Судьба: Дитя Неба

80

— Знаешь, я никогда не думал, что ты склонна падать в обмороки, но в последнее время с тобой это случается подозрительно часто.

Голос Гвидиона проник сквозь туман, которым было окутано сознание Рапсодии. В голове у нее понемногу прояснялось. Она слышала другие голоса, не дававшие ей сосредоточиться, требующие внимания. Рапсодия пыталась поймать ускользающую реальность, но ей лишь удалось определить, что она лежит на своей постели. Щека касалась жесткого кружева, украшавшего наволочку. Она проиграла битву за Настоящее, подчинившись противоречивым, непонятным голосам и образам Прошлого.

Рапсодия слышала слова их свадебной клятвы, прекрасные в устах Певицы и дракона, любивших друг друга в течение двух жизней. Она создала песню, навсегда связанную с гротом, так что сам Элизиум стал свидетелем произнесенных здесь клятв любви. Песня продолжала звучать, и теперь, когда память вернулась к ней, наполняла пещеру радостью.

Потом образы изменились, и она увидела другие лица, услышала новые голоса.

«Я больше не встречаюсь с вашим сыном, Ллаурон. Я выполнила вашу просьбу. Мы расстались».

«Какое безобразие. И это после того, как я лично благословил его. Позор! Мне очень жаль, милая».

Рапсодия заворочалась, но вновь не сумела вернуться в Настоящее.

«Они лжецы. На Серендаире мы, по крайней мере, знали, кто поклоняется богам зла, потому что они не скрывали своих взглядов. Здесь же, в этом новом, извращенном мире, даже те, кто стоят на стороне добра, являются расчетливыми хитрецами, старающимися использовать других для достижения собственных целей. Вспомни, что устроили здесь „хорошие“ Король и Королева, Гвиллиам и Энвин. А ты хочешь преподнести себя на тарелке с голубой каемочкой величайшему из лжецов».

«Если и так, это мой выбор. Я все-таки рискну и умру или останусь жить, приняв решение добровольно и с открытыми глазами».

«Ошибаешься. Мы все можем погибнуть, потому что ты рискуешь не только собой, ты ставишь на кон наш нейтралитет, и, если ты сделаешь неправильную ставку, мы проиграем».

Она почувствовала на шее горячие слезы, ее крепко и нежно обнимали сильные руки.

«Все в порядке, Сэм. Ты не сделаешь мне больно. Правда. Все будет хорошо».

«Эмили, я никогда, никогда не сделаю тебе больно, надеюсь, ты это знаешь».

«Рапсодия? Рапсодия, пожалуйста, скажи что-нибудь. Пожалуйста».

«Прошла истерика?»

«Извини, боги, мне так жаль…»

Кто-то убрал волосы, упавшие ей на глаза.

«Ой говорит, давайте его прикончим. А если мы ошибемся и заявится другой, и его тоже».

«Нельзя же убивать людей только потому, что ты не знаешь, прав ты или нет».

«Это еще почему? Очень даже верный способ. Серьезно, мисси, если ты в чем-то не уверена, нельзя рисковать».

Луч света коснулся распустившихся цветов в ее саду, впитал в себя их яркие краски и устремился ввысь, вспыхивая разноцветными фейерверками. Из воспоминаний всплыло улыбающееся лицо Эши.

«Ты у верен?»

«Уверен».

Она осторожно отвела руку, гладящую ее лоб.

«Ты назначила себя хранительницей моего сердца, Рапсодия. Почему бы тебе не взять меня в защитники своего? Обещаю, я буду заботиться и оберегать его».

«Это все обман. Ллаурон не умер. Он тебя использовал. Я бы хотел сказать тебе это как-нибудь помягче».

«Пожалуйста, будь тем, чем ты кажешься. Прошу тебя, не причиняй мне боль».

«Я тот, кем кажусь. И я никогда не причиню тебе боли».

«Ты должна понять, что мне легче умереть на месте, чем рассказать то, что я должен».

«Почему?»

«Потому что мои слова причинят тебе боль».

Эши, дрожа, наклонился ее поцеловать, а когда он заглянул ей в глаза, она увидела того мальчика, который влюбился в нее в другом мире, в лунную летнюю ночь в кружевной тени ивы.

Она услышала голос своего отца:

«Когда ты найдешь то, во что будешь верить больше всего на свете, твой долг перед собой не предать собственной веры, потому что она дается только один раз. И если твоя преданность будет безграничной и непоколебимой, окружающим тебя людям ничего не останется, как принять твой взгляд, согласиться с тобой. Кто лучше тебя самой может знать, что тебе нужно в этом мире? Не бойся и не пасуй перед трудностями, милая. Найди то единственное, что для тебя важнее всего, а остальное решится само собой».

Рапсодия открыла глаза. Гвидион смотрел на нее сверху вниз, на его лице застыла тревога. Увидев, что Рапсодия пришла в себя, он облегченно улыбнулся, но улыбка тут же исчезла.

— Добро пожаловать обратно. С тобой все в порядке?

Она закрыла глаза и положила тыльную сторону руки на лоб, пытаясь ослабить пульсирующую боль.

— Не знаю. Что будет теперь?

— Ну, все зависит от того, как ты себя чувствуешь. — Голос Гвидиона звучал тревожно. — Если тебя интересует мое мнение, я предлагаю найти пастушью хижину и счастливо прожить в ней долгие годы. — И он с любовью посмотрел на Рапсодию, но тут его лицо омрачили воспоминания. — Я люблю тебя, Ариа, боги, я так долго мечтал тебе это сказать. Но я больше не хочу никаких потрясений, ты и без того перенесла слишком много. Поэтому я поступлю так, как ты решишь. Задавай любые вопросы, поведай, что лежит у тебя на сердце.

Рапсодия посмотрела Эши в глаза. В них не было обмана, или так ей показалось, и еще она увидела в них надежду. Казалось, он затаил дыхание, ожидая ее ответа. И тогда Рапсодия собрала все свои мысли о лжи и предательстве в одну большую кучу и отбросила в сторону, чтобы правильно оценить собственные чувства. Она знала, что все еще любит его, знала с самого начала. И не сомневалась, что Гвидион продолжает ее любить. Но сначала она должна была кое-что узнать, чтобы принять окончательное решение. Она села, опираясь на руку Гвидиона.

— Мне нужно спросить тебя об одной вещи, но я боюсь. Боюсь так, как не боялась никогда в жизни. — Она попыталась сформулировать вопрос, причинявший ей невыносимые страдания с момента битвы с ф’дором, но после нескольких неудачных попыток расплакалась. — Я даже не в силах спросить, — рыдала она.

Гвидион обнял ее и прижал к груди.

— Давай я попробую задать твой вопрос и сразу ответить на него. Мы действительно женаты? Да.

Слезы Рапсодии высохли, она побледнела и отодвинулась от него.

— Нет, не угадал, — вздохнула она.

— Ну, тогда такой вопрос: правда ли, что я твой Сэм, а ты моя Эмили? Да.

— Эши…

— Я опять ошибся? Ладно. Люблю ли я тебя до сих пор? Невозможно выразить, как сильно, но ответ — да.

— Пожалуйста…

— Был ли я женат или любил ли кого-нибудь другого? Нет.

— Ты можешь заткнуться? — прорычала Рапсодия.

Гвидион вздрогнул и убрал руки. На его лице была написана такая боль, что сердце Рапсодии сжалось, а на глазах вновь появились слезы.

— Извини, Сэм, — прошептала она. — Я не хотела. Пожалуйста, дай мне немного подумать.

Гвидион молча кивнул. Рапсодия знала, как долго он ждал, мечтая все исправить, как хотел вернуть их любовь, но сначала она должна была получить ответ на свой вопрос. Рапсодия закрыла глаза, вспоминая слова, которые так стремилась выбросить из своего сознания.

«Не ревнуй, Рапсодия, ты понравилась Ракшасу гораздо больше, чем твоя сестра».

«Как? Неужели ты не знаешь? Ну, я не удивлен. Они и в самом деле очень похожи, оба твоих любовника. Мне ужасно повезло, что ты влюбилась в сына Ллаурона, после этого Ракшасу было совсем нетрудно овладеть тобой. Ты ведь понимаешь, что далеко не всякий раз занималась любовью с Гвидионом? После того как твоя сестра рассказала моему творению о вас, дальнейшее оказалось совсем просто. В ту ночь, в Зубах, царил такой мрак, верно, моя милая?»

Рапсодия побледнела и задрожала, страх в ее глазах обжег самое сердце Гвидиона.

— Спрашивай, Эмили, клянусь, я отвечу тебе правду на любой вопрос.

— Я знаю, — проговорила Рапсодия, стараясь сохранить спокойствие. — Хорошо. Ты помнишь ту ночь в Котелке, когда я рассказала тебе о Ракшасе и Джо?

Гвидион содрогнулся.

— Как я могу забыть? К несчастью, помню.

— Расскажи обо всем, что произошло, после того как ты покинул Котелок.

На его лице появилось сомнение.

— После того как я ушел? Откуда мне знать?

В глазах Рапсодии заметалось отчаяние.

— Нет, не в Котелке, меня интересует, что произошло с тобой?

— Я отправился на побережье. Ты хочешь вспомнить о времени, когда меня не было рядом с тобой, Ариа?

— Нет. — Она задрожала еще сильнее. — Пожалуйста, не отвлекайся. Расскажи мне все, что произошло в ту ночь. Ты дракон, я хочу знать подробности.

— Я перебрался через завалы, вышел на склон Зубов и начал спускаться на равнину. Я уже перевалил через вершину и тут услышал твой голос. Ты меня звала, но я подумал, что это ветер.

— И что ты сделал?

— Я вернулся назад и обнаружил тебя под каменной аркой, ты была почти обнаженной — кстати, нам нужно будет поговорить об этой твоей манере. Мне нравится видеть тебя без одежды, но только не зимой под открытым небом.

Рапсодия едва не набросилась на него с кулаками.

— Продолжай!

Эши пожал плечами.

— Ты отправилась в кромешную темень только для того, чтобы заставить меня поклясться, что я не стану выслеживать Ракшаса, и я имел глупость согласиться. А потом мы занимались любовью. Совсем не так, как мне бы хотелось, нами владело отчаяние, наверное, я делал тебе больно, но не мог остановиться. Нам обоим было так плохо, и я… — Он замолчал, увидев, какое облегчение появилось на лице Рапсодии. По ее щекам катились слезы радости. — Что происходит? Я ничего не понимаю.

Рапсодия продолжала рыдать, но теперь ее рыдания мешались со смехом. Боль, так долго терзавшая ее изнутри, мгновенно исчезла. Она обняла Гвидиона, разом удивив и обрадовав.

— Ладно, — пробормотал он, прижимая к себе Рапсодию. — Я ничего не понял, но я привыкну.

Она вытерла глаза рукавом его рубашки.

— Нет, не надо, — попросила она с улыбкой. — Надеюсь, никогда в жизни мне не придется переживать такого облегчения, — меня мучил невыносимый страх.

Гвидион пропел ладонью по ее щеке.

— Теперь ты можешь мне рассказать?

Рапсодия кивнула и потянулась к карману его плаща за платком, Гвидион улыбнулся и облегченно вздохнул, увидев этот жест. Прежняя Рапсодия возвращалась. Она высморкалась и подробно рассказала ему обо всем, что произошло во время схватки с демоном. Он побледнел, узнав, какую боль она носила в себе. Эши понимал, что даже мучения, которые он испытывал, лишившись части своей души, несравнимы с ужасом, пережитым Рапсодией. Он вновь прижал ее к груди.

— Боги, Ариа, почему ты не пришла ко мне? Почему не хотела меня видеть? Я бы рассказал, что в ту ночь с тобой был я, и тебе не пришлось бы страдать.

— Ну, твой ответ мог бы оказаться другим. — Рапсодия помолчала и, не поднимая глаз, тихо произнесла: Если бы выяснилось, что демон сказал правду, я бы не выдержала. Мне не удалось бы довести до конца этот проклятый Совет.

— И ты так долго терпела ради намерьенов? — пораженно спросил Гвидион. — Они того не стоят.

— Как бы там ни было, ради тех, кто живет в этом мире, намерьенов следовало собрать и объединить. Кстати, мне нужно свести с тобой кое-какие счеты.

— Да? — Его глаза засверкали. — Я весь твой. Мои уши, как и все остальное, в твоем распоряжении.

Она серьезно посмотрела на Гвидиона.

— О чем ты думал, когда предложил сделать меня Королевой? Ты свихнулся?

— Почему?

— Мы спорили об этом с нашей первой ночи… ну, с того самого момента, как стали любовниками, — напомнила она. — Ты знаешь все о моем происхождении, зачем ты заставил меня согласиться? Я не хочу быть Королевой намерьенов. Я не справлюсь.

Гвидион рассмеялся.

— Очевидно, Совет с тобой не согласен, поскольку тебя выбрали без колебаний. Наверное, тебе было приятно — обо мне они спорили долгие часы. — Рапсодия покраснела и опустила глаза. Эши перестал смеяться и взял ее за руки. — Рапсодия, я все время пытался тебе сказать, что никто не сможет повести этих людей за собой лучше тебя.

— Как это досадно!

— Берегись, — с самым серьезным видом предупредил ее Гвидион. — Ты говоришь о моей Королеве, а также о женщине, которую я люблю. Разве не ты сказала, что мы должны помогать другим людям? Кто, кроме тебя, мог бы успокоить это сборище разбойников, заставить их в первый раз за многие столетия вежливо общаться друг с другом? Представители Первого и Третьего флотов обнимались, словно старые друзья, произносили красивые тосты, клялись в вечной любви. Неужели ты не понимаешь важности того, что произошло? Кто, кроме тебя, мог справиться с Энвин, изгнать ее с Совета, не испытывая к ней и тени злобы, а потом спеть в ее честь песню? И заставить ее плакать, желая твоей любви?

— Я сильно сомневаюсь, что ты правильно оценил чувства Энвин.

Он взял ее лицо в свои ладони и долго смотрел в глаза.

— Кто еще мог перенести такое испытание ради людей, по отношению к которым нет никаких обязательств? Боги, Ариа, если это не доказывает, что ты достойна титула Королевы намерьенов, я не знаю, кто его достоин. Я женился на тебе не для того, чтобы ты стала Королевой, и сделал тебя Королевой намерьенов не затем, чтобы ты стала моей женой. Я поступил так только потому, что лучшего кандидата попросту не существует. И я буду помогать и заботиться о тебе. Я возьму на себя, по крайней мере поначалу, все тревоги, связанные с правами на ежегодный отлов рыбы, хлебными тарифами, налогами на рогатый скот в Орланданских провинциях и полезными ископаемыми…

Рапсодия скорчила гримасу:

— Не могу дождаться. С меня этих глупостей и в Тириане хватало.

Его лицо сохраняло серьезное выражение.

— Рапсодия, ты простишь меня? В твоем сердце осталось для меня место? Никто из нас не мог предвидеть, как будут разворачиваться события после ночи нашей свадьбы. Я знал, что тебя ждут страдания, но не понимал, какими ужасными они будут. Ты все еще меня любишь?

Она вздохнула.

— Да. И всегда буду любить.

— И этого для тебя достаточно?

Она долго смотрела на Гвидиона. Боль была почти невыносимой, ложь едва не уничтожила их обоих. Но лгали не они, а теперь на их плечи легло бремя власти. Воспоминания о свадьбе вернули невероятное ощущение счастья, которое она испытала и увидела в его глазах, когда они обещали хранить друг другу верность. И еще нежность их любви — объединились две половинки одной души, — веселый смех и планы, которые они строили в ту ночь. Тогда она впервые испытала совершенно безграничную радость, а теперь обрела и мудрость. Она вспомнила улыбку на лице у Патриарха:

«Превыше всего остального я желаю тебе познать радость».

Ей предстояло принять легкое решение. Она собрала все неприятные воспоминания и чувства и сожгла их воображаемым огнем, превратив в пепел, оставив себе лишь то, что было священным.

Райл хайра.

— Да, — сказала она, и лицо Гвидиона осветилось счастьем, чего она не видела уже почти полгода. — Да, мне кажется, ты меня научил. Этого достаточно. Более того, мы должны смиренно возблагодарить богов за наше счастье.

— Значит, ты примешь меня обратно?

Рапсодия рассмеялась.

— Похоже, я тебя и не отдавала, но если ты спрашиваешь — да, приму. Возможно, я даже прощу тебя за то, что ты сделал из меня Королеву намерьенов, но тут тебе не следует особенно обольщаться.

— Должен тебе напомнить, что именно ты сделала меня Королем или планировала сделать, — тут мы на равных.

— Вот уж нет. Мы никогда не будем на равных. — Рапсодия немного помолчала и улыбнулась. — Приходится признать, что ты всегда будешь намного выше.

— И еще я хочу, чтобы ты знала, что я твой верный муж: у меня никогда никого не было, кроме тебя.

— Мне кажется, я поняла.

— И еще: последние шесть месяцев мне хотелось кое-что прояснить насчет одной твоей маленькой реплики.

— В самом деле?

— Да. Помнишь, в ночь нашей свадьбы, после того как я сделал предложение, но до того как рассердился на тебя, ты рассказывала мне о нашей встрече на старой земле? Когда еще не знала, кто я такой?

— Да.

— Вспоминая о том, как мы в первый раз занимались любовью под звездным небом Серендаира, одновременно потеряв невинность, ты сказала: «Одна ночь бессмысленного секса на лугу». Я правильно все запомнил? — В его глазах заплясали огоньки, а на лице появилось обиженное выражение.

Рапсодия рассмеялась и смущенно покраснела.

— Кажется, я именно так и сказала, ты не ошибся.

— О да. — Гвидион с трудом сохранял на лице обиженное выражение. — А для меня это был прекрасный, святой момент, Эмили.

Она весело рассмеялась, но ответила ему, не опуская глаз.

— Для меня тоже, Сэм, — проговорила она, воспользовавшись своим даром. — Это было подобно заключению брака, который к тому же благословили небеса.

— Именно! Я испытал то же самое. Не помню, чтобы я тогда делал тебе предложение, просто мы оба решили, что должны пожениться.

— Да, верно.

— В таком случае мне принадлежит рекорд супружеского воздержания, оно продолжалось сто сорок лет между двумя эпизодами, когда мы занимались любовью, и значительно больше, если вспомнить о времени, проведенном тобой в Корне. Тогда промежуток исчисляется столетиями, точнее, тысячелетием.

Рапсодия вновь рассмеялась.

— Мои поздравления! Таким достижением стоит гордиться.

— И вот теперь, когда мы женаты, после обмена брачными клятвами и кольцами я ждал шесть месяцев, шесть месяцев, Рапсодия. Ни один мужчина, когда-либо видевший тебя, не поверит, что такое возможно.

— И никто, кто знает меня. Впрочем, я даже не подозревала о собственном браке. Мне тоже пришлось нелегко, Сэм.

— Меня можно теперь называть лорд Терпение, не так ли?

— Определенно. Я уже сказала, что восхищаюсь твоей сдержанностью. Чего еще ты хочешь?

— Довольно глупый вопрос.

— Давай я попробую угадать: ты намерен установить новый рекорд воздержания?

— Не смешно. — Однако Эши не выдержал и захихикал.

Рапсодия ухмыльнулась.

— Иными словами, ты рассчитываешь, что я должна каким-то образом компенсировать твои страдания?

— Именно.

— Ага. Ну, в таком случае чисто математически я не сумею это сделать за одну ночь, извини.

Он наклонился над ней и прикоснулся лбом к ее лбу, так что их глаза оказались совсем рядом.

— Но ты можешь попытаться.

— Наверное. До рассвета мне все равно больше нечем заняться.

— Забудь о рассвете. Намерьены еще сейчас продолжают пить за нас. Они придут в себя не раньше полудня.

Глаза Рапсодии заискрились.

— Ладно. — Она обняла его рукой за шею.

Гвидион забрался в постель и расположился над ней, опираясь на ладони и колени.

— А после того как этот проклятый Совет закончится, твоя карточка для танцев будет занята на ближайшие шесть месяцев.

— Шесть месяцев? Нет, не думаю, Сэм. Быть может, две недели. Я слишком давно не была в Тириане.

Дракон зарычал.

— Извини, если ты хочешь сохранить меня, придется устроить свадьбу, в противном случае…

— Не говори ничего, все будет сделано.

— Хорошо.

— Тогда ты моя до тех пор, пока я тебе не надоем. Договорились?

Ее глаза сверкали в темноте.

— Договорились.

Ослепительная улыбка расцвела на его губах.

— Отлично. А теперь отдавай мою рубашку.

В Чаше и на окружающих полях горели костры — не меньше десяти тысяч, а в центре Чаши полыхало настоящее море огня. Ревущее пламя озаряло ночное небо, оранжевое сияние окутывали черные клубы дыма, постепенно бледнеющего, по мере того как он поднимался к звездам.

Немалые запасы вина и крепких напитков, заготовленные Акмедом, закончились уже через несколько часов, но опьяненные произошедшими событиями намерьены продолжали праздник. Оглушительное, но невнятное пение разносилась над Чашей, пугая болгов Канрифа.

Когда взошла луна, Акмед, равнодушно наблюдавший за праздником, предложил доставить новые запасы алкоголя со складов на посту Гриввен, и гости с радостью его поддержали. Фейдрит и его адъютант, Терион, начали собирать добровольцев для транспортировки новых запасов. Оказалось, что среди тех, кто еще способен стоять на ногах, большинство составляют наины.

Вскоре небольшой отряд добровольцев, повинуясь указаниям короля фирболгов и захватив с собой несколько фургонов, покинул Чашу. Пошатываясь, они шагали вперед в сопровождении болгов-намерьенов.

Акмед остался у входа в Чашу, а отряд вскоре скрылся в ночи, скрип колес заглушили песни тысяч голосов и веселый смех, которые уже много часов обрушивались на восприимчивую поверхность кожи Акмеда.

Ему еще никогда не приходилось ощущать своей кожей такого шума, даже во время сражений. Однажды Грунтор сказал, что самое страшное во время битвы — это оглушительный топот копыт и грохот орудий, убийственный шум ярости и уничтожения, отчаянные крики умирающих людей.

Этот шум не имел ничего общего с голосами войны. Хохот и песни, треск горящего дерева, радость, что долгие годы страданий остались позади, — все смешалось в чудовищный рев. Грохот прибоя, заглушавший все остальные звуки, производил на Акмеда похожее впечатление; сам воздух наполнился отвратительной какофонией, не имеющей ничего общего с прекрасной песней Рапсодии.

Казалось, весь мир плывет в изменчивом пламени костров, то ослепительно вспыхивающих, то скрывающихся в дыму. Когда тьма задержалась чуть дольше, чем обычно, Акмед поднял глаза и увидел возникшего рядом Грунтора. Шум заглушил пульс великана. До Совета Акмед воспринимал биение сердец всего нескольких человек. Теперь он оказался в окружении представителей Первого поколения и чувствовал их всех. Неожиданно приятное и успокаивающее ощущение вызвало у Акмеда легкую ностальгию.

Грунтор протянул ему старую флягу с дешевым элем.

— Пришлось все им отдать. Они знают, как устраивать праздники, верно, сэр?

Акмед ничего не ответил, лишь поднес флягу к губам и сделал несколько больших глотков.

Край Чаши возле Помоста Созывающего закрывала пелена черного дыма, поднимавшегося над ревущими кострами. Ослепительные вспышки пламени лишь изредка разгоняли тьму, и никто не заметил на Помосте человека, молча наблюдавшего за всеобщим весельем, даже стражники болги, пустившие по кругу мех с вином.

Никто так и не заметил, как человек отвернулся и слился с клубами дыма, точно тень из Прошлого. В кромешной тьме незнакомец склонился над Помостом, взял рог намерьенов и ушел прочь, скрываясь за тучами дыма и пепла.