Студёная любовь

Глава 3

Любовь

Сегодня все изменилось.

Холодный, чужой мир, где среди диких лесов и приземистых домиков Агоса возвышается кристально-белое здание магической академии, стал моим домом на долгие годы. После Новогодья пройти еще один семестр, а дальше… Не знаю, что дальше.

Мой опекун, Патроун ис-тэ Орисс — ректор академии, будущее не пророчил, потому что у него таких — заблудших иномирцев, как я, — десятки. Да, у нас особый статус и отличается учебный курс, но на Энтаре мы все равно — чужие — и высокие посты нам не светят. Многие из наших мечтают после выпуска работать в школах Криты, а ведь могут и в Иман попасть по распределению. И вовсе не учителями. Хорошо, если местным лекарем, слугой или архивариусом. Большинство попаданок и попаданцев со слабым потенциалом после академии оказываются на улице и вынуждены продавать свое тело и магию… хотя об этом говорить на Энтаре не принято.

Мы здесь никто. Чужаки. Странные путешественники по мирам. Не выбрасывают, только потому что магия слишком ценна. На Энтаре много одаренных, но большинство из них — это слабые целители или бытовики. Больше всего ценятся боевые профессии, хотя в мире нет никаких беспокойств или угроз.

Я готова к любому исходу. Особых желаний у меня нет, рвения выслужиться — тоже, потому бал не жду, а моя магия довольно специфическая и не до конца раскрытая, вряд ли где-то пригодится или кому-то приглянется. Я хочу лишь одного — чтобы этот день поскорее закончился.

Для меня ис-тэ Орисс почти отец, я подчинюсь его воле в любом случае, даже если придется уехать за тысячи миль от Агоса, торговать зачарованными амулетами на ярмарке какого-нибудь южного городка или выйти замуж за старика, владеющего северными землями Криты.

Другое дело — доживу ли.

И выберет ли меня кто-то из сегодняшних гостей…

Патроун видел, что мне в обществе сложно, понимал причины лучше остальных, не требовал большего и всегда выручал, если не справлялась. Общаться я не люблю, нелюдима и холодна со всеми, потому что не знаю, кто я и что мне нравится. Ис-тэ так и не смог разобраться, какого типа магия в моей эссахе. И мы не нашли, из какого мира я сюда попала, когда и почему. Я ничего не помнила лет с пятнадцати, когда меня на улице, обнаженную и израненную, подобрали столичные уличные и отвели в приют. Оттуда через несколько лет Патроун ис-тэ и забрал меня учиться, потому что характер моей магии отличался от местных, а все попаданцы попадали под королевскую программу.

Я почти ни с кем не общалась и в академии.

Характер у меня такой… тяжелый. Только Патроуну доверяла, будто между нами какая-то незримая связь, как у настоящих отца и дочери.

Сокурсников тоже сторонилась. Считала, что дружба в этом временном пристанище из холодных стен бессмысленна, а любовь невозможна. Вокруг слишком много ограничений и запретов, незнакомый мир со своими законами претил, да и мое сердце не способно вместить в себя чувства и эмоции. В нем всегда пусто и холодно. Но были и другие причины моей отстраненности, и мы с Патроуном держали их в тайне. И я не могла представить, что шагнув за порог комнаты в день бала, уже не буду прежней замкнутой ледышкой.

Ребята и девчонки, что учились со мной в одной группе, большинство помнили свою прежнюю жизнь, свое перерождение или инициацию. Многие попадали сюда из других миров и знали, что их ждет, вернись они назад. А у меня не было ничего, кроме угнетающей холодной боли под ребрами, что с каждым днем становилась сильнее. Я словно чистый, но не нужный лист, который выбросили из окна.

Последний раз, когда попыталась прочитать «реституо мемориа», восстановление памяти, упала в обморок и пролежала в лазарете сутки, мучаясь в горячке. За что от опекуна получила выговор. Решила больше не испытывать себя, потому что тьма в глубине души, что изредка просыпалась во снах, пугала. Я глубинно боялась, что моя память хранит что-то ужасное и отвернет от меня и дорогого мне ис-тэ Патроуна. Наверное, потому и оставила попытки что-то вспомнить, прислушалась к опекуну.

С каждым днем, что приближал меня к выпуску из академии, в груди все больше рос невидимый кусок льда. Он давил и делал меня холоднее к остальным.

Я не умею сочувствовать. Не умею сопереживать. Не умею искренне улыбаться или радоваться.

Могу только механически выполнять задания учителей, сдавать экзамены на высшие баллы и показывать на практике безупречные общие заклинания, но мне на все плевать — делаю это от скуки или потому что требуют правила академии. Я спокойно жду бал, надеясь, что после него будут каникулы, тихие и спокойные дни без обычной учебной суматохи. Ни одному из гостей я не буду представлена, поэтому не учу парные танцы, не трясусь над нарядом, как остальные студентки. На это есть очевидные причины: ко мне нельзя прикасаться. Артефакт, который подарил мне Патроун, неосознанно отталкивает других и спасает от боли.

Иначе мне не выжить.

Бал — предварительный отбор попаданок и распределение сильных студентов.

После праздника, хотя это действо сложно так называть, жизнь в академии на несколько недель замрет. Студенты разлетятся по домам, отмечать с родными конец полугодия и пик сезона снегов.

Останемся только мы — десятки талантливых попаданцев, те, у кого нет на Энтаре дома.

Что случалось с пустыми иномирцами, если такие появлялись на этой земле, мне неизвестно. А вот девушек и парней с магией, что отличалась от энтарской, с наступлением совершеннолетия привозили в Агос, учиться.

Мы пленники обета, который подписали, когда поступили в академию. Чтобы выжить в чужом мире и не нарушить закон, обязывающий проходить обучение, каждый согласился отдать свою магию во благо Энтара. И бал на четвертом курсе — что-то вроде подведения итогов.

Опекун пообещал, что найдет способ мне помочь, нужно лишь доучиться до выпуска и не привлекать внимание общественности к своей особенности. И я Патроуну верила, поэтому шла дальше и даже согласилась постоять в сторонке на балу, пока мои одногруппники будут веселиться.

В прошлом году пятерых выпускниц с нашего потока забрали в жены иманские вельможи, трех ребят взяли на службу в храм Шэйса, одна магиня осталась на Крите, чтицей в храме Нэйши, и еще троих вернули в свои миры. Их сил было недостаточно по мнению мастеров. Среди прошлого выпуска было несколько девушек, что оказались зараженными новой, неизученной болезнью, чернотой. Они не пережили лечение и… выгорели.

Поступая в академию, я тоже согласилась с обетом, несмотря на опасность умереть пустой и ненужной. Если на ритуале выпуска, в эссахе мага найдется хоть капля черноты, его очистят. А пустые выживают редко.

Слухи неконтролируемо разрастались, и о жуткой болезни стали ходить разные легенды и пугающие факты. Говорили, что зараза забирает у мага силу, чтобы подпитывать разлом, который образовался в море Мортем. Никто точно не знает, правда это или нет, ведь туда не плывут корабли, не переносят телепорты. Что за границей черных вод смертоносного моря, ведают лишь боги. Эта тайна никому недоступна, а кураторы и мастера тщательно следили, чтобы никто не задавал лишних вопросов.

Чернота — опасный недуг, наполненный хаосом и тьмой, а главное, никто не знает, как он передается, его источник и заражаемость, потому мало кто из учеников осознавал серьезность слухов. Все верили, что их минует зараза.

Я больше всего после выпуска хотела попасть на ритуал возврата домой, пусть он сложный и почти безрезультатный. И пусть ректор категорически против этого. Ис-тэ говорил, что мне нужно искать покровителя и жить дальше на Энтаре, что это моя судьба. Я слушала, кивала, но особо в его причитания не вникала. Меня тянуло домой.

Да только ни один из артефактов поиска не нашел точку, откуда я прибыла, и это лишало надежды.

Но я верила, что за дрожащей пеленой телепорта, в другом, родном мире, есть что-то важное. То, что я забыла.

Если попаду на родину, где гарантия, что вспомню прежнюю жизнь? И надежды, что там будет лучше, чем сейчас, тоже нет.

Но я хотела узнать. Хотела все понять.

Девчонки из нашей группы мечтали о возлюбленных, покровителях, работодателях, которые выберут их по программе попаданок. Шептались о красивых принцах и правителях, что заберут их в свои палаты, сильных и властных мужчинах, что так похожи на героев любовных романов из большой библиотеки.

А мне было все равно, что со мной будет дальше. Я хотела избавиться от давления в груди. Разбираться, почему не такая, как все, больше нет сил.

— Любава, все собрались, — веселый голос сокурсницы взвился над плечом и погас около зеркала. — Ис-тэ Орисс будет выступать через час. Мы должны там быть.

Глория прилепилась ко мне еще на первом году обучения в академии. Толстая коротышка, крупнокостная и неумолкающая. Со стрижкой каре чуть ниже ушей и кроваво-ржавыми волосами. Ее, самую говорливую и несущую надоедливый хаос, будто нарочно выбрали с нашего потока и поселили в комнату мне в назидание за то, что нелюдима и не общительна.

Пусть, мне никто не мешал, только бы не висли на шее и не прикасались.

Прикосновения причиняют боль. И хотя от них меня защищает сильный артефакт, я все равно боялась, потому что он не всегда справлялся. Особенно последнее время. Да и сегодня я чувствовала себя иначе. В висках сильнее бился пульс, а к щекам приливала горячая кровь, а от мельтешения Глории по комнате закружилась голова.

— Иду, — скупо ответила я и, неосознанно вдохнув невыносимо-сладкий запах, что шлейфом тянулся за сокурсницей, поморщилась. Что-то не так. Раньше я не слышала запахи так сильно.

Поправила длинные узкие рукава, что расширялись от локтей, натянула белые перчатки и проверила все ли в порядке с прямой юбкой в пол. Лиф-корсет сильно подчеркивал грудь, из-за него было тяжело дышать, а зеркало отражало знакомое бледное лицо и зеркально-серебристые глаза. Радужки совсем обесцветились за последние три года, стали кристально-снежными. Коллегия учителей-магов и старших мастеров так и не нашла причину моему изменению, а я с трудом могла вспомнить, какие они у меня на самом деле: голубые, серые, зеленые?

Патроун сильно тревожился, искал ответы, но не находил их.

Позже маги махнули на меня рукой. Не помираю, и ладно. Не заражена, и прекрасно. Может, для чего и сгожусь.

Только опекун не смирился. Он продолжал искать. Да без толку.

— Люба, поторопись, — заволновалась Глория, выплясывая у двери в тесном для ее комплекции платье.

— Иди сама, если не терпится, — спрятав бретель белья под лямку платья, я укрыла плечи накидкой и сдержала легкую дрожь. Я волнуюсь? Это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Наверное, просто замерзла, пока умывалась.

Мех согревал кожу, но не спасал от внутреннего холода и прикосновений.

Застегнув голубую брошь на шее, тот самый артефакт, что подарил мне ис-тэ, снова глянула на себя в зеркало. Белый наряд делал мою кожу совсем молочной, а волосы терялись в светлых ворсинках накидки, но у нашего курса в гардеробе других цветов нет. Только белый. Снежный. Чтобы нас можно было легко найти среди остальных учащихся.

— Люб… ну идем, — снова заныла Глория.

— Я не держу.

— Мне хочется с тобой. Мы же подружки!

Слегка повернувшись, я окинула ее холодным взглядом.

— Тысячу раз говорила тебе, чтобы поискала другую. Я подстраиваться под тебя не могу. Захочу пойду, захочу — останусь. Патроун дал мне полную свободу, а тебе пора. Чего ты возле меня крутишься, если спешишь?

— Ты мне нравишься, — пышка заулыбалась, яркий румянец расцвел на ее щеках, а волосы качнулись, бесполезно пытаясь достать до плеч. — Не заискиываешь и говоришь то, что думаешь.

— А мне от тебя ни холодно, ни жарко.

— Это у тебя просто характер такой — закрытый, но я чувствую, что внутри ты хорошая, — девчонка захихикала и покрутилась около зеркала.

Что тут смешного? Не понимаю.

Не ответив, я вышла в коридор. Глория хлопнула дверью комнаты и шумно потопала следом. Чтобы не коснуться случайно ее локтем, я отступила ближе к стене и направилась к холлу.

— Чем же я хорошая? — полюбопытствовала и, краснея, прикусила губу.

От брошенной фразы и реакции меня окатило теплом. Со мной сегодня явно что-то не так. Я будто начала чувствовать и проявлять эмоции. Нужно срочно найти ректора.

— Ты уравновешенная и спокойная. — Глория, перебежав вперед и едва не упав из-за длинной белой юбки, загибала по очереди пухлые пальцы. Она вечно спотыкается — ноги короткие, как у зайчонка.

Я прошла печатным шагом по затемненному коридору и прислушалась к льющимся из большого зала звукам.

Никогда не любила музыку — она вызывала дикий резонанс в голове и груди. Иногда такой сильный, что меня начинало мутить. Но сегодня все изменилось. Переливы струн ласкали слух, притягивали, заставляли дышать глубоко.

Я потерла зудящую кисть со шрамом и сильнее натянула рукав, чтобы спрятать уродство. Почему кожа сегодня такая горячая?

Замедлившись, обернулась на комнату. Может, лучше вернуться и не выходить в толпу? Но ради Патроуна я обязана отметиться на балу и почтить Новогодье. Странная традиция отмечать край года, но сегодня она привлекала почему-то. Манила, будто было в этом празднике что-то родное. Но я же помню, что вчера меня это не привлекало. Напротив, раздражало.

— А еще умная и честная, — заключила пышка. Она что-то еще перечисляла, но я слишком увлеклась своими мыслями и не разобрала.

— Мне все равно, — хмыкнула я, сама себе не веря. — Как все равно снегу, куда падать. Хоть на крышу, хоть на лысую голову. Мне нет дела до твоего веселья и дружбы. Не теряй времени, Глория, поищи кого-то потеплее.

— Да перестань, — не унималась рыжая. Смотрела на меня, как на любимую куклу, у которой сломалась деталь. — Ты хорошая, только… словно прячешься в скорлупе. Наверное, это защита такая. А еще ты… красивая.

Уголок моих губ прыгнул вверх в подобии улыбки, хотя я знаю, что это скепсис. Сказала тоже — красивая. Как ледяная дылда может быть красивой? У Глории какие-то извращенные вкусы, не буду с ней спорить. Она и жареную кукурузу с лимоном любит есть, а мороженое из зеленых помидор запивает чаем из лепестков белой розы. Никогда не понимала такого, но мне сложно — я не чувствую разницы вкусов. Мне что клубника, что слива, что мясо с кровью — все пресно. Хотя по реакции остальных студентов можно понять, что Глория уникальная в своем роде.

Я волнуюсь красивая я или нет? Где Патроун? Я ускорила шаг и почти добежала до распахнутых дверей. Мне нужно срочно увидеться с ректором. Он поймет, что со мной творится. Не скажу, что испытывать эмоции неприятно, но это пугало и сбивало дыхание.

Около главного холла маленькими группами ютились наряженные студентки. Ребята с разных курсов, подтянутые и выбритые, стояли в сторонке и жадно поглядывали на девушек.

Среди них много моих однокурсниц.

Словно невесты, почему-то всплыла ассоциация.

Я никогда не была на энтарской свадьбе, но глядя на гирлянды магических цветов, что сплетались в центре в яркую звезду, вдруг осознала, что на какой-то свадьбе все-таки была…

Только на чьей? И когда…