило на языке ощутимое жжение.

Я внутренне засмеялся. Некоторые вялые мужи королевства ели кострицу ложками для повышения желания, а мне сейчас оно, как призраку одежда.

Ялик помог добраться до настроенной колесницы, довольно небрежно усадил меня на сидение, пристегнул кожаными ремнями к спинке, чтобы я в полете не выпал в бездну, и сказал подбадривающе:

— Полетели за невестушкой, ин-тэ?

Я устало опустил ресницы. Они слиплись, покрылись инеем. Вряд ли успею найти Любаву в бесконечности, в груди сегодня невыносимо холодно, сильней, чем раньше.

Но попробовать стоит.

Прежний возница согласился отправиться с нами. За приличную гору нитов, естественно. Я хоть и королевский сын, но моя власть не распространяется на желание людей жить, потому не настаивал, а лишь предложил хорошее жалование за услугу. Орин еще больше возмужал за три года моего отсутствия, но после падения на балу хромал.

Лететь в другой мир, если точнее, во тьму, куда провалилась моя холодная невеста, это не просто самоубийство — это шаг в неизвестное никуда.

Мы понимали, что шансов вернутся критически мало. Да и не смогли бы взять с собой еще кого-нибудь, портальный камень не безграничен, а возница как никак, но оружие в руках держать умеет, побудет немного моим стражем. От Ялика все равно толку мало — он раззява и неповоротливый обжора. Зато толковый: на магии знается, наукой интересуется и технологиями увлекается.

И пусть вопрос о том, как нам возвращаться домой, забрав невесту, если мест всего три, пока не поднимался, но я знал, что могу этим двоим доверить свою жизнь.

Помощнику было интересно, что там, за невидимым горизонтом, да и без него я все равно не настрою машину, потому его полет в иной мир не обсуждался. Орин, темноволосый возница, сопровождая меня в такую даль, обеспечил свою старушку-мать до смерти и даже немного больше — на шикарные похороны точно хватит.

Лететь на ощупь, без координат и ориентиров, только по тянущей в груди волшебной нити, что привязала меня к девушке, было глупо и неразумно. Но ничего не оставалось. Еще пару недель, и меня можно гордо выставить на площади столицы в виде ледяной статуи и любоваться, как переливаются широкие плечи в лучах лотта.

Перелет прошел стабильно. Разочек тряхнуло, но капсула выдержала, пронесла нас в несколько долгих секунд через вязкое пространство из Энтара в чужой мир.

Он раскрылся перед нами мрачными низкими небесами и бесконечными землями, напоминающими угольные залежи.

Мы едва не угодили в черное болото, когда нас, будто что-то невкусное, выплюнул портал.

Колесница, резко завернув вправо, отчего я врезался плечом в боковину, пропахала черное песочное поле, где и встряла носом. А я своим почти врезался в кресло напротив, только ремни и удержали, выровняв до хруста в спине.

Закричать не смог, губы смерзлись.

Повозка дернулась и поехала дальше, подчиняясь притяжению и соскальзывая с уклона, прямо в черное озеро.

Ялик, несмотря на свою тучность, быстро отстегнул меня и, вытащив за грудки из плена кабины, на ходу вышвырнул наземь. Все кости пересчитал, зараза. Сам же спрыгнул следом, мощным клубком несколько раз прокрутившись по траве.

Орин, убедившись, что мы покинули колесницу, направил маго-лошадей к ровному участку, чтобы уйти подальше от болотистой жижи и камней. Лезвия неприятно зазвенели о выступающие, как зубья, горные породы, высекая в воздух огненные искры, машина закачалась, затрещала, но все-таки выровнялась и плавно замерла на месте. Только после полной остановки откинула заднюю ось. Та разлетелась на блестящие части и утонула в черной воде, словно кусочки зеркала. Капсуль с портальным камнем разбился.

Мрак! Теперь только ремонтировать, просто так не улетим назад.

Но сейчас это меньшее, что меня волновало.

Я практически замерз. Тело не слушалось, покрылось тонким льдом, отчего кожа неприятно хрустела. Руки и ноги были словно каменными, не моими.

Слабо подтянувшись, я попытался закричать и воспротивиться нелепой холодной магии, что меня отравляла изнутри, но без сил рухнул лицом в травы, больше напоминающие черные колючки дикого ежа. Стылый змей обвился вокруг шеи и поясницы, лишив воздуха. Резко дернуло позвоночник, утащив меня во тьму.

Не успел.

Последний сон перед смертью был прекрасен…

Мне снилась Любава. Живая, теплая и очень красивая. В голубом, под цвет ее бездонных глаз, платье.

Волнистые волосы переливались снежной белизной, вбирая в себя каждый лучик света. Она словно богиня, даже чем-то похожа на лик Нэйши.

Прикасаться к ней — чистое наслаждение.

Будто парить по небу после долгой зимы и греть хребет в лучах лотта.

Во сне можно и обнаглеть. Я потянул девушку на себя, перевернул на спину, вспенив шелк волос, и возвысился над ней. Белоснежные пряди засеребрились на подушке, а алые губы выпустили протяжный стон, требуя… взывая.

Не в силах противостоять, я нежно коснулся приоткрытых губ своими, и от наслаждения, что врывалось толчками в вены и тело, зарычал.

Любава ответила тихим мычанием, сжала пальчики на моих плечах, но не оттолкнула. Напротив, перевела руки по шее вверх, на затылок, запуталась пальчиками в моих волосах, потянула на себя, углубляя поцелуй, разрешая зайти за грань.

Я дернул подол легкого платья вверх и, оглаживая стройную ногу, собрал ответную дрожь девушки. Шел дальше уверенно, дерзко, не спрашивая разрешения, распахивая Любаву перед собой, раскрывая для себя. Она подчинилась, словно мотылек, которому угрожали сжечь крылья, и я замер от невозможности дышать.

Ни ленточки белья, ни ниточки, что прикрывала бы и прятала от моих глаз.

Перламутровая, доступная, манящая и запахом, и мелким трепетом желания.

Я накрыл ее лоно ладонью, пригладил сначала медленно, растягивая удовольствие от обоюдной дрожи. Как же она хороша во сне…

Склонился. Тело полыхало, кожа покрылась капельками пота, что соскальзывали по груди, оставляя блестящие дорожки.

Любава смотрела в мои глаза словно зачарованная, подавалась вверх, стоило мне шевельнуть ладонью, сжать истекающие соком лепестки. Настоящая невеста не отдалась бы так просто, я видел в ее глазах непокорность, потому и не выбрал ее на балу, не люблю, когда девушки упираются и строят из себя недотрог.

В иллюзии она делала то, что я хотел.

Заулыбался. Еще ближе подался, плотнее прижал руку, отчего девушка заскулила и сильнее потерлась промежностью о мою ладонь.

Продолжая целовать, глотал сладкую ненастоящую страсть, что только в снах бывает… В жизни никогда не испытывал такого острого желания обладать.

Любава выгнулась немного и, стоило плавно погрузить пальцы в ее жар, затрепетала подо мной отчаянней, требуя плотности и резких движений. С шумным выдохом набросилась на мой рот, укусила за губу до легкой боли и сильнее обняла меня бедрами, раскрываясь до конца.

Какой прекрасный сон…

Какая жаркая невеста в моем сне… не то, что настоящая.

Я был обнажен. Разогрет. Прежний холод, что долгое время мучил мое тело, отступил, и горячее счастье наполнило каждую клетку. Так и помирать не страшно. И повторить можно.

Оторвавшись от губ Беляночки, скользнул ниже, приспустил с пышной груди мягкий корсет и жадно накрыл ртом ее грудь. Обводя языком упругую вершину, прикусил тонкую кожу до крови. Солоноватый вкус обжег язык и растекся по телу волной немыслимого огня.

Девушка захрипела, заметалась, сжала меня сильнее, разрешая продолжать.

И я продолжал. Подступил вплотную, продавил напряжение и качнулся вперед. До упора.

Любава распахнула сверкающие серебром глаза и слабо вскрикнула, а я очнулся.

Это ведь не сон…

— Нет… — пошевелила она искусанными губами, все еще не отпуская меня. — Что мы наделали?

Наверное, страсть затмила глаза, потому что я подался вперед, глубже, плавно раскачивая наши тела, сталкивая их с порочными шлепками, а когда Люба хотела что-то сказать, закрыл ей рот звериным, голодным поцелуем. И она отвечала так же неистово, хотя во вкусе чувствовалось безумное сопротивление.

Пусть. После такой ночи она больше не сможет мне отказать.