Судьба: Дитя Неба

38

В чаще Тирианского леса, возле Покрова Гоэн

Лучи утреннего солнца осветили лес, сияя сквозь хлопья бесшумно падающего снега. Лес вокруг хранил молчание, и с каждым шагом тишина становилась все более глубокой. Изредка кто-то из детей начинал хныкать или нервно хихикать, но постепенно все почувствовали тяжелую неподвижность воздуха и примолкли.

Элендра остановилась, и Рапсодия, тихонько прищелкнув языком, заставила свою кобылу застыть на месте. Они оказались на самой обычной лесной поляне, со всех сторон их окружал густой лес. Здесь царила торжественность. Рапсодия ощутила глубокую и древнюю песнь силы и посмотрела на свою подругу.

Элендра внимательно оглядывала лес, словно пытаясь определить нужное направление. Наконец она что-то заметила и показала рукой вперед:

— Вон там ольха с расщепленным стволом. Это моя веха.

Рапсодия проследила за взглядом Элендры, заметила дерево и кивнула.

— Как далеко еще идти?

Элендра покачала головой.

— Я не знаю, — негромко ответила она, и ее голос словно растворился в окружающей тишине. — Скоро ты поймешь, что я имею в виду. Где-то здесь проходит изгиб Времени, лучше мне это явление не описать. Я тысячи раз бывала здесь до той ночи, но никогда раньше не видела Покрова Гоэн.

Рапсодия кивнула и вновь посмотрела вдаль. Покров Гоэн — «Радость» на намерьенском языке — служил дверью в царство лорда и леди Роуэн, о которых Элендра рассказала Рапсодии в первую ночь их встречи. В легендарных существах — Хранительнице Снов и ее супруге, Властителе Благостной Смерти, — было нечто мистическое, недоступное пониманию Рапсодии. Если бы историю о спасении Эши ей рассказала не Элендра, она бы решила, что рассказчик перебрал эля, но слова Элендры наполняла абсолютная уверенность, и у Рапсодии не возникло сомнений. Лорд и леди, сказала Элендра, вмешиваются только в тех случаях, когда речь идет о жизни и смерти, — иначе они просто не впускают к себе гостей. Она вздохнула, надеясь, что таинственная чета Роуэн захочет вмешаться.

— Возможно, его удается заметить только в том случае, если ты того стоишь, — предположила Рапсодия, похлопав свою кобылу по шее.

Элендра пожала плечами.

— Все может быть, — ответила она и прищурилась, внимательно вглядываясь в лес. Затем она повернулась и взяла Рапсодию за плечи. — Тебе нужно кое-что запомнить. Время течет здесь иначе. Я провела в их царстве часы или даже дни, пока они пытались исцелить Гвидиона. — В ее серебряных глазах появилось отражение тучи, а может, они затуманились от воспоминаний. Когда Рапсодия вернулась в Тириан, чтобы попросить помочь ей с детьми ф’дора, Элендра совершенно спокойно отнеслась к новости о том, что Эши жив. Рапсодии не раз хотелось узнать, что думает об этом лиринская воительница, но Элендра молчала. — Когда он… после того как выяснилось, что я больше ничем не могу помочь и лорд Роуэн отослал меня обратно, в лесу ничего не изменилось, даже седло сохраняло тепло моего тела. Возможно, ты пробудешь во владениях леди и лорда Роуэн много времени, месяцы или даже годы, но когда ты вернешься, в остальном мире пройдет лишь несколько мгновений. Не исключено, что тебе будет трудно найти свое место во Времени.

Рапсодия похлопала ее по руке.

— Спасибо. Я знаю, к кому мне обратиться за помощью, если я собьюсь с пути.

Впервые за долгое время на губах Элендры промелькнула улыбка.

— Ну, похоже, этот урок ты усвоила хорошо. Моя дверь всегда открыта для тебя, Рапсодия. Мой дом — твой дом. А сейчас иди, я подожду тебя здесь с детьми и с ним. — Элендра показала на гладиатора, грузно сидевшего на чалой лошади, поводья которой она держала в руке. Константин бессмысленно уставился прямо перед собой: они постоянно поили его настоем успокоительных трав. — Надеюсь, ты их найдешь.

Рапсодия вздохнула. Она старалась не думать о том, что будет, если она не сумеет отыскать леди и лорда Роуэн. Она вытащила из ножен Звездный Горн и подняла его в воздух. Сияющий клинок обнимало пламя, от него отражался свет звезд. Она провела по лезвию кончиками пальцев, ощущая, как гудит воздух вокруг клинка. Пламя тут же взметнулось вверх, но уже через мгновение успокоилось. Рапсодия решительно вонзила клинок в землю, чтобы потом легко найти это место, и, не оглядываясь, зашагала вперед.

Ей казалось, что она идет уже очень долго, по щиколотку проваливаясь в мягкий глубокий снег. Ветер здесь был не таким сильным, он даже показался Рапсодии теплым. Хотя она понятия не имела, куда идти, и едва ли понимала, откуда пришла, у нее не возникло ощущения, что она заблудилась. Рапсодия закрыла глаза, впитывая в себя песнь леса, более низкую и торжественную, чем та, к которой она привыкла в Тириане.

С запада песнь звучала громче, и Рапсодия, вытянув перед собой руки, слепо последовала за ней. Певицу звала глубокая теплая мелодия, напоминающая песни рудокопов, доносящиеся сквозь толщу гор, — так звучала сама Земля, когда Рапсодия путешествовала по Корню. Музыка плыла по ветру, Рапсодия повернулась в ее сторону и открыла глаза.

Воздух наполнял влажный серебристый туман, капельки воды блестели в воздухе, отражая свет восходящего солнца. Казалось, она стоит внутри облака, небо и лес исчезли. Рапсодия подняла руку, чтобы разогнать туман, но он не двигался, тяжело повиснув в воздухе, подобно замершему во времени дождю.

Некоторое время Рапсодия блуждала, пытаясь найти конец туманного Покрова, но влажная вуаль окружала ее со всех сторон. Иногда она звала леди и лорда Роуэн, но ей никто не отвечал, даже птицы молчали. Постепенно Рапсодия окончательно потеряла ощущение направления и испугалась, что заблудилась. Она вздохнула — даже этот звук поглотил густой туман — и повернула обратно, к Элендре и детям.

Через несколько минут она их увидела: они стояли возле лошадей, их силуэты смутно вырисовывались в тумане, и Рапсодия ускорила шаг. Вскоре она уже разглядела весь отряд — и застыла на месте.

Дети демона стояли в тех же позах, как в тот момент, когда она уходила. Однако поводья чалой лошади держала вовсе не Элендра, а стройная бледная женщина с серебристыми волосами, одетая в простое белое платье. Она улыбнулась и протянула поводья Рапсодии, та, как зачарованная, взяла их, а незнакомка повернулась и зашагала прочь в сгущающийся туман. Рапсодия тряхнула головой, словно отгоняя сон, и последовала за женщиной, уводя за собой лошадь и детей в непроглядную пелену.

Они шли довольно долго, и вот наконец туман начал рассеиваться. Сначала Рапсодия ничего не заметила, поскольку старалась не потерять из виду женщину в белом и детей, и вдруг заметила, что вокруг начали появляться деревья, затем лес стал гуще, а туман исчез, точно дым в лучах встающего солнца. Лес, в котором оказалась Рапсодия, напоминал Тирианский, вот только здесь царила весна или раннее лето. Землю покрывала трава, на деревьях зеленели листья — Рапсодия узнавала березы, ясени, серебристые клены и бледные буки, чья похожая на слоновую кость кора придавала лесу призрачный вид.

Дети, до этого момента помалкивавшие, начали тихонько переговариваться между собой, послышался смех. Вскоре они уже бегали между деревьями, наслаждаясь солнцем и теплом. Казалось, ужасная тяжесть больше не лежит у них на плечах, они чувствовали, что могут взлететь. Некоторые пытались так и сделать: широко раскинув руки, сбегали с маленьких холмиков, подпрыгивали и весело смеялись.

Рапсодия с улыбкой наблюдала за ними, а потом перехватила взгляд леди, внимательно за ней наблюдавшей. Она покраснела, а женщина улыбнулась. Потом леди повернулась к более темной части леса, и оттуда появилось двое молодых мужчин, одетых, как и леди, в белое. Они сняли с лошади гладиатора, все еще пребывавшего в полубессознательном состоянии, и увели его и лошадь в сторону небольшого поселения, состоящего из маленьких домиков, которые Рапсодия разглядела только сейчас.

Она вновь повернулась к детям, и сердце мучительно забилось у нее в груди: дети исчезли. Осталась только женщина в белом. Протянув руки, женщина медленно подошла к Рапсодии, и та сжала ее ладони, оказавшиеся теплыми и мягкими, отчего Рапсодия сразу вспомнила детство и мать — как та расчесывала ей волосы, сидя у камина. Боль и усталость, к которым Рапсодия успела привыкнуть, исчезли вместе с черными следами на отмороженных местах, и она почувствовала себя здоровой и отдохнувшей, хотя все происходило точно во сне. Женщина заговорила, и ее голос был подобен дыханию теплого летнего ветерка.

— Тебе нечего бояться, о них позаботятся. Пойдем, я покажу, как мы живем.

Она взяла Рапсодию за руку и повела к небольшому холму, за которым стоял маленький домик с соломенной крышей.

Рапсодия попыталась сморгнуть туман, окружавший ее призрачным плащом.

— А если они проснутся ночью и будут плакать? — спросила она.

Слова сами сорвались с губ, она даже не успела ничего подумать.

— Они не проснутся, — ответил голос у нее из-за спины.

Рапсодия обернулась и увидела бледного мужчину в одеянии цвета ночи. У него были бездонные, черные, как смола, глаза; Рапсодия почувствовала, что легко может в них утонуть. Над ними нависали черные, подобные грозовым тучам брови, а еще выше — снежно-белые длинные волосы. Неожиданно Рапсодия поняла, что вопрос вложен в ее уста, чтобы она услышала ответ. И она ощутила, как пелена спадает с ее разума, словно шерстяной плащ с плеч.

— Спасибо, что вы взяли их, миледи, милорд, — проговорила она. — Я постараюсь сделать все, чтобы хоть как-то помочь.

— Хорошо, — сказал мужчина. Его лицо оставалось совершенно серьезным. — Им потребуется твоя помощь гораздо в большей степени, чем ты можешь себе представить.

— Пойдем, дитя, — с улыбкой позвала ее женщина.

Она вновь протянула руку. Рапсодия взяла ее и последовала за леди Роуэн в глубину спокойного леса.

Царство леди и лорда Роуэн поражало своей безмятежностью. Дети бегали и играли на солнышке, их радостные крики и смех разносились по лесу, нарушая его тишину. Рапсодия не видела гладиатора, но все остальные были здесь, резвились между деревьями, даже Куан Ли, старшая девочка, которая до сих пор сохраняла серьезность, иногда с опаской поглядывая по сторонам. Их веселье радовало сердце Рапсодии. Потом она почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее локтю, и обернулась. Леди Роуэн поманила ее к себе.

Они поднялись на холм и остановились в березовой роще. В лощине у подножия холма Рапсодия увидела большую деревянную ротонду без всяких украшений, если не считать деревянного шпиля, увенчанного серебряной звездой. Они спустились с холма и вошли внутрь.

В ротонде царили сумрак и прохлада. Леди Роуэн пересекла ее, открыла одну из дверей и пропустила Рапсодию вперед.

В комнате тоже было темно, повсюду стояли коробки со свечами из пчелиного воска, пахло мятным ароматом пипсиссевы, растения, которое используется, чтобы облегчить страдания умирающих. На столе Рапсодия заметила открытые мешочки с другими лекарственными растениями, а еще можжевельник и пастушью сумку. В центре комнаты стояли простая койка с короткими ножками и несколько столиков с диковинными инструментами и сосудами. Леди Роуэн подала Рапсодии свечу. Пчелиный воск оказался мягким, ароматным и каким-то завораживающим. Рапсодия вытянула палец, чтобы зажечь свечу, но леди покачала головой:

— Пока не нужно.

Рапсодия быстро сжала руку в кулак. Леди ободряюще улыбнулась:

— Прежде чем зажечь свечу, ты должна осознать, что это обещание.

— Обещание?

— Да, и едва ли тебе захочется его давать.

Рапсодия заморгала.

— Какое обещание?

— Пойдем, я тебе покажу.

Леди Роуэн подошла к следующей двери и открыла ее. Рапсодия заглянула внутрь и увидела точно такую же комнату, только здесь на койке лежал спящий гладиатор. Она повернулась и вопросительно посмотрела на леди, которая кивком показала на старшего сына демона. Рапсодия вновь перевела на него взгляд.

— Стой здесь. — Леди Роуэн вошла в комнату и слегка коснулась лба гладиатора.

Рапсодия услышала, как у нее за спиной открылась дверь, вошли двое молодых людей и присоединились к леди Роуэн, стоявшей рядом с гладиатором. Они принесли хрустальную чашу и несколько острых металлических инструментов и стеклянных трубок, вид которых Рапсодии не понравился. Она открыла было рот, чтобы задать вопрос, но строгий взгляд леди Роуэн не позволил ей произнести ни звука.

Леди Роуэн взяла у мужчин инструменты и разложила их на столике, который стоял рядом с койкой. Мужчины связали руки и ноги Константина. Леди Роуэн кивнула своим помощникам и повернулась к гладиатору, держа в руке длинную, похожую на шило иглу. Рапсодия с ужасом наблюдала, как она погружает иглу в грудь Константина. Он пришел в сознание с криком боли.

Рапсодия хотела подойти к нему, но обнаружила, что путь ей преграждает невидимая сила. Она тщетно старалась преодолеть барьер и начала колотить по нему руками, но удары получались беззвучными. Тогда Рапсодия закричала, но из ее груди не вылетело ни единого звука. Она могла лишь в смятении смотреть, как Константин корчится от боли, умоляя своих мучителей остановиться. По его щекам потекли слезы, и Рапсодия разрыдалась.

Казалось, процесс продолжается бесконечно. Наконец леди подняла тонкую стеклянную трубку, наполненную красной жидкостью с черной полосой. Она кивнула своим помощникам и вытащила инструмент из груди гладиатора, вновь заставив его содрогнуться от боли. Затем она протянула трубку одному из мужчин, тщательно перевязала рану на груди и что-то негромко сказала продолжавшему плакать Константину. Сердце Рапсодии разрывалось. Если уж гладиатор кричит от боли, значит, она действительно невыносима. Леди Роуэн наклонилась и поцеловала его в лоб. Дрожь тут же прекратилась, и Константин моментально уснул. Леди вышла из комнаты и, взяв Рапсодию за локоть, повела ее в пустую комнату. Певицу трясло.

— Эту процедуру мы будем проводить каждый день с каждым ребенком, чтобы избавить их от отцовской крови, — просто сказала леди Роуэн, не обращая внимания на слезы Певицы. — Кровь необходимо брать непосредственно из сердца. Как ты сама видела, это очень больно.

Рапсодия с трудом выговорила:

— Даже у малышки?

— Да.

— Нет, — умоляюще проговорила Рапсодия. — Пожалуйста.

— Ты же знаешь, это единственная возможность, иначе им будет еще хуже, не так ли?

Рапсодия некоторое время молча смотрела на леди, а потом опустила голову.

— Да.

Леди Роуэн не спускала с нее пристального взгляда, Рапсодия физически ощущала его тяжесть.

— Сколько это будет продолжаться?

— Годы. По меньшей мере пять лет, скорее всего, семь. Если взять за один раз больше крови, это может привести к смертельному исходу. А если они умрут до того, как избавятся от крови демона, то навечно присоединятся к своему отцу.

— Боги, — прошептала Рапсодия. Она посмотрела на стол и на инструменты, такие же, как тот, что леди использовала, когда работала с Константином. — Пожалуйста, скажите мне, что существует другой способ.

— Другой возможности отделить кровь демона не существует, — жестко ответила леди Роуэн. — Однако ты можешь кое-что сделать, если согласишься.

— Все, что угодно, — быстро сказала Рапсодия. — Пожалуйста, скажите, как я могу помочь.

Глаза леди Роуэн сузились.

— Ты слишком торопишься, дитя, и это плохо. Дети будут нуждаться в тебе, им необходимы твоя любовь и утешение, и тебе не следует соглашаться до тех пор, пока ты не узнаешь, что от тебя потребуется.

— Прошу меня простить, — кротко сказала Рапсодия. — Пожалуйста, объясните, как я могу помочь.

Леди Роуэн не спускала с нее глаз.

— Если пожелаешь, ты можешь взять на себя боль одного или двух из них.

— Взять боль?

— Да. Ты Певица, Дающая Имя, ты можешь сделать их песни своими и взять их боль. Это тяжкая жертва, и, если ты откажешься, никто не станет тебя винить. Я знаю, ты хочешь стать целительницей, и этот опыт многому тебя научит. Ты станешь чуткой, сумеешь лечить других, забирая их болезнь себе. Однако, избавляя детей от страданий, ты сама ощутишь всю полноту боли. Тебе предстоит пережить невыразимый ужас.

Рапсодия опустила голову.

— Одного или двух? Разве я смогу выбрать?

На лице леди Роуэн появилась сочувственная улыбка.

— Тебе будет непросто. Возможно, следует выбрать самых маленьких, но страдание есть страдание, на чью бы долю оно ни выпало, — ты ведь только что видела.

Рапсодия обдумала последние слова леди Роуэн.

— А у меня не будет телесных повреждений?

— Нет. Ты можешь взять себе лишь боль, но не саму операцию, у тебя не будет ни ран, ни шрамов.

Глаза Рапсодии прояснились.

— Меня не волнуют шрамы, кроме тех, которые боль может причинить детским душам. Значит, если я зажгу свечу, это будет обещанием бодрствовать вместо ребенка и взять на себя его боль?

— Да. — Леди Роуэн улыбнулась ей. — Ты готова?

— Да.

— Я так и думала. Мне приготовить одну свечу или две?

Рапсодия улыбнулась в ответ, взяла две свечи из ближайшей коробки и установила их на столе.

— Здесь?

— Да. Ты очень храбрая женщина.

— Я должна их зажечь прямо сейчас?

— Да, но сначала назови детей, чью боль ты намерена взять себе.

Рапсодия вытянула палец и коснулась первой свечи.

— Ариа, — негромко проговорила она. Между большим и указательным пальцами вспыхнуло пламя, и фитиль свечи тут же загорелся. Она передвинула руку ко второй свече. — Микита, — сказала Рапсодия и повернулась к леди Роуэн, одобрительно ей кивнувшей.

— А сейчас приляг, дитя. Я дам тебе настойку, которая облегчает боль, но должна тебя предупредить: я давала ее и гладиатору. Я попрошу моих помощников привести детей, которых ты выбрала.

Рапсодия вытащила из коробки еще две свечи и поставила их рядом с двумя зажженными. Потом прикоснулась к одной из них.

— Джесен, — проговорила она, когда свеча загорелась. — Арик.

Леди Роуэн схватила ее за запястье.

— Что ты делаешь, дитя?

— Вы сказали, что боль не причинит мне физического вреда.

— Да, но…

Рапсодия отстранила ее руку и зажгла еще две свечи.

— Эллис. Аня. — Она посмотрела на леди Роуэн. — Разве я могу выбирать? К тому же если я оставлю страдать хотя бы одного из них, это будет равносильно тому, что я буду мучиться сама.

— Тебе не следует недооценивать общего эффекта, дитя. Твое сердце желает помочь детям, но тело может не выдержать. Ты еще не оправилась от обморожения. Мне кажется, ты не понимаешь, что делаешь.

Зажглись еще две свечи.

— Марл. Винкейн. — Она улыбнулась леди Роуэн. — Несомненно, но мне все равно нечего делать, пока я здесь. Кроме того, разве матери не согласились бы взять на себя боль своих детей? Их здесь нет, и кто-то должен их заменить.

— Но ты ведь не мать этим детям.

Глаза Рапсодии сияли, в комнате стало светлее от загоревшихся свечей.

— Куан Ли. — Она подняла голову. — Нет, — с улыбкой сказала она. — Я их бабушка. Мне нужно многое искупить. Быть может, это послужит хорошим началом.

Загорелась последняя свеча.

— Константин.