Судьба: Дитя Неба

66

Добравшись до северной стены базилики, где ризничий обычно оставлял мусор, Рапсодия протянула руку и схватила Грунтора за локоть.

— Грунтор, я должна тебе кое-что рассказать.

Фирболг посмотрел сверху вниз на ее маленькое лицо и широко улыбнулся. По выражению ее глаз он догадался, что она собирается сказать, — душа Рапсодии была для него прозрачна, как кандерианский кристалл.

— Ничего не выйдет, — борясь с подступившим весельем, угрюмо заявил он. — У тебя уже был шанс. Придется отложить разговор.

— Нельзя, — с беспокойством возразила Рапсодия. — Это очень важно, Грунтор.

Великан болг ухмыльнулся.

— Потерпи, мисси, а когда все закончится, ты мне расскажешь, ладно?

Он никак не отреагировал на то, что Рапсодия дергала его за рукав, но задержался возле Акмеда и переглянулся с ним. Как и всегда, они обошлись без слов. Затем Грунтор скрылся в тени, за грудами песка и пепла.

Рапсодия в смятении смотрела ему вслед. Еще несколько мгновений она различала очертания его фигуры перед огромной кучей пепла, потом моргнула — и Грунтора уже не было. Он слился с землей и пеплом с такой же легкостью, как несколько мгновений назад с темнотой.

Грунтор наступил на линию, идущую вдоль границы зараженного участка, убедился в том, что стоит на земле, не оскверненной демоном, и, замедлив дыхание, постарался с ней слиться, пока не почувствовал, что его тело охладилось до температуры на улице. Грунтор ощущал биение сердца Земли, теперь оно начало совпадать с его собственным.

Мимо прошли двое мужчин, о чем-то громко спорившие. Они могли бы коснуться руками гигантского фирболга, но не обратили на него ни малейшего внимания. Рапсодия и Акмед переглянулись и не сумели сдержать улыбки: для начала совсем неплохо. Затем Акмед взял Рапсодию за руку, и они вместе зашагали к западной стороне здания, обходя границу оскверненной земли, которую им показал Грунтор.

Они подошли к юго-западному углу базилики, и Рапсодия заставила Акмеда остановиться.

— Ну, ты тоже не станешь меня слушать?

Рука в перчатке легко коснулась ее лица и застыла возле губ, заставив Рапсодию замолчать. Рапсодия поразилась невесомости его прикосновения — впрочем, она забыла, из какой тонкой кожи сделаны его перчатки.

«Стоит ли удивляться, что он способен ощущать движение ветра и прятаться в нем», — улыбаясь, подумала она.

— Время слов прошло, — тихо проговорил Акмед. — Нельзя заставлять ублюдка ждать.

— Ладно, тогда я буду молчать.

Она нашла руку Акмеда и сжала его сильные пальцы, он повернулся к ней, и их глаза встретились.

Последними встретились их губы, и Рапсодия вознесла молитву, чтобы их первый поцелуй не стал последним.

Когда она слегка отстранилась, Акмед быстрым движением надвинул на глаза капюшон и, едва заметно кивнув, свернул за угол.

Рапсодия тоже надела капюшон и оглядела пустую улицу. Ночной ветер задувал все сильнее, взметая в темный воздух снежинки и ледяную пыль. Рапсодия следом за Акмедом свернула за угол и быстро зашагала вдоль южной стены базилики, мимо окна ризницы, свернула за юго-восточный угол и направилась к главному входу, располагавшемуся на восточной стороне.

Гиттлесон выглядывал из маленького окна ризницы, невидимый за тяжелой портьерой, его бледные руки, выделявшиеся в сумраке светлыми пятнами, вспотели, так он нервничал.

— Она идет, ваша милость.

Благословенный стоял в нефе, центральной части базилики, среди скамеек, где сидят верующие. Его одряхлевшие руки любовно поглаживали гладкую спинку скамьи, он улыбался, белые зубы поблескивали в тусклом пламени свечей.

— Хорошо, — тихо ответил он. — Я готов.

Он не спеша двинулся вдоль бокового прохода к мраморным ступеням, ведущим к святилищу, где стоял каменный алтарь, и начал подниматься. На половине пути он оглянулся и посмотрел в сторону ризницы, на застывшую в дверном проеме темную фигуру, озаренную светом, падающим из маленькой комнаты для переодевания.

— Закрой дверь, Гиттлесон, здесь становится слишком светло.

Рука в перчатке протянулась вперед, и дверь захлопнулась.

Благословенный преодолел последние ступени, улыбаясь своим мыслям.

Рапсодия потянула за ручку двери главного входа в базилику. Тяжелая дверь, сделанная из кованого железа с выгравированными на нем священными символами, точно такими же, как в Сепульварте, открываться не пожелала. Певицу вдруг охватила паника: она не подумала, что дверь в базилику может быть закрыта.

Рапсодия потянула еще раз, и дверь легко открылась, словно ее любезно распахнул невидимый слуга. Она оглядела вестибюль, но увидела лишь ящики для сбора пожертвований и множество свечей, пламя которых неровно замерцало под порывами налетевшего ветра. Рапсодия вошла.

Тяжелый воздух в базилике таил угрозу, словно возражал против ее вторжения. Она сделала шаг вперед и даже сквозь сапоги почувствовала, как обжигает ноги оскверненная земля, — да, все здесь противилось ее присутствию, даже воздух. Рапсодия стиснула зубы и решительно двинулась вперед, в сторону портала, ведущего в центральную часть базилики. Сквозь приоткрытую дверь она видела святилище. Рапсодия дошла до конца вестибюля и остановилась перед входом в неф.

— Входите, ваше величество, — с легкой усмешкой проговорил человек в темно-красной мантии, стоявший к ней спиной у алтаря.

После приглашения воздух вокруг Рапсодии едва заметно изменился. Казалось, исчезли невидимые путы и оскверненная земля перестала жечь ноги. Рапсодия колебалась, ей не хотелось оказаться во владениях Благословенного, но ничего другого не оставалось, и она вступила в центральную часть базилики.

Открывшееся темное пространство было огромным. Украшенные бронзой дубовые люстры свисали с высокого потолка, мерцая тысячами зажженных свечей, не способных разогнать сумрак громадного зала. Внутреннее убранство базилики поражало своей аскетичностью: вдоль нефа шли ряды простых деревянных скамей, окон в зале не было, сквозь единственное отверстие в потолке виднелась высокая башня с колоколами, вздымавшаяся в темноте над центральным алтарем.

Вдоль всех четырех сторон приподнятого алтаря шел длинный балкон, на который вели четыре винтовые лестницы. В этой части зала на скамьях лежали темные подушки — для удобства богатых прихожан Бет-Корбэра.

Рапсодия остановилась посреди прохода и посмотрела в сторону святилища, где стоял Благословенный, так и не соизволивший повернуться к ней лицом. Синевато-серый пол базилики прекрасно гармонировал с полированными мраморными ступенями — такие же Рапсодия видела в Сепульварте, только здесь они были темными с белыми и серебристыми прожилками. Ступени вели к полукруглой апсиде из древнего красного дерева, стены ее состояли из колонн с отверстиями органа, на котором должен был играть ветер. Рапсодия сразу почувствовала, что он не добирался до этой части святилища в течение уже очень многих лет. Наконец Благословенный отвернулся от простого каменного алтаря и посмотрел через открытое пространство базилики на Рапсодию. Даже на таком большом расстоянии она заметила, как сверкают его глаза.

— Добро пожаловать, моя милая, давай обойдемся без церемоний. Подойди ко мне. Я приготовил для тебя чай. Когда появятся двое твоих друзей, мы сможем пригласить и их отведать моего замечательного напитка. — Он негромко рассмеялся, увидев выражение ее лица. — Конечно, я тебя поджидал. Мне уже несколько десятилетий не доводилось принимать учеников Элендры, редкое для меня удовольствие.

Он отвернулся, взял чашку и протянул ее Рапсодии, как в том сне с Патриархом. В ответ она обнажила меч. Клинок сверкнул во тьме, пламя, словно пожар в подлеске, гневно струилось вдоль лезвия. Звездный Горн рвался в бой.

Благословенный рассмеялся:

— О да, Звездный Горн. Знаешь, тебе удалось произвести на меня впечатление. Должен признаться, ты меня слегка напугала, когда я увидел тебя той ночью в Сепульварте. Ни одному из своих юных воспитанников Элендра не доверяла меч. Как тебе удалось вырвать его из ее трусливых рук? Никто из ее учеников не знал, кто я такой и где меня искать, а потом было уже слишком поздно. Быть может, причина именно в этом? Она отдала тебе меч, поскольку ты сумела раскрыть мою тайну? — Он не сводил с нее взгляда, и Рапсодия видела, как покраснели белки его глаз. — Ну, теперь это не имеет значения. Полагаю, тебе известно, что никому из восьми десятков благородных рыцарей не удалось вернуться к Элендре? Они стали едва ли не самыми ценными экспонатами моей коллекции, если ты простишь мне игру слов.

Рапсодия стряхнула гипнотический эффект его сладкого голоса и медленно двинулась вперед по проходу. Холодная ярость росла в ее душе, но она постаралась успокоиться: ярость мешала сосредоточиться. Она оказалась как раз под отверстием в потолке, когда слова Благословенного заставили ее вновь остановиться.

— Кстати, ты хорошо знаешь последнего рыцаря, не так ли, моя милая? Гвидион должен возблагодарить за тебя звезды. Кто бы мог подумать, что один из Трех пожалеет это жалкое подобие человека и пустит его в свое сердце? И даже в свою постель? — Благословенный покачал головой, негромко рассмеялся, а затем вновь посмотрел на Рапсодию, и она увидела, как он лукаво подмигнул ей и в его старческих глазах появилось похотливое выражение. — Ну, моя милая, благодаря тебе у нас с ним есть кое-что общее. Да, я тебе очень признателен. Если бы не ты, мне бы так и не удалось узнать, что он жив, и я бы не сумел его найти.

Рапсодия покрепче сжала рукоять меча и направила его клинок на Благословенного. Ланакан Орландо громко рассмеялся:

— О, пожалуйста, моя милая, попробуй победить меня на моей собственной территории. Это меня изрядно позабавит, хотя и будет несправедливо по отношению к тебе. Неужели ты так глупа? Мы ведь уже бывали в подобной ситуации: один из нас у алтаря, а другой оставался входа в базилику, бессильный что-либо изменить. Но теперь мы поменялись ролями, не так ли, ваше величество? Теперь ты на моей земле.

— Эта земля принадлежит Богу, ваше бесчестье.

Рапсодия подняла меч и произнесла его имя.

Ослепительный свет озарил колокольню у нее над головой и неф. Через мгновение базилику наполнила чистая трель серебряного горна, и в башне оглушительно зазвонили колокола.

Но Благословенный лишь улыбнулся:

— Впечатляет.

— На самом деле это сигнал.

Орландо пожал плечами:

— Слишком поздно. К тому моменту, когда горожане доберутся сюда, ты станешь моей и сама принесешь им извинения за то, что потревожила их покой. Теперь моя очередь. Подойди ко мне.

Неподвижный воздух базилики вмиг нагрелся. Рапсодию охватил всепоглощающий жар, проникший сквозь одежду и заставивший сердце биться быстрее, а кровь вскипеть. Демонические слова порабощения, произносимые сладким голосом Благословенного, ласкали душу, как мать ласкает свое дитя.

Рапсодия встряхнула головой и сжала зубы, в ушах зазвенело. Пьянящий голос щекотал барабанные перепонки, нежные слова обвивались вокруг шеи, вызывая дрожь, возбуждая. Она закрыла глаза, пытаясь побороть демоническое воздействие.

«Нет, клянусь Единым Богом, — подумала она с растущим гневом. — Я не стану твоей рабыней. Я сильнее тебя, мерзкой твари». Она собрала все свое мужество, еще раз тряхнула головой, и жар демонического заклинания рассыпался, как хрупкий сахар, и растворился в воздухе. Алый поток гнева подхватил Рапсодию.

— Я приду за тобой на своих условиях, — проговорила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — И тогда мой клинок пронзит твое жалкое сердце, вырвет его из тела и сожжет, а ты будешь смотреть, как оно превращается в пепел. Я оборву твое извращенное существование, сожгу злую душу в пламени огня стихий, как в те времена, когда твои собратья еще не осквернили его.

Благословенный расхохотался.

— Неужели? Хвастливые слова, да и звучат они не лучшим образом в устах королевы. Ты разочаровала меня, твое величество. Ты взяла в руки древнее оружие — которое мне не страшно — и думаешь, будто имеешь представление о стихии огня? — Он вновь расхохотался, но потом искреннее веселье сменилось задумчивостью. — А теперь я покажу тебе, что такое настоящий огонь.

И он сделал небрежное движение рукой. На его ладони появился шар черного огня, который он швырнул в сторону Рапсодии. Набирая скорость, шар устремился к ней, черпая силу из наполненного злом воздуха. Пламя распространялось, словно оранжево-черная сеть, протягивая к ней нетерпеливые огненные пальцы.

Однако Рапсодия не сдвинулась с места и тихо пропела ноту «эла», последнюю из древней гаммы, свою собственную ноту Дающей Имя. Ее голос не дрогнул, и тысячи крошечных колоколов подхватили звук, не обращая внимания на какофонию все еще гудящих больших колоколов.

Воздух вокруг нее затрещал и зашипел, наполнился разноголосыми звуками. Рапсодия описала быстрый круг мечом, стараясь обернуть себя в защитную силу ноты, а также ветра, который призвала эта нота. Она не боялась огня, зная, что он не причинит ей вреда.

За мгновение до того как черный огненный шар долетел до нее, Рапсодия ощутила, как что-то в ней изменилось. С тех пор как она прошла сквозь ядро Земли, огонь стал ее другом, вошел в душу, слился с сущностью, навсегда соединив со стихией огня. С тех пор и до этого мгновения она не боялась пламени, оно никогда не пыталось причинить ей вреда, позволяя спокойно проходить сквозь самый жар.

Но за долю секунды до опаляющего удара Рапсодия ощутила, что ее душа дрогнула. Ведь к ней устремился совсем не тот огонь, который она успела так хорошо узнать. У него был иной запах, иная форма — более плотный, тяжелый, тягучий, полный злобы и ненависти. Ослепляющая и всепроникающая субстанция зла. И в это последнее мгновение Рапсодия поняла, что у нее нет защиты.

«Слипка», — прошептала она.

Черный огонь слегка потускнел, но не погас.

Рапсодия успела наклонить голову и защитить рукой глаза, прежде чем шар черного пламени взорвался, разбив защитную сферу. Ее одежда вспыхнула. С криком боли Рапсодия отшатнулась и принялась сбивать огонь с дымящегося плаща. Кожа рук и ног мучительно болела от соприкосновения с обжигающим пламенем.

Ланакан Орландо медленно сжал кулак вытянутой вперед руки, а потом резко повернул его. Черный огонь взревел громче, жар нарастал, и Рапсодия невольно застонала.

Боль пронзила все ее существо. Прошло много времени с тех пор, как Рапсодия испытывала страх в присутствии огня; она забыла, что он может причинять боль. И все же часть ее защиты сохранилась: кожа болела, но не обгорела и даже не покраснела. От одежды шел дым, однако пламя не сумело коснуться тела.

Стоящий у алтаря демон смотрел на нее, не в силах скрыть изумление. Затем его лицо исказилось от гнева, и он снова взмахнул рукой, а глаза еще сильнее налились кровью. На лбу Благословенного проступили морщины, он сжал кулак, мышцы дряхлых рук напряглись.

Из горла Рапсодии вырвался стон, и она упала на колени, с трудом удерживая в руке меч.

«Нет, — промелькнула у нее отчаянная мысль. — Нет! Я терплю поражение!» Из глубин ее сознания всплыл голос дракона из сна:

«Что будет, если я потерплю поражение?»

«Такое может быть».

Она попыталась подняться с колен, опираясь одной рукой о пол. В тот же миг отполированная каменная плита подалась под ее ладонью. Щупальце лианы, гладкое как стекло, черное точно ночь, но с белыми прожилками, взметнулось вверх, обхватило ее предплечье и крепко его сжало.

На улице возле базилики Грунтор ощутил сквозь землю, что Рапсодия упала.