Суд линча

Глава третья

Облик серого здания, занимавшего целый квартал Старой площади, неизменно навевал на Леднева скуку, от которой зевота сводила челюсти. Все здесь оставалось прежним, неизменным, каким было и пять и десять лет назад. Постное лицо контролера бюро пропусков, два офицера внутренней службы, проверяющие документы перед парадной лестницей. Леднев, предъявив паспорт и пропуск с отрывным корешком, поднялся к лифтам. Все те же серые однотонные стены, длинные коридоры, арочные перекрытия между ними, красная ковровая дорожка, высокие двери, шпунтованные натуральным деревом. Новые хозяева не тронули ни внешний, ни внутренний интерьер бывшего единого комплекса зданий ЦК КПСС и Московского обкома партии.

Сейчас, шагая к кабинету старого приятеля Чикина, Леднев думал, что бывший провинциал освоился в Москве на удивление быстро. После упразднения обкома партии получил хорошую должность в министерстве Внешнеэкономических связей, позже работая в Мэрии и вот снова здесь, на Старой площади, как и не было тех смутных лет.

Постучав в нужную дверь костяшками пальцев, Леднев потянул ручку на себя. Чикин, огибая письменный стол, на секунду задержался, чтобы выключить компьютер, зашагал навстречу, протягивая руку. Сильно пополневший в свободном двубортном пиджаке в серую клеточку, ярком галстуке, Чикин старался выглядеть моложавым, и это ему удавалось.

– Ты, Иван, совсем зазнался, – сказал Чикин, усаживая гостя за стол для посетителей. – Не заходишь, не звонишь, только по телевизору тебя и наблюдаю. Коньячку?

Леднев отказался, казенная обстановка Старой площади не располагала к возлияниям.

– Давай лучше к делу перейдем, – предложил Леднев.

– К делу, так к делу. Может, напрасно ты беспокоишься? Найдется твоя супружница. Знаешь, женщины такие существа, – чтобы точнее выразить свою мысль, Чикин сложил пальцы в щепоть и пошевелил ими. – Легкая интрижка, минутное увлечение, а она уже срывается с места, бросает все и мчится на край света. Неприятно, я понимаю. Но такова их природа, продажная женская природа. Когда от меня ушла первая жена, чуть с ума не съехал. Со второй женой было проще. Помог собрать ей вещи и предупредил: обратной дороги тебе нет.

– Слушай, Петя, все эти слова об интрижках, увлечениях, любовниках я уже сотни раз слышал от разных людей, а последний раз вчера от следователя, – Леднев полез в карман за сигаретами. – Поверь на слово, Лена не из таких натур. Внезапный отъезд неизвестно куда, без предупреждения, без звонка сыну. Это не в её характере.

– Иван, давай без дураков, скажи, что тебя связывает с этой женщиной? – Чикин прищурился. – Вы в разводе и ничем друг другу не обязаны. Ты всю жизнь помогал своей жене, тянул её за уши, устроил в театр, выбил несколько выгодных ролей, хотя все на свете сомневались в её талантах. И что получил взамен? Ни хрена хорошего. По-моему, в последнее время она тебя компрометировала. Эти выпивки, сомнительные компании. Да она просто паразитировала на твоем добром имени. Ты видный режиссер, и рядом с тобой эта женщина.

– Давай не будем это обсуждать. В этом словоблудии мы только запутаемся. Пропал человек. И все, с кем приходится разговаривать, говорят примерно то же самое, что и ты. Вчера встречался в районном управлении со следователем, дело из отделения милиции передали туда. И даже от него слышу: что вас связывало? В каких отношениях вы находились? Пропал человек, а мы выясняем отношения. Сначала нужно разыскать Лену. Все остальное потом.

– И что, следователь толковый?

– Разыгрывает тупость или вправду тупой. Так знаешь, многозначительно сведет брови и спросит: не было ли в последнее время звонков с угрозами в мой адрес. А, так, не в курсе? Ага-ага. И снова сидит, придумывает очередную глупость. Спрашивает: у вас есть враги, а у вашей супруги есть? Я, конечно, понимаю, что моя проблема для этого следователя только лишняя головная боль. Но если дело выше его головы, пусть передаст его кому-то еще, грамотному человеку, с опытом. Так нет же. А передо мной делает вид, что известно ему больше, куда больше, чем известно на самом деле. Этому, видать, только и научился в милиции.

– Как его фамилия?

– Да фамилия здесь ни при чем, – Леднев поморщился. – Ну, заменят одного дурака на другого, такого же умного. Мне-то не легче. Дело не двигается, да, собственно, и дела никакого нет. Несколько листков моих показаний. Может, завтра к ним прибавятся показания сына Юрки. Милиция уже побывала на даче Лены.

– Ты хочешь сказать, что отписал ей дачу? – Чикин смотрел на Леднева округлившимися от удивления глазами. – Ты даешь. Да это же целый особняк, двухэтажный кирпичный дом. Знаешь, сколько теперь стоит эта недвижимость?

– Да сколько бы он ни стоил, не имеет значения. Лене нравилось жить за городом. В Москве она проводила только зиму, да и то неделю здесь, неделю там. А я на дачу приезжал редко. Разъезды, съемки, жизнь на колесах. Поэтому я не возражал, чтобы дача досталась ей.

– Понятно, ты добрый человек. Промахнулся ты с дачей. Может, хоть сыну достанется.

– Ты так говоришь, будто Лены уже нет в живых и необходимо срочно поделить её имущество, – Леднев отодвинул в сторону пепельницу с окурками. – Пойми, все эти вопросы о даче, о кляче меня сейчас не интересуют. Женщинам люди почему-то не любят прощать. Ладно, Петр, что предлагаешь?

– Я позвоню в областную прокуратуру, попрошу, чтобы они забрали дело из РУВД, приняли к производству. То есть я хочу сказать, что уже связывался с прокуратурой. Они возьмут дело. А там на их усмотрение, если сочтут нужным, пусть создают следственную группу. В прокуратуре сейчас работают очень ответственные люди. Ты, Иван, не с того конца начал свои поиски. Надо было сразу мне звонить. А сейчас дело может получить огласку. Газетам того только и надо, сенсация: исчезла жена знаменитого режиссера. Безутешный муж предпринимает самостоятельные поиски. Пойдут сплетни. Сам понимаешь, не каждый день у режиссеров жены пропадают. Перетряхнут все твое грязное белье.

– Да, голова у меня немного закружилась.

– Вот объясни мне, зачем ты подключил к поискам Елены Викторовны этого Егора Мельникова? И не делай удивленное лицо. Слухи, разговоры уже витают в воздухе, как магнитные волны, нужно только уши не затыкать, – Чикин поднялся со стула, обойдя письменный стол, взял телефонную трубку. – Приветствую ещё раз. Сирота на месте? Попроси, пусть ко мне поднимется, – положив трубку, Чикин вернулся на прежнее место. – Это фамилия такая, – пояснил он. – Папа, мама у Сироты имеются, и, кажется, ещё куча всяких родственников. Зовут его Владислав Михайлович.

– Я думал, у нас разговор тет-а-тет.

– Это свой человек. Я, когда курировал ГУВД, не успел глубоко вникнуть в их проблемы, перебросили на другой участок. А Сирота всю жизнь этими вещами занимается. Ему можно верить.

Поднявшись со стула, Леднев пожал руку бесцветному мужчине неопределенных лет в сером, плохо глаженом пиджаке. Положив на стол перед собой тонкую папку, Сирота мельком глянул на Леднева и перевел взгляд на Чикина.

– Владислав Михайлович, расскажи нам о Мельникове, – сказал Чикин. – Я просил справки о нем навести, освежить информацию. А то вот Иван Сергеевич пользуется его услугами, а я убеждаю: делать этого нельзя.

– Мельников в уголовном розыске был фигурой заметной, – Сирота поднял глаза к потолку. – Человек со способностями. Закончил с отличием высшую школу милиции. В дальнейшем ему светила академия МВД. Работал в аппарате уголовного розыска. Следственная бригада под его руководством распутала несколько громких дел. Настойчивый, честолюбивый. Звание майора внеочередное получил. С ним связывали большие надежды.

– Это ясно, как Божий день, – оборвал Сироту Чикин. – Так, Мельников рассказывал, почему его из милиции поперли? – обратился он к Ледневу.

– Говорил, что ушел сам, – ответил Леднев.

– Дело это довольно темное, все его обстоятельства по сей день неизвестны, – Сирота наморщил лоб. – Не удалось тогда по горячим следам все раскрутить, но кое-что все-таки узнали. Несколько молодых людей развлекались тем, что ездили на машине, принадлежавшей отцу одного из них. Ездили по городам подмосковным, поселкам, заманивали в машину девушек, отвозили их в лес или на пустырь, там насиловали. Трупы девушек обнаруживали в разных районах Москвы и в области, способы убийства отличались один от другого. Поэтому следственной группе, которую возглавил Мельников, долго не удавалось выйти на этих молодцов. В конце концов, их задержали.

Ну, подонки отъявленные. Всем немногим более двадцати, без определенных занятий. Здоровые, кормленые. И чего им не хватало? Девки что ли по доброй воле не давали? Поди теперь пойми. Все трое задержанных содержались в одном подмосковном СИЗО. Накануне последующих событий с обвиняемыми встретился Мельников. По словам контролеров изолятора, он угрожал расправой всем трем подозреваемым. А на допросе старшего по возрасту Бабаева несколько раз ударил. На следующий день труп одного из насильников, Олега Терентьева, обнаружили в камере, где кроме него содержались ещё тридцать заключенных. Он умер от побоев, обломок ребра воткнулся в сердце. Другой подозреваемый был задушен гитарной струной в туалете административного отделения. Он мыл этот сортир по приказу контролеров вместе с двумя другими задержанными. До своей гибели они просидели в СИЗО тридцать пять дней, следствие затягивалось, обвинение в установленный десятидневный срок им не предъявили.

Таким образом, из этой троицы в живых остался только один Бабаев. Ему и было предъявлено обвинение сразу по нескольким статьям. До суда он прошел обследование в институте имени Сербского. Судебно-психиатрическая экспертиза признала его невменяемым, шизофреником. Бабаев проходил лечение в Белых Столбах в течение года, выпущен оттуда под наблюдение районного психиатра. После выхода из стационара проживал на квартире родителей, из дома отлучался редко. Как-то вечером вышел прогуляться и не вернулся. Его убили прямо возле подъезда. До смерти забили кулаками. Представляете?

Сирота посмотрел на Леднева, видимо ожидая от него какой-то реакции на свои слова.

– А этот Бабаев был здоровый такой амбал, спортивный парень, килограммов сто веса, – Сирота снова наморщил лоб. – А его изуродовали, как Бог черепаху, голыми руками. Убили очень хладнокровно, врачи удивлялись. Эту сцену наблюдал из окна второго этажа местный общественник, пенсионер. Он и милицию вызвал, когда все кончено было. Раньше побоялся свет зажигать. Бабаева нашли ещё живого, он умер по дороге в больницу. Но сказать, кто его изувечил, Бабаев все равно не мог, потерял сознание. И, кроме того, во время этого избиения он откусил себе язык. Так вот, убийцу Бабаева этот общественник опознал. Убийцей оказался, да, Мельников. В ГУВД начали служебное расследование, громкий судебный процесс тогда никому не был нужен, милицию и без того поносили на каждом углу.

Мельников в то время, когда произошло убийство, находился в отпуске, жил, по его словам, на даче, все шито-крыто. Но для профессионала обеспечить себе алиби, сами понимаете, пара пустяков. Мельникова на даче видели соседи, вместе с ним находился сын. Пенсионер – свидетель неубедительный. Старик, видит неважно, на дворе поздний вечер. Дело против Мельникова прекратили, хотя родители Бабаева стучались во все самые высокие двери. Мельникову предложили написать рапорт, он отделался легким испугом. Хотя были основания полагать, что к убийству подследственных в СИЗО он также причастен. К сожалению, такие основания есть.

Сирота замолчал, посмотрел сперва на Леднева, потом на Чикина.

– И этот человек помогает тебе в поисках Елены Викторовны, – Чикин казался расстроенным рассказом Сироты, хотя наверняка слышал его не в первый раз. – Только вообрази, что можно ждать от этого Мельникова. Он совершенно неуправляем. Какие запасы злобы нужно собрать, чтобы дождаться, выдержать, когда этого идиота Бабаева выпустят из психушки. А потом забить парня до смерти. Ведь время прошло, все должно улечься, забыться. Это заложено в человеке природой, способность забывать, прощать, ведь Бабаева признали невменяемым. И нет оснований сомневаться в заключение экспертов. Он был и без того наказан, был болен, наконец. Но Мельников, видимо, ничего не забыл. Это просто ненормально, да он псих почище этого насильника.

– Ну, как я понял, вина Мельникова не доказана, – Леднев кашлянул в кулак. – Свидетель, сами говорите, особого доверия не вызывает, пенсионер со слабым зрением. Кроме того, у Мельникова алиби. Презумпция невиновности никем не отменена. Слово Мельникова против слова какого-то дедка слабовидящего. А Мельникова я знаю много лет, он консультировал мои фильмы. За время нашего знакомства я не замечал в нем таких черт, как злобность или жестокость.

– Тебе бы общественным защитником выступать, – Чикин нахмурился. – Непрофессионалов ты смог бы убедить. Но здесь другое. Если Владислав Михайлович, – он кивнул на Сироту, – говорит, что это дело рук Мельникова – так оно и есть. Ладно, я тебя предупредил. Возникнут проблемы – не жалуйся. И разве можно не доверять милиции?

– Я доверяю милиции, – честно ответил Леднев, – Но у меня сложилось впечатление, что милиции как-то не до меня, не до моих проблем. Она занята какими-то другими делами. Мне не хотят поверить, что Лена пропала.

– Не хотят поверить, – передразнил Чикин. – Если дело возбудили, значит, поверили. И не волнуйся: найдут твою Лену. Живой и здоровой найдут.

Сдав офицеру пропуск, отмеченный Чикиным, Леднев перешел дорогу и сел на лавочку в сквере. Малиновое солнце скрылось за крышами домов, раскрасив город неземными красками. Редкие прохожие шли мимо, Леднев провожал их рассеянным тусклым взглядом. После разговора с Чикиным он почувствовал тяжелую давно не испытанную усталость.