Ступень вторая

Глава 32

Придурка, пытавшегося выдать себя за Варсонофия, я выбросил из головы почти сразу. Не до него было: у меня и связь, и защита проседают.

Сегодня я надеялся довести до ума артефакты связи. Но сначала я решил поговорить с Полиной. Почему-то я продолжал чувствовать ответственность за сестер. Возможно, потому что, если бы не Глазьев, все пошло бы совсем по другому пути? Бывает такой тип людей, которые готовы на все ради конкретного человека. Аня, на мое несчастье, относилась именно к таким. А конкретным человеком, ради которого она была готова на все, увы оказался не я а Роман.

Полина ответила сразу. Появилась резко и вид имела довольно злой.

— Чего тебе? — буркнула она. — На вас шпионить не буду, не надейся.

— Очень надо. Я хотел узнать, как ты. Помощь не нужна?

Она вздохнула.

— Ярик, вот чем ты мне поможешь теперь?

— Мало ли.

— Много ли, — передразнила она, смешно надув губы. — И зачем я тебе про Аню рассказала? Получается, я разрушила ее жизнь. А может, и свою…

Она выглядела совсем поникшей, пришлось подбодрить.

— Если для тебя это важно, то я знал про твою сестру до того, как ты рассказала. В отношении ее твой рассказ ничего не изменил.

— Зато изменил в отношении меня, — она всхлипнула. — Я чувствую себя предательницей.

— Если бы ты не рассказала, то чувствовала бы себя предательницей в отношении меня, — напомнил я.

— Да, но Аня для меня столько сделала…

— Поль, да ничего она для тебя не делала! — взорвался я. — Она делала все для себя. А тебе чуть жизнь не сломала. Потому что целительство — не для твоего уровня магии.

— Но мне нравилось. И Аня считала, что я смогу.

Она наклонила голову как упрямый бычок перед атакой, и смотрела на меня, как на злейшего врага, словно это я, а не Аня постарался сделать все, чтобы испортить ей жизнь.

— Понимаешь, Полин, если уровень магии ниже некоей величины, то при переходе на дорогу целительства он стопорится и почти не развивается. Если ты хотела стать целителем, то в первую очередь нужно было поднимать емкость источника и проводимость каналов. И только после этого выполнять целительские практики. Знала ли это твоя сестра? Знала. Но ей настолько не хотелось отдавать в чужие руки ритуал Ступеней, что она решила тобой пожертвовать. Ради себя, не ради тебя и твоих желаний. Возможно, если бы время ее не поджимало, она бы тебе это пояснила и подождала бы. Но так ли это, мы уже не узнаем.

— Не узнаем, — согласилась Полина. — Глазьевы бесятся. Аня мне сказала, чтобы я сидела дома и не отсвечивала нигде.

— То есть ты даже в школу не ходишь?

— Почему? В школу я как раз хожу. — Она неожиданно хихикнула. — Физрук ужасно разозлился, что ты решил экстерном экзамены сдать. Говорит, не ожидал от тебя такой черной неблагодарности.

Она хотела сказать еще что-то, но внезапно наш разговор прервали самым беспардонным образом. И кто прервал — Дамиан, про которого я уже успел благополучно забыть.

Был он не один, а в компании целителя, того самого, что случайно или намеренно сдал Айлинга. Но в необходимости целителя сомневаться не приходилось: выглядел Дамиан премерзко, словно гниющий труп не первой свежести. Вряд ли он видел бы что-то в реале глазами, заплывшими гноем, но здесь другое дело, здесь зрение не нужно, поэтому он протянул ко мне руки и прохрипел:

— Мальгус!

Полина, которая стояла к нему спиной, при этих звуках повернулась и завизжала так, что оглушила нас всех. Она визжала и визжала, отступая от непонятной угрозы, пока не уткнулась спиной уже в меня, от испуга подпрыгнула и замолчала.

— Полина, — тихо сказал я ей прямо в ухо, — вспомни, здесь можно выглядеть, как захочешь, а грозить тебе почти ничего не грозит. Но все-таки будет лучше, если ты уйдешь.

И легко ее подпихнул на выход. Исчезла она моментально, после чего я повернулся к Дамиану и сказал:

— Вместо того чтобы пугать мою ученицу, лучше бы давно принял яд и успокоился.

Жалости у меня к нему не было: тянет последние жизненные силы изо всех, лишь бы влачить то подобие жизни, что ему доступно. Поди, еще не одну группу целителей угробил, пока не понял, что помочь они ему не могут, потому что не могут, а не потому что не хотят.

— На меня не действует яд, — прохрипел Дамиан. — Я не могу ни отравиться, ни заколоться, ни повеситься. Даже утопиться не получилось.

Целитель за его спиной кивнул, подтверждая, что слова Дамиана — правда.

— Мальгус, это слишком жестокая плата за все, — продолжил Дамиан. — У меня нет сил даже самостоятельно с тобой связаться, я испытываю постоянные дикие боли и буду испытывать их вечно, если ты мне не поможешь.

— Такие мучение противоестественны, — укоризненно сказал целитель.

— Не я отправлял проклятие, — напомнил я, пораженный тем, что получилось на выходе. Я же всего лишь изменил его так чтобы нельзя было отменить императорским заклинанием. Да, я хотел, чтобы Дамиан умер не сразу, помучился, но не настолько же…

— Но ты можешь его снять, — выдавил из себя Дамиан. — Я виноват перед тобой и Айлингом, но я уже стократ искупил вину. Мальгус, проси, что хочешь, но не заставляй меня страдать дальше. Я хочу умереть и не могу. Убей меня, если это возможно. Я на это соглласен.

Из его глаз вместо слез заструился жидкий гной, как это наверняка происходило и в реале, и я чуть было не поддался вспыхнувшему желанию помочь. Желанию слабака, который не должен заботиться о своих людях. Я таковым не был.

— Положим, я помогу. Что я получу взамен?

Укоризненный взгляд целителя на меня не подействовал. Сам он получал за свою работу плату, и очень недурственную. А на предложение поработать бесплатно наверняка ответил бы высокомерным отказом. Любовь к ближнему — хорошее дело, но всех ближних не возлюбишь без ущерба для себя, порой смертельного, приходится фильтровать по платежеспособности.

— Мальгус, я же сказал: все, что захочешь. Любые заклинания, кроме Последнего Шанса.

На них я бы теперь и сам претендовать не стал, после такого вот визита. Но само это уточнение удивило: Дамиан очень любил жизнь и власть, но всем этим готов был поступиться ради долга. Но мне заклинания Последнего Шанса нужны не были. Насмотрелся я на извращенное использование магии и понял одно: не хочу, чтобы меня поминали как Вишневских. Вон Мальцев, уж на что придурок, но и тот по сравнению с Вишневским выглядит образцом адекватности. Нет, все-таки правильно поступил тот, кто вынес весь этот мусор: там людей уже не осталось, одни марионетки. А марионетки с магией — опасная штука, как ни крути. Особенно если ими управляет невесть кто.

— Мальгус, — прохрипел Дамиан, — не тяни время, мне здесь находиться больно и тяжело.

— Мне нужны целители, — не стал я ходить вокруг да около. — А значит, мне нужны все целительские заклинания, к которым имеют доступ маги в твоей империи. В течение года выбранный тобой целитель передаст их выбранному мной магу.

Я не был уверен, что это будет Тимофей: в его мозгах и без того уже покопалась фиолетовая пакость, дополнительные травмы ему не нужны, даже если на беглый взгляд это и не травмы вовсе.

— Слишком неконкретное условие, — сказал целитель. — Император может по незнанию что-то упустить и получить все прелести нарушенной клятвы, если вы понимаете о чем я.

Он еще при этом улыбнулся, словно не испытывал ни малейшей вины из-за смерти Айлинга.

— Сформулируйте условие, — предложил я. — Станьте частью второй стороны в клятве.

Улыбаться целителю резко расхотелось. Да, быть гарантом по чужой клятве — огромный риск. Но деваться ему некуда: Дамиан мое предложение услышал, а добраться до несогласного целителя ему можно и из этого состояния. И тогда в следующий раз Дамиан придет ко мне с другим целителем: с таким, кто согласится разделить клятву с императором.

Но следующий раз не понадобился: целитель высказал ряд граничных условий, которые показались мне разумными, поэтому я их принял. А предложение растянуть на два года обучение было еще и в моих интересах, хотя я этого не показал. Единственный риск был в том, что Дамиан эти два года не проживет. Но если уж его не взяло ничего из перечисленных способов самоубийства, то вряд ли кто-то подберет работающий для покушения.

Мы договорились, что я даю Дамиану полгода на выздоровление: все-таки ему прилетело слишком сильно, чтобы он мог всерьез чем-то заниматься, после чего я передал ему информацию о смене векторов в заклинании, чтобы оно наконец подействовало. Дамиан опробовал тут же, пусть в снохождении действенность куда ниже, но лицо его явно стало выглядеть лучше, хотя все еще не вызывало желания взглянуть второй раз. Почувствовал он себя тоже лучше, потому что в нем сразу проснулась ненависть и жажда мести.

— Если я найду эту сучку Илинель, — тихо сказал Дамиан только для меня, — я убью ее самым жестоким способом, который придумаю.

— Твое право, — признал я.

Проклятие было моим, авторским, но Илинель в него добавила щедро от своей ненависти, что и привело к такому результату. Ненависть калечит, и не только того, на кого направлена.

Прощаться я с ними не стал, вышел так. Не было никакого желания обмениваться вежливыми фразами с теми, кого я даже не уважал.

Вышел я вовремя, потому что Серый как раз принимал заказанные травки, которых мне не хватало для зелий. Забрав у него пакетики, я наконец-то закрылся в лаборатории и принялся вплотную заниматься зельем для артефактов связи, решив закончить с ними сегодня же. Чего там осталось-то? Основное я сделал и настроил еще вчера, и если бы не проблемы с Глазьевыми, к обеду у нас был бы уже рабочий вариант.

Зелье я успел приготовить, но и только. Даже отставить его со спиртовки не успел, как в дверь поскребся Серый и вкрадчиво сообщил:

— Там Егор Дмитриевич Глазьев собственной персоной. Я его впускать не стал, сказал, что без твоего разрешения не могу, потому что между нашими кланами вроде как ведутся военные действия.

— Разве? — я ему подмигнул. — Я бы сформулировал иначе. Глазьевы немотивированно нападают на нас.

— А разница? — вытаращился Серый. — Ты его примешь?

— Придется.

Я с сожалением отставил емкость с зельем со спиртовки, которую погасил, набросив стеклянный колпачок, и только после этого вышел в прихожую. Глазьев-старший терпеливо дожидался с той стороны двери, хотя с его лица художник не списал бы лик смирения. Оно дышало яростью. Губы были сомкнуты столь плотно, что наверняка зубы подвергались лишним ненужным нагрузкам. А ведь у него не было абонемента к нашему стоматологу. И главное — не будет.

Налюбовавшись на недруга вдоволь и убедившись, что он не припас заготовленных заклинаний, дверь я все-таки открыл и сказал настолько холодно, насколько позволял возраст тела:

— Чем обязан, Егор Дмитриевич?

— Я бы хотел вернуться к нашему недавнему разговору, — сказал он, как выплюнул. С чувством глубокого отвращения как ко мне, так и к ситуации в целом.

— Материальные претензии к вашему клану уменьшиться не могут, — предупредил я его сразу. — А вот увеличиться — запросто.

— Кстати, — радостно влез в наш разговор Серый. — Глазьевы так и не перевели деньги за то, что мы отпустили их магов, не привлекая полицию к попытке ограбления нашего дома.

Визитер неприязненно зыркнул на Серого, но сказал почти вежливо:

— Я отдал распоряжение, должны перевести. Вы же понимаете, что это мелкие деньги? Я прямо сейчас позвоню и попрошу ускорить.

— Будьте любезны, — усмехнулся я. И мне, и ему было понятно, что ничего он переводить до недавнего времени не собирался, имея договоренность с Елисеевым, который по недоразумению оказался моим дедом, о том, что Глазьевы помогают моему родственнику заполучить мои деньги, а родственник списывает все долги клана Глазьевых перед кланом Елисеевых. Но тут уж фиг вам. — Проходите, Егор Дмитриевич. Если у вас есть новые предложения, я их выслушаю.

Хотел было добавить «с удовольствием», но не стал, потому что четко понял: никакого удовольствия общение с Глазьевыми мне не доставит. Ни со старшим, ни с младшим, ни с Аней, если ей удастся все-таки окрутить Романа.

Но моего предложения старшему Глазьеву оказалось достаточно, и он выдвинулся внутрь дома с видом человека, делающего мне одолжение. Полезное умение нужно озаботиться его тренировкой. У меня это даже лучше получится, потому что уже сейчас я могу смотреть на Глазьева свысока, а пару сантиметров в росте я еще прибавлю.

Прошли мы в то же помещение, где беседовали прошлый раз. Дверь в лабораторию я не закрыл, о чем сразу же пожалел: очень уж заинтересованно Глазьев вытянул шею в том направлении. Мое упущение исправил Серый: он не только выразительно закрыл дверь, но и встал перед ней.

— Итак, Егор Дмитриевич, о чем вы хотели со мной поговорить?

— Ярослав, с твоей стороны было очень некрасиво так поступить.

— Вы сейчас про что, Егор Дмитриевич? Про то, что я не захотел отдать деньги жадному родственнику? Или про то, что не стал подрываться вашими людьми? Или про то, что задержал ваших воров в своей квартире? Или про то, что напомнил, что деньги за последнее вы так и не перевели?

Он поморщился и достал телефон.

— Почему до сих пор Елисеевым не перевели деньги? Что значит какие? — он рявкнул, срываясь на своем бухгалтере, который наверняка ни сном, ни духом. — Уточните у Романа Егоровича счет и немедленно переведите деньги. Немедленно.

Он зло ткнул пальцем в экран, отключаясь от собеседника, и спросил:

— Надеюсь, с этим недоразумением мы разобрались?

Серый явно хотел ответить, что разберемся не раньше, чем деньги перейдут на наш счет, даже шаг от двери сделал, но я дал ему знак, чтобы молчал, и сказал гостю:

— Егор Дмитриевич, мы разберемся разом со всеми недоразумениями, если вы усвоите, что я не люблю, когда меня пытаются надуть и когда покушаются на моих близких людей. Если этого больше не будет, то у нашего клана к вашему претензий не останется.

Я чуть придавил голосом и с удивлением увидел, как с Глазьева слетает спесь и появляется страх. Впрочем, страх оказался не настолько велик, чтобы визитер не попытался побороться за свои деньги.

— Случившееся в салоне было лишним, — буркнул он.

— Я понятия не имею, что случилось в салоне, — с издевательской улыбкой ответил я. — Но я уже перечислял то, что было лишним в наших с вами отношениях. Повторять не буду.

— И все же, Ярослав Кириллович, давайте пересмотрим условия договора. Они, признаться, кабальные.

— Видите ли, Егор Дмитриевич, — задумчиво прищурился я, — если бы вы пришли сразу с таким предложением, возможно, я бы пошел вам навстречу, потому что в моих планах не было заводить врагов. Но вы сначала попытались меня обмануть затем убить меня и моих друзей, потом моих близких, а когда и это не получилось, решили лишить меня моих заработанных честным трудом денег. Сегодня первую половину дня я потратил на всякую ерунду. Я занятой человек, Егор Дмитриевич, и мое время стоит больших денег. Так что нет. Это моя компенсация за моральный и материальный вред. Но вы всегда можете сэкономить, женив сына на Ермолиной.

— Вы же понимаете, Ярослав Кириллович, что нашему клану этот брак невыгоден? — сквозь зубы спросил он.

— А как же любовь, Егор Дмитриевич? О которой мне Роман Егорович втирал?

— Издеваетесь?

— Есть немного. Но я согласен взять откупные не деньгами, а услугами. Подумайте, Егор Дмитриевич, чем ваш клан может быть полезен нашему, и тогда приходите с внятным предложением и без угроз. Возможно, тогда мы перепишем договор.

Взгляд Глазьева мне не понравился: оценивающе-испытующий. Похоже, он увидел в моих словах совсем не тот смысл, который я вкладывал. И сейчас он всерьез прикидывал, не будет ли дешевле отдать мне оговоренные миллионы или даже женить сына на Ермолиной.

Это отметил и Серый, который с подозрением спросил меня, сразу как Глазьев ушел:

— А на что ты собрался разменивать наши деньги?

— Пока не знаю, — ответил я. — Но особо обострять отношения с Глазьевыми не хочу, поэтому пусть думает, как выкрутиться.