Сумерки империи

Глава 10

Сегодня вся Таррагона бурлила. Шум, суматоха, какой-то деревенский бедлам. Толпа гудела, словно растревоженный улей. В море показался огромный римский флот, направляющийся в городскую гавань. Старейшины и архонты города возликовали. Наконец-таки римляне прищемят хвост этим карфагенским варварам, которым боги давно уже уготовили роль рабов греков и которые этого упорно не понимают. А теперь снова Таррагона станет главным форпостом Рима на землях Иберии. Городская верхушка, люди хитрые и проницательные, спешно готовили комитет по торжественной встрече Гнея Корнелия Сципиона Кальва.

Прибывший «Вир Клариссимус» (Его Светлость) будет доволен!

Особенно много суетились так называемые «эллинархи» — городские архонты, ведущие свою роль по прямой линии от первых греческих колонистов. Этим они гордились, что отличаются от старейшин — потомков иберийских вождей, или же богачей смешанного происхождения. В Таррагоне уже давно перемешались и греки и варвары и жили бок о бок. Так как все жители, вне зависимости от национальности, преклонялись перед большими деньгами. Здесь тот, кто обманывал другого, гордился своей сообразительностью, а кто грабил, заявлял: я могуч!

Заметив по возбуждению горожан, что им ловить нечего, из города спешно сбежал небольшой карфагенский гарнизон. Состоящий из трех сотен ливийцев. Благо пока на них никто не нападал. Чему они были очень рады. И поспешили в Новый Карфаген так, что лишь пятки засверкали.

В гавани высадилось 4700 римлян. Почти целый легион. И вместе с ними самолично Гней Сципион. Флот должен был завтра двинуться в обратный путь. Теперь каждые шесть дней в таррагонскую гавань должно было прибывать по легиону.

Брата консула тут же пригласили на пир. Где во множестве звучали красивые тосты о дружбе народов Рима и Таррагона.

— Ты — олицетворение Великого Рима, господин, — произносили льстивые греки, по должности городские чиновники, а по натуре — гениальный мошенники.

Пирушка удалась. Чаши наполнялись и опустошались. Все было просто прекрасно.

Но не долго. Кирилл буквально насытил тайной агентурой как сам город, так и его окрестности. В качестве платы выступали осколки разбитых зеркал. Результат боя или брака. Но для местных они были все равно на вес золота. К тому же их научили этими зеркалами пускать солнечные зайчики, то есть подавать нехитрые условные сигналы. Днем важная информация могла долететь от Таррагоны до крепости Множества копий буквально за один час.

Кроме этого, было сделано немало закладок. Под утро раздался страшный врыв, в результате которого городские казармы буквально сложились в кучу мусора. А там размещалось полсотни таррагонских кавалеристов, все как один сыновья городских аристократов. Кирилл давно заложил туда взрывчатку, а провода вывел в соседний арендованный дом. А там человек покрутил ручку взрыв-машинки, накопил электрический заряд, замкнул провода и принимайте работу. И главное никто ничего не понял. Гнев богов, не иначе…

Не успели разобрать завалы и откопать тела погибших, как раздался еще один взрыв. Прямо в городской стене один из мутных приезжих купцов в карфагенский период устроил склад. Коррупция творит чудеса. О этом купце вчера все забыли и с утра пораньше, как только открылись ворота, он уехал из города. На складе хранились какие-то мешки. И это была египетская селитра. В глубине был спрятан мешок с порохом. А на нем перед уходом купец поставил железную коробочку, в которую налил азотной кислоты. Кислота потихоньку проела железо, попала на лист бумаги, вываренный в селитре, бумага вспыхнула и инициировала заряд на складе. Грохот, дым, огромный шлейф пыли. И в результате в городской стене образовалась солидная брешь.

Гнею Сципиону, обустраивающему римский лагерь за стенами города, все эти проблемы хозяев были так сказать «по барабану». До лампочки. Но во второй половине дня потянулись беженцы в город. Отряд Кирилла с демонстративной жестокостью разрушал поместья и усадьбы тех таррагонских «бонз», что так радовались приходу римлян.

Убытки были колоссальны. Так как не только дотла сжигались дома и сараи, но и срубались плодовые деревья, сгорали пшеничные поля, выкорчевывались виноградники под корень. Даже в паре мест, неподалеку от города, огороды засыпали солью, чтобы земля не родила. Так выманивали змею из ее логовища.

Таррагонская верхушка заволновалась и стала закидывать старшего брата нынешнего римского консула слезными просьбами вмешаться. Это были мелкие сошки. Но с другой стороны, они держались уверенно и с некоторым достоинством. Как будто хозяевами положения здесь были они.

Гней Корнелий, скалясь словно гиена, отнекивался. Разве дело его легионеров бегать по округе за иберийскими разбойниками? Пусть этим занимаются союзные иберийцы! Рим всегда был сторонником идеи «Разделяй и властвуй» и любил бороться с варварами руками самих варваров. Но на следующей день пришли плохие новости. Большинство иберийских вождей решили держаться в стороне от этих событий. Кирилл уж слишком запугал местных иберийцев гневом богов, если они будут водиться с римлянами. Вы же слышали, что недавно Архимед открыл закон: «Если залезть в ванную, то уровень жидкости там повышается»? Нужен ли еще какой знак богов, чтобы держаться подальше от римлян? Подобное добром не кончится!

В общем, невежественные иберийские вожди пополнять своими отрядами римскую армию не спешили. Только парочка иберийских «царьков», тесно связанных с городом многолетними торговыми связями, откликнулись на зов о помощи. Этих нехороших людей совершенно отвратительной наружности, наймитов зарубежного капитала, звали Тугодумн и Косидубн. Сципион бросил отряды этих союзных иберийцев на врага, как человек бросает дротик, мало заботясь о том, сломалось или нет оружие.

У этих новоявленных римских союзных вождей было под началом всего две тысячи воинов, более искусных в разбойничьих набегах, чем в сражениях по всем правилам войны. В том числе две сотни кавалеристов. Для отрядов Кирилла в первую очередь опасными были всадники, так как вокруг города километров на тридцать была открытая местность, поля, нивы и сады. Кроме того, лучники, которых было много в его армии, обычно, чтобы сохранить смертоносную упругость своего оружия, натягивали тетиву только перед боем. При внезапном же нападении стрелки оказывались в невыгодном положении.

Еще один день продолжались столкновение союзных Риму иберийцев с отрядами ЧВК. Очень неуспешные для иберийцев. Одна сотня туземных кавалеристов настигла три сотни пеших противников на марше. Обрадованные иберийцы пустили коней в галоп. Не отклоняясь ни вправо, ни влево, подобно стреле, выпущенной лучником, — что срывается с тугой тетивы и попадает прямо в цель. Но ничего не получилось. Для начала солдаты ЧВК, отступая, засыпали колючками-«чесноком» подступы со стороны врага. А когда передовые иберийские всадники с налету влетели в это «поле» то два десятка коней у них захромали. За то время, пока кавалерия огибала препятствие, пехотинцы построились в плотное симметричное каре, ощетинившееся железными дротиками.

Кавалеристы сразу поняли, что кони туда не полезут. А от мысли погарцевать перед строем и покидать во врага дротики конники сразу отказались. Так как когда они приблизились, то из глубин строя по ним обработали восемьдесят стрелков из большого иберийского лука. Почти в упор. Полсотни лошадиных спин сразу опустело. Далее лучники поподчивали еще убегающих конников залпом в спину, и потом добили раненных. Из сотни бравых кавалеристов вернулись слезы.

Другая сотня иберийских всадников нарвалась на конницу Кирилла. Ну как нарвалась? Откуда-то вдруг выскочили шесть конных степных лучников, приблизились по дуге к конному отряду, и обстреляли его издали. Иберийские всадники луков не имели. Совсем. Из большого лука верхом стрелять неудобно, маленький бесполезен, а до клееного композитного они еще пока не додумались. Предпочитали дротики. А враги стреляли вроде бы с деланной небрежностью, но очень быстро, каждые десять секунд залп. Итого за минуту целых 36 жертв. Убитыми и ранеными. Скифы жалились, как кобры. Испанцы валились будто переспелые зерна под копыта своих лошадей.

А во время преследования убегающие еще оборачивались и стреляли по-парфянски. Минус еще два десятка. Добавим, что зазубренные наконечники скифских стрел были покрыты смертельным ядом, который так и назывался — скифион. Это был «трупный яд». Любой, кому этот яд попадал даже в малую царапину, умирал в страшных мучениях.

А когда иберийцы захотели прекратить преследование, то из рощи, к которой их увлекла погоня, внезапно выскочила еще конная сотня, затаившаяся там в засаде. Блеснув словно молния на фоне деревьев, они понеслись в атаку с такой скоростью, какую только можно было развить на такой небольшой дистанции. В голове конного отряда кавалерии Кирилла скакали шесть кирасир-сарматов с длинными копьями. Они и сами напоминали бронзовые статуи или же средневековых рыцарей, так еще и лошади у них были укрыты латами из кожи и войлока. Конечно, долго так лошадь не побегает, таская на себе такую тяжесть, но на десять минут боя ее вполне хватит. А засада как раз и позволяла закончить бой за десять минут.

Как люди, несущиеся во сне навстречу смерти, иберийцы не сразу смогли повернуть лошадей и продолжали какое-то время движение вперед. А никакой ибериец, даже из северных кельтов, не смог бы сравниться с сарматом в конном бою. Кочевники своими длинными копьями буквально пронзили насквозь своих противников. А пущенные в них дротики отлетали от лат и преимущественно скользили по доспехам лошадей.

Заметив, что противники уже двукратно превосходят их численно, иберийские кавалеристы и так уже собирались просто кинуть дротики и смыться, а увидев как ловко сарматы орудуют своими копьями (а те тут же развернули коней и ловкими движениями туловища вырвали свои копья из пронзенных туш, освободив их для следующей атаки), иберийцы, кинув несколько дротиков, тут же ринулись наутек.

Их преследовала сотня кавалеристов Кирилла, которая за исключением дюжины «иностранных специалистов», тоже состояла из местных иберийцев. Разве что доспехи у них были получше и оружие. И упряжь у лошадей. Но наездники все местные были слабоватые. В жокеи их бы работать не взяли. Да и кони у них были не фонтан. В среднем в низкорослой мохнатой коняшке живого веса всего четыреста килограммов, так что часто когда какой-нибудь местный Геркулес, совершенно обычного для будущего роста в 180 см, садится или слазит с коня — тот просто падает на землю. Так что эти местные лошадки для променада явно не были боевыми скакунами.

Но тут снова сказали свое слово скифские лучники, пересевшие на запасных лошадей, и снова выбивающее всадников противника. Степняки мчались, как ураган, натягивая тетиву луков и стреляя на скаку. Так что конникам ЧВК уже оставалось только пришпилить дротиками выпавших раненных к земле. Из этой сотни римских союзников вернулось менее двух десятков человек. Выжившие на всю жизнь хорошо усвоили урок, преподанный им Востоком: секрет успеха любого военного предприятия в быстроте и в том, какой конь под тобой.

К вечеру в лагеря союзных Риму иберийцев пришли парламентеры, держа над головами зеленые ветви мира. Они предложили решить все разногласия традиционными поединками самых лучших воинов. Хотя северные иберийцы уже имели печальный опыт такого решения споров этой весной, но отказаться они не могли. Тогда бы вожди потеряли лицо.

Утром состоялось четыре поединка, в которых проримские испанцы продули с сухим счетом. Слишком велика была разница в оружии у сражающихся воинов. А среди карфагенян были еще и искусные фехтовальщики, словно сделанные из железа в этот железный век, обладающие физической силой и крепостью, переполненные огромной внутреннюю энергией, которая заставляла их делать невозможное, превозмогая самих себя. 4–0. Божий суд- глас бога. То, что предсказано должно было случиться, и никому не удастся избежать своей судьбы. Поэтому варвары собрались и отправились по домам, предоставив римским нечестивцам самостоятельно выпутываться из этой неприятной ситуации. Вот так. Иберийцы ненавидят греков, греки ненавидят римлян, все ненавидят всех.

В этот день тоже горели поместья и усадьбы таррагонских богачей проримской ориентации. Маленькая карфагенская партия в городе молча злорадствовала. Что-то союз с Римом ничего кроме бедствий не принес. Гнея Корнелия буквально осаждали «ходоки». Помоги да помоги!

На пятый день после прибытия Сципиона все же уговорили вмешаться. Весь мир вокруг бушевал, требуя от него результатов. Завтра к вечеру все равно прибудет следующий легион, так что утром он может выйти в поход. А таррагонские главари уже все разузнали. Главная база этих карфагенских разбойников — крепость Множества копий. Ни один дикий варвар, если он в своем уме, не сунет носа даже на расстояние нескольких миль от крепости. Если ее взять, то остатки карфагенян после такого поражения явно уйдут. Крепость расположена в четырех днях пути от города.

Деревянный частокол не выдержит удары баллист. У сторонников Карфагена всего навсего полторы тысячи человек. Может к ним еще две сотни обозников. Пустяки для целого римского легиона. По сравнению с римской ордой подобные цифры звучали смешно. Ни у кого в этих краях нет столь многочисленной рати, как у Гнея Корнелия, столь могущественной и готовой к бою. Четыре дня туда, четыре обратно, день там. Легкая прогулка!

«Пора уже украсить выезд из Таррагоны сотней крестов на которых будут распяты враги Римской Республики!» — подумал представитель славного рода Корнелиев.

Почти полный легион шагал в ногу. Топ, топ, топ. Стук солдатских подметок по дороге, звон кольчуг, когда те задевали сдвинутые на спину щиты. По узенькой дороге шагали солдаты, центурия за центурией. Здесь все дышало постоянством и мощью Рима. Среди почти пяти тысяч легионеров было много ветеранов, изведавших вкус победы во многих странах, в сражениях против всех врагов, каких только могла отыскать республика.

— Хорошая страна, — балагурили веселые солдаты. — Сады, поля, виноградники, отличные пастбища, холмы — красиво.

Дела шли гладко. Какое-то время. Полдня главными неприятностями римских солдат были жара, пыль и свинцовая тяжесть доспехов на плечах. Может быть кто-то еще и сбил ноги. Но когда они удалились от города километров на 18 начались неприятности. Поскольку союзники, которых римляне так любили отправлять в авангард, подставляя под первый удар, в этом походе не участвовали, то брат консула отправил вперед, в разведку, одну центурию. Местность была достаточно открытая, хоть танцы тут устраивай, так что Гней Сципион посчитал, что этого будет вполне достаточно. Было безлюдно, мирные жители, опасаясь войны покинули эти места, бросив свои хижины, сложенные из камней и кизяков.

— А люди где? — интересуется кто-то из молодых солдат.

— Люди где-то. Один туда ушел, другой сюда ушел. Третий не знаю куда ушел, — ласково поясняет ему младший десятник-опцион, деликатно потрепав товарища по плечу со словами:

— Милый, милый смешной дуралей!

— Эй-эй, полегче! — вступается кто-то из служивых легионеров. — Ты уже и так защекотал одного юнца до полусмерти. Ели откачали!

Впереди виднелась небольшая рощица. Легионеры различали буки, грабы и дубы. По обоим краям дороги располагались поля и луга. На них метрах в тридцати от обочины кое-где виднелись стога скошенного и еще не просохшего сена. Видно это сено куда-то отвозили, так что дорога была тоже усеяна травинками, которые охотно подбирала губами обозная скотинка — мулы и лошади. Это только говорится, что римские легионеры все таскали на себе, в том числе инструмент и колья лагеря. На самом деле их всегда сопровождало множество телег из расчета одна телега на десять человек. Итого целый караван из 470 подвод, растянувшийся почти на полтора километра.

Действительно, только оружие и доспехи весили 20 килограммов. А тут еще на каждого римского солдата в походе обычно предусматривалось: 20 кг сухарей, несколько кувшинов вина или уксуса, чтобы разбавлять сырую воду, теплый плащ, палатка или полог из ткани, рогожка или шкура в качестве подстилки, котелки и прочая посуда, разные бытовые мелочи, инструмент для земляных работ. В общем еще килограммов тридцать на каждого. И в деревянном сундуке, чтобы все это добро не попортил дождь. А еще легион вез добавочно двадцать разобранных стрелометов и баллист для осады вражеской крепости и колья для обустройства собственного лагеря.

И хотя римский полководец на этот раз взял с собой провианта только на десять дней — то есть по десять кг на каждого, было понятно что каждый солдат весивший в среднем 65 кг, без обоза не утащит на себе под полцентнера груза. Никак.

Все было мирно. Над головами пели птицы, с ними пытались громко соперничать, бесчисленные насекомые.

Казалось, местность как будто не предусматривала никакой засады. Разве что в роще, но и там даже две сотни бойцов никак не спрячутся. Так что легион не сбавлял ход.

— Какое уединение! Какая тишина! — воскликнул кто-то из рядов солдат.

Но из рощи внезапно послышались крики и звон оружия — на разведывательную центурию напали. Сотню римлян внезапно атаковали полторы сотни иберийцев. В начале лежа, не поднимаясь, по рассыпавшимся цепью легионерам отработал десяток арбалетчиков. Мгновением позже к ним присоединились вскочившие шесть десятков стрелков из большого иберийского лука. В воздухе засвистели стрелы, и чуть ли не каждая находила цель. А потом выскочившая бронированная пехота осыпала врага дождем из дротиков и схватилась за секиры. Стержни из металла и дерева градом посыпались на соперников и многие попали в мишени.

Арбалетчики отработали великолепно, на «пять баллов», от залпа лучников половина римлян успела защититься щитами, так что от стрелкового огня пострадало только сорок легионеров. Но от фанерных щитов иберийцев половина римских дротиков просто отскакивала, в то время как все остальные римляне своих больших щитов лишились. После этого легионерам уже было безразлично, сражаться или убегать. Разрозненных римлян убьют и так и иначе, или зарубят секирами, или прикончат стрелами в спину. Так и произошло. Тут не было места милосердию.

— Тревога! Нападение! — уже драли глотки центурионы основного отряда, услышав шум свалки впереди.

Легион пришел в движение. Крепкие, уверенные ребята. Тысячи людей на всем протяжении просторного поля битвы, словно крошечные колесики единой машины, повторяли одно и то же действие. Римляне сомкнули щиты, и на дороге оказалось множество окруженных броней островов. Легион был готов к бою.

— Возьмите мне парочку пленных варваров, чтобы я мог допросить их, а вечером распять на кресте, — деловито распорядился Сципион.

Легионеры в боевых порядках двинулись вперед.

— Рим! — закричал командир головного отряда и грохнул мечом по щиту. — Рим!

— Рим! — грянули солдаты. — Рим!

Пока засада в роще вырезала римский авангард, справа, сбоку от римской колонны, внезапно выскочили четверо лучников противника, прятавшихся в складках местности. На них среагировала сотня легионных лучников и дала залп- но стрелы просто не долетели. Далеко! Римляне пожалели, что их стрелометы не здесь, а лежат в повозках, разобранные и бесполезные.

У этой четверки с собой был горшок с тлеющими угольями и они начали метать огненные стрелы в стога сена. Туда они своими большими тисовыми луками прекрасно добивали. Сено было сыровато, к тому же в эти стога Кирилл еще добавил сурьмы, так что дым был чрезвычайно густ и поднялся пеленой, скрыв правую половину полей от взоров римлян. Они решили двигаться вперед, на помощь своему авангарду, проигнорировав эту бойкую четверку. Что теперь скрылась из вида. В конце концов, что они сделают целому легиону? Подойдут поближе так получат от римских лучников с пятидесяти шагов кучу стрел, смертельную дозу.

В это время из-за далекого холма, что скрывала впереди роща, выскочил отряд кавалерии. Римляне его видеть не могли, возможно даже не слышали, но они хорошо видели густой шлейф пыли, вздымающийся из под копыт отряда из сотни всадников. Легионеры притормозили, построились, и стали ждать, тем более что их разведчиков уже явно уничтожили и шум из рощи прекратился. В это время справа пелену дыма разорвала сотня лучников, внезапно оказавшихся на поле боя.

Приблизительно такой прием, с маскировкой своего передвижения, устроили готы против римской армии в битве при Андрианополе, в которой погиб император Валент.

Видно стрелки варваров скрывались за полями в каком-то овраге и пользуясь плохой видимостью скрытно подобрались к врагу вплотную. Поскольку римских лучников расставили против конницы по флангам, то для полусотни лучников Рима такое количество их визави (вместо четырех) оказалось неприятным сюрпризом. Туча стрел сразу накрыла римлян и мгновенно перебила всех их стрелков из лука с этой стороны. Люди были выбиты до единого.

Щитов у лучников не имелось, а с тридцати метров легкая кольчуга от стрел не защищает. Особенно, если такая стрела выпущена вблизи из лука величиной под два метра. А поскольку все щиты у римских пехотинцев были с левой стороны, то не все солдаты успели вовремя повернуться и встретить стеной щитов следующий залп. Зловеще шипя, стрелы прорезали воздух навстречу сомкнутой человеческой массе и с коротким чмокающим звуком втыкались в жертвы. Так легионеры заимели еще три десятка убитыми и ранеными. От изумления некоторые легионеры даже рот пооткрывали. Очень многие воины были убиты стрелами, поразившими плоть через кольчуги, предназначенные для того, чтобы ее защищать. Тут и там лежали трупы со щитами, прямо-таки пришпиленными к ним, а в этих щитах торчали стрелы.

До сего момента римляне даже представить себе не могли, насколько велика мощь больших луков противника. Стрелы летели сплошным потоком и даже пронзали римские скутумы, словно те были сделаны из толстого картона. Все это было ужасно. Ножницы побеждали бумагу.

— Сомкнуть ряды! Приготовиться отразить атаку!

Легионеров не требовалось подгонять. Передние с лязгом сомкнули щиты, а те, кто стоял в задних рядах, подняли свои над головами. Все равно ничего другого нельзя было сделать. Скутумы легионеров выдерживали попадания копий и обычных стрел, но все, кто стоял в строю, к этому времени отлично знали, что с такого маленького расстояния против стрел больших луков их щиты плохо защищают. Они будут пробиты, но сильно ослабят выпущенную стрелу.

— Сомкнуть ряды! — хрипло выкрикнул командующий Гней Сципион ожидающему приказов адъютанту. — Копья метать с двадцати шагов. Не дальше!

— Но их стрелы летят гораздо дальше, чем наши копья.

Самой грубой ошибкой представителя славного рода Корнелиев было взглянуть на покрытое тучами стрел небо и гордо заявить:

— Я не вижу никаких стрел!

— Выполняйте мой приказ, — снова пробубнил полководец. — Любого, кто осмелится оспаривать мои приказания, ждет смерть. Ничто не устоит перед римскими легионами.

Офицер отошел, в его глазах билась тревога.

Для дротиков дистанция была очень велика. Бесполезно. Римляне поспешно построили стену щитов, поэтому третий залп «варваров» был безрезультатным. Стрелы лишь железным дождем постучали по щитам. Если шиты и пробивались то ослабленная стрела могла нанести лишь царапины.

Но оставшиеся слева римские лучники спешили на правый фланг, чтобы устроить стрелковую дуэль. Она не произошла. Потому, что иберийцы, увидев противников, опять нырнули за завесу дыма и пропали из виду. Лучники Рима дали залп, но это было скорее для очистки совести.

В то время как все римляне повернули направо, прикрываясь щитами от летящих стрел, им в спину дали залп тридцать арбалетчиков. Они, люди обладающие железными нервами и отчаянной смелостью, могли стрелять лежа и заранее оборудовали себе скрытые стрелковые позиции. Аккуратно сняли дерн, вырыли ямы, накрылись маскировочными плащами. Потом товарищи на них снова уложили дерн, притрусили сеном и травой. На вид поле и поле, ничего не заметно. А тут такой смертельный удар с тридцати метров. В спину. С плотоядным чавканьем стрелы вошли в плоть римских солдат, и их тела судорожно задергались. После выстрела, не задерживаясь, арбалетчики сразу вскочили и бросились наутек. Будто сам пес ада — Цербер гнался за ними по пятам. На благодарность за представление они не рассчитывали и аплодисментов не жаждали.

Римский легион сейчас походил на человека которого со всех сторон атаковала туча комаров. Да пускают кровь, да — неприятно. Но не смертельно. Потому, что Кирилл решил приберечь свои главные козыри (за исключением арбалетчиков, которых было немного) для другого случая. Слишком все близко к городу. Пусть еще пройдут в глубь страны. Время терпит. Сильные притесняют слабых. Вот так и римляне. Они занимаются этим до тех пор, пока не натыкаются на кого-то более сильного, у кого возникает гуманная прихоть их остановить. На кого-то вроде Кирилла.

Так что Сципион ничего не понимал. Какие-то незначительные нападения жалких кучек людей. Эффективные, но это же только раздраконит легионеров! Тысяча из них сейчас заняла рощу и никого из врагов там не обнаружила. Только трупы своих погибших разведчиков. Конница тоже исчезла из вида. Или отступила или же, что более вероятно находится справа за стеной дыма. Но там ее или сотню варваров с луками встретит две тысячи легионеров. Слева варвары давно убежали почти за пределы видимости, но брат консула и туда отрядил пять сотен легионеров. Остальные пытались собрать в кучу огромный обоз и построить его квадратом.

Как может тяжелая пешая армия, возглавляемая самонадеянным полководцем, одолеть чрезвычайно подвижного врага, который ни в коем случае не желает ввязываться в позиционное сражение, пока оставалось непонятным.

Казалось, целую вечность ничего не происходило. Минут через пятнадцать, когда казалось, что все успокоилось, обнаружилась пропавшая сотня кавалеристов. Они вынырнули из-за стены дыма и направились в римский тыл, с целью атаковать обоз. Там их встретила стена щитов легионеров и острия дротиков. Конница покрутилась и поняв, что ловить им тут нечего, отступила по дороге к Таррагоне. Лишь шестеро конных лучников, большая редкость для этих мест, барражирую поблизости начали расстреливать на выбор возниц-обозников или лошадей с мулами. Пока перебросили для защиты обоза легионных лучников, они подранили и убили полсотни голов скотины и два десятка возниц. После чего убрались вслед за своими товарищами. Битва, в которой воевала лишь одна сторона, а другая покорно умирала, продолжалась недолго.

Легион получил серьезные потери. Полторы сотни убитыми, столько же ранеными, добрая половина из которых не доживет до вечера. Царапины не в счет. Что же, такова жизнь обычного солдата. Для солдата рисковать собой — все равно что для бухгалтера складывать цифры.

— Тише, братья. Держите себя в руках. Рим полагается на вас. Вы — та сила, которая стережет наши границы. Варвары это как испарения, поднимающиеся от кучи дерьма зимним утром: вони много, а причин для беспокойства нет, — успокаивали личный состав командиры.

Потеря горстки легионеров значили для армии Сципиона не больше, чем укус осы для медведя. Убитых и раненых покидали на телеги, тем самым перегрузив их. Пройдя пару километров решили, что на сегодня достаточно и тщательно принялись обустраивать укрепленный легионный лагерь. Сотню дровосеков, отправившихся в ближайший лесок рубить дрова и собирать хворост для погребальных костров, атаковала очередная засада иберийцев и, несмотря на боевое охранение из пяти десятков легионеров, почти всех перебили. Только десяток беглецов спаслись, прибежав в лагерь. Когда римляне выслали помощь иберийцы уже убрались, оставив на земле тела своих жертв.

Так что число тел павших почти удвоилось, поэтому толком сжечь их римляне не смогли. Монетку положили, чтобы заплатить за перевоз на Елисейские поля и ладно. А там уже нагие Ганимеды с розовыми попками готовы подносить умершим чаши с пьянящими напитками.

Ночью римлянам хорошо выспаться не удалось. Казалось, варвары неистощимы на коварные выдумки. За полночь произошел мгновенный налет лучников. Две сотни иберийцев во мраке ночи подобрались к римскому лагерю, обстреляли его навесом. Звон тетивы, глухие хлопки по наручу и шелест стрел, отправляющихся в ночное небо. Стрелки дали два залпа и рванули назад, наискосок через поле, где их товарищи вдали сразу зажгли костры. Пока римляне зарядили собранные накануне стрелометы (заряженными такие махины нельзя ставить, происходит усталость материалов) иберийские стрелки уже рванули по дуге вперед, поближе к врагам.

Подбегали поближе к лагерю и по дуге, навесом, выпустили град пылающих стрел, что подожгли палатки. Артиллеристы легиона готовились отработать по врагу.

— Проделаем Ганнону и его дикарям новые дырки в задницах! — кричали они. — Так, братья?

— ТАК!

Дружный рев, в котором чувствовалась дикая, неукротимая злоба, поднялся в ночное небо и растаял.

Римляне послали в ответ большие стрелы из стрелометов как по кострам, так и в сторону окончания погасшей процессии «миграции светлячков». Бесполезно. Похоже, костры уже были покинуты, а выпустившие огненные стрелы лучники, россыпью пустились наутек по неизвестной траектории. А в темноту ночи стрелять занятие неблагодарное. Так что пришлось легионерам тушить пожары.

Утром выяснилось, что большая часть обозной скотины передохла. Натрушенное на дорогу сено, было посыпано кристаллами соли и мышьяка. Соль скотинка любит, так что и мышьяк многие употребили. Кроме того, те стога сена, что стояли неподалеку и откуда вечером взяли фураж для обоза, тоже оказались отравлены.

Поскольку римляне были не только блестящими воинами, но и твердыми прагматиками, то теперь когда у них имелось всего сотня подвод, почти четыре десятка из которых предназначалась для раненых (а после ночи пострадавших заметно прибавилось), а одна — для личных вещей полководца, то многое было брошено в лагере. Давление может приносить плоды.

За один день римляне преодолели только 1/5 расстояния до цели. И теперь их скорость еще более замедлится. Поход который по плану должен был продлиться девять дней, теперь будет продолжаться полмесяца. Так что Гней Корнелий дополнительно нагрузил своих легионеров. Каждый нес с собой шестидневный запас еды, плащ, личные вещи и инструмент. Итого десять дополнительных килограммов.

Но пяти сотням легионеров, выделенным в боевое охранения надо было быть начеку, поэтому их дополнительным грузом не обременяли. А везли их вещи на телегах. Так же как и шестидневный запас вина и уксуса, чтобы дезинфицировать воду и солдаты не страдали от дизентерии. Палатки для офицерского состава. И разобранную осадную артиллерию. От которой оставили только самые важные части- не более трети. Зачем тащить деревянные основы или рамы, если их плотники могут сделать на месте.

Так же на месте лагеря были брошены треть продуктов, лишние амфоры с крайне тонизирующими напитками, пустые солдатские сундучки, рогожки и шкуры, заменяющие легионерам матрасы, оружие и амуниция погибших, немного палаток (большая часть уже сгорела), лишние телеги и все колья для обустройства лагеря. Колья можно было вытесать на месте, хотя это серьезно замедляло обустройство лагеря. «Сначала то, что должно быть сделано в первую очередь». Это непреложный закон.